6. прекрасный день для аборта
7 ноября 2020 г. в 18:43
— Ну, как ты?
На часах — обед. В комнате отдыха никого, кроме них, не было — слава богу, если он вообще есть. В последние двое суток Микки в этом сомневался, как и десять лет назад — если бы бог существовал, он бы не допустил того, чтобы одни мужики беременели, а другие — нет. Что это, блядь, за несправедливая хуйня?
— Пиздец.
— Сегодня тоже тошнило?
— Мгх-м.
Галлагер стоял у тумбы и опирался на неё рукой, а другой упирался в бок. Пришёл, какой-то салат домашний из холодильника достал в контейнере, но Микки воротило от запаха еды. Он отмахнулся от назойливой рыжей заботы — тогда Иен и вернулся к кухонному уголку и включил чайник.
— Микки.
— Что? — промычал Микки в ответ. Звук кипящего электрочайника раздражал, но он, сцепив зубы, неподвижно лежал на диване и силился не сорваться на Галлагера. Закинув руку на лоб, он пытался не думать ни о чём, чтобы спокойно дотянуть рабочий день, а потом прийти домой и сделать третий тест. Хуйня случается — первый положительный, но второй же одну полоску показал.
— Может, ты беременный?
Микки вздохнул, прогнав в голове отрепетированные ответы.
Но его вдруг затрясло от волнения. С чего он вообще взял, что Галлагер захочет ребёнка? Может, сейчас на аборт пошлёт. Дурацкие мечты о долгой и счастливой семейной жизни, которые Микки от себя отгонял подальше, теперь насовсем уйдут.
Он закрыл лицо руками и прошептал:
— Отъебись, Галлагер.
— Я серьёзно. Давай тест сделаем? — Иен подошёл и сел рядом, и на бедро Микки легла тяжёлая тёплая ладонь. — Я в аптеку сбегаю. Ещё полчаса есть. Мик?
К горлу снова подступила тошнота. Микки поднялся с дивана и, не глядя на охреневшего Галлагера, рванул в туалет.
Его снова вывернуло.
Иен встал на пороге, скрестив руки на груди. Микки, стоя на коленях перед толчком, чувствовал на себе встревоженный взгляд.
— Ты как хочешь, а я пошёл в аптеку, — твёрдо произнёс Галлагер. Развернулся, тряся головой, сгрёб телефон с тумбы.
— Да иди, куда хочешь, Галлагер, — хрипло огрызнулся Микки. В горле ужасно горчило, и говорить было больно.
— Не уходи в офис, пока не вернусь.
Микки показал ему в спину фак.
Это всё рыжий, сука, виноват. Гандон порвался, по-любому, а он и промолчал. Или вынуть не успел. Ев так и получился — так Микки потом ещё и выслушивать пришлось, что нагулял. Деймон огрёб тогда сильно — жаль, не с порога.
Понеслась. Зачем он вообще это сейчас вспомнил?
А затем, что нахер ему ещё раз это дерьмище. Ещё один неблагодарный спиногрыз, которого Микки, конечно же, полюбит — только вся любовь, как с Евом, боком ему выйдет. Не умел он детей воспитывать. Вот у рыжего хорошо получалось...
Нежность закралась ему в сердце при мысли об их вечерах втроём. Тогда Микки про себя думал: будто и правда семья. Будто это он — третий, а не Галлагер. Ев даже рубашки с брюками стал носить — раньше из джинсов и толстовок не вылезал, а теперь всё под рыжего косит.
Проблевавшись ещё пару раз, Микки умылся и послал к чёрту кого-то из работников, что колотился в запертую дверь комнаты отдыха. Вскоре залетел Галлагер и извинился за него, и когда разозлённый голодный сотрудник ушёл, Иен протянул ему прозрачный пакетик с тремя коробками.
— Купил разные. На всякий случай, — он очевидно волновался — моргал, внимательно разглядывая Микки. Тот встал с дивана и снова поковылял в уборную.
— Мне с тобой зайти?
— На бумажки я и в одиночестве поссу, Галлагер. Сиди, жди.
