***
Комиссия, 2012 год, день телепортации. Еву жутко трясло. Не то от осеннего холода, решившего проявить себя именно в этот день, не то от чувства беспокойства: она пойдёт на то, к чему жизнь её явно не готовила. Хотя, если быть совсем уж честной перед собой, её не готовили ни к чему. Может, к умению конкурировать, но и то явно не пригодилось. Периодически девушка боролась с собой, чтобы не расчесать ноющую рану к чёртовой матери, но что-то притормаживало её, заставляя и вовсе забыть о перерезанной руке. Она заявилась в Комиссию, не вызывая и капли подозрения. Оуэн мягко поцеловал Колхейн, обещая принести кофе ближе к обеду, а частые сотрудники, в основном просиживающие в кабинетах с печатными машинками, выкидывали дежурные фразы, позволяя Еве «ловить» чувство де жавю, но на деле пред ней представала жестокая реальность: все эти автоматические действия превратились в рутину, включая её усталые взгляды в сторону помещения с чемоданами, пропажу одного из которых так и не обнаружили. По крайней мере, девушка таила на это немалую надежду. Непроизвольные мысли о всевозможных последствиях могли выдать Еву с потрохами, выставляя каждый из вариантов в линию, под расстрел Куратора. Признавать отчаянно не хотелось, но переживание за некровную сестру душило со всех сторон, словно если сейчас же девушка не сознается Лайле во всех грехах, мир непременно рухнет задолго до начала апокалипсиса. Забавно, ведь она даже не поинтересовалась у номера Пять в каком году это произойдет. Когда можно ждать счастливого дня умирая? Перебирая сотни когда-то услышанных цитат, Ева всё никак не могла найти ту, что помогла бы вдуматься, понять собственное рвение действительно помочь напарнику со всей грязью, собирающейся нагрянуть в этот мир. Пауло Коэльо, пожалуй, всё же мог в какой-то мере придать смысл происходящему со своим высказыванием «Главное — нельзя бояться, что ничего не выйдет.», но и это вовсе не соответствовало тому, что так щепетильно пыталась изъять истинная наследница Династии. Даже самые чистые сердца были готовы продать душу самому Дьяволу ради путешествий во времени, Пятый и Колхейн же бежали от всей этой чертовщины прочь, перекидываясь язвительными фразами, которые Ева предпочла бы сменить на те же словарные баталии, ведь ссоры с человеком, на пару с которым они отбирали чужие жизни, теперь пытающимся спасти весь мир, отнимали слишком много энергии. Ева ненавидела пессимистический настрой, к коему прибегала множество раз, после разбавляя все хорошими ночами с Оуэном, и парой сигар с Лайлой. Из мыслей её выбросила внезапная вспышка волнения, когда, даже не поздоровавшись, мимо неё широким шагом прошёл номер Пять, кидая краткий взгляд на руку напарницы. «Если ты не взяла с собой чип, то к вечеру стоит ожидать оторванную башку.», — мысленно передал Пятый, предоставляя Колхейн возможность закатить глаза и заверить его в том, что жучок проводит время в кармане её пиджака. — «И не глупи, главное: не запороть момент». После вчерашнего вечера наивность девушки достигла предела, установленного ею самой. Содрогание мизинца ни коим образом не улучшало ситуацию, наоборот, лишь нагоняла лишние мысли, после которых рука так и тянулась к незаконченной пачке. Предупреждения о возможной импотенции большими буквами не мешали доставать раковые палочки одну за другой, зато мешал проницательный взгляд номера Пять. Нет, она не испытывала к нему никаких чувств, кроме редкого раздражения и смущения, но дать ему повод покидаться остротами в ближайшее время она не планировала. Беспокойство на какую-то долю секунды прошло, хотя сомневаться в том, что уже через минуту Ева вновь погрузится в утомляющий стресс на долгий срок, было бы бесполезно. В Комиссии впервые пахнет печеньем, и либо это действительно случилось первый раз, либо Колхейн с большой невнимательностью относилась к месту потенциальных безумцев, на чьих плечах лежали убийства.*
