Семья по залёту

— Ну, как ты? На часах — обед. В комнате отдыха никого, кроме них, не было — слава богу, если он вообще есть. В последние двое суток Микки в этом сомневался, как и десять лет назад — если бы бог существовал, он бы не допустил того, чтобы одни мужики беременели, а другие — нет. Что это, блядь, за несправедливая хуйня? — Пиздец. — Сегодня тоже тошнило? — Мгх-м. Галлагер стоял у тумбы и опирался на неё рукой, а другой упирался в бок. Пришёл, какой-то салат домашний из холодильника достал в контейнере, но Микки воротило от запаха еды. Он отмахнулся от назойливой рыжей заботы — тогда Иен и вернулся к кухонному уголку и включил чайник. — Микки. — Что? — промычал Микки в ответ. Звук кипящего электрочайника раздражал, но он, сцепив зубы, неподвижно лежал на диване и силился не сорваться на Галлагера. Закинув руку на лоб, он пытался не думать ни о чём, чтобы спокойно дотянуть рабочий день, а потом прийти домой и сделать третий тест. Хуйня случается — первый положительный, но второй же одну полоску показал. — Может, ты беременный? Микки вздохнул, прогнав в голове отрепетированные ответы. Но его вдруг затрясло от волнения. С чего он вообще взял, что Галлагер захочет ребёнка? Может, сейчас на аборт пошлёт. Дурацкие мечты о долгой и счастливой семейной жизни, которые Микки от себя отгонял подальше, теперь насовсем уйдут. Он закрыл лицо руками и прошептал: — Отъебись, Галлагер. — Я серьёзно. Давай тест сделаем? — Иен подошёл и сел рядом, и на бедро Микки легла тяжёлая тёплая ладонь. — Я в аптеку сбегаю. Ещё полчаса есть. Мик? К горлу снова подступила тошнота. Микки поднялся с дивана и, не глядя на охреневшего Галлагера, рванул в туалет. Его снова вывернуло. Иен встал на пороге, скрестив руки на груди. Микки, стоя на коленях перед толчком, чувствовал на себе встревоженный взгляд. — Ты как хочешь, а я пошёл в аптеку, — твёрдо произнёс Галлагер. Развернулся, тряся головой, сгрёб телефон с тумбы. — Да иди, куда хочешь, Галлагер, — хрипло огрызнулся Микки. В горле ужасно горчило, и говорить было больно. — Не уходи в офис, пока не вернусь. Микки показал ему в спину фак. Это всё рыжий, сука, виноват. Гандон порвался, по-любому, а он и промолчал. Или вынуть не успел. Ев так и получился — так Микки потом ещё и выслушивать пришлось, что нагулял. Деймон огрёб тогда сильно — жаль, не с порога. Понеслась. Зачем он вообще это сейчас вспомнил? А затем, что нахер ему ещё раз это дерьмище. Ещё один неблагодарный спиногрыз, которого Микки, конечно же, полюбит — только вся любовь, как с Евом, боком ему выйдет. Не умел он детей воспитывать. Вот у рыжего хорошо получалось... Нежность закралась ему в сердце при мысли об их вечерах втроём. Тогда Микки про себя думал: будто и правда семья. Будто это он — третий, а не Галлагер. Ев даже рубашки с брюками стал носить — раньше из джинсов и толстовок не вылезал, а теперь всё под рыжего косит. Проблевавшись ещё пару раз, Микки умылся и послал к чёрту кого-то из работников, что колотился в запертую дверь комнаты отдыха. Вскоре залетел Галлагер и извинился за него, и когда разозлённый голодный сотрудник ушёл, Иен протянул ему прозрачный пакетик с тремя коробками. — Купил разные. На всякий случай, — он очевидно волновался — моргал, внимательно разглядывая Микки. Тот встал с дивана и снова поковылял в уборную. — Мне с тобой зайти? — На бумажки я и в одиночестве поссу, Галлагер. Сиди, жди. Раз тест — две полоски. Микки психанул, открыл