Раз тест — две полоски.
Микки психанул, открыл воду и выпил несколько больших глотков из-под крана. И ещё раз, и ещё. Из-за двери раздался голос:
— Ну, что там?
— Да подожди ты, — шикнул Микки. Мысли путались; паника разрослась ещё больше, и оставшиеся два теста он использовал разом. Положил на керамическую поверхность у раковины; отвернулся, походил по уборной туда-сюда минуты три. Вернулся.
Чёткие две полоски. На обоих.
— Блядь! — Микки злостно пнул стену, чуть не сломав себе пальцы. Кряхтя от боли, он сгрёб тесты и попёрся к выходу.
Иен сидел на диване, оперевшись локтями на расставленные колени, и напряжённо глядел в одну точку, но тут же поднял голову, когда Микки завалился обратно в комнату отдыха.
— Ну, что?
Свой ответ Микки молча бросил на столик перед диваном. Галлагер взял один, разглядел; потом посмотрел на остальные.
— Это что значит?
— А ты как думаешь? «Джинсы порезаны, лето»? — проворчал Микки и, плюхнувшись рядом, откинулся на спинку.
— Я не знаю, Мик. Я в первый раз эти штуки вижу, — тихо произнёс Иен. Он всё ждал от него чего-то, выглядывал — и это бесило ровно до тех пор, пока на бедро Микки снова не легла тяжёлая ладонь.
Микки отвернулся и опёрся на подлокотник. Закусил костяшку большого пальца.
— Ну, поздравляю, папаша, — с этими словами он вскинул брови и, не глядя рыжему в глаза, громко шмыгнул от неизвестно откуда взявшегося запаха селёдки, витавшего в воздухе.
Иен напрягся. Микки почувствовал это по его руке, что лежала у него на бедре. Ну да, как и предполагалось. С концами разбежаться давно пора — вот тебе и повод.
Он скинул с себя веснушчатую руку, и она дрогнула. Иен, приоткрыв рот, внимательно следил за тем, как Микки встаёт и идёт к выходу.
— Куда ты?
— Работать, куда. Обед закончился.
— Сядь, поговорим.
Рука Микки замерла на дверной ручке. Поколебавшись, он развернулся, но обратно не пошёл — встал и прислонился к косяку. Его мутило, и он изо всех сил старался держаться перед Галлагером, особенно сейчас, когда тот смотрел на него во все глаза.
— Ну, и? — Микки щёлкнул языком и отвёл взгляд.
— Что ты собираешься делать? — спросил Иен. Пальцы его ходили ходуном; казалось, он не знал, куда их деть. Это придало Микки уверенности, и он твёрдо произнёс:
— На чистку запишусь. Ещё вопросы, Галлагер?
— Какую… Какую чистку? — нахмурился Иен и всё-таки встал с дивана, засунув дрожащие руки в карманы. Его напуганный мокрый взгляд бегал по лицу; Микки застыл, разглядывая вспухшую на лбу венку. — Шутить вздумал? Нравится тебе издеваться надо мной?
Его вдруг кольнула совесть. Ладно, можно и не вести себя, как сука — можно спокойно всё обсудить, что он и пытался сделать с Деймоном в свои далёкие шестнадцать.
Но только Микки вспомнил об этом, как сучность вернулась, перцем в глаза прыснула — и злые слова вырвались из него:
— А тебе как, понравилось без резинки? Мхм, Галлагер?
Иен сглотнул и закатил глаза на секунду. Он подошёл на шаг ближе, и Микки чуть не пробил стену башкой:
— Не подходи ко мне, бля!
— Я правда не знаю, как так получилось, Мик, — пробормотал Иен и дёргано развёл руками. — Я был осторожен. Ты и сам помнишь…
— Ага, давай, ещё скажи, что внутрь не кончал и что ублюдок не твой, — зло выплюнул Микки прямо в конопатое лицо — рыжий подошёл совсем близко, и когда Микки, выставив ладонь, оттолкнул его, глаза его округлились в пятицентовую монету.
