***
— Итак, класс, все знают, что такое мини-аптечка? Мини-аптечка — это тот предмет, о котором задумываются обычно только очень прагматичные девочки. Есть такие среди нас? — Да, — ответила Окс. — Безусловно, — добавила Кокотка. — Всенепременно, — буркнул Лёша, и все заржали. Дмитрий Темурович улыбнулся ему краешком губ. — Хорошо. Вот вы трое нам и расскажите, пожалуйста, такую вещь: что всегда должно быть в сумке? Самое главное, пожалуйста. Секундная заминка, и все трое заговорили разом: — Ватки, пластыри, бинты. — Обезбол. — Уголь. Дмитрий Темурович написал на доске их варианты и повернулся к Оксане. — Пройдёмся по вам. Как зовут? — Оксана Фролова, двадцать первая в списке. — Чётко, командир. Почему нужны ватки? — Чтобы залататься, обработать порезы, промыть раны и всё такое. Дмитрий Темурович кивнул. — Хорошо. Теперь вы, юноша, как вас? — Лёха. Я ношу автомобильную аптечку. Угля всегда не хватает, а остальные вещи всегда у девок попросить можно. — Принимается, — хмыкнул учитель. — И вот теперь вы, красавица моя. Уточните, какое обезболивающее вы имели в виду? Кокотка откинула свои тёмные волосы и белозубо улыбнулась. — Ну, у меня всегда с собой Нурофен, Цитрамон и Супрастин. — Чудесный выбор, хоть и с небольшой ошибкой. Как вас по имени? — Яна Кошкина. — И фамилия приятная, ну просто праздник. Оксана — один балл, Алексей и Яна — два балла, — Окс надулась, в то время как Лёха и Кокотка воспряли духом. — Вы всё сказали правильно, но давайте подумаем: это ли самое главное? Представьте: мы с Командиром устроили романтическую прогулку до ближайшей аптеки, — Дмитрий Темурович игриво посмотрел на Окс, но та обиженно закатила глаза, — купили себе анальгин, уголька, облепились детскими пластырями и съели по гематогену. Сможем мы обойтись только этим? Что забыли-то? — Воду? — несмело предположил Антон и добавил: — Антон Шастун, последняя строка. Дмитрий Темурович тихо засмеялся, и Антон почувствовал прилив уверенности. Не каждый день ему удаётся заставить смеяться таких вот хмуриков. — Кошечкина, прости, — учитель скосил глаза на последние парты, — у меня новая любовь. — Ничего, Дмитрий Темурович, — протянула Кокотка, — всё равно ко мне вернётесь. Антон неловко улыбнулся. — Да, Шастун Последняя Строка прав как никогда, и за это мы дадим ему аж три балла: нет никакого смысла носить таблетки без воды, вы не сможете их выпить. Почему-то все об этом постоянно забывают. К тому же водой можно промыть раны, снять интоксикацию, напоить путника в пустыне Сахара, позавтракать во время отстойной диеты и прочее-прочее. Если ваши религиозные убеждения не позволяют вам носить аптечку, то хотя бы носите воду. Дмитрий Темурович присел за стол и откинулся на спинку кресла. — Что по поводу остальных ответов. Конечно, бинты и пластыри иметь всегда хорошо, но вот с ватой не уверен: в ней много мелких ворсинок, засунете в спешке не туда, куда надо, вымывать запаритесь. Оставьте её для косметических целей, а в мини-аптечку сложите лейко-бинт. Плюсом нужен антисептик, потому что перевязывать непромытые порезы просто не имеет смысла, а также маникюрные ножницы, потому что отрывать бинты зубами и руками не очень эстетично. Теперь Алексей. Алексей с автомобильной аптечкой наперевес хочет быть во всеоружии, и, наверное, в суровом мальчишеском мире это самая правильная тактика из всех возможных. Для остальных зануд оставим только уголь. Чё сидим? Записывайте, я для кого вещаю-то? — Послышалось спешное шуршание тетрадей. — Теперь Яна. Она не совсем корректно отнесла эти лекарства в группу обезболивающих, об этом мы будем говорить позже, однако назвала хорошие универсальные марки, которые я бы посоветовал знать и иметь каждому — разумеется, если