***
— Это пришло утром, — Дель бросила на стол перед Комкогтем пергамент и неприязненно усмехнулась. — Я должна ехать в Харадресул. — Атон угрожает войной, — Дарий пробежал взглядом по ровным строчкам письма от Наместника Вигедорна. — Ты напугана? — Что? Нет конечно. Вигедорн не велик размерами, но на его стороне помимо тех, кто теперь там живёт и гвальк'хов, многие степные народы. В том числе и те, с кем не смогли справиться Атон и его предки. Я не хочу усугублять ситуацию. Пусть увидит ту, кого хочет. Точнее, пусть думает, что видит ее. Я уже все решила, посольство не будет большим, сама я поеду под чужим именем. А под моим — де Фаэрни. Давно пора от нее избавиться. Кроме того, в библиотеке Наурлита есть свитки, о существовании которых забыли. И зря. Они нужны если не нам, то мне самой точно. Не думаю, что это надолго затянется, так что моего отсутствия ты даже не заметишь. А пока меня нет, пусть покомандует Елень. Мальчику давно пора научиться чему-то новому. Тишину, что воцарилась в небольшом бревенчатом домике-штабе ещё с минуту нарушала лишь вьюга за окном, завывая и сетуя о чем-то несбывшемся. — Бьорн поедет с тобой. И ещё несколько колдунов, я выберу. Осталось лишь пожать плечами. В мелочах Дель всегда уступала Дарию без борьбы. — И в Харадресуле старайся держаться Элвеншор. Не Первые весть кто, но она в неоплатном долгу перед тобой. А ее Пламя тебе благоволит. Ирондель снова согласилась. Она не считала, что будут хоть какие-то сложности, но могла позволить себе и эту уступку, хоть и недолюбливала жрицу Митриилира. Помолчали. Дарий — раздумывая о грядущей поездке, Дель — вслушиваясь в треск поленьев в печи. Менять приятный и привычный ей Север на душный и полный лжи Юг пусть и ненадолго она не горела желанием, хотя понимала, что придется. Как придется на время забыть о густых темных лесах Форосууре, как придется привыкать к чуждым искусственным садам Наурлита. Была ли она к этому готова? Едва ли. — Я буду скучать, — призналась нехотя. Дарий тонко усмехнулся, поманил рукой, приглашая сесть рядом, а после, как села, обнял за плечи и прижался щекой к ее склоненной макушке. — Я тоже, Кьель-птичка. Хэарэд сил вембде... «Расставание всегда приносит горечь», — хотелось возразить, но она промолчала.***
— Ты не очень силен в эльфийском, настолько я помню, — Дель поежилась, когда мимо пошел один из янычар и наградил ее масляным, полным вожделения взглядом. Со всеобщего пришлось перейти на малоизвестный диалект форосуурского, каким пользовались барнайсы. — «Рена тауре ашед парс» означает «королева лесов и степей», Бьорн, а Вигедорн — мои наследные земли. Да, им правит Наместник, но... не все это признают. — Атон будет в ярости, если правда раскроется. — Если. Виктории это невыгодно — первая пострадает. Другие предпочтут молчать как можно дольше, мерзко хихикая в ожидании подходящего момента. Но если произойдет что-то из ряда вон... Никто не станет подставляться ради де Фаэрни...***
Зал, где их принимал Атон, утопал в цветах. Пахло нестерпимо сладко, что вкупе с жарой делало каждую минуту равной самой изощрённой пытке. Не спасал даже небольшой фонтан в центре. Барнайс потел, мрачно разглядывал богатую мозаику на стенах и живую лозу, обвившую высокие колонны цвета ляпис-лазури, и жалел, что позволил себя уговорить на путешествие в Харадресул. На одной чаше весов был комфорт и привычка, на иной — егозливая птичка-Кьель и её безопасность. Комфорт, как выяснилось, Бьорн ценил куда меньше, чем Дель, к которой он относился едва ли не как к собственному детищу. Сама Сатакьели сидела с непроницаемым, спокойным лицом, словно бы не страдала со всеми наравне от духоты. Она сложила ладони на коленях и с апатией наблюдала, как носятся взад-вперед слуги шаха. Казалось, что просиди она так хоть час, хоть вечность, ни на йоту не изменилась бы. И даже спина ее осталась все такой же ровной, будто колдунья проглотила кол. Единственная, кто чувствовал себя посреди окружающего знойного великолепия хорошо, была Виктория де Фаэрни, которой выпала честь изображать из себя хозяйку Вигедорна. Возможно, что именно высокое, пусть даже временно, положение так влияло на аристократку из Соли, но куда вернее было, что