*
Торонто, 2019 год, неделя до апокалипсиса. — Какого хрена…— глухо произнёс неизвестный голос, когда номер Пять обернулся на Еву, из чьего носа струями лилась кровь, а глаза были прикрыты. Он опустился на больные колени, поднимая девушку на руки. — Я один вижу здесь нашего пропавшего брата, или… Клаус издал нервный смешок, более походящий на дверной скрип, и вновь прильнул губами к ставшему мокрым из-за слюны бочку, втягивая остаток никотина, приятно обволакивающего потрёпанные лёгкие. Не будь у мужчины стойкого иммунитета благодаря врождённому проклятью-суперсиле, его тело давно валялось бы под землёй, раскладываясь естественным путём. Хотя кто его знает, может он и через век останется в первоначальном виде после смерти. — Скоро из ниоткуда вывалится раненая девушка, — начал пропавший на семнадцать лет брат, чуть «подбрасывая» тело Евы, чтобы удобнее расположить её на руках. — позаботьтесь о том, что бы она не откинулась прямо на этом асфальте. Последнее, что увидели Харгривзы во дворе — это ослепительная вспышка с легким искажением вокруг. Пред ними возникла ещё одна незнакомка, действительно неподвижно лежащая на промерзлом асфальте, начинающем омываться ледяным дождём. Вдоль ноги проходило кровавое пятно, успевшее высохнуть и покоричневеть за время перемещения. Женский хрип раздался тихим стоном, прежде чем увесистый громила поднял бедуинку на руки, чувствуя чужую кровь на собственной ладони, отдающей металлическим запахом после «грязи». Губы у девушки частично посинели, веки даже не дрожали. От неё веяло страхом и долгим временем вне дома, как когда-то от Пятого после его мелких перемещений по поместью Академии. Тогда, будучи тринадцатилетним сорванцом, он хоть и не думал о последствиях, но получить наказание от отца не хотел, остерегаясь встречи с Реджинальдом в коридорах. — Ты так и будешь на неё пялиться, или мы всё же пойдём в дом? — раздался ворчливый голос номера Два, чьи густые волосы уже прилипли к лицу из-за ливня, обрушившегося всего минуту назад. — и без того полумертвая. Темнокожая женщина покинула дворик первая, пропадая в стенах обитель. За ней последовала низкорослая скрипачка, сдерживающая долю слёз, и совершенно нетрезвый мужчина в длинной юбке, показывающий все прелести его физиологического строения. Громовые раскаты усилились, прилетая молниями куда-то вдаль, где люди были куда более бесстрашны, как когда-то рассказывала мама-Грейс. В доме вовсю оперировал номер Пять, укладывая Еву на гостиничную софу. Её губы подрагивали, словно она пыталась что-то сказать, а разошедшийся шов на руке источал бордовую жидкость, совершенно непривлекательную на запах и вкус. Кровь мелкими крупицами падала на ткань дивана, впитывающего каждый «глоток», словно нечто прекрасное. Будь отец жив, он пришёл бы в ярость, приказывая Грейс оттереть всё до природного блеска материала. — Позвать маму? — робкий вопрос и тихий голос — в этом вся номер Семь. Она неловко переминалась с ноги на ногу, словно ей вовсе не тридцать, а вновь тринадцать, совсем как семнадцать лет тому назад. Глаза её следили за ловкими движениями брата, снимающего с незнакомой для Вани девушки пальто, под которым и показалось масштабное кровянистое пятно на левом рукаве. — Она уже идёт, я предупредил. — несмотря на сдержанный вид, голос номера Пять чуть дрогнул, когда он закатил рукав напарницы, осматривая рану. Для них вспышка стоила десяти секунд, но для человечества — шесть долгих лет, за которые технология развилась в разы, изобретения и открытия достигли новых высот. Медовые волосы напарницы превратились в балаган, который требовалось распутать, но этим займется не Пятый. Стук опрятных каблуков, роскошный наряд и чудная прическа — Грейс появилась в поле видимости, неся с собой средства для первой помощи. В медицинскую комнату переносить пострадавшую нет смысла. Андроид аккуратно установил поднос с лекарствами на журнальный столик, заботливо принимаясь за зашивку руки Евы. Та не очухивалась, продолжая держать веки закрытыми. — Ты можешь идти, милый. — тактично улыбнулась Грейс, лишь на секунду поворачивая голову на некровного сына. Характерный запах спирта ударил в нос, когда ватка с пинцетом опустилась в колбу с обеззараживающим средством, собираясь контактировать с порезом. Пятому уже приходилось видеть напарницу с столь плачевном состоянии, но тогда она не смела отключаться ни разу, упрямо заявляя, что всё в полном порядке. «Просто стоит под лататься, и я вновь в игре». Номер Пять отрицательно мотнул головой, усаживаясь в одиночное кресло. Лицо его было усталым, силы истощились, оставляя