Герой не должен быть один

Вэй Усянь страдал. Поскольку в его натуре всегда было стремление к большим масштабам, страдал он с размахом. Впрочем, в его же натуре была легкость и беззаботность, поэтому страдания с размахом получались плохо. Мысли все время перескакивали с одного предмета на другой, а Вэй Усянь сам не поспевал за ними, хмурясь и улыбаясь невпопад. Он не нашел Лань Чжаня, точнее не стал его искать толком. Несмотря на то, что Вэй Усянь обожал быть в центре всеобщего внимания, ему нередко требовались часы с самим собой, когда не нужно было постоянно кого-то веселить, удивлять или раздражать. Дерево из детства стало идеальным местом для внутреннего диалога по душам, который ему сейчас был особенно нужен. Найти его здесь мог только тот, кто хорошо знал его с детства и был осведомлен о тайных местах, где он мальчишкой прятался от взрослых, когда не хотел получить нагоняй. Таким человеком мог оказаться только Цзян Чэн и шицзе, так что Вэй Усянь не переживал о том, что его потревожат, пока ему самому того не захочется. И пока что ему не хотелось. Откровения Не Хуайсана не стали для него таким потрясением, как для Цзян Чэна: еще во время учебы в Гусу, когда Вэй Усянь спрашивал у него эротические картинки, Не Хуайсан спокойно уточнил, кого Вэй Усянь предпочел бы увидеть — мужчин с женщинами, женщин с женщинами или только мужчин. Чужие обрезанные рукава не слишком волновали Вэй Усяня. Это казалось любопытным и веселым, но не более того. Он всегда был больше занят собственными похождениями, чем слежкой за другими или тем более — осуждением. Однако сейчас ситуация изменилась. Все указывало на то, что он обрезанный рукав, и с этим надо было что-то делать. Если бы его спросили об этом раньше, он бы с уверенностью ответил, что хотел бы стать обрезанным рукавом, и тут же нашел бы кучу аргументов «за», таких, например, как: с парнями проще, веселее и можно вместе убивать нечисть. На деле же, поскольку ни с одним из полов опыта у Вэй Усяня пока не случилось, его настоящий аргумент звучал бы: это необычно! Быть не как все, стремиться к невозможному и ломать все границы вполне вписывалось в выбор партнером мужчины вместо женщины и очень гармонично ложилось на его бунтующий нрав. Вэй Усянь встречается с мужчинами — вот это был бы номер! Все бы просто упали от удивления и возмущения! При этом Вэй Усянь совершенно не учитывал, что тот же Не Хуайсан и его привычки почему-то не вызывают ни у кого падений (разве что у Цзян Чэна, но тот был слишком закостенелым моралистом) — насчет своей персоны он был уверен, что разразился бы страшный скандал. Впрочем, теперь все обстояло иначе. Одно дело — представить себе гипотетическую ситуацию, где он открыто встречается с мужчинами, плюя на общественное мнение (в фантазии мужчина был красавец и такой же дерзкий, как сам Вэй Усянь), а другое — осознать, что рядом с собой он видит только одного мужчину, и этот мужчина точно не захочет скандала, да и вообще не захочет ничего такого. Лань Чжань. Вэй Усянь нервно кусал губы, думая о том, как теперь его друг, который наверняка все понял, будет относиться к нему. В какой момент мнение всего мира осталось неважным, а мнение одного-единственного человека приобрело масштабы вселенной? Вэй Усянь не хотел обманывать Лань Чжаня, но еще меньше хотел открыться ему, чтобы получить в ответ «убожество» или что похуже. «Надо срочно найти какую-нибудь девушку, чтобы Лань Чжань понял, что ошибается насчет меня!» — это казалось самым верным решением. В этот момент Вэй Усяня совершенно неожиданно затопило волной тепла, изумления и будто даже полета. Он чуть не упал с ветки. Цзян Чэн! Это определенно творилось с ним, но что это было?! Вэй Усянь пораженно распахнул глаза: Цзян Чэн испытывал что-то очень похожее на влечение, находясь при этом не один. Возможно даже, у него была самая настоящая физическая связь. Но как? С кем? Это настолько не вязалось с образом брата, что Вэй Усянь так и остался на дереве, пытаясь снова и снова настроиться на Цзян Чэна, но то странное чувство пропало, остались лишь привычные его эмоции: раздражение и злость на самого себя. Прошло довольно много времени, когда Вэй Усянь услышал чье-то приближение — трава зашуршала под легкими шагами. Он посмотрел вниз: в темноте под деревом, задрав голову и смотря прямо на него, застыл Лань Чжань. — Вэй Ин, — позвал тот, как будто переживал, что