Комиссия, 2010 год. Мраморные полы украшали все корпуса Комиссии неспроста. Куратор разработал хитрый план, когда дочери ещё не стукнуло и пяти лет. Идя по вечно новому паркету, шум было бы крайне сложно услышать. А особенно, когда начинался «час молчания»: комиссионники сидели в кабинетах, собственноручно оформляя только что дописанные рапорты, а секретари заменяли отсутствующих работников, проверяя внешнее состояние помещений с бумагой для отчетов, запасными печатными машинками и древними станками, чемоданы, чья исправность была обязательной, и даже маленькую комнату для отдыха, позволенную особо отличившимся лицам по вторникам. Мрамор, в отличии от древисины, имел характерный клацающий звук в случае с туфлями, и гулкое эхо — с ботинками. Именно так можно было понять, когда к его кабинету подходили люди, и несмотря на всегда заряженный пистолет, предостережение было крайне важно. Теперь всё пошло насмарку, ведь новый Куратор сверкала белыми зубками, скрывая четыре импланты на шестерках и восьмёрках, и разрешала шум, считая, что он придает рабочему месту некоторый шарм. — Хочу, чтобы это звучало как бурное танго! — как-то раз поделилась женщина, глядя в безразличное лицо падчерицы. — Не будь такой букой, дорогая, тебе не к лицу. А будешь хмуриться — появятся морщины. А нам — дамам, такие проблемы ни к чему, правда? Тогда прошло два года с момента «инцидента» на свадьбе основателя-Куратора, отдавшего свой долг какой-то напыщенной женщине в зрелом возрасте, чье количество париков превышало весь состав работников с первого по четырнадцатый отдел вместе взятых. — Ненавижу это место, — фыркнул Пятый, агрессивно откусывая добрую половину сэндвича с зефиром и арахисовым маслом, сделанным дома на скорую руку. Ева не разделяла его любви к столь сладкому ланчу, отдавая предпочтение роллу с курицей. Но её мнения он не спрашивал, поэтому она лишь помалчивала на это счёт, стараясь не отмечать изредка выпадающие из общей массы зефирки. — Я столь тупоголовых болванов не встречал нигде, разве что, дома. Колхейн отвела взгляд от пищи напарника, теперь смотря под ноги. Они вышагивали вдоль основного коридора, направляясь к восьмому отделу, куда им и посчастливилось попасть, каждый день наблюдая лица Моники-сорвиголова, известной за постоянные скручивания голов, Эндрю — молчаливого толстяка с «тайной» любовью к Шекспировским произведениям, и, на худой конец — Покойника-Тобби, прославившегося за живучесть, ведь его простреливали несколько раз, но его рыжая макушка продолжала надоедливо мелькать перед глазами. Она не рассказывала напарнику о прежнем правителе Династии, позволяя лишь изредка взболтнуть лишнего. Несмотря на мало, но всё же заслуженное, доверие, она не была готова к откровениям, предпочитая слушать недовольства номера Пять, то и дело выкидывающего странные фразочки, связанные с неизвестным Клаусом или зазнайкой Диего, о сущности которых он умалчивал, кажется даже забывая, что говорил о них всего минуту назад. Они редко позволяли себе упоминать прошлое, отнявшее всю присущую им детскость: Пятый поставил на кон всё, по-крупному обложавшись, а Ева не вразумила единственного человека, связанного с ней кровью — отца. У каждого за душой грехи, а на внешний вид — лишь хмурые лица. Что-то их явно объединяло. — Я люблю это место, вот только был бы другой Куратор. — юноша остановился, поворачиваясь лицом к напарнице. Его лицо исказила слабая ухмылка, предвещающая нечто плохое, но Ева успела к этому привыкнуть, поэтому лишь выжидающе подняла левую бровь, чуть склоняя голову набок. Струи волос прокатились по лицу, частично повисая в воздухе под силой гравитации. — Ну давай, скажи. Я же