его обычным хоть ненадолго, но никаких физических ранений у него не было. Разве что, побаливающая от крепкой хватки Евы ладонь. Он с иронией отметил, что даже спустя годы, когда уже наступила весна, гроза всё та же, что и шесть лет назад. Град усиленно бил по стеклам поместья, залетая сквозь полуоткрытые окна. И всё же, дома было тепло. Камин безусловно сыграл свою роль, но громкие возгласы возбудившейся семьи показались настолько родными, что где-то в глубине души появилось жёлтое пятнышко, называемое вспышкой краткого счастья. Спустя столько лет он вновь дома. Грейс работала оперативно, то и дело показывая миру заботливую улыбку. Её искусственный интеллект быстро обрабатывал информацию, учитывая особенности тканей кожи пострадавшей, её иммунитет, и восприимчивость к тем медицинским препаратам, что робот собиралась использовать. Пятый отвык видеть крайне эстетичную женщину, некогда являющуюся эталоном красоты для тех незнакомых мужчин, что так часто посещали светские мероприятия в конце девяностых. От матери пахло розами и корицей — редкое, неповторимое сочетание ароматов, въевшихся в обонятельный рецептор парня. Юбки Грейс, выполненные в винтажном стиле, плотно держались на талии, очаровательно подчеркивали все достоинства металлического корпуса. Иногда номер Пять забывался, воспринимая мать как живого человека. Как когда-то воспринимал Долорес, упиваясь её иллюзионной любовью, выдуманной его больным мозгом. Сердце заныло при воспоминании о манекене, удержавшем рассудок Пятого наплыву. Он оставил её где-то там, среди обломков и пепла, засохшей грязи и нескончаемого дыма, исходящего от непогасших пожаров. В то время Харгривз даже не утруждался тушить согревающий костер, хватаясь за старенькую тележку с верхней частью тела Долорес в кузове. Она смотрела на него рисованными глазами, не выражающими ровным счётом ничего.***
Комиссия, 2009 год. Обеденный перерыв в Комиссии начался ещё пятнадцать минут назад, но лишь сейчас Ева нашла время на перекус (перекур), и поспорила с Пятым на то, что даже не притронется к сигаретам. Идея была конечно его, и, зная свою напарницу, он был уверен, что она ни за что не сдастся. Проигрыш никогда не был в её интересах. И даже несмотря на понимание того, что спор приравнивается к уловке, чтобы она не травила свой организм, без боя уходить с поля битвы не хотелось. В этот день Комиссия источала привкус чужой крови и безразличия на пару с суетливыми стариками-комиссионниками, спешащими получить месячную зарплату и премию, коей не удостаивались, но продолжали надеяться. Ева находила это жалким, как и Номер Пять — это их и объединяло. Ни первая, не второй не гнались за получением высшего статуса в таком прогнившем месте, прикрывающимся красивым внешним видом, точно ядовитое яблоко из «Белоснежки», где нутро было пропитано гнилью. Колхейн зашла в столовую, понимая, что обедать в этом месте не хочется. Её тошнит от сидящих за столами убийц, лыбящихся друг другу, словно они сделали нечто прекрасное. Кого-то может и восхищал сам процесс убивания, но точно не дочь первого Куратора. Одни из самых известных: Ча-ча и Хейзел, так и не вернулись с задания, сгорая дотла в пончиковой. Но, как оказалось позже, твари оказались куда живучее. И если по «толстяку» Ева могла бы скорбеть, то на гроб темнокожей женщины хотелось плюнуть. Им удалось выжить, как и в три предыдущих раза. Теперь же оба сидели за столиком у окна, с неохотой обсуждая последние гадства. — Принести ведро? — раздался голос с левой стороны, на который Ева тут же отреагировала, непонимающе хмурясь. — У тебя такой вид, словно ты сейчас блеванешь, так что я подумал, что может стоит не на пол, а хотя бы в ёмкость? Ради приличия. Номер Пять, явно довольный своей остротой, наблюдал как лицо напарницы меняет оттенок на более красный, но предпочел больше не выкидывать комментарии в её сторону. — Не переживай, если меня куда и вырвет, то только на тебя. — провокация сработала, потому что Пятый тотчас же отошел на приличное расстояние, принимаясь за излюбленный кофе. Они работали вместе уже шесть месяцев, но смириться с взаимной вспыльчивостью не смогли, ставя на первое место парирование друг над другом. В основном побеждал Пять, у Евы же сдавали нервы и она принималась за способность, вытягивая неловкие воспоминания из жизни напарника. Там она и увидела его первый поцелуй с куклой. Пред глазами Харгривза, словно на маленьком экране, выползли крайне смущающие кадры, и он тут же грубо схватил напарницу за запястье, перемещая в неизвестный парк Нью-Йорка, так и не удостоившийся