Вэй Усянь его не заметил. — Лань Чжань! Как ты нашел меня? — это было так неожиданно, что Вэй Усянь даже не попытался пошутить в своей любимой манере. Лань Чжань не мог случайно наткнуться на него, гуляя ночью по лесу, ему наверняка подсказали. — Цзян Ваньинь, — коротко ответил тот и попросил с очень уж ощутимым беспокойством в голосе: — Спускайся. Вэй Усянь хотел было возмутиться, какого это гуля Цзян Чэн выдает его тайны, но Лань Чжань опередил его: — Он сказал, ты хотел побыть один, и теперь идти можно. Я долго ждал. Вэй Усянь невольно улыбнулся. В этом был весь Лань Чжань! И как он мог решить, будто этот благороднейший человек может оскорбиться из-за чужого бесстыдства? Оно просто не могло запятнать, коснуться его, как и все дурное или неправильное. — Поймай меня! — весело крикнул Вэй Усянь, тут же падая вниз. Он попал прямо в руки Лань Чжаня: тот легко подхватил его и неожиданно крепко сжал — всего на мгновение, но этого хватило, чтобы сердце взволнованно зачастило. Отпустив его, Лань Чжань спросил: — Вэй Ин, чем я обидел тебя? — выглядел он то ли озадаченным, то ли расстроенным — Вэй Усянь не был уверен, что хорошо научился читать его малоподвижную мимику. — Ты? — Вэй Усянь было нахмурился, но тут же широко улыбнулся: — Давай-ка подумаем, — он начал загибать пальцы, — ты не выпил с нами за победу, не смеялся над Цзян Чэном, не дал мне лобную ленту, когда я захотел принарядиться к празднику… Он не выдержал и прыснул, глядя на то, как расширяются глаза Лань Чжаня. Рядом с ним все время хотелось веселиться и дурачиться, а сердце наполнялось теплом. Вэй Усянь и сам не заметил, как сильно успел соскучиться по Лань Чжаню за какой-то час! — Всемогущие боги, Лань Чжань, я же шучу! — тот все еще был мрачным. — Я дурак, думал, раз тебе нравится Мянь-Мянь, ты рассердился, что я хочу обрезать рукав, — он чуть перевел дух (все же в глубине души такое подозрение оставалось), — но ты слишком благородный и добрый, так что это я дурак! Лань Чжань по-прежнему смотрел на него широко распахнутыми глазами, не мигая, не двигаясь и, казалось, даже не дыша. — Мне не нравится Мянь-Мянь, — медленно произнес он, как будто ему было тяжело говорить. — Да? — Вэй Усянь смерил его недоверчивым взглядом. — Ну, не знаю, думается мне, ты просто скрываешь это. А впрочем, неважно, кто тебе нравится или мне, — он беспечно пожал плечами, — мы все равно будем с тобой самые лучшие друзья! Он снова широко улыбнулся и хлопнул Лань Чжаня по плечу. Сегодня все-таки был отличный день и вечер, Вэй Усянь и сам уже не помнил, чего так расстраивался недавно. Видимо, это Цзян Чэн и его вечно хмурые мысли так повлияли на него. Рядом с Лань Чжанем никакие печали не тревожили сердце. — Но ты сказал, что хочешь обрезать рукав, — тот неожиданно перехватил его руку, удерживая на месте, как будто Вэй Усянь планировал сбежать. Взгляд его потяжелел, сейчас Лань Чжань выглядел очень сердитым. — Вэй Ин, это правда? Вэй Усянь на мгновение испугался. Что, если среди тысячи правил Гусу было что-то про обрезание рукавов и Лань Чжань начнет его лечить или морально поучать, как он уже пытался, когда узнал про темный путь? — Я еще не уверен, — Вэй Усянь замялся. — Знаешь, у меня еще не было опыта с мужчинами, но да! — смелость все же взяла верх. — Думаю, я обрезанный рукав, Лань Чжань, когда я думаю о чем-то таком, то это не про девушек и… но ты ж не против? Это не так страшно, как темный путь, согласись? Не разрушает душу и тело, и вообще очень весело! Лань Чжань, не сердись! Ну какая разница, какой там я рукав? Это же не самое главное! Вэй Усянь тараторил, все-таки опасаясь, что реакция Лань Чжаня на это все может быть какой-нибудь особенно ужасной. — Кто он? Это Не Хуайсан?! Теперь Лань Чжань выглядел по-настоящему взбешенным — все его равнодушие, обычно словно приклеенное к лицу, разлетелось на кусочки. Его хватка стала даже болезненной, так он вцепился в Вэй Усяня. Желай тот смыться, пришлось бы остаться без руки. — Кто он — кто? Лань Чжань, да что с тобой? Вэй Усянь совершенно не понимал, о чем идет речь. Уже готовый к лекции о нравственности, он растерялся. Таким злым Лань Чжань еще ни разу не был на его памяти, и это откровенно пугало. — Ответь, Вэй Ин! — снова потребовал тот таким тоном, будто от ответа Вэй Усяня зависели судьбы мира, не иначе. — Да я не понимаю, что ты спрашиваешь! — в отчаянии вскричал Вэй Усянь, пытаясь