знаю, что тебе есть что сморозить. — Дьявол, да ты ведь хочешь захватить Комиссию. — достаточно громко сказал номер Пять, привлекая лишнее внимание, отчего глаза напарницы выразили явное раздражение на пару с яростью. Он не так часто улыбался, а хоть что-то положительное в его голосе услышать было если не чудом, то праздником уж точно. Её рука крепко вцепилась в рукав пиджака парня, таща в ближайший кабинет, оказавшийся пустой комнатой-кладовой. — Черта с два, ты в конец спятила? — Как ты догадался? — девушка заходила из стороны в сторону, то и дело натыкаясь взглядом на лицо Пятого, теперь не предвещавшее ничего хорошего. Желваки вновь заходили ходуном, скулы напряглись, и глаза наполнила серьёзность. Он незамедлительно подтянул ногой пыльный стул, слегка брезгливо усаживаясь на исцарапанную древесину. — Я про Комиссию. — Для чего тебе это? — номер Пять, очевидно, не посчитал нужным отвечать на поставленный напарницей вопрос, теперь выжидающе глядя на неё в тусклом свете лампочки, подвешенной на выпирающий из белого потолка провод. — Это же фактическая труповозка, катающаяся с маньяками внутри по всему миру. Не сказал бы, что ты горишь желанием управлять «Дистастией палачей». Пожалуй, Ева и сама задумывалась для чего ей это надо, помимо мести за отца. Она одергивала себя сотни раз, стоило ей только подумать о правлении системой Династии, делящейся на две части:внутренняя (секретная) — убийства, влияние на ход событий и устранение преступников. Своего рода полиция злых копов. И внешняя (та, о существовании которой и знал мир в настоящем времени) — фонды помощи нуждающемся, активы и инвестиции, ответственность за политические предложения других кампаний. В частности, Корпорация Колхейнов, имеющая основополагающую в строительстве экологически пригодных для жизни деревень, и получение различных металлов из земли. Природное влечение к помощи окружающим в своё время сыграло с ней плохую шутку: отец узнал о инвестиции крупной суммы в приближенный к окраине Лондона «Дом сирот», а подписывать бумаги и устраивать переговоры дочери даже не пришлось. Всё, что ей нужно было сделать, перестроить мнение переговорщика в свою пользу с помощью способности. Ведь это было во благо. Отец узнал об этом быстро, разбивая стакан с недопитым виски от гнева, и грозно наказывая дочери не выходить из дома неделю, обдумывая собственный поступок. Еву тогда заполнила детская обида, граничащая с завидной злостью. Она не сделала ничего плохого, оказав поддержку тем, кто в этом нуждался. Так в связи с чем лицо Кроувела залило красными, совершенно непривлекательными пятнами, а на длинной, худой шее, проступили пульсирующие вены. Сердце четырнадцатилетней девочки ныло от досады: почему так сложно понять её стремление к миру во всем мире? — Чтобы отомстить, — тихо, но достаточно звонко ответила Ева, суетливо пожимая плечами. Это было окончательное версией: месть. — И помочь людям прожить достаточно счастливую жизнь, чтобы после моей смерти меня вспоминали как «творителя добра» в женском обличии. — Отомстить за что? — от чуткого взора Пятого не утаивалось практически ничего, и, в частности, именно благодаря этому у напарника было завистников: он быстро и качественно выполнял работу, извлекал из любого нужную информацию, и возвращался обратно в Комиссию, скрываясь ото всех на ближайшее время. Ева была готова поклясться — ему было отвратительно убивать. Она обязательно расскажет ему. Ещё сто раз напомнит про то, что он должен ей помочь, и увильнёт от развернутого ответа, но номеру Пять будет суждено узнать абсолютно всё. Вероятно даже то, что утаилось от любого из гостей, увидевших тогда перерезанное горло начальника, друга, партнера.*