определенного названия. Пробегающий мимо ребёнок удивлённо замер, открывая рот, словно действительно увидел нечто неожиданное. Начав бормотать что-то про супермена он неотрывно наблюдал за стоящим на месте номером Пять, смотрящим на мальчика в смешной шапке с пингвинами в ответ. Забавно, что черты лица у них были схожи, вот только глаза у мальчика показывали лишь счастье. Отведя взгляд от ребёнка, Пятый развернулся на невинную напарницу, с неким интересом наблюдающую за детьми на детской площадке. Отец никогда не разрешал ей присутствовать со сверстниками, воспитывая в дочери лишь бойца и мастера в бизнесе. Девочка в песочнице слепила уже третью пасочку, разрешая присоединиться такому же маленькому мальчику к ней, а тот благодарно улыбнулся, поправляя большие очки на носу. — Сколько раз тебе повторять? — рыкнул номер Пять, распространяя негатив вокруг. Зрачки значительно расширились от приливающей злости, въедающейся в Еву, не отключившую свою силу. Их мысли и разумы всё ещё были сплетены. — Не смей лезть в мою голову, а тем более рыться в воспоминаниях. — Кто эта кукла? — бесцеремонно проигнорировав краткую тираду напарника, Колхейн готова была потянуться за сигаретой, ведь такой удобный момент, и главное: прекрасная атмосфера, чтобы скурить пару раковых палочек. Только вот спор есть спор. День был солнечным, даже слишком, и конец весны предвещал до ужаса жаркое лето, а ведь напарники жару не любили — она слишком утомляла, мешала боевому настрою. Тем не менее, солнечные лучи нагревали лицо с редкими веснушками, чьё расположение напоминало астрологический вид знака зодиака «дева». В отличии от расслабленной Евы, Пятый то и дело покусывал губу, как бы норовясь ответить как можно адекватнее, но судя по потоку его мыслей, на ум приходили лишь всевозможные язвительные фразы. — Не твоё дело. — коротко ответил Пять, желая как можно скорее покинуть общество напарницы, отправляясь в ближайший бар ради виски со льдом. Его озлобленный взгляд мешался с детской растерянностью, словно он не имел представление о том, что же делать дальше: уйти к чёртовой матери, или стоять напротив холодной Евы, чьё лицо выражало лишь непонимание. В общем-то, там случалось часто, ведь понять Харгривза — задача недосягаемая. Перед глазами Евы красовалось лицо очаровательного манекена: выразительные брови компенсировали пугающую пустоту глаз, а розовый берет с пайетками подчеркивал красоту шоколадных струй искусственных волос. Пусть женщина и была фактической игрушкой, декорацией для маркетов, где женщины восхищённо оглядывают пластиковых моделей, носящих товары на себе, как показатель великолепности одежды. Пятый целовал ту явно не единожды, ведь пред Евой пролетело не менее четырёх моментов, когда ещё совсем маленький мальчик так по-особенному целовал холодные, пластиковые губы, жадно расцеловывая каждый миллиметр частично пожелтевшего материала, из которого было создано лицо. Чрезмерное количество румян на манекене казалось именно таким, каким должно быть, а в контрасте с номером Пять кукла выглядела тридцатилетней взрослой женщиной. Её мягкий, несуществующий в природе голос, мягким эхом прошептал: «Ох, мой милый Пять, ты всё выдержишь» Ева отшатнулась, поднимая взгляд на напарника, болезненно уставившегося в пол. Со стороны они выглядели как поссорившаяся пара, но на деле — всё далеко не так.. — Её звали Долорес. — после этих слов парень растворился в вспышке, вновь привлекая внимание посторонних.Долорес.
*
Торонто, 2019 год, неделя до апокалипсиса. — Не парься, пацан. Я не собираюсь скрашивать твою скучную рутину. — Лайла закуривает, беззлобно выдыхая дым в лицо номера Два. А как же без этого. Питтц очнулась ещё несколько часов назад, когда небо покрылось редкими звёздами, а нога была как новенькая, правда, всё ещё ныла после прострела. Первым же делом она поинтересовалась где Ева, после услышав, что та вот-вот придёт в себя, но ей нужно время, ибо временное перемещение отняло слишком много сил. Лайла всегда была выдержаннее, в плане физических нагрузок, поэтому чувствовала себя довольно неплохо. Несмотря на расслабленный вид, она несколько раз попросилась к Колхейн, чтобы проверить её, но Харгривзы поголовно отказали, ссылаясь на сидящего с Евой номера Пять. Первым к Питтц обратился Диего, прожигая ту подозрительным взглядом. Очевидно, номер Два решил показать насколько хороший из него коп, что рассмешило бедуинку, успевшую использовать против него его же силу, когда он с помощью телекинеза попытался кинуть в неё увесистую подушку с дивана. Казалось, из всех присутствующих не