вырваться. — При чем тут Не-сюн вообще? — Он тоже обрезанный рукав! — Лань Чжань дернул его на себя. Еще немного, и их бы противостояние превратилось в полноценную драку, но вмешались сторонние силы — Цзян Чэн снова услышал Вэй Усяня. Его голос раздался совсем близко: он орал что-то про то, как его достал неуемный братец, и сыпал обещаниями переломать ноги и ему, и Лань Ванцзи. — Цзян Чэн! — завопил Вэй Усянь. — Это Цзян Чэн! Он вырвал руку у опешившего Лань Чжаня и крутанулся на месте, пытаясь понять, где его брат. — Он в ярости, думает, что ты меня обижаешь или типа того! — выпалил Вэй Усянь. — Давай убежим от него, иначе он и правда переломает нам все ноги! Ну и ночка, Лань Чжань, хуже чем во время осады! — Но разве он не сможет тут же узнать, где ты? — пыл Лань Чжаня немного поугас, он вернулся к своей привычной манере разговора, лишь глаза продолжали гореть праведным гневом. — Ну и что? — беспечно махнул рукой Вэй Усянь. — Будем бегать от него, пока он не сдастся! Он рванул Лань Чжаня за собой, заливисто хохоча. — Теперь ты уже хохочешь?! Ну держись, Вэй Усянь! Твоя спина давно не встречалась с Цзыдянем! — продолжал орать Цзян Чэн где-то позади них. — Бежим, Лань Чжань, бежим скорее! — Вэй Усянь тащил его все дальше, пока не споткнулся о какой-то корень и не полетел в овраг, все так же смеясь и утаскивая Лань Чжаня за собой. На душе было снова легко и радостно, несмотря на довольно болезненное падение. Крики Цзян Чэна смолкли: то ли они оторвались, то ли тому надоело гоняться. Проверять было лень. — Как же хорошо! — счастливо выдохнул Вэй Усянь, не торопясь подниматься. — А, Лань Чжань, тебе хорошо? — Мгм, — откуда-то из травы рядом подал голос тот. Похоже, пробежка окончательно охладила Лань Чжаня: он больше не пытался накинуться на Вэй Усяня и не задавал вопросов в лоб. Теперь он сидел недвижимо, устремив взгляд перед собой, и молчал. — О, Лань Чжань, смотри! — Вэй Усянь так и остался лежать на спине, глядя в небо. — Там созвездие похоже на кролика! Помнишь кроликов в Гусу? Интересно, как они там? Нахлынули воспоминания, и он улыбнулся. Время учебы в Гусу было все равно очень счастливым, несмотря на все трудности. — Брат приглядывает за ними, пока меня нет, — отозвался Лань Чжань, тоже посмотрев на небо. — Кроликов надо кормить и гладить. Это важно. Вот это было, конечно, поразительно. Хотя, казалось бы, чему удивляться, Лань Чжань был самым ответственным человеком на свете. — Ты ухаживаешь за кроликами? — Вэй Усянь не удержался и поддел его. — Разве ты не считал это глупым делом? Лань Чжань долго не отвечал. Вэй Усянь даже решил, что так и не узнает подробностей, когда все-таки услышал: — Вэй Ину нравились кролики. Лань Чжань повернулся к нему, внезапно обеспокоившись. — Ты хочешь забрать их? — Что? Лань Чжань и раньше был загадочным (чем всегда и привлекал), а с тех пор, как они встретились и вместе убили Вэнь Чао, Вэй Усянь совсем перестал понимать его. — Всех кроликов? Нет! — он рассмеялся. — Лань Чжань, я люблю кроликов, люблю их есть! И гладить тоже люблю, конечно, но ведь их дом в Гусу, я не стану забирать маленьких кроликов из их дома. А в Гусу и так мало развлечений! Лань Чжань кивнул, похоже, удовлетворенный ответом. Он снова отвернулся — задумчивый и непонятный. Разгадать, что у него на уме, было поистине невозможно. Так они и сидели (а Вэй Усянь — лежал) в молчании, любуясь звездами и наслаждаясь по-южному теплой ночью. Уж Вэй Усянь точно делал все это — любовался и наслаждался. Пока глаза не стали слипаться. Однако сон, как рукой сняло, когда Лань Чжань вдруг снова заговорил: — Мне неважно, кто нравится Вэй Ину. Мы все равно будем друзьями, — он запнулся, но повторил будто заученный текст: — Самыми лучшими друзьями. Вэй Усянь подскочил на месте: «Неужели он все это время думал об этом?!» — Конечно, Лань Чжань! — тут же закивал он. — Так и будет навсегда! Лучшие друзья! Лань Чжань только что сказал, что они лучшие друзья, — немыслимо! Счастье затопило Вэй Усяня до краев. Хотелось кричать, кувыркаться, выкинуть какую-нибудь глупость, обнять Лань Чжаня крепко-крепко. Последнее можно было сделать прямо сейчас, и Вэй Усянь, не задумываясь, кинулся ему на шею. Лань Чжань не сопротивлялся его объятиям, позволил себя повалить на траву и нагло распластаться сверху. Он даже обнял Вэй Усяня в ответ и прижал, так что тот ощутил биение его сердца — неожиданно неспокойное, будто бы Лань Чжань бежал или сражался всего минуту назад. Лежать так было приятно. Тепло Лань Чжаня окутывало, а близость волновала, подниматься совершенно не хотелось. Вэй Усянь только приподнялся на локтях, устраиваясь удобнее. — Если бы тебя сейчас увидел твой брат или злобный дядя, что бы они сказали, а, Лань Чжань? — он хитро улыбнулся. — Сказали бы, что это все моя вина! Знаешь, Лань Чжань, я не думаю, что мне кто-то может понравиться, у меня же есть ты, — продолжил он болтать, — этого достаточно. Вот если ты кого-то найдешь, то это будет, конечно, удивительно! Даже не представляю, какая девушка тебе понравится! На этот раз Лань Чжань долго не раздумывал: — У меня тоже есть ты. Мне не может никто понравиться, — голос его звучал чуть сдавленно, наверняка из-за того, что Вэй Усянь на нем развалился. — Что за ерунда? — Вэй Усянь даже сел, правда, так и не слез с Лань Чжаня. Видел бы это Цзян Чэн, его бы точно удар хватил, как бесстыдно они смотрелись со стороны! — У тебя уже есть друг, значит тебе точно нравятся люди! — уверенно продолжил Вэй Усянь. — Не все, конечно, но избранные! Так что кто-то наверняка понравится. Ну, или так мы с тобой и будем вдвоем ходить по свету. Такой вариант ему нравился в разы больше, чем тот, где Лань Чжань влюбляется в Мянь-Мянь. Вэй Усянь понимал, что там ему скорее всего не будет места. — Ты еще хотел жить в Пристани Лотоса, — вспомнил Лань Чжань. Отчего-то он отводил взгляд, а кончики его ушей подозрительно покраснели. Не успел Вэй Усянь ответить, как тот вдруг выдавил страдальчески: — Вэй Ин, не мог бы ты… мгм, слезть? — Ой! Вэй Усянь тут же скатился с него. — Прости, Лань Чжань, я тяжелый, да и ты, наверное, боишься, что раз я обрезанный рукав, то это я так пристаю к тебе… — он хохотнул. — Не бойся, я вовсе не такой бесстыдный, как все думают почему-то! Я очень даже порядочный! Стало немного обидно, что Лань Чжаню может быть неприятно из-за таких мыслей, но Вэй Усянь старался давить в себе это чувство. Лань Чжань принимал его, это главное! — Ты все время говоришь о девушках. И смотришь те картинки, — если бы Вэй Усянь не знал Лань Чжаня, то подумал бы, что тот ревнует — таким обиженно-обвинительным тоном это прозвучало. Впрочем, наверняка на Лань Чжаня напал очередной приступ благочестия, занудства и… Похоже, он пытался скрыть стояк. Это было так неожиданно, что Вэй Усянь сперва не поверил своим глазам. И даже моргнул дважды, будучи уверенным, что ему показалось. Не то чтобы этого не могло быть, но… этого не могло быть! Это же Лань Чжань! Благороднейший, непогрешимый, почти что нечеловек. Оказывалось, что все-таки человек. Оставить такое открытие без внимания было никак нельзя. — Лань Чжань, — Вэй Усянь растянул губы в коварной улыбке, — скажи-ка, а о чем ты сейчас думаешь, а? Он еле сдерживал себя, чтобы не завопить от переполняющих его эмоций. — Мгм. Лань Чжань снова потупился и попытался отодвинуться, но в их укромном местечке в траве оказалось не так много места для манёвра. Очевидно, он снова решил избрать свою любимую тактику — просто проигнорировать прямой вопрос. — Ага! — Вэй Усянь вскочил на ноги и обвиняюще ткнул в него пальцем. — Ты не обманешь меня! Сам говорил, что тебе никто не нравится, а тебе нравится! Так всегда и бывает, когда нельзя о ком-то думать, сразу все мысли об этом! Он радостно расхохотался. Определенно, Лань Чжань вспомнил что-то и не смог сдержаться. Однако смех Вэй Усяня ещё больше смутил его. Или разозлил. Потому что Лань Чжань вдруг вскочил и со всей дури врезал кулаком в дерево, что росло неподалёку. Но на этом он не успокоился: Лань Чжань принялся лупить его с таким остервенением, что рисковал сильно повредить руку. — Лань Чжань! Лань Чжань! — Вэй Усяню ничего не оставалось, как прыгать вокруг него, пытаясь это остановить. — Лань Чжань, хватит крушить дерево! Не надо, оно не виновато в твоем… в этом! Я люблю это дерево, Лань Чжань, это очень хорошее дерево, я вырос с ним! Это подействовало, и тот остановился, но только для того, чтобы, не взглянув на Вэй Усяня, просто-напросто смыться. Кто бы мог подумать, Лань Чжань сбежал! Вэй Усянь не стал догонять его. Лань Чжань унесся, словно за ним мчались демоны, а Вэй Усянь так и не понял почти ничего из их сегодняшнего разговора. — Лучшие друзья, а согласия у нас никакого, — он покачал головой и медленно побрел с сторону дома.