Комиссия, 2012 год, день телепортации. Как только напарник пропал из поля видимости, Ева быстрым шагом направилась в сторону кафетерии — ей срочно нужен был чай и хотя бы половина плитки горького шоколада с мятой, чтобы успокоить вновь набегающую панику. Отвлечься было не на что. До обеденного перерыва, на который она запланировала встечу с Оуэном, оставалось не меньше часа, а Лайла вновь пропадала в клубе бывшей девушки. Ну, или нынешней. К семи она должна быть на Боулинг Грин, где её будет ожидать Пять. Всё должно быть хорошо, и никак иначе. Ведь если их обнаружат — это чертов конец. — Сестренка? — сердце ушло в пятки, и Ева, крепко сомкнув веки, резко выдохнула, поворачиваясь к Питтц с самым что ни на есть доброжелательным лицом. Способность сестры могла сыграть с ней плохую шутку, поэтому заткнув все мысли защитным барьером, Колхейн наблюдала замешательство со стороны бедуинки. — Ты переспала с кем-то? Или опять начала курить? Лайла не была сторонницей понятия «личное пространство», смело влезая на чужую территорию. Возможно, её маниакальная любовь к сованию носа не в своё дело дала бы свои плоды успеха, вот только без Евы её способность не была активна, а с ней — и то слабо. Что-то мешало Лайле брать контроль над суперсилой, загоняя девушку в угол. Она терялась, получая побочный эффект в виде галлюцинаций, на унятие которых уходило около сорока минут, а ведь время тратить на бессмыслицу — жаль. — Не дождёшься, Лай, — совесть грызла изнутри, пробираясь в самые сокровенные уголки подсознания. Нет уж, она не сдастся в этот раз. Не сегодня. — Просто не надо рыться в моих мозгах, там сейчас лишь слащавые мысли об Оуэне. Она давится сомнениями. Под ложечкой сосет слишком навязчиво, поэтому Ева принимает последнюю попытку прочистить горло чаем ровно до того, как Лайла вдруг выдала то, что вызвало рвотный рефлекс, но девушка сдержала себя. — Я знаю, что ты что-то задумала. — в голосе сестры проскочила нотка жгучей обиды. Её темная подводка так и не скрыла легкого разочарования в больших глазах. — И я ни за что не скажу об этом матери, потому что ты мне куда дороже, чем она. Но будь осторожнее, ладно? Питтц бесцеремонно плюхается на замшу болотного кресла, закидывая ноги на близстоящий стеклянный столик с парой газет, и хмурится в привычной манере: — Этот чертенок тебя ломает, — Ева вопросительно смотрит на подругу, лениво залезая на барную стойку напротив, где полупустая бутыль алкоголя тянет своим характерным запахом. Нет, она не позволит себе напиться в Комиссии. — я про твоего злорадного напарника. Я не против, если у вас завяжется какой-нибудь секретный романчик, но Куратор не одобрит. Более того, согласно уставу вас расформируют в разные группы, а помимо этого усадят на двухнедельный карантин. Ева, все еще не спуская легкой улыбки, закатила глаза, предупреждающее смотря на сестру. Девушка и сама знала, на что намекает Лайла: отношения между сотрудниками комиссии тождественны историческому провалу. Золотые правила Куратора, гласившие: «называть меня исключительно матерью» и «не задавать глупых вопросов» въелись мозг ровно настолько же, насколько и запрет касательно построения личной жизни. — Сколько раз тебе повторять! — воскликнула Колхейн. Лайла вскинула руки вверх, как бы показывая свою позицию «как скажешь», и поднимала брови, вставая с места. — Мы всего-лишь напарники, тем более, у меня есть Оуэн. Лайла резко дернулась, уставляясь прямо в глаза Еве. Её задорный огонёк сменился сожалением, тихо уходящим на второй план, когда она, собравшись с духом, сдавленно пробормотала: — Я видела, как он уходил на миссию пятнадцать минут назад. — теперь никакие угрозы и пункты в справочниках Династии не имели ни малейшего значения. Всё, что осталось у Колхейн — это надежда на удачную телепортацию и на номера Пять, чью энергетику она больше не чувствовала. Значит, покинул здание. И ей