удивился один лишь Клаус, который предпочел взять пару таблеток, уже видя размытые иллюзии и кислотный мир. С Эллисон бедуинка не сдружилась сразу, проявляя некую агрессию, а на Ваню даже не обратила внимание. Лютер же отвернулся от девушки, решив её личность неинтересной. Теперь же, когда Ева очнулась и прошла под надзором Пятого до кухни, Диего выглядел крайне злым, словно не он начал эту перепалку, схватываясь с Королевой Острот-Лайлой, теперь сидящей на барной стойке поодаль вазы с прахом умершего неделю назад Реджинальда. Рука мужчины вертела скрытый в бархатном чехле нож, как бы предупреждая об опасности, но Лайла и глазом не повела, нагло раскачивая туда-обратно тонкими ногами в грубых ботинках. Никто не возникал, наблюдая за происходящим. Помимо легкого напряжения, обстановка была, в целом, атмосферная, что оценил Клаус, без капли сомнения хватаясь за дорогой коньяк отца, который, будь он жив, наверняка бы наказал номера Четыре, поправляя и без того идеально сидящий монокль. — Твоя родственная душа, Клаус. Первоклассная обдолбанка? Поделись с другом знаниями о расположении подпольных ларьков с наркотой. — Я пробовала наркоту трижды за всю свою жизнь, обиженный ты жизнью. — казалось, словно Питтц слова мужчины не задели ни капли. — А вот тебе бы методона, чтобы расслабился и не возникал. — Ваша тупость нам ясна, теперь можем приступить к делу? — наконец ввязался номер Пять, лениво опрокинув в рот горячий алкоголь, обжигающий привыкшее горло. Ева, как ни странно, согласилась, выразительно всплеснув рукой, как бы поддерживая идею напарника. Клаус сощурился, хитро переводя взгляд с брата на новоявленную сестру, и обратно, но Колхейн значения этому не придала, стараясь не отвлекаться от главного. — Прошло каплей больше, чем семнадцать лет. Если быть точным, меня здесь не было двадцать три года. И больше половины времени я проторчал в вымершем мире. И, очевидно, наше существование прекратится не больше, чем через неделю, если мы не найдём причину апокалипсиса и не спасем мир от истребления. Что-то мне подсказывает, что именно наша семейка напрямую связана со всей хренью, произошедшей, если я не ошибаюсь, первого апреля. — О, день розыгрышей! — с напущенной радостью воскликнул Клаус, тут же подавляя желание уснуть. Плата за кайф слишком велика — возраст, сознание, мысли — всё уходит прочь. — Причина апокалипсиса явно комик, может, договоримся как-нибудь по-доброму, и он, например, предпочтёт не устраивать великий потоп… — Произошел не потоп. — перебил Пятый, непринужденно обмазывая хлеб арахисовым маслом. Ловкие движения начинали раздражать членом семьи, и даже Еву. — Всё горело, в буквальном смысле. Причина явно не климат, не природное явление. Иначе бы Лютер не придерживал так любезно чужой глаз-протез. Первый распахнул глаза, приоткрывая рот словно рыба, пытающаяся попасть с суши в воду. Ещё в раннем детстве он имел такую раздражающую привычку, подтверждая стереотипы о мальчишках, волнующихся лишь за репутацию и собственный внешний вид. Номер Один никогда не стремился к знаниям, ставя в приоритет сестрёнку-афроамериканку и семейные тренировки, где нередко обходил робкого Бена или расслабленного Клауса, кажется не волнующегося за уровень владения самообороной. Четвертого наоборот привлекала возможность лишний раз позлить негодующего Монокля, сжимающего привычную ему трость, когда-то подаренную самой Грейс. Пятый это точно помнил, ведь именно он переносил брата из своего рода канцлера обратно в комнату, а утром перемещал обратно, когда отец позволял Клаусу покинуть настоящий ад. Так было не всегда, но иногда у номера Пять всё же хватало смелости на столь отчаянный поступок. — Я был там? — Космобой подал голос, прочищая горло. — Пытался спасти весь мир или что-то вроде… — Нет, ты был мертв. — сухо ответил Пять, плюхаясь на место рядом с Евой. Та поджала губы, ковыряя приготовленный Эллисон на скорую руку омлет. Она уже слышала это не раз, каждый раз чувствуя боль напарника, проникающую и в её подсознание. Он, разумеется, не знал о таких подробностях. — Вы все были мертвы, и, что ещё более странно — вокруг Вани образовалась яма, словно после взрыва, но внешне она ничуть не пострадала. Клаус прокашлялся, переходя на нервный смех, и теперь его лицо выражало нечто похожее на отчаяние. Видно, мужчина пытался найти взглядом хоть кого-нибудь, кто взялся бы за объяснение, но желающих было не густо: — У нашей сестренки есть способности, и нехилые. — Пятый нахмурил брови, переводя взгляд на доселе молчавшую сестру. Её пальцы нервно выстукивали неопределенную