у вас нет аллергии, противопоказаний и прочих радостей жизни. Повторяю: Нурофен, Цитрамон, Супрастин. Записали? Раздалось согласное мычание. — Наверное, пышущие здоровьем хомяки вроде вас задаются закономерным вопросом: а зачем, собственно, это всё сейчас озвучивается? Поясняю. У нас будет развесёлая практика, когда вы будете в панике бегать по всему пансиону в поисках медички, спасать умирающих людей, препарировать игрушку и материть меня на чём свет стоит. Для разных занятий я буду выдавать разные комплектации лекарств и подручных средств, но вне зависимости от нашего учебного процесса у вас всегда под рукой должна быть базовая мини-аптечка. Даже если вам кажется, что это вам не пригодится, я сделаю всё возможное, чтобы переубедить вас. Надеюсь, вы поняли, что как человек я так себе. Вдобавок скажу, что как учитель я тоже отстой. Чтобы сдать мой предмет, нужно внимательно слушать Сергея Борисовича. Он, конечно, бесючий, но теорию даёт стоящую. Моя же задача — дать теории прикладное значение, не более того. В общем и целом, свыкайтесь. А мы продолжаем собирать сумочку Гермионы…***
После урока Антону надо было пойти на ковёр к директору. Он не особо переживал. Ему не впервой, в своей школе он попадал в неприятности стабильно раз в месяц, и там дошло до того, что директор не кричала на него, а просто молча вздыхала и отдавала записку с наказанием: отработкой какой-нибудь, двойкой по поведению. Он надеялся, что в этой школе исправится, но куда там. Он же Антон Шастун, кладезь нераскрытых талантов. Окс пришлось доводить его прямо до кабинета, потому что Антон потерялся в спутанных коридорах и проходах ещё в самом начале. Собравшись с духом, он постучал и, дождавшись глухого «Войдите», открыл дверь. Светлый просторный кабинет Павла Алексеевича можно было бы сравнить с музеем: выставка всевозможных кубков, медалей, грамот занимала огромный шкаф во всю стену. (Антона всегда удивляли ученики, которые оставляют свои достижения в школе. Неужели реально нигде не пригождаются?) Мебель простая, икеевская, но удобная и однотонная. Директор сидел за столом и подписывал какие-то документы. Антон потоптался на входе. — Садись, пожалуйста, — через время обратился к нему Павел Алексеевич. Антон присел на краешек скрипящего стула. Психолог из прошлой школы рассказывала, зачем в директорских кабинетах есть скрипящий стул (если идея того, что у скрипящего стула есть цель, принимается на веру). На них сажают агрессивно настроенных родителей, чтобы остудить их пыл: когда стул начинает скрипеть под ними, им становится неловко, они меньше двигаются и сбиваются со своей злой мысли. Маленький приёмчик, не всегда срабатывает, но имеет место быть. Павел Алексеевич отложил ручку и помассировал виски. — Я почему-то никогда раньше не задавал такого вопроса, но сейчас вдруг пришло в голову, — пространственно начал он. — Раньше я задавал такой вопрос: почему, зачем, какой смысл? Теперь это неинтересно. Теперь я задам другой вопрос: что мне нужно сделать, чтобы вы не нарушали правила? Антон сложил руки на колени: — Павел Алексеевич, дело в том, что нарушение — это не товар для оборота. Мы нарушаем ради нарушения. Единственный возможный вариант — взять это под контроль. — Прости? — Ну типа… как вам объяснить. Давайте на примере. Вы же знаете «Холодное сердце»? — У меня трое детей, безусловно, я в курсе, — без энтузиазма отозвался Павел Алексеевич. — Сочувствую. — Благодарю. Так и что? — Ну, вы сейчас поступаете так же, как родители Эльзы: запирайте смертоносную силу подростка в тёмной комнате и молитесь, чтобы этот подросток вас не укокошил. В итоге всё кончится тем, что мы погрузим город в лёд и пойдём в горы петь жалобные песни. А ведь