стоит поспешить, прежде чем Лайла раскроет её, обязательно попросив захватить с собой. — От него бухлом за километр воняло, а капсула которую он нес, была чёрной. Мне жаль, Ева. Оуэн был последим, за кого бы она волновалась. Все приказы в его исполнении были точь-в-точь согласно с уставом, а значит, он должен справиться даже с черной капсулой. Серая — была первым уровнем, скорее даже новичковым. Максимальная опасность составляла сорок пять процентов, а задания отличались удивительной легкостью. Вторым уровнем шла золотая — её представляли лишь качественным, проверенным лицам, принимающим даже подобного рода миссии с большим трудом. Чёрные были адом. С заданий, закрепленных внутри них, возвращались лишь некоторые. В большинстве своём они погибали, исчезали, или же просто отказывались, получая увольнение или смертную казнь, практически тождественную заданиям уровня три. Оуэн уже не раз выполнял подобные миссии, практически идеально выполняя грязный долг, но реакция Лайлы вызывала некоторую неуверенность в исправности его состояния. По крайней мере, для работы. — Ты уверена, что он был пьян? — с одной стороны: минус проблема, ведь иначе, ближе к вечеру, Оуэну пришлось бы врать про двухдневную командировку, в которую он бы вряд ли поверил. Но с другой стороны: человек, с которым они провели в постели пять лет, если считая месячные перерывы, мог погибнуть. Эгоизм взял верх, и Ева все-таки решилась настроить свой разум на то, что волноваться за мужчину на данный момент не стоит. Если это и ошибка, то Колхейн была готова отдать любую ценну, искупить вину. Только вот не в данный момент. — Может выпил немного, для храбрости? Оуэн бы не пошел на миссию в нетрезвом состоянии. — Если бы он был трезв, как стеклышко, я бы тебе ни слова не сказала. Какая мне к черту разница куда там уходит твой любовничек, но его взгляд не выражал ничего хорошего. — Лайла поморщилась, откидываясь на спинку. — Колись, ты предложила перестать «тайно» трахаться по паре раз в месяц? Или сократила количество дней, когда есть возможность встретиться? — Мы не спали как минимум два месяца, Лай. Я думаю, он со всем справится и вернётся уже через несколько часов. — этими словами девушка успокаивала скорее саму себя, под конец все же не выдерживая. Её рука с завидной скоростью пробирается в левый карман пиджака, вытягиваю пачку любимых сигар сестры. Та расплылась в дружеской улыбке, без капли сомнения принимая предложение закурить. — К слову, почему ты подумала, что я что-то затеваю? Голос чуть не дрогнул, норовясь оставить Еву в дураках, но отточенный за последние годы навык четкой речи здоровски помог, спасая ситуацию. Питтц некоторое время молчала, постукивая пальцем об тлеющую раковую палочку, притягивая её к губам слегка трясущимися пальцами — один из побочных эффектов курения. Руки начинают трястись больше обычного, в горле постоянная горечь ожогов дымом. — Думаю, этот Грубиян-Цифра решил сводить тебя куда-нибудь, а ты согласилась втайне от нашего паиньки Оуэна. Ты не подумай — я не осуждаю. Надо же разнообразить скудный «рацион», но Пятый? Не думаю, что это лучший вариант. — Лайла затянулась, теряя всякий интерес к диалогу, когда Ева лишь неоднозначно кивнула. Уж лучше приписать себе отношения с безумцем-напарником, нежели сознаться, что в её планах познакомиться со своего рода суперсемейкой, по дороге спасти весь мир и, как вишенка на торте, вернуть себе своё по праву. — Он конечно сексуальный, когда смотрит на тебя так, словно готов разрубить топором и провести через мясорубку, но учитывая его прошлое...