мелодию, взгляд был направлен в пол, а тугой хвост чуть дрожал из-за непроизвольного раздражения Седьмой. — Она из-за своей скрипки чуть весь дом не разнесла, да, Ваня? Может она причина апокалипсиса? Сдрынькает мелодию и всё — мир эпично взорвался! О Ване Еве доводилось слышать лишь один раз, когда Пятый буркнул себе под нос что-то про сестру, которая не имела никаких способностей. — Я не специально, сколько раз повторять? — тихо выдала номер Семь, тут же выражая мимикой стыд: брови, и без того нахмуренные, свелись ближе к переносице, и она в который раз достала баночку с таблетками. Ева удивлённо посмотрела, замечая то же название, что и на собственном лекарстве. Очевидно, не одна она глушила страшные способности, иногда предпочитая оставаться в неведении о чужих мыслях и намерениях. Хрупкая женщина поднялась из-за стола, напоследок бросая взгляд на Пятого. — Мои силы проснулись, когда я потеряла все медикаменты и не смогла найти замену. Проинформировав брата, Ваня покинула помещение, желая всем спокойной ночи. За все это время ранее непризнанная Реджинальдом Харгривзом дочь, ни разу не взглянула напрямую на новую «родственницу», лишь иногда пересекаясь с ней краткими взглядами, тут же отводя глаза прочь. В их внешности наблюдалась некоторая схожесть, помимо цвета глаз и хрупкого телосложения, вот только Ева была явно выше, и стеснительности явно не проявляла. Может, неловкость, но не стеснение. Недосказанности между Пятым и Седьмой было куда больше, чем между всей семьей вместе взятой, а после умноженной на два. Диего фыркнул, чувствуя на себе беспристрастный взгляд Лайлы, и, поёрзав на стуле, всё-таки схватился за бутыль с алкоголем, обещающим расслабить и унести в забвение. Несмотря на непрезентабельность, Еве он показался довольно адекватным человеком, что очень отличалось от рассказов напарника о брате, чья кличка «Кракен» въелась в мозг девушки, также как и «Белая скрипка», «Таймер», «Космобой», «Сеанс», «Слух» и «Ужас». Последнего Колхейн не обнаружила, изучая взглядом каждого из присутствующих. В данный момент силы были неактивны из-за истощения, поэтому пробраться в их головы она даже не пыталась. — Нам всем стоит расслабиться, отдохнуть и завтра обсудим всё, что так важно. — предложила Эллисон, по-матерински кладя ладонь на плечо Евы. Шикарные волосы актрисы, ранее находящиеся в идеальном состоянии, теперь пропитались влагой, смывая немалое количество лака для укладки. — И познакомимся на трезвую голову. — взгляд карих глаз обратился на номера Четыре, тихо бормочущего что-то под нос. — А я-то что? Ответа не последовало. Ещё один член семьи покинул кухню, оставляя Еву наедине с Клаусом. Как ни странно, их молчание не казалось настолько уютным, что Колхейн поневоле задумалась: может, её место действительно здесь? Но нет — у неё есть цель, которую она непременно исполнит. Лайла уже давно ушла спать, или же тихо курить в комнате, и идти беспокоить её не хотелось. Они пережили сложный этап, чуть подорвавший доверие в отношении друг друга, поэтому обеим требовалось время, чтобы всё как следует обмозговать. Ева чувствовала поднадоевшую вину, кусая заусенец за мизинце. Лайла так делала часто, ещё с первого дня их знакомства. Эта болезненная привычка перешла и Колхейн, успевшей послать весь мир к чертям, когда кусочек кожи оторвался вместе с «ниткой», проявляя кровь. Опять спирт на пальце, пластырь и подвешенное состояние. Не этого желал ей отец перед кончиной. Наверняка именно он хлопает ладонью по лбу после каждого дочернего проступка. Желание спать охватило её с головой. Хотелось залезть под тёплое одеяло и не вылезать из кровати в ближайшие дни, поэтому Ева прикрыла глаза, не обращая внимание на молчащего Клауса, чьи мысли были прилично далеки от реальности, и тихо проскулила от усталости. Рука саднила как никогда, а ментальное состояние оставляло желать лучшего, но времени на раскисание не было. Последнее, что запомнила Ева перед тем, как провалиться в сон — это то, как чьи-то руки подняли её со стула и понесли в сторону лестницы. Кажется, Пятый вспомнил о её существовании. Её мягко уложили на кровать, натягивая одеяло до подбородка, и не смело коснулись сухими губами горячего лба, убирая с него волосы. Мягкие мурашки пробежали по телу, словно у маленького животного, нуждающегося лишь в экстренной заботе, и последний раз почувствовав шершавость в области лба, она окончательно погрузилась в сонный мир, слыша звук закрывающейся двери.*
