Парадокс лжеца

      — Итак, Дмитрий Темурович, объясните, пожалуйста, что ваш ученик делал на сцене БЕЗ ШТАНОВ?       Агафья Петровна стукнула кулаком по столу так, что тот подпрыгнул вместе с принтером и факсом. Антон хотел бы провалиться сквозь землю, через мягкий чернозём до раскалённого ядра планеты, чтобы сжариться в лаве времён. Дмитрий Темурович сохранял бесстрастность лица подсудимого после тройного убийства с отягощающими обстоятельствами — глаз чуток дёргался, а так ничего, вполне-вполне.       — Агафья Петровна, повторяю в сотый раз: это была неудачная шутка. Я проведу воспитательную работу и сделаю всё возможное, чтобы это не повторилось.       «Воспитательная работа» — ласковым эхом отдалось в Антоне, и он приподнял уголок рта.       — Верю ли я вам, Дмитрий Темурович? Не особо, — фыркнула Агафья Петровна. — Вы развращаете детей. Это не первое моё замечание к вам: практики, балльная система, отсутствие униформы, игнорирование внешкольных мероприятий, а теперь ещё и это шапито, позорящее честь школы, — она пренебрежительно махнула рукой на Антона. — Вы хоть думаете, насколько вульгарно себя ведёте?       Антон резко прекратил движение к центру Земли и вернулся обратно.       — Агафья Петровна, — прошипел он. — Да, я накосячил и приношу свои извинения, но он замечательный учитель, и уроки у него соответствующие, — на этой фразе Дмитрий Темурович с полуулыбкой опустил глаза. — Это целиком и полностью моя идея, я вообще не вдупляю, почему он должен оправдываться перед вами.       — Молодой человек! — прикрикнула Агафья Петровна. Антон сцепил зубы. — Вам бы поговорить о качестве образования! Сколько двоек на неделе вы схлопотали?       — Ни одной, — Антон старался говорить на парселтанге, чтобы главный питон уловил посыл. — Как и на прошлой неделе, как и месяц назад. А также выиграл в историческом конкурсе и получил грамоты, которые висят за вашей спиной.       Антон делал это каждый божий раз, здесь и в бывшей шарашке: участвовал в двух-трёх конференциях при поддержке отличников и получал бесценные ламинированные «За участие в конкурсе и хитрожопость высшего левела», которыми потом мог оперировать в критических ситуациях. Люди боятся бумажек, особенно ламинированных — Агафья Петровна не исключение. Антон представил, в каком режиме будут проходить дальнейшие уроки истории, и внутреннее застрелился, еле сдерживая весь свой обширный матерный вокабуляр.       Но без штанов прыгать действительно не стоило.       Это всё из-за КВН. Его концепт они вынашивали, рожали и воспитывали очень долго, пока не появился Стас из параллельного класса — тот самый, что руководил Медичи и восхищался военными планами противников. Он предложил умопомрачительную идею импровизационного шоу, наподобие того, что представлял собой Бой Умов. Дело сдвинулось с мёртвой точки, и они даже попробовали ставить номера в разных комбинациях: учителя с учителями, ученики с учениками, вперемешку, дуэтом, квартетом и в соло — пока не подобрали подходящую компанию. Помимо уходящих и приходящих людей, в основном составе труппы оказались: Сергей Борисович, Стас, Антон, Дмитрий Темурович и — сюрприз — Арсений Сергеевич, когда забегал в гости. Он неожиданно хорошо вписался в коллектив, и дети — особенно тех возрастов, когда вместо «следователь» говорят «супершпион в суперплаще», — просто обожали его. Новоиспечённые импровизаторы выступали по пятницам для всех желающих, но ходили слухи, что Сергей Борисович втихаря сдирает за это плату.       («Серёжа — гвоздь программы, ведь на него все забивают. На гвозде держится ночник, он же Арсений, и светит он дозированно, чтобы не ослепить восхищённых зрителей. Тумблером переключения выступает Стас, у которого определённо есть задатки настоящего управленца. Электричество в ночнике, постоянное напряжение — это Антон. А я? Я не знаю, кто я в этой конструкции. Возможно, я тот самый трус, который боится засыпать без света» — из рецензии одного критика.)       