***

Цзян Чэн терпеть не мог ездить на лошадях. Как и все заклинатели именитых кланов, он обучался верховой езде и умел держаться в седле не менее уверенно, чем маневрировал на мече. Однако находиться в десятках ли над землей ему было куда комфортнее, чем в паре бу — так он точно видел, куда придется падать, если животное вдруг взбесится или не подчинится его воле. К тому же, для него было странным повелевать не предметом, а существом, с которым он не был связан духовно и физически, хотя многие утверждали, что лошади тоже понимают и чувствуют своего хозяина. То ли наездник из Цзян Чэна был все-таки никудышный, то ли ему попадались только самые строптивые и неуправляемые лошадки, но, казалось, эти животные его просто ненавидели. Иначе как можно было объяснить, почему лошади все время норовили его ослушаться, сбежать, выкинуть из седла или совершить еще какое-нибудь свое лошадиное злодейство? Некоторые видели в таком недружелюбии к нему нетерпеливый и вспыльчивый нрав Цзян Чэна. Возможно, они были правы, но кто бы осмелился ему об этом сказать? Вот и сейчас слуги и адепты ордена Цзян лишь слушали, сдерживая неподобающие над Главой клана смешки, как он битый час пути орет, то и дело стегая строптивое животное: — Пошла! Неповоротливая кобыла, ну! Что ты встала, бестолочь, пошла, говорю! Они вышли из Пристани на рассвете, и их вынужденный пеший маршрут в далекие земли Не пролегал через все ближайшие деревеньки — нужно было доставить лекарства и еду тем, кто не смог прийти за помощью сам. Цзян Чэн уже трижды успел отругать себя за это широкой души решение и с завистью поглядывал на крытую от солнца повозку с символом клана Не. Как же было бы хорошо сейчас ехать в прохладе и спокойствии, а не пытаться угомонить это неуправляемое существо. Но, хотя Не Хуайсан предлагал разделить с ним поездку, Цзян Чэн сам выбрал этот тернистый путь. И на то были веские причины. Цзян Чэн не знал, как себя вести, и каждую секунду рядом с Не Хуайсаном чувствовал себя глупо, потому что смущался и заливался жаром при одном только на него взгляде. Вести праздные беседы и увиливать не хотелось, говорить о том, что действительно волновало, — страшно и стыдно. Лучшей стратегией в данном случае было — попытаться его избегать, что он и делал весь вчерашний день, занимаясь сплошь делами клана. Теперь же он страдал здесь под солнцем в гордом одиночестве, так как этот предатель, Вэй Усянь, не преминул воспользоваться заманчивым предложением в отличие от Цзян Чэна, и сейчас из повозки слышался его беззаботный смех. Вэй Усяню, как всегда, было весело. Даже потеря золотого ядра - и та не смогла лишить его беспричинного веселья, которое было основой его сущности. — В чем дело? — тот был легок на помине и высунул голову из повозки. — Собирается дождь? А, это просто ты рядом едешь, А-Чэн! А то мы с Не-сюном гадаем, почему вдруг все стало таким хмурым? У нас есть вино, хочешь? Вэй Усянь уже тянул ему кувшин, по пояс высунувшись из повозки и опасно балансируя почти что в воздухе. — После праздника ты стал еще сердитее, чем обычно. Все еще мучаешься похмельем? Хлебни немного, и все пройдет! — Убери это, — рыкнул Цзян Чэн, сердито глянув на кувшин, будто тот был причиной всех его бед. Очень хотелось промочить горло, но пить до полудня мог позволить себе только такой бездельник и повеса, как Вэй Усянь, а Глава клана должен был соблюдать приличия. Опять. Между тем упоминание Не Хуайсана заставило Цзян Чэна снова внутренне содрогнуться — он одновременно хотел и чтобы тот тоже выглянул посмотреть на Цзян Чэна, и чтобы не показывался на глаза вовсе. — А-Чэн, давай сделаем привал? — продолжил болтать Вэй Усянь. — Мы с Не-сюном уже себе отсидели все самое нежное! На его фоне замаячил Не Хуайсан, хотя в полутьме повозки выражение его лица было невозможно разобрать. — Лошадям тоже нужен отдых, — проговорил он. — Я согласен с Вэй-сюном, мы двигаемся в отличном темпе и можем позволить себе немного размять кости. Цзян Чэн снова поймал себя на неуместном остром волнении — будто от одних лишь звуков чужого голоса внутри все перевернулось, рождая мучительную щекотку в солнечном сплетении и сухость во рту. Он сглотнул, понимая, что просто не может вымолвить ни слова, и пришпорил лошадь. Та тут же заартачилась, не позволив эффектно исчезнуть, забуксовала, как Цзян Чэн ее ни увещевал. — Привал! — объявил он, хотя больше это походило на истошный вопль, чем на приказ.