Ева проснулась всего несколько минут назад, но уже спустилась вниз, ступая по холодным ступеням, и усердно протирая затёкшие глаза. Ночью немного крови проникло сквозь ручное ранение, оставляя бордовый цвет на подушке, а ведь она даже не имела представления о том, как выстирать пятно. Внизу показался тот, кто вчера нагло ушёл из комнаты, даже не кинув на неё взгляда. Не знакомя с семьёй и не вводя в курс дела. Пятый выглядит утомленным, но его будничный голос опровергает некую помятость в следствии перемещения. Типичная серая футболка висит на худом теле, парень опирается на барную стойку, потягивая утренний кофе, чей запах окутал уже всю кухню. Признавать не хочется, но Ева бы с долей охоты провела бы так ближайшую неделю, заранее зная, что не придётся перезаряжать пушку, проверять чемодан, и по новой смотреть на обезумевшего во время миссии напарника. Этому не бывать, но мечтать не вредно. — Долго будешь пялиться? — произносит совсем не зло, скорее в привычной манере, прокашливая утреннюю хрипоту. Он повернулся к ней лицом, наблюдая за сонной напарницей, и на лице появилась легкая усмешка. Вероятно, она выглядела несуразно в спальной одежке Эллисон. — Тебе сделать омлет, как обычно? Колхейн было стыдно, но она никогда не умела готовить. Самая легкая еда оказывалась вовсе не вкусной, а из сложных блюд Ева была способна сделать лишь печенье с шоколадной крошкой. Неважно, что и те были куплены «заготовкой для вкусности» в продуктовых вблизи от дома. Сделать омлет — само по себе дело несложное, но тратить время на готовку желания никогда не возникало. По крайней мере, в последние несколько лет точно. Спасал только номер Пять с тайной любовью к готовке. Они нередко завтракали вдвоём, окунаясь в полное молчание. Вероятно, именно это разбавляло черствый характер Харгривза, молча уплетающего собственную кормешку. — Я не хочу есть. — честно ответила Ева, неосторожно падая на стул. Радует лишь прекращение тошнотных позывов, мучивших всю предыдущую ночь, да то, что они выжили. Действительно выжили. Пятый фыркнул, как бы говоря «само самой разумеется». Наблюдая за направившимся в сторону кухонного шкафа напарником, девушка подперла подбородок ладонью, накрывая щеку тонкими пальцами. Желание вновь провалиться в сон опьяняло, но сейчас требовалось лишь спасти мир от апокалипсиса, пройдясь по множеству подпунктов. Например, найти саму причину мировой катастрофы. Харгривзы, очевидно, все ещё спали после утомительного ночного знакомства, и только Клаус спускался в районе трёх часов ночи, оправдывая не сонное состояние желанием покурить. Самый своеобразный член семьи даже не подумал переодеть украденную из гардероба Третьей юбку. Она действительно шла ему, но не прикрывала мужское достоинство, открытое напоказ. Из полусонного состояния Еву вытянул номер Пять, клацая тарелкой по столу. Перед ней лежали две половины квадратного сэндвича, по бокам которых виднелись белые зефирины, норовящие вывалиться из общей массы. — Если у тебя аллергия на арахисовое масло, то советую запастись против аллергенными. — Пятый сел напротив, ловко откусывая кусок собственного, такого же как у напарницы, завтрака. Она недовольно посмотрела на парня, ведь тот явно не спрашивал про завтрак, нет. Он утверждал. — Ваня мне их делала раньше, лет в двенадцать. Мысленно записав новую информацию о напарнике, Ева с малым дрожанием рук поднесла ко рту своего рода десерт, прокусывая его насквозь. Контрастирующий сладкий зефир с горьковатой арахисовой пастой въелся в рецепторы, одобрившими ранее неизведанный вкус. Девушка даже удовлетворенно промычала в знак согласия со словами Пятого о том, что это чуть ли не лучшее, что ему приходилось есть. Лицо напарника растянулось в довольной улыбке, чуть ли не впервые за всё их «сотрудничество». — Люблю, когда ты улыбаешься. — не подумав выдала Ева, тут же затыкая рот сандвичем. Парень поднял на неё взгляд, с секунду молча переваривая сказанное напарницей. Он видел её легкое смущение нередко, стараясь не упустить возможности подтрунить над ней, но сейчас просто жевал, вновь растягиваясь в закрытой усмешке. — Я имею ввиду, что из-за твоей не улыбчивости из нас двоих морщины скорее покроют меня, а это явно не то, чего бы мне хотелось. Номер Пять смешливо хмыкнул, переводя взгляд за спину девушки. Его взгляд стал холоднее, но он все так же продолжал трапезу. — Доброе утречко! — лениво протянул первое «о» сзади раздался голос Клауса, под глазами которого красовались разводы от подводки, не смытой перед сном. Гибко прогнувшись в спине, он потянулся, становясь за спиной Евы. — Сестренка, как на личном фронте? Нравится домик нашего папаши? — У него есть странные сходства с поместьем