та просто привыкла к подобному климату — дом Фаэрни находился немногим западнее границы с Харадресулом. — Может, пока ещё до нас не снизошли, — резкий и грубый в стенах шахского дворца форосуурский Бьорна разбил царящее оцепенение, — ты поделишься со мной секретом, как ты ещё не взмокла? — Поделюсь, — Дель на мгновение улыбнулась ласково и приподняла аккуратно обшлаг, показывая тонкое полупрозрачное облако сорочки. Ткань бы барнайс узнал среди тысячи других кисей — он часто видывал нежные покрывала, какие ткут из вьюг своей магией тролльши. Но одежду из морозного кружева ему довелось увидать впервые. — Я знала, куда мы едем и с чем столкнемся, так что сшила себе из подаренного покрова рубаху. Стоит сказать спасибо Ормгейру Ингвальдсону, что не забывает посестры. Бьорн ухмыльнулся: — С кем из правителей ты не в родстве? — Сложно сказать. С Атоном, наверное. И с Геллой. Во всяком случае, не в таком близком, как с Нордаром, Ормом и Селеной. Атон опоздал. Согласившись принять посольство Вигедорна утром, он явился лишь после обеда, когда ждать его почти уже перестали. Явился, чтобы окинуть довольным взглядом фигурку де Фаэрни и одобрительно кивнуть, после того, как жрица Митриилира Элвеншор подтвердила, что перед взором Сиятельного действительно стоит Ирондель Сатакьели. Бьорн проворчал едва слышно сквозь зубы: «Заносчивый мальчишка», — и более не произнес ни слова. — Я согласен сделать второй женой тебя, королева лесов и степей. Вели готовить приданное. — На Дель же он едва посмотрел, а увиденное и вовсе его разочаровало. — Кто позволил облачить женщину в мужское платье? Ее вид оскорбляет мой взор. Элвеншор, стоявшая за спиной своего правителя, еле сдержалась от смешка. Лицо ее на миг перекосилось, но вновь обрело торжественное и снисходительное выражение. — Не хотела оскорбить вашего взора, шах-ан-шах, — Дель поклонилась, но по-мужски коротко, — однако указом Ее Императорского Величества Селены Трастамаре я более не считаюсь женщиной, не имею права выйти замуж и подарить любому из мужчин сына. Но милостью своей королевы, — раболепный и восхищённый взгляд, каким наградила Викторию Ирондель, можно было возвести в эталон, — я была выбрана Первым Послом. Замешательство на лице молодого шаха заметно приподняло настроение всем «послам Вигедорна». — Что за чушь, — от попыток Атона говорить красиво и витиевато больше ничего не осталось. — Как только твоя королева станет моей супругой, я отменю этот глупый указ! — Вы так великодушны! — полузадушенно, скорее от старательно укрываемого смеха, чем от истинной благодарности, пробормотала Ирондель. — А до тех пор, ты... — Виктория де Фаэрни, господин. — А до тех пор, ты, Виктория де Фаэрни, будешь жить со своей госпожой на женской половине, и носить женское платье, дабы не смущать своим видом моих наложниц. — Как прикажет ваше Сиятельство. — Верховная Жрица Элвеншор, — шах повернулся к замершей огнепоклоннице, — вверяю эту женщину вашей мудрости. Выделенные Ирондель покои, в отличие от утопающих в роскоши комнат лже-королевы, были удивительно просты. Из всей мебели — долгий низкий диван, заваленный подушками, кровать под тонким полупрозрачным балдахином да ширма. По словам жрицы, даже это можно было считать оказанной честью — среди наложниц на женской половине, где выпало ютиться Дель, богатством считалась уже ширма, диван же можно было найти разве что у самых приближенных к шах-ан-шаху фавориток. — Моя бедная девочка, что сделали с тобой время и невзгоды. Шор качала участливо и жалостливо головой, рассматривая вытаскивающую из волос шпильки Дель. Колдунья успела переодеться, а потому не могла теперь смутить ничьего взора, кроме как янычар, стоящих на часах воинов и Бьорна, который тактично скрылся за тонкими занавесками, отделяющими комнату-келью Ирондель от широкого балкона. — Не скрою, я испытывала к тебе неприязнь, когда увидела впервые, но теперь мне ясно, что тебя долго вели по неверному пути, а ныне ты пожинаешь плоды чужих заблуждений. Фыркнул Бьорн, хоть и скрывшийся с глаз женщин, но внимательно следящий за разговором. — Эта девочка сама уведет кого угодно с истинного пути! А в хорошем расположении духа ещё и придаст пинком ускорения. Радоваться надо, что ваш шах не разглядел в ней ту, кого жаждал заполучить. — Истинно так, — Шор опустила глаза и подбросила на уголья курильницы пучок ароматных трав. — Я получила письмо от Главы Ордена и помогу вам, потому что ваша задумка угодна Митриилиру. Порой малая ложь безопаснее правды, а что до свитков, что вы ищете, я вижу в них причину грядущих тревог и буду только рада, если они окажутся как можно дальше от Харадресула. Дайте мне времени до месяца Последнего Зерна...***