***

— Что происходит? К несчастью, отдыха не случилось — Вэй Усянь умудрился утащить его подальше от поляны, где они устроили привал, и теперь испытующе смотрел будто бы прямо в душу. — Ты сегодня сам не свой, и меня не обманешь, А-Чэн, — он прищурился. — С тобой творится гуль пойми что, я пытался разобраться, но понял только, что все твои мысли — хаос из мыслей! Рассказывай! На мгновение все эмоции Цзян Чэна застлало любопытство — такое раздражающе прямолинейное, что возмущало до глубины души. Цзян Чэн в ответ не преминул оскорбиться. — Со мной-то все в порядке! — отрубил он. — А вот с тобой что, Вэй Усянь?! Кто бы говорил вообще! Ты то зовёшь на помощь, то сбегаешь. Хуже девицы легкого поведения! — решив, что лучшая защита - это нападение, Цзян Чэн снова припомнил недавние события. И хоть они уже все обсудили, он не собирался ничего забывать. Особенно в ситуации, когда нужно было уйти от ответа. — Это все Лань Чжань, — Вэй Усянь поморщился, — он тоже странный! Но мы все выяснили: ему плевать, что я обрезанный рукав, и мы с ним лучшие друзья, он сам так сказал! Он тут же широко улыбнулся, и его гордость легко читалась по одному лицу, без всяких связей. — Но ты! — впрочем, он тут же вернулся к Цзян Чэну. — Ты так просто не уйдешь! Еще был странный момент, кстати, — Вэй Усянь хитро прищурился. — Я сидел на дереве, и вдруг… — он поиграл бровями. — Ты был не один тем вечером, А-Чэн! И ничего мне не рассказал даже! — Что ты выдумываешь?! — Цзян Чэн пихнул Вэй Усяня в плечо. — Не было ничего такого! Раскрывать свою тайну не хотелось — Цзян Чэн был уверен, что брат его поднимет на смех, а избавиться от его шуточек можно будет лишь одним способом — самолично утопившись в пруду. С другой стороны, Цзян Чэн не привык держать в себе переживания — обычно брат (и ещё несколько человек вокруг) всегда был в курсе, кто его взбесил или обидел. К тому же, он не умел врать, в его манере было бы выпалить все как на духу, но было страшно произнести все это вслух. Как будто от этого произошедшее стало бы ещё более весомым и настоящим, чем уже являлось. — Я тоже кое-что видел, знаешь ли! — соврал он. Вообще-то в тот вечер он так погрузился в свои переживания и так устал после ночных забегов по лесу, что не видел уже ничего. Но Вэй Усянь не знал об этом. — Иначе я бы точно догнал тебя и разорвал на кусочки! — Что ты видел? — Вэй Усянь вытаращил глаза. Похоже, у него хватало своих секретов. — А-Чэн, нельзя подсматривать! — он напустил на себя важный вид. — Мы говорили с Не-сюном, и он правильно считает, что личная жизнь не должна никого касаться! — О чем вы говорили?! — тут же вырвалось у Цзян Чэна. В этот момент в сердце, помимо смятения и прочих ярко окрашенных чувств, что терзали его, прокралось ещё одно не веданное ранее — ревность. Он вдруг разозлился: братец его отлично устроился, попивая вино и болтая с Не Хуайсаном о всяком личном в дороге. Пока он сам мучался в седле и изнывал от терзающих разум дум. — Чего ты злишься?! — Вэй Усянь неправильно распознал его мысли. — Не-сюн замечательный! Он вообще-то очень умный в некоторых моментах. Я же теперь обрезанный рукав, и мне надо знать… ну, там, всякое, — он сделал неопределенный жест рукой, — поэтому иметь таких просвещенных людей рядом очень важно! Цзян Чэн представил, как эти двое легко и просто обсуждают все то, от чего его ум и сердце пылали больше суток. Все эти сокровенные и интимные вещи, которые просто невозможно было с кем-то разделить! «Просвещенный» Не Хуайсан делился с Вэй Усянем историями из своей жизни? Объяснял, как обольстить кого-то? Учил целоваться? А что тогда он делал с Цзян Чэном?! — Может, я тоже обрезанный рукав! — выпалил Цзян Чэн злобно. — Может, мне тоже надо! Нет, ты как обычно в центре мира! Да знаешь ли ты, что испортил, возможно, лучший момент в моей жизни! Ты всегда все портишь! Цзян Чэн никогда не умел контролировать свои слова в гневе, обида застилала ему глаза. Теперь все произошедшее казалось глупой шуткой, невинной хмельной выходкой, которую наивный Цзян Чэн принял за чистую монету. У Вэй Усяня сделалось какое-то совсем глупое лицо. Он нахмурился, всматриваясь в Цзян Чэна. Буквально физически ощущалось, как он пытается всеми силами понять, что творится у того на душе, используя аналитические способности и их связь одновременно. Он даже обернулся и внимательно посмотрел вокруг. — Цзян Чэн, — Вэй Усянь понизил голос, — сейчас самый лучший момент в твоей жизни? Я ничего не понимаю. — Я целовался! — клацнул зубами Цзян Чэн. — Но из-за тебя и твоего «лучшего друга» Лань Чжаня, я упал в воду, а он сбежал! «И теперь предпочитает вести беседы с