Эльза могла бы направлять эту силу в нужное русло. Строить горки для детей, добывать воду, чё-нибудь ещё такое. С нами нужно так же. — Как Строгановы Ермака в Сибирь отправили? По виду Антона стало понятно, что об этих тонкостях отечественной истории он был не в курсе. — И чем мы вечно Агафью Петровну слушаем? — пожурил Павел Алексеевич. — Ладно, что ты предлагаешь сделать? — Не знаю. По крайней мере, нужен какой-то спортивный кружок, желательно по боевым искусствам. — А вы не подохренели? Я и так вам кучу конкурсов вечно делаю… — Простите, Павел Алексеевич, я уважаю ваш труд, но конкурсы — это прям не то. Короче, для простоты давайте будем думать, что в детях есть два начала: тёмное и светлое. В одной притче говорилось, что надо отдавать предпочтение только светлому, но я считаю, что необходимо реализовывать оба. В конкурсах, несмотря на конкуренцию, используется светлое начало, ведь дети участвуют там на благо — на благо себе, чтобы поднять самооценку, другим, чтобы сделать какие-то полезные проекты и так далее. Тёмное начало всегда стремится к разрушению, боли. Я не знаю, возможно, есть другой способ, но, мне кажется, в боксе, каратэ, ушу и прочих жушу безопаснее всего проявлять тёмное начало. К тому же боевые искусства учат соображать, прежде чем ударять, верно? Но можно бюджетнее: устроить цивилизованную войнушку во дворе, дать заброшенный класс, в котором можно что-нибудь сломать, я не знаю. Нам просто нужен выход злой энергии, понимаете? Павел Алексеевич прищурился в раздумьях. — Хорошо, Антон, я тебя понял. Может, ты тогда объяснишь, откуда в детях тёмное начало? — От природы, — пожал плечами Антон. — Мы ведь тоже люди, только без мозгов пока. — Но почему у одних оно шилом в заднице встаёт, а у других никак не проявляется? — Ну, вы же разбираетесь в литературе? — Конечно. — Тогда вы понимаете, что злоключения не случаются с детьми хороших жизней, иначе это очень тупой сюжет. Ребёнок должен иметь трудную судьбу, плохих родителей, чё-нибудь ещё такое противное, чтобы тёмное начало взбунтовалось, и шило заиграло яркими красками. Если у ребёнка хорошая жизнь, то его злоключения не тенденция, а единоразовая фигня, которую он не желал. Детям плохих жизней хочется отыграться, хочется уважать себя за то, что они так много терпят. О каком самореспекте может идти речь, если тебя в школе дразнили, правильно? Поэтому их злоключения — это цель, к которой они всегда будут стремиться, осознанно или не очень. А у нас тут интернат, поэтому детей плохих жизней в три раза больше обычного. — Почему это? — Часто родители, которые любят своих детей, отправляют их учиться за тридевять земель? — горько усмехнулся Антон. Павел Алексеевич сочувственно улыбнулся, но оставил вопрос без ответа. — Я понял тебя, Антон. Ты интересный парень, — сказал он. — Но это не отменяет того, что за тобой три отработки и извинение перед мальчиком. — Справедливо, — хмыкнул Антон. — То есть ты признаёшь свою вину в том, что ты его толкнул? — Да не толкал я его, Павел Алексеевич, больно он мне нужен. Но довёл разговором до падения, в чём каюсь. — Разговором? — переспросил Павел Алексеевич. — Разговором, — повторил Антон. Павел Алексеевич помолчал. Антон тоже. — Что ж. Вероятно, я должен спросить, что ты ему такое сказал, но мне как-то не хочется. — Это верно. Павел Алексеевич ещё раз помолчал. Антон тоже. — Ступай, Шастун. После того как Антон ушёл, Павел Алексеевич сцепил руки в замок и уставился в окно. Вероятно, в чём-то пацан прав: его пензовское детство без страха и не вспомнишь. Может, поэтому он сейчас старается быть здесь, там и всюду — добиться, как он сказал, «самореспекта». Только вот сомнительно, что когда-нибудь у него это получится.