в постели он вряд ли хорош. Говорить в таком ключе о номере Пять вовсе не хотелось, а тем более — лезть в его личную жизнь. Что было смешно, ведь личная жизнь при работе в Комиссии не может не быть скудной. Часы показывали час двадцать минут, а значит, близится время скоро начнёт поджимать, чего просто не должно произойти. Конечно, до восьми часов ещё далеко, но перестраховка — главный друг «путешествия». — Поговорим об этом позже, ладно? — не поговорят, но уйти, не вызвав лишних подозрений, надо было именно сейчас. Ева по природе имела качества стратега, пытаясь спланировать все наперёд. Иногда это давалось с трудом, взваливаясь ответственностью на интуицию, но девушка прикрывала все хладнокровной (фальшивой) уверенностью. Лайла была единственным человеком, в чью голову проникали секреты и переживания Евы, которыми она делилась с сестрой по пьяне, то и дело хихикая с еле слышным хрюканьем, записанным Питтц на магнитофон. Бедуинка укрывала светловолосую пледами, подаренными ей же на Рождество двух предыдущих лет. Однажды, она поцеловала Колхейн в макушку, прошептав что-то похожее «спасибо за то, что ты есть». Это было лишь раз, но Ева никогда не забудет подаренную заботу после смерти отца. Совесть подбиралась все ближе, противно скрипя наточенными клыками, готовыми впустить свой яд под тонкую женскую кожу. Предупреждающе шептала «уничтожу» и рассматривала каждую частицу тела, думая откуда бы начать пиршество. Но Колхейн не из слабых, она борется, и каждый раз, когда есть вероятность пересечения с совестью взглядом, Ева бесстрашно смотрит, упиваясь уязвлением собственно выдуманной эмоции. — Да, встретимся завтра с утра. Свожу тебя в новую кафешку возле дома, — чертова сентиментальность подключилась к совести, теперь издеваясь на пару с ней. Если кто-то не прийдет, Ева даст трещину. — О, ты тоже здесь. Как на личном фронте? Взгляд сестры, направленный куда-то за плечо Колхейн, показывает одну лишь смешливость. — Ты ещё не докололась до смерти? Удивительно, — голос девушка распознаёт быстро, мысленно выдыхая с облегчённым «спасибо». Номер Пять невозмутимо держит в руке печенье с шоколадной крошкой, потягивая из стаканчика «навынос» терпкую, кофейную жидкость. — Я бы с радостью поболтал о всей чертовщине, которую способен выдать твой отмирающий мозг, но, как ни странно, мне плевать. Опустевший стаканчик из-под кофе улетел в мусорный бак, ударяясь об дно пустого предмета. Теперь Ева поняла откуда так разило печеньем — местная кухарка вот уже как четыре года на постоянной основе приносила гостинцы, рассыпаясь в благодарствах за когда-то пощажённого мужа. — Пока, Лай. — махнула рукой Ева, проходя мимо напарника, пропитавшегося запахом свеже заваренного кофе. Теперь он неотрывно глядел ей в спину, посылая предупреждающие сигналы. Разумеется, он понял слабость напарницы, теперь наказывая не рассказывать Лайле. Она преградила мысленную связь, опасаясь как бы сестра не проникла и в его голову. — Встретимся завтра за завтраком. Парень последовал примеру Колхейн, покидая помещение.*
Час телепортации. В маленькой сумке лежали пистолет, кошелёк, банка с обезболивающим и прописанная когда-то отцом капсула, на всякий случай. Пластыри и электрошокер покоились а самом низу, рядом с салфетками. В большем нуждаться нет смысла, по крайней мере в случае, если все пройдёт гладко. Шнурованные ботинки, несколько месяцев назад ставшие заменой вычурным каблукам, хлюпали по лужам вдоль суетливого Нью-Йорка, собравшего, кажется, все тучи этого мира. Небо застилала сильная пелена тумана, перебивающаяся характерными большому городу огнями, но видимость была в пределе девяноста футов, после которых стелилась неизвестность. Вызывать такси смысла особо не было, ибо тёплое пальто достаточно согревало тело, чтобы работница поганой Комиссии не продрогла от холода. Её болотная водолазка выставляла на первый план медовые волосы, струящиеся по плечам, а чуть покрасневшие щеки заменяли румяна, коими девушка в целом не пользовалась, отдавая предпочтение оригинальному гелю для бровей и одному слою темно-коричневой туши. Подчёркивать достоинства лица даже не приходилось. Желание съесть всё успокоительное в один присест возрастало с каждым шагом, приближающим Еву к точке назначения. Как бы не сойти с ума раньше положенного? Ева любила Нью-Йорк, несмотря на то, что люди стремительно превращали его в помойку, небрежно оставляя бочки сигарет на оставшейся траве в парках, кидали мусор на улицах, не считая нужным дойти до мусорных баков, выбрасывая отходы в положенное место. И все же, город был прекрасен: богатая субкультура, развитая сеть экологически здоровых продуктов в специальных заведениях, и, словно вишенка на торте — множество талантов, проявляющих себя прямо на улицах. Нью-Йорк всегда был шумным, даже навязчивым, в какой-то мере, но помимо скандалов водителей на дороге был и детский смех, непринужденные разговоры и легкий флирт. Недостаток личной жизни давал о себе знать, поэтому Еве оставалось лишь напитываться чужим счастьем, перенимая не свои улыбки, и ходить в кофейни, иногда в сопровождении напарника, оценивающего напитки с жестокой придирчивостью. — Ты решила переправиться в Канаду? — спросил голос сзади. Из тумана в привычной манере вышагивал Пятый, держа заветный чемодан в руке. Усмешка застыла на его лице, позволяя Еве смутиться, отводя взгляд в сторону, куда она так неуверенно направлялась, думая, что не дошла до нужного места. Вдруг парень слегка замялся, поведя плечами. — Ты как? Готова? — Не думаю, что к этому можно быть готовым. — честно призналась Колхейн, приятно удивляясь вопросу напарника. — Пять, если у нас не получится...мы сможем вернуться? Как иронично, что она спрашивает это только сейчас, когда всего через несколько минут всё навсегда останется за спиной, направляя в бескрайнее путешествие. — На это и нужен чемодан. Эдакая вторая попытка, если моих сил окажется недостаточно. — он не скажет ей, что чемодан частично неисправен. Не нужно, чтобы она волновалась лишний раз . — Ясно. — больше ей сказать нечего, или же слишком много чего. В любом случае лучший вариант — промолчать. Чтобы он не волновался лишний раз. Они пошли в сторону недостроенного здания, ранее должное быть педиатрическим центром для детей и родителей. Туда никто не приходил, ведь стройка продолжалась и по сей день, только вот у владельца начались проблемы с финансами, благодаря которым работы не проводились уже неделю. Пятый чуть выше Евы ростом, их изредка соприкасающиеся плечи тому подтверждение. Он порядком мудрее напарницы, преобладая её в возрасте. Не прекращая твердить про свой тридцати однолетний ментальный возраст, Харгривз неустанно создавал впечатление не сформировавшейся личности, иногда не зная как поступить в некоторых щепетильных ситуациях, заменяя адекватную реакцию негативными комментариями в сторону кого-либо. Ева сощурилась, удивленно открывая рот. — Какого черта? — прошипел номер Пять, обращая взгляд на явно заскучавшую Лайлу — та рассматривала облезлый маникюр, небрежно сдирая остатки чёрного лака, в который раз. Её чёрная водолазка сливалась с тёмной покраской здания, но сверкающие глаза выдавали разочарование. — Ты ей всё растрепала? — Заняться мне нечем. — огрызнулась Ева, недоуменно приближаясь к непрошеной сестре. Туман слабо окутал каждого из присутствующих, но это не помешало поднять Лайле взгляд и хитро усмехнуться, отталкиваясь спиной от стены. Таблетки больше не действовали, давая волю способностям. Вмиг голову заполнили эмоции окружающим, неконтролируемо обволакивая разум девушки. Нет, панической атаке явно не время. Нужно собраться и идти дальше, пока на горизонте не покажется финишная черта. — А я надеялась, что ошиблась, — разочарованность действительно покорила лицо Питтц, теперь с некоторой досадой смотрящей на сестру. В воздухе царило напряжение. — Куда бы ты её не потащил, я с вами. — обращаясь скорее к Пятому с нажимом произнесла Лайла, закуривая уже третью за день сигару. — Ещё чего! — фыркнул парень, выдавливая натянутую усмешку. Небо разразила громовая вспышка, предупреждающая о скором ливне, вполне способном стать преградой всем планам. Ева знает чем это закончится: Лайла начнёт угрожать Комиссией, едко выдыхая дым в лицо Пятому, который, не выдержав безграничной наглости, попытается сделать что-либо, чтобы причинить боль девушке. Его неуправляемость очень не кстати, но сделать ничего не удастся. Возможно, Колхейн заткнет обоих, параллельно унимая чужие эмоции, тяжело давящие на виски. Чувство де жавю вновь посещает Еву, хмурящую брови во время перепалки Трубников Комиссии. — Ты ведь действительно была готова бросить меня одну! — прерывая конфликт вдруг выкрикнула Питтц, обиженно хмуря брови, словно ребёнок. — Я думала, что за пять гребанных лет вместе ты научишься доверять мне. Сколько раз мне приходилось прикрывать перед нашей неблагодарной мамашей? Я с вами, куда бы вы не пошли. Иначе мне придётся рассказать о вашем плане Куратору. Тонка ли кишка у Лайлы? Однозначно нет. Придется ли идти на её условия? Вероятно, да. Скулы Пятого были напряжены как никогда ранее, ладони вновь страдали от впивающихся в них пальцев. Будь у Евы право, она бы провезла в его голову, отнимая весь нашедший гнев. И хоть вовсе не подходящее время уважать личное пространство, она его не нарушит, пока он не позволит. Пятый молчит с минуту, взвешивая все «за» и «против», и хоть последнее перевешивало первое, делать было нечего. Угрозы бедуинки явно не шутки, об этом свидетельствует серьезный настрой и руководствующаяся ею обида. Хочется рвать на себе волосы от безысходности. Она никогда не позволит себе влезть в разумы близких людей, только не в такой момент, когда обоснованно обиженная сестра готова направить пушку в лоб номеру Пять, а тот, в свою очередь, глухо рыкает в её сторону. Ева, как бы это эгоистично не звучало, чувствует себя действительно лишней. Веки горят от щиплющего ощущения, крики давят на слух. Номер Пять сдался, громко цокая языком. Портал начал расширяться, приобретая некую плотность, и, кинув на Еву взволнованный взгляд, он схватил её за руку. Слёз словно и не было. Из-за сильного напряжения ладони чуть вспотели, но напарники даже не обратили на это внимание, пересекаясь секундным взглядом. Глаза Пятого непривычно сверкнули, но он резко отвёл взор к порталу, утягивая за собой Колхейн. Лайла следовала за ними, громко вскрикнув перед полным погружением. Сзади стояла Куратор, удерживая пистолет в руке. Одна пуля пронзила ногу Питтц, порождая дичавшую боль. И не успела эффектная женщина ворваться в портал, как тот закрылся, оставляя за собой лишь ветряной ураган и капли крови на асфальте.*
Органы словно сжало, заставляя пульсировать сердце с неимоверной скоростью. Болезненный крик растворился в пространстве. Открывать глаза казалось чем-то неправильным, поэтому Ева лишь сильнее сжала руку Пятого, нашедшего время провести большим пальцем по тыльной стороне её ладони. Капли крови парили в воздухе, а вертящаяся сзади Лайла, кажется, отключилась, теперь намертво обхватив правое запястье сёстры. Наконец наступил финиш: они выпали на промерзшую землю с неестественным хлюпком, ударяясь телами об асфальт. Жгучая боль пронзала каждого из прибывших, но Пятый все же нашёл силы подняться, встречаясь с недоуменным взглядом знакомых глаз. — Какого хрена...— глухо произнёс неизвестный голос, когда номер Пять обернулся на Еву, из чьего носа струями лилась кровь, а глаза были были прикрыты. Он опустился на больные колени, поднимая девушку на руки. — Я один вижу здесь нашего пропавшего брата, или... .