воду и выпил несколько больших глотков из-под крана. И ещё раз, и ещё. Из-за двери раздался голос: — Ну, что там? — Да подожди ты, — шикнул Микки. Мысли путались; паника разрослась ещё больше, и оставшиеся два теста он использовал разом. Положил на керамическую поверхность у раковины; отвернулся, походил по уборной туда-сюда минуты три. Вернулся. Чёткие две полоски. На обоих. — Блядь! — Микки злостно пнул стену, чуть не сломав себе пальцы. Кряхтя от боли, он сгрёб тесты и попёрся к выходу. Иен сидел на диване, оперевшись локтями на расставленные колени, и напряжённо глядел в одну точку, но тут же поднял голову, когда Микки завалился обратно в комнату отдыха. — Ну, что? Свой ответ Микки молча бросил на столик перед диваном. Галлагер взял один, разглядел; потом посмотрел на остальные. — Это что значит? — А ты как думаешь? «Джинсы порезаны, лето»? — проворчал Микки и, плюхнувшись рядом, откинулся на спинку. — Я не знаю, Мик. Я в первый раз эти штуки вижу, — тихо произнёс Иен. Он всё ждал от него чего-то, выглядывал — и это бесило ровно до тех пор, пока на бедро Микки снова не легла тяжёлая ладонь. Микки отвернулся и опёрся на подлокотник. Закусил костяшку большого пальца. — Ну, поздравляю, папаша, — с этими словами он вскинул брови и, не глядя рыжему в глаза, громко шмыгнул от неизвестно откуда взявшегося запаха селёдки, витавшего в воздухе. Иен напрягся. Микки почувствовал это по его руке, что лежала у него на бедре. Ну да, как и предполагалось. С концами разбежаться давно пора — вот тебе и повод. Он скинул с себя веснушчатую руку, и она дрогнула. Иен, приоткрыв рот, внимательно следил за тем, как Микки встаёт и идёт к выходу. — Куда ты? — Работать, куда. Обед закончился. — Сядь, поговорим. Рука Микки замерла на дверной ручке. Поколебавшись, он развернулся, но обратно не пошёл — встал и прислонился к косяку. Его мутило, и он изо всех сил старался держаться перед Галлагером, особенно сейчас, когда тот смотрел на него во все глаза. — Ну, и? — Микки щёлкнул языком и отвёл взгляд. — Что ты собираешься делать? — спросил Иен. Пальцы его ходили ходуном; казалось, он не знал, куда их деть. Это придало Микки уверенности, и он твёрдо произнёс: — На чистку запишусь. Ещё вопросы, Галлагер? — Какую… Какую чистку? — нахмурился Иен и всё-таки встал с дивана, засунув дрожащие руки в карманы. Его напуганный мокрый взгляд бегал по лицу; Микки застыл, разглядывая вспухшую на лбу венку. — Шутить вздумал? Нравится тебе издеваться надо мной? Его вдруг кольнула совесть. Ладно, можно и не вести себя, как сука — можно спокойно всё обсудить, что он и пытался сделать с Деймоном в свои далёкие шестнадцать. Но только Микки вспомнил об этом, как сучность вернулась, перцем в глаза прыснула — и злые слова вырвались из него: — А тебе как, понравилось без резинки? Мхм, Галлагер? Иен сглотнул и закатил глаза на секунду. Он подошёл на шаг ближе, и Микки чуть не пробил стену башкой: — Не подходи ко мне, бля! — Я правда не знаю, как так получилось, Мик, — пробормотал Иен и дёргано развёл руками. — Я был осторожен. Ты и сам помнишь… — Ага, давай, ещё скажи, что внутрь не кончал и что ублюдок не твой, — зло выплюнул Микки прямо в конопатое лицо — рыжий подошёл совсем близко, и когда Микки, выставив ладонь, оттолкнул его, глаза его округлились в пятицентовую монету. — А он может быть не моим? — хрипло прошептал Иен. — Сам-то понимаешь, чё несешь?! — он почти заорал. Микки растерялся. Иен