моего отца. Обои такие же, вот только дом не такой мрачный. — Ева пожала плечами, улыбчиво приветствуя брата. Клаус отнесся к ней с уважением, на которое лишь мог быть способен в столь плачевном состоянии, и она была обязана ответить ему тем же. Пусть хотя бы с одним Харгривзом у неё не возникнет проблем. — Даже имя вашего робота как у моей матери, по словам странной женщины из двухтысячных. Клаус закинул ноги на стол, шумно отодвигая стул. На этот раз он был в обтягивающих штанах на завязках по бокам, а его длинные, кудрявые волосы, собрались в подобие комка на затылке. Вероятно, ярко-желтую резинку он нашел у Эллисон в шкатулке с украшениями давних лет. Начисто отдраенные столешницы и шкафы отражали редкие лучи еле пробивающегося сквозь тучи солнца, но всё же, если бы Ева связала данное природное явление с математикой, погода бы с «тучи и солнце» округлилась бы до «апрельской пасмурности». Только в момент, когда Пятый сел на поверхность барной стойки, держа в руках вторую чашку кофе, Колхейн поняла, что даже не имеет представления о местонахождении поместья. Да, идти на прогулку было рискованно, и им стоило отсидеть хотя бы день в более-менее защищенном месте, поэтому оставалось лишь только узнать названием страны и города, воображая культуру энного места. — В девять у Барта будет вечеринка в честь крупной дилерской сделки. У него лучший клуб в Торонто, может, хочешь оттянуться со мной или что-то типа того?.. — Клаус словно прочитал мысли девушки, и та даже задумалась, не передала ли она ему свои мысли, но скорее всего это было не так. Они просто понимают друг друга. — Она не пойдёт с тобой. — через чур грубо отрезал номер Пять, наконец вовлекаясь в диалог брата и напарницы. Его взгляд был полон серьёзности, угрожающий взгляд покрыл Клауса лёгкими мурашками, но он лишь широко улыбнулся, показывая слегка желтые зубы. — На данный момент никуда выходить без меня не стоит, иначе если нас заметят — нам конец. Я не хочу становиться палачом во второй раз, а Еву туда увлечь я не позволю. Нам нужно закончить и начать то, ради чего мы здесь. Сегодня же пойду и займусь поиском владельца протеза. Я уже отыскал единственную в Торонто клинику, где способны изменить натуральный глаз на искусственный, так что это наш единственный шанс. Внезапный всплеск заботы со стороны напарника Ева восприняла положительно, чувствуя небольшой укол в сердце, приятно разливающий тепло по телу. В каком-то смысле Пятый часто проявлял что-то похожее на волнение за персону Колхейн, но та сводила всё к чистому профессионализму — он просто не хочет потерять самый оптимальный вариант напарника. Но если бы нужно было отдать жизнь за напарника, она несомненно пошла бы на это. — Тогда пошли с нами, будет весело! Можем созвать всю семейку, может Лютер даже лишится девственности. — Клаус схватил половину сандвича Евы, пододвинувшей ему свою тарелку, и закатил глаза от наслаждения. Действительно, все эти «сласти» истинное наслаждение. Девушка давно не была в клубах. Она занималась нелюбимой работой, ходила по кофейням и оформляла читательский билет в небольшой библиотеке, где милая старушка Энн с рыжей шевелюрой уже десяткой раз советовала различные романы, не забывая вплетать «Джейн Эйр» куда только можно. Работница не только давала советы о книгах, но и рассказывала истории, произошедшие с ней по молодости. О ошибке брака, глупой молодости и сотне когда-то написанных ею историй, теперь лежащих в толстых пергаментных папках в шкатулке под половицами небольшого дома. Энн показывала фотографии сыновей и дочерей, любовно проводя пальцем по фигуре погибшего на войне первенца. Фотографии были нечёткими, резали глаза своей размытостью, но живость персонажей, присутствующих на изображении, приводили в восторг; настоящие улыбки озаряли лица бегающих на сеновале детей, и старший из них совершенно серьёзно расправлялся со стогами сена, изредка поднимая глаза в небо, окрашенное насыщенным голубым. Для Евы фото были серыми, но в них было больше реальности, чем в любом современном фото, уходящим на попечение кому-то неоднозначному. На одном снимке был и сам муж старушки: необъятной красоты мужчина поднял длань ко лбу, словно козырёк, и чуть сморщился, растягивая лицо в полуулыбке. Его кудри неопрятно торчали в разные стороны, но это и придавало некоторого шарма. Ева зачитывалась детективами, оставаясь в библиотеке с утра до вечера, когда была возможность. Она жутко любила пластинки, которые так охотно вставляла в проигрыватель рыжеволосая дама Энн, покачиваясь в такт прекрасной музыке. Пятый появлялся в том