— Есть новости? За проведенные в гостях у Атона три месяца Бьорн уже привык не замечать, что раздета Кьель-птичка куда больше, чем одета. Его теперь не смущали ни пропускающие очертания ног шаровары на Дель, ни расшитый бисером и мелкими полудрагоценными камнями лиф наряда, открывающего живот целительницы. Он даже успел привыкнуть к тому, что днём нестерпимо хотелось помереть от жары, а ближе к ночи — от удовольствия, что наконец стало прохладно. Ирондель вертела в руках лист камышовой бумаги и хмурилась. Шор наконец дала о себе знать. — Есть. В первый день Последнего Зерна во дворце устраивают большой праздник — «заносчивому мальчишке» исполняется четверть века. Будет шумно, много блеска, а самое главное, часть охраны уведут ради безопасности Сиятельного на праздник. Усиливают охрану. Мы должны успеть выскользнуть из крепости во время смены караулов. Вещи Шор уже отправила на корабль, что за утесом в шхере. Если выйдем в море до третьего числа — удача на нашей стороне. — Успеем. Что будет третьего? — Долгожданное бракосочетание. — Атон получит, что хочет? Так просто? Дель расхохоталась, зло и насмешливо. О, нет! Она не собиралась так просто расставаться с Вигедорном. И ни за что не позволила бы Атону считать себя полноправным хозяином, правителем лесов и степей. — Знаешь, почему правит Вигедорном Наместник, но вигедорнцы неистово веруют в наличие у них королевы и уверяют в том других? Потому что фигура королевы для них — образ эфемерный, видимый единожды и сравнимый с чудом. Ведьмы знают толк в коронациях, — Дель посмотрела барнайсу в глаза, и Бьорн заметил, как горит ярко, отражая внутреннюю горячность Ирондель, ее гордость за собственные земли. — Рена тауре ашед парс — образ защитницы и заступницы. Кого-то между Первыми и простыми смертными. Это не я придумала, но они сами. И ведьмы только укрепили эту веру. А какая я буду защитница, если позволю кому-то диктовать свою волю Вигедорну? Мы — Бесконтрольные Земли. И только нам решать, кто будет нам союзником и с кем мы готовы договариваться. Соль, Ноктюрн, Харадресул — никогда. Но Форосууре, Нар-Лок и Ло-Роян — вот наши союзники. А если Атон посмеет послать Наместнику ноту... Что же, мне останется пожелать ему только удачи. Может Шор искала забытые свитки, но я... я рылась в реальных документах, исправляла их и рассылала по всему Югу с печатью шаха. Иногда быть колдуньей приятно — облегчает работу. — И что ждёт Викторию? — Либо спокойный и полный равнодушия брак, либо скорая смерть. Зависит от того, насколько хорошо она усваивала твои уроки, Медведь. Я искренне желаю ей первого.***
После зноя Южного Ветра прохлада, царившая на окраине Форосууре, казалась благословением Первых. Ирондель сидела на стволе поваленного дерева, щурясь кошкой под ласковыми лучами ещё не набравшего полной силы солнца. Шерстяное гвальк'хийское платье не давало замёрзнуть, казалось второй кожей, чем-то неизменно родным и привычным. Чем-то настоящим. Она не дернулась, ни когда Дарий ее обнял, ни когда поцеловал, лишь продолжила щуриться сыто и благодушно. — Почему ты не пришла сразу, как приехала? — Ты был занят, не хотела отвлекать. Потом я уснула, потому что устала с дороги. Проснулась до рассвета и решила, что будить своего Комкогтя было бы жестоко. К тому же, ты меня сам сейчас нашел, — она выскользнула из объятий и нависла готовым к бою соколенком. — Я безмерно горевал без тебя, Кьель-птичка, — вырвалось снова на эльфийском. Дарий едва не поморщился, до чего жалко прозвучала фраза. Дель покачала головой, обнимая ладонями его лицо. — Я знаю, — выдохнула вдруг и подалась вперёд. В по-весеннему свежем воздухе вдруг потянуло жаром пряных трав и горьким привкусом полыни, обещая скорое лето.