— А он может быть не моим? — хрипло прошептал Иен. — Сам-то понимаешь, чё несешь?! — он почти заорал.
Микки растерялся. Иен никогда раньше не кричал на него, и теперь Микки ошарашенно смотрел на то, как он ходит по комнате — туда-сюда, медленно, словно пытаясь успокоиться. Неуёмные руки то и дело прикасались к лицу и шее.
Микки ждал, что он скажет. Молчал, чтобы лишний раз не ляпнуть хуйню — его самого колотило похуже Галлагера. От волнения даже тошнить перестало.
— Моё мнение для тебя хоть что-то значит? — наконец, произнёс Иен — вкрадчиво, будто нарочно понизив тон, лишь бы не орать. — Или ты, как всегда, всё по-своему сделаешь?
— А ты чё, думаешь, ребёнка родить — это как диван в икее выбрать? — Микки горько усмехнулся и помотал головой. — Ты понятия не имеешь, какая это ответственность, Галлагер. Ты хоть знаешь, сколько бабла я каждый месяц на пиздюка спускаю? Школа, карманные, шмотки, еда?
— Ну, извините, что я не додумался завести детей до того, как тебя встретил! — рявкнул Иен. — И что теперь, мне из-за этого не быть отцом?
— Значит, найди себе кого-то, кто хочет, чтобы ты был отцом.
— А ты почему не хочешь? — спросил Иен уже тише. Надежда в его глазах таяла с каждым словом, и Микки боролся с внутренним червяком, что грыз его за это.
Но он упрямо — или бессильно — молчал. Галлагер и так обо всём знает, только не понимает. Не поймёт никогда, потому что на его месте не был и не будет.
— Я думал, у нас семья наклёвывается, — горькая усмешка раздалась сквозь послеобеденную тишину, вызвав у Микки тонну холодящих мурашек. — Так какая разница, мы бы всё равно завели ребёнка рано или поздно.
Счастье уходило от него, словно песок сквозь пальцы, и только одно слово могло остановить это. Микки застыл, выколупывая это слово, а страх брал вверх — и он только немо раскрывал рот, глядя на понурое лицо Галлагера.
Микки снова ему проигрывал.
— У меня условие, — с трудом проговорил он. В горле жутко пересохло после блевотного марафона, и он прокашлялся, глядя на неподвижно застывшего у кухонной тумбы Иена.
Помолчав, тот медленно поднял голову и устало спросил:
— Какое?
— Если мы оставляем ребёнка, я подаю на алименты, — процедил Микки, отведя взгляд от охуевшей конопатой хлеборезки. — И мне всё равно, что ты об этом думаешь.
Иен поморгал, ноздри раздул. Микки уже испугался, что слишком надавил, и хотел дать заднюю, как вдруг он произнёс:
— Я… — он запнулся, склонил голову и почесал бровь, исподлобья глядя на Микки. — Я вообще-то думал, что мы будем жить вместе.
— А кто сказал, что не будем? Я один с двумя засерями не вывезу, Галлагер. За старшим глаз да глаз.
Иен уткнулся в пол, закусив губу, и медленно закивал — но как-то странно. Микки не вытерпел:
— Ну, так что?
— Ладно, — нарочито беспечно пожал плечами Галлагер. — Хотя я уверен, что буду тратить больше, чем двадцать пять процентов от зарплаты. На детей ведь много уходит, так? Школа, еда, шмотки…
Засранец. И к чему вообще передразнивать? Микки попытался пропустить это мимо ушей, но вдруг у него возник вопрос:
— То есть про размер алиментов ты в курсе, а про то, как работают тесты на беременность, нет?
— Не только у тебя детство не выдалось, Мик, — Иен скрестил руки на груди и отвернулся, уставившись в одну точку.
Зубы сцепил, губы — в тонкую нитку. Всегда так, когда обидится, а виду подавать не хочет.
Но Микки и так уже сдался ему со всеми потрохами. Остатки разума, что ещё напоминали про хуёвый жизненный опыт, заставили его играть по-жёсткому — и по-другому он не будет, каким бы хорошим и замечательным ни был Иен Галлагер.