Дуэт Ша-ля-лястуна и чемпиона мира по интригам принял за традицию выступать так: сначала Дмитрий Темурович делает нечто неожиданное, а потом Антон, заливаясь фальцетом, укатывается со сцены истеричным колобком. Людям нравилось, но аккурат после Тех Самых «Каскадёров» они наотрез отказались играть один на один и пересекались лишь в общих импровизациях, стараясь держаться на приличном расстоянии.       Антон до сих пор удивлялся повсеместной активности и экстравертности. Все с воодушевлением поддерживали сомнительные идеи, кажущиеся на первый взгляд провальными, помогали, участвовали. Павел Алексеевич говорил, что ничего волшебного в этом нет — чистая выборка пехотного и командного составов, никаких лишних примесей. «Окружение влияет на тебя больше, чем ты думаешь. Ты влияешь на окружение больше, чем оно думает», — туманно говорил он, и Антон умно кивал, хотя ничего не понимал. Именно из-за этой беспрецедентной поддержки никто не отринул идею бесштанной шутки. Катя даже вызвалась к Антону в пару, чтобы позориться вместе, — вот так он выяснил, кому из друзей может доверять всегда. Дмитрий Темурович проморгал момент, когда сцена превратилась в нудистский пляж, но именно его, автора идеи внешкольного мероприятия, посчитали виновным.       — Пойдите вон, молодой человек, — Агафья Петровна потёрла виски.       Антон собирался громко возразить, но Дмитрий Темурович шепнул, почти не двигая губами:       — Тоша.       «Тоша» у них заменяло первое стоп-слово. За второе отвечало «Митя». Антон закрыл глаза, развернулся и, хлопнув дверью, покинул кабинет.

***

      Павел Алексеевич действительно организовал класс, где дети могли избавляться от своего «тёмного начала», разбивая что угодно: от шкафов до стеклянных пробирок, от досок до испорченных тарелок из столовой. Количество производственных травм закономерно увеличилось, однако число драк и прочего рукоблудия пошло на спад. Таким образом, ничего существенно не поменялось, но правонарушения стали контролироваться свыше. Это как выделять специальный ящик тумбы для бардака — он как бы есть, но как бы санкционируется психикой. Больше всего Разрушиторией для учеников любили пользоваться миловидные учительницы начальных классов: входили церберами, выходили добродушными феями.       Антон пнул стул и кинул отлетевшую дощечку в стенку.       — Сука! Это надо, блять! Говно историческое, хуилотрица самодержавная, убил бы мразь…       Дмитрий Темурович сидел на парте, поставив ноги на два стула и сцепив руки в замок.       — В чём-то она права.       Антон резко обернулся.       — Очевидно, я развращаю детей, — Дмитрий Темурович глянул исподлобья.       Антон выдохнул и издал смешок.       — Вам норм? Она вас с грязью смешала.       — Я привык, поверь.       — Так отвыкай, мальчик мой, — передразнил он и принялся мучить спинку стула.       Дмитрий Темурович слегка усмехнулся.       — Она одинокая учительница с неудачным браком, сумасшедшим сыном и предрасположенностью к алкоголизму. Это никак её не оправдывает, но объясняет причины, по которым с ней бесполезно бороться.       Антон разбил тарелку вдребезги, после чего признал полную капитуляцию.       — Тох, я очень-очень благодарен, но, пожалуйста, не порть из-за меня отношения с учителями. Тебе осталось проучиться меньше полугода.       А ведь реально.       — А что потом? — обернулся Антон.       — Жизнь, полная сессий и разочарований.       — Но вы? Вы останетесь здесь? — от этой мысли внутри всё ёжилось.       — Не надейся, — хмыкнул Дмитрий Темурович. — Если ты уедешь в другой город один, от универа камня на камне не останется. Не могу допустить катастрофу.       Антон на секунду отвёл взгляд, а затем ляпнул наобум:       — Москва?       — Хорошо.       — Воронеж?       — Ещё лучше.       — Антарктика?       — Почему нет?       — Юпитер, Сатурн, Чёрная дыра?       — Куда угодно.       — Вы безнадёжны, — покачал головой Антон, и Дмитрий Темурович заговорщески подмигнул.       — Ты правда не получал двоек?       Антон смутился:       — Ну да. Хуле все умные ходят? Я чё, хуже? — он поводил носком кроссовки по полу, прибирая дощечки. — Вы наверняка тоже испытывали нечто подобное.       — Тох, у меня золотая медаль. Я испытываю это всегда.       — Золотая медаль?! — ужаснулся Антон. — Господи, я лобызаюсь с ботаном…       — О да, это единственный камень преткновения в нашей паре, — фыркнул Дмитрий Темурович, но Антон пропустил реплику, мотая головой в неверии.       — Вы типа играли на скрипке, ваш элегантный чёрный кот ел равиоли…       — Вообще-то, на рояле. И он был рыжим.       Послышался отчаянный вой, а затем — хехеканье.       — Скажите честно, что приятнее: получать медаль или знать, что её не получил конкурент?       — О-о-о, блаженство. Ты бы видел её лицо, когда меня вызвали на сцену, — довольно зажмурился Дмитрий Темурович, и Антон рассмеялся. — Ощущения почти как сегодня. Ты её так умандил, такой оргазм…       Антона прошибло электричеством. Он неосознанно потрогал завязки на капюшоне, и Дмитрий Темурович вздохнул.       — Ненавижу твои завязки. Подойди сюда.       Антон подошёл и терпеливо подождал, пока Дмитрий Темурович соберёт их в приличный узелок перфекциониста.       — Вы хорошо играете? — почти неслышно спросил Антон. — На рояле?       — Очень хорошо, — улыбнулся Дмитрий Темурович, оставил в покое капюшон и поглядел ему в глаза. — Научить?       Антон медленно помотал головой.       — Я не смогу вас слушать.       Дмитрий Темурович опустил взгляд на его губы и медленно поцеловал. Антон почувствовал, как поднимается опасный жар в теле, но подвинулся вплотную, чтобы тут же быть уложенным на парту.

Арсений Сергеевич дедуцирует

      Папка «Парадоксального дела» снова появилась на столе Арсения, и Захарьин задумчиво уставился на потрёпанную белую обложку.       — Нет, — Арсений подул на кофе и отпил немного, аристократически придерживая чашку двумя руками.       — Что «нет»? — переспросил Захарьин.       — Ты хочешь спросить, собираюсь ли я продолжать это дело. Нет, я хочу продолжить другое дело, более серьёзное. Мне необходимо порассуждать, послушаешь?       — Куда я денусь, Шерлок? — вздохнул Захарьин, положил ноги на стол, поёрзал, чтобы выбрать удобную позу, и затих. — Валяй.       Арсений подошёл к белой доске, на магнит прикрепив фотографию двенадцатилетнего Дмитрия Позова. Мальчишка выглядел не по-детски строгим и бесконечно усталым — снимок сделали в тот самый день, когда его привезли из леса. Мысленно Арс перенёсся в сосновую глушь. Тихо. Шелест деревьев, трещание разожжённого на дровах костра. Три человека: мальчик и его родители.       — Восемнадцать лет назад маленький Дима пошёл в поход со своими родителями — подарок за отличную учёбу и примерное поведение, которым Дима не славился, — начал Арсений, внимательно наблюдая за сценой. Отец улыбнулся Диме, стоящему возле огня. А после его лицо свело судорогой. — По словам мальчика, когда они добрались до привала, отец вдруг почувствовал себя нехорошо и упал. Диагноз — инсульт.       Мать поднялась с места, чтобы ему помочь, но неожиданно приложила руку к груди.       — Дима ожидал, что мама поможет ему, но, когда обернулся, обнаружил её лежащей на траве — асфиксия.       Мальчик с телефоном в руках перебегал от одного родителя к другому, проверяя пульс и пытаясь уложить их ровно.       — Как в сказке, они умерли в один день. От двух разных болезней. Минута в минуту.       — Ты видел отчёт судмедов, — широко зевнул Захарьин из реальности. — Они не были отравлены.       — В сумке отца лежали два полных бутыля с белладонной.       — Что?! — поперхнулся зевком Захарьин.       — Я бы счёл это чистой случайностью, ведь белладонна является лекарственным препаратом. Но он, — Арсений указал в пустой угол и присел на корточки. Воображаемый Дима посмотрел на него безэмоционально. — С ним случайности не случайны. Мальчик, который препарировал лягушек от скуки и умножал трёхзначные числа в уме. У него было время, чтобы что-то предпринять.       — И… что он сделал?       — Позвонил в службу спасения. К сожалению, он знал только адрес базы, которая находилась в трёх километрах от него. Он плохо ориентировался в пространстве, поэтому не смог сказать точные координаты. Его искали три часа, из которых два с половиной он провёл в тёмном лесу наедине с трупами своих родителей.       — Бедолага.       — Да, это так, — маленький Дима закатил глаза. Арсений усмехнулся: — Первые слова, которые услышали от него спасатели: «Конечно, не торопитесь». Дима не показывал привычного для детей испуга, не выказывал шока, спокойно отвечал на вопросы. Он подробно расписал, как именно пытался помочь родителям, следуя инструкции, которую краем глаза видел в коридорах школы. У людей появились сомнения на его счёт — а вдруг у мальчика криминальное мышление? Заключить под стражу они его не могли, но вот испортить психику — вполне. Год за годом ему говорили, что он делал всё неправильно…       — И что? Ты считаешь, что он может быть убийцей Сысликовой?       — Не говори глупостей. Девушка планировала самоубийство долгие месяцы, готовилась, тщательно заметала следы. Другой вопрос — почему она выбрала это время и это место? Почему её обнаружил именно Дима? Возможно, совпадение. А возможно, она знала что-то такое, что, предположительно, могло убить его родителей. Возможно, она знала, что в школе находится убийца, и решила сделать свою смерть полезной — указать на убийцу или помешать ему совершить новое преступление. Люблю инициативных людей.       — Дева Мария, почему никогда нельзя просто сказать напрямую?       — Мне страшно за то вещество, что ты называешь своим мозгом. Вспомни записку: парадокс лжеца заключается в том, что нельзя однозначно сказать, лгут тебе или говорят правду. Она сомневалась в своих суждениях, но время было на исходе, так как Дима приехал в школу, и вместе с ним завертелись колёса. Она сумела вставить в них палки, преступнику пришлось залечь на дно. Но он затянул с антрактом. Слишком долго молчит. Либо затевается что-то крупное и требующее подготовки, либо…       — Либо ему до сих пор мешают.       — Да, но кто? — Арсений задумчиво приложил палец к губам. — На ком всё держится?       — Ты говорил с уборщиком?       — Он петух, — отмахнулся Арсений.       — Арс, у него…       — Он петух с раздражающими особенностями развития. Полегчало? — поморщился Арсений. — Если он и причастен к делу, то только косвенно: его комната была обставлена в средневековой манере — подходящее место для отравления экстравагантным ядом. Я не понимаю. Я что-то упускаю…       — Ты упускаешь главное, — сказал Захарьин, и Арсений, обернувшись, склонил голову с холодным интересом. — Оберегаешь Позова как можешь. «Он не причастен, он не причастен» — ты даже не рассматриваешь такой возможности, хотя это твоя прямая обязанность. Сказать тебе, почему ты этого не делаешь?       Арсений молчал, и Захарьин недобро улыбнулся.       — Потому что ты пристрастен. Потому что он тебе нравится. Всегда поддержит, всегда поможет. С чего у человека криминального мышления такая широта души, да ещё и — надо же, какой совпадение — к человеку из полиции?       — Мне сложно слушать противные звуки, доносящиеся из твоего рта. Я не говорил, что у него криминальное мышление, я сказал, так посчитали идиоты.       — Как хочешь, — поднял руки Захарьин. — Я не собираюсь спорить. Ты никогда никого не слушаешь. Но знаешь, когда мы посадим Дмитрия Позова за убийство ученика, я не буду скрывать радости.       — Тогда будь аккуратнее, — улыбнулся Арсений, и температура в помещении резко упала. — Опрометчиво радоваться чужой смерти, когда ты в погонах.       Он взял пальто и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Пока шёл по коридору, приветственно кивая коллегам, достал из кармана телефон и набрал номер.       — Дозвониться на выключенный телефон? Неплохо