тобой, хотя должен был бы тоже злиться. Видимо, ему просто плевать», — эту мысль Цзян Чэн остановить успел, хотя после всего, что он уже успел наговорить, терять было нечего. — Ты целовался?! С кем?! — Вэй Усянь даже подпрыгнул от возбуждения. — Святые небеса, Цзян Чэн, кто это был?! Это был парень и он… сбежал? — он бессердечно расхохотался. — Вот умора! Ты уверен, что это точно был поцелуй, а? Вэй Усяня распирало все больше, за своим весельем он, похоже, не замечал, что Цзян Чэну не до смеха. Впрочем, как и всегда. — Расскажи мне скорее! Как это было?! Цзян Чэн не сдержался и с силой толкнул Вэй Усяня в грудь, что тот отлетел на пару шагов. Кулаки сжались, и даже Цзыдянь на запястье завибрировал, испуская маленькие молнии и грозясь вырваться, чтобы проучить обидчика. — Теперь я понимаю, о чем говорила моя мать! Ты ужасный брат, Вэй Усянь! — выкрикнул он, чувствуя как злые слезы наворачиваются на глаза, и отвернулся, пытаясь унять гнев. В итоге он пошел прочь, но не обратно к месту привала, а в поле, простиравшееся ниже по холму, не обращая внимания на высокую траву и кусты. Вэй Усянь несколько секунд стоял, будто пораженный громом, а потом до Цзян Чэна долетела отраженным ударом его собственная боль и обида вперемешку с чувствами брата. Такая сильная, что чуть не сбила его с ног. — А-Чэн, постой! — Вэй Усянь осознал, что только что натворил, и кинулся за ним. — Постой, я был неправ! А-Чэн, я идиот, прости меня! — надрывался он, догоняя. — Я дурак. Вэй Усянь обогнул его и преградил дорогу, скрестив руки на груди. Веселье испарилось, он смотрел серьезно и виновато. — Чего тебе? — Цзян Чэн дернул подбородком и упрямо сжал челюсти. Отчего-то сейчас ему вспомнилось как они поссорились с Вэй Усянем в самый первый раз. Собак Цзян Чэна увезли, и он так злился на этого мальчика со смешинками в глазах, но простил почти сразу, не сумев сопротивляться его обаянию. Только вот они уже были не дети. — Прости, — упрямо повторил Вэй Усянь. — Тебе было грустно, а я посмеялся. И не спорь, я знаю, что тебе грустно. Я ведь мелю все, что в голову взбредет, язык без костей, — зачастил он как обычно. — Вот и Лань Чжань говорит, что я бесстыжий, но я не со зла! Он закусил губу, принимая совсем виноватый вид. Со стороны это могло казаться напускным, как и все, что творил Вэй Усянь, но Цзян Чэну также были известны его настоящие чувства. — Простишь? Да, они не были детьми, но Цзян Чэн по-прежнему не мог долго на него злиться. Уже тогда он принял Вэй Усяня как родного брата и полюбил, а теперь и говорить было нечего. — Гуль с тобой, — махнул рукой Цзян Чэн и опустился на траву. Вэй Усянь плюхнулся рядом. — Мне не грустно, я просто окончательно запутался, где заканчиваются мои эмоции и начинаются твои, — после небольшого молчания произнес Цзян Чэн задумчиво. Его вдруг осенило: а что если это неожиданное влечение к Не Хуайсану и не его вовсе? — Тебе нравится Не-сюн? — спросил Цзян Чэн тут же. — Ну да, — беспечно пожал плечами Вэй Усянь, — он отличный друг. А почему ты спрашиваешь? Лань Чжань, вон, тоже про него спрашивал, не знаю, почему. Будто, если я обрезанный рукав и он — тоже, то мы должны влюбиться! Полная ерунда! — он будто сердито стукнул ладонями по коленям. — Мне так никто не нравится! Лань Чжань только. А тебе нравится кто-то? Он спросил это так просто между делом, будто речь шла про обед или прогулку. У Вэй Усяня все всегда было просто. — Нет, конечно! — попытался соврать Цзян Чэн, но услышав недоверчивый смешок, недовольно скривился и зачастил: — Ну нравится, и что? Я не уверен! Я подумал, может, это ты, а не я, потому и спросил… — он хлопнул себя по лбу. — Так ты потому испугался? Я думал, тебя сейчас убьют, а ты просто признался Лань Чжаню, что влюбился в него! — Я не признавался, ты что! — Вэй Усянь вытаращил глаза. — Это же Лань Чжань, он бы такое не смог стерпеть, это же бесстыдство, убожество и все такое. Но он сказал, что я все равно его лучший друг, несмотря на то, что обрезанный рукав — уже неплохо! Правда, сперва он очень злился, — Вэй Усянь вздохнул. — Неважно, он снова ушел неизвестно куда и навряд ли скоро вернется. Это все странно очень. Он сорвал травинку, откинулся на спину и уставился в небо. — Раньше не надо было ни в кого влюбляться, было проще, скажи, А-Чэн? — он задумчиво жевал травинку. — Но так зато веселее. У меня сердце радуется, как Лань Чжаня вижу. Думаешь, это любовь? — Не знаю, — Цзян пожал плечами и добавил сварливо: — Но раньше точно было проще. Он подумал, взвесил все за и против и все-таки предположил: — Знаешь, мне кажется, Лань Чжань… Это не просто дружба. Он готов нянчиться с тобой даже больше, чем я. И ещё он ревновал. Теперь Цзян Чэн это очень хорошо понимал! — Ревновал? — Вэй Усянь поднялся на локтях и недоверчиво глянул на него. — Когда такое было? И когда ты так решил? Сколько помню, говоришь, чтоб я его не доставал! Знаешь, что я думаю? — он рывком вскочил на ноги. — Все это ерунда! Судьба сама за нас все решит, вот увидишь! Во всех этих историях про любовь она сама собой случается, так и будет! Вэй Усянь, полный уверенности в своей правоте, широко ему улыбнулся и протянул руку, помогая подняться. — Не грусти, А-Чэн, как-нибудь разберемся с тем, кто кому нравится, не мы одни такие на свете. А если твой избранник тебя надумает обидеть, я тут же приду и настучу ему, не сомневайся! — он заливисто расхохотался. — Никто моего братишку не смеет обижать! Цзян Чэн скептически хмыкнул, но не стал напоминать, что в их паре он гораздо больше подходил на роль старшего брата, чем Вэй Усянь. Улыбка против воли появилась на лице. — Пора возвращаться, — Цзян Чэн огляделся, оценив, как далеко они отошли от стоянки. Вэй Усянь кивнул, и они пошли обратно. По дороге они переговаривались о ерунде, минуя болезненные темы, и Цзян Чэна это устраивало. Эти редкие моменты гармонии между ними случались нечасто. Но на подходе к месту привала в их мирок вдруг мешались посторонние звуки — крики и звук оружия. — Что-то случилось, — переглянувшись с Вэй Усянем, Цзян Чэн рванул вперёд. В этот момент с ближайшего дерева спикировало трое вооруженных людей, тут же отрезая его от брата. — Блокируйте Вэй Усяня! — раздался крик. — Я справлюсь! — Вэй Усянь уже выхватил флейту. — Помоги в лагере! Мимо просвистела стрела, Вэй Усянь мастерски отбил ее. Впереди по-прежнему звенела сталь и слышались крики. — Беги! — проорал Вэй Усянь, и это было правильным решением. В лагере царил хаос из дерущихся людей. Определенно, это была засада. Их выследили и дождались удобного момента. Глупо было рассчитывать, что Вэни так просто дадут им взять контроль в свои руки. Праздновать победу было еще рано — враг не собирался сдаваться после первого поражения. — Глава Цзян! Не успел Цзян Чэн выскочить на поляну, как его заметили. Двое заклинателей напали одновременно с разных сторон, но он не растерялся — два меча, Саньду и Суйбянь, грозно сверкнули, разрубая врагов. Тела рухнули под ноги, пачкая ханьфу кровью. Цзян Чэн быстро огляделся: и тут, и там виднелись чёрные с красным одежды — его воинов превосходили не количеством, но, увы, качеством. Взгляд наткнулся на перевёрнутую повозку, и Цзян Чэн с остервенением бросился в битву. Его появление между тем создало резонанс. Командир отряда Вэней (Цзян Чэн не помнил, чтобы видел его раньше) тут же озвучил приказ убить Главу Цзян, и сразу с десяток воинов устремились к нему. Это было на руку Цзян Чэну: вызывая огонь на себя, он мог спасти больше жизней своих людей. На краю сознания мелькнула мысль о том, как Вэни умудрились послать такое количество людей и остаться незамеченными? Видимо, они перемещались маленькими группами и собрались здесь — хороший тактический ход, который стоило запомнить. Впрочем, долго размышлять времени не было — задачей стало не дать им загнать себя в угол, а это было возможно только при самой быстрой скорости и точности атак. Приходилось крутиться на одном месте, расчищая себе путь. Удар — падающий противник, поворот — еще один. Возможности оценить общую ситуацию не было, но с таким боем победа близилась: Вэни не были бесконечными и не возрождались как нечисть. — Не дайте никому сбежать! Откуда-то сбоку послышался крик Не Хуайсана, самого его, впрочем, было не разглядеть за жаром битвы. Ему тут, конечно, было нечего делать, воином он никогда не был. Наверняка личный отряд из Цинхэ защищал своего господина, однако Цзян Чэн увидел, как после приказа те устремились в сторону леса, чтобы догнать врагов, что пытались скрыться с места сражения. Цзян Чэн, поддавшись инстинктам, рванул в сторону перевернутой повозки — просто проверить, убедиться, что все в порядке, хотя никто не звал на помощь. Он не добежал, только увидел, что чутье не подвело его, — прямо на глазах Цзян Чэна на Не Хуайсана напали сзади. Тот даже вскрикнуть не успел, как к горлу прижался кинжал. Нападающий отличался от обычных воинов клана Вэнь — носил черные одежды без знаков отличия, а его хищная, чуть безумная улыбочка грозилась навсегда въесться в память Цзян Чэна. — А ты, красавчик, пойдешь со мной, — громко возвестил незнакомец, бросив что-то под ноги. Цзян Чэн заорал, выпуская Цзыдянь, но не успел — талисман закрутился, скрывая Не Хуайсана и его похитителя в клубах тумана. Через секунду их обоих уже не было.