никогда раньше не кричал на него, и теперь Микки ошарашенно смотрел на то, как он ходит по комнате — туда-сюда, медленно, словно пытаясь успокоиться. Неуёмные руки то и дело прикасались к лицу и шее. Микки ждал, что он скажет. Молчал, чтобы лишний раз не ляпнуть хуйню — его самого колотило похуже Галлагера. От волнения даже тошнить перестало. — Моё мнение для тебя хоть что-то значит? — наконец, произнёс Иен — вкрадчиво, будто нарочно понизив тон, лишь бы не орать. — Или ты, как всегда, всё по-своему сделаешь? — А ты чё, думаешь, ребёнка родить — это как диван в икее выбрать? — Микки горько усмехнулся и помотал головой. — Ты понятия не имеешь, какая это ответственность, Галлагер. Ты хоть знаешь, сколько бабла я каждый месяц на пиздюка спускаю? Школа, карманные, шмотки, еда? — Ну, извините, что я не додумался завести детей до того, как тебя встретил! — рявкнул Иен. — И что теперь, мне из-за этого не быть отцом? — Значит, найди себе кого-то, кто хочет, чтобы ты был отцом. — А ты почему не хочешь? — спросил Иен уже тише. Надежда в его глазах таяла с каждым словом, и Микки боролся с внутренним червяком, что грыз его за это. Но он упрямо — или бессильно — молчал. Галлагер и так обо всём знает, только не понимает. Не поймёт никогда, потому что на его месте не был и не будет. — Я думал, у нас семья наклёвывается, — горькая усмешка раздалась сквозь послеобеденную тишину, вызвав у Микки тонну холодящих мурашек. — Так какая разница, мы бы всё равно завели ребёнка рано или поздно. Счастье уходило от него, словно песок сквозь пальцы, и только одно слово могло остановить это. Микки застыл, выколупывая это слово, а страх брал вверх — и он только немо раскрывал рот, глядя на понурое лицо Галлагера. Микки снова ему проигрывал. — У меня условие, — с трудом проговорил он. В горле жутко пересохло после блевотного марафона, и он прокашлялся, глядя на неподвижно застывшего у кухонной тумбы Иена. Помолчав, тот медленно поднял голову и устало спросил: — Какое? — Если мы оставляем ребёнка, я подаю на алименты, — процедил Микки, отведя взгляд от охуевшей конопатой хлеборезки. — И мне всё равно, что ты об этом думаешь. Иен поморгал, ноздри раздул. Микки уже испугался, что слишком надавил, и хотел дать заднюю, как вдруг он произнёс: — Я… — он запнулся, склонил голову и почесал бровь, исподлобья глядя на Микки. — Я вообще-то думал, что мы будем жить вместе. — А кто сказал, что не будем? Я один с двумя засерями не вывезу, Галлагер. За старшим глаз да глаз. Иен уткнулся в пол, закусив губу, и медленно закивал — но как-то странно. Микки не вытерпел: — Ну, так что? — Ладно, — нарочито беспечно пожал плечами Галлагер. — Хотя я уверен, что буду тратить больше, чем двадцать пять процентов от зарплаты. На детей ведь много уходит, так? Школа, еда, шмотки… Засранец. И к чему вообще передразнивать? Микки попытался пропустить это мимо ушей, но вдруг у него возник вопрос: — То есть про размер алиментов ты в курсе, а про то, как работают тесты на беременность, нет? — Не только у тебя детство не выдалось, Мик, — Иен скрестил руки на груди и отвернулся, уставившись в одну точку. Зубы сцепил, губы — в тонкую нитку. Всегда так, когда обидится, а виду подавать не хочет. Но Микки и так уже сдался ему со всеми потрохами. Остатки разума, что ещё напоминали про хуёвый жизненный опыт, заставили его играть по-жёсткому — и по-другому он не будет, каким бы хорошим и замечательным ни был Иен Галлагер.