месте лишь пару раз, когда ему нужно было напомнить напарнице о миссиях. Той же приходилось возвращаться в реальность, прекращая мечтать о великолепных балах и средневековых платьях с рукавами-фонариками. Тогда Колхейн мягко обнимала сердечную женщину, целующую её в обе щеки, и обещала вернуться. Энн не была настолько пожилой, чтобы покинуть весь этот мир в тот день, но что с ней сейчас, когда Ева в две тысячи девятнадцатом, а Нью-Йорк находится крайне далеко? В любом случае, это было неважно. Она найдёт старушку где угодно и когда угодно, но только после великого спасения мира. Заманчивое предложение Клауса действительно казалось интересным, даже правильным. И всё целиком и полностью зависело от Пятого. Сейчас она не могла потыкать им, указывая чего ей хочется, а чего — нет. Он сделал для неё слишком многое, унеся прочь из когтей коварной Комиссии. — А, чёрт с вами. — номер Пять недовольно поджал губы, смотря на умоляющий взгляд Евы. Ранее он бы не отступил, но если им действительно осталась неделя, и причину апокалипсиса они не обнаружат, то смысла в задержании дома особо и нет. Напарница благодарно кивнула, замечая долю моментного тепла во взгляде парня, тут же отводящего глаза-хамелеоны, ставшие чуть серыми, и после поднялась с места: она предупредит и Лайлу, и каждого в этом доме. Нельзя терять ни секунды, даже если у них впереди целый день перед началом вечеринки в клубе. Когда два брата остались позади, перекидываясь дежурными фразами на кухне и совершенно по-ребячески шутя друг над другом, Ева поставила пред собой цель: подружиться с Ваней Харгривз, обещающей быть безобидной, слегка стеснительной и милой особой, способной успокоить в случае паники. Именно так её когда-то описал подвыпивший Пять. Несмотря на неопрятный внешний вид, Колхейн сразу же направилась в сторону третьей двери слева, должной быть комнатой Седьмой, но попала в берлогу Диего, сопящего точно мохнатый медведь. Его глаза прикрывали спадающие пряди длинных волос, тонкая слюна тянулась по подушке, пропитывая ткань влагой. Будь у Евы фотоаппарат, она бы запечатлела этот момент, проявляя плёнку. Дальше она попала к Эллисон, уже готовящейся к выходу из комнаты, и лишь после Еве удалось «пронырнуть» к Скрипке. Та смотрела в окно, потягиваясь на детской кровати. В силу низкого роста проблем с шириной и длиной кровати проблем не возникало, поэтому она то и дело потягивалась, издавая зевки, и терла воспаленные после слёз глаза. Вероятно, она настолько скучала по брату, что его прибытие стало настоящим шоком. Ещё вчерашняя ночь опечаталась в памяти Евы, когда приглушённый голос Пятого извинился за долгое отсутствие, и после последовали всхлипы. — Доброе утро? — скорее вопросительно произнесла Седьмая, поднимая аккуратные брови. Её курносый нос дрогнул и она повела плечами, неловко прячась от взгляда новоявленной сестры. — Ты что-то хотела? — Я лишь хотела узнать, не хочешь ли ты пойти в ночной клуб с семьёй? Знаю, звучит не лучшим образом, но Клаус обещал веселье. — тихий голос Евы, изредка срывающийся в после сонный хрип, провоцировал Ваню на некое напряжение. Очевидно, номер Семь не могла принять Еву так быстро. — Пять тоже идёт, он бы хотел, чтобы ты присутствовала. Лицо женщины стало чуть расслабленно, из глаз ушла тревога, и теперь во взгляде читалась некоторая благодарность, которую Ева предпочла расценить по-своему. Она даже улыбнулась, уже смелее делая шаг в комнату сестры, и протянула руку в знак приветствия, как бы рассчитывая на второе знакомство. Солнце пало прямо на медовые волны волос, лицо осветилось, и глаза стали куда голубее. Теперь пред Ваней стоял чёрный ангел во плоти. Ваня по-доброму сжала губы, неуверенно протягивая тонкую руку в ответ. Её ладонь была совсем детской, не соответствующей возрасту, как и совсем уж подростковые черты лица. Даже некая угловатость движений ещё не прошла, но Харгривз всё же была женщиной, поэтому, соприкоснувшись с кожей Евы, её брови окончательно вернулись в привычное состояние, и теперь она смотрела на Колхейн без капли сомнения. — Спасибо, что вернула моего брата домой. — они пожали руки, теперь стоя напротив друг друга. Обе были крайне индивидуальны, и обеим предстояло выяснить основы своих сущностей. — Я думаю, у меня есть время на поход с вами всеми. За спиной Евы раздался радостный хлопок — это Клаус радостно нашёл повод вновь уйти в забытье, вот только не учёл одного факта: теперь с ними Ева, и она обязана помочь ему. — Давайте обнимемся, как вам идея? — заявил Четыре, склоняя голову набок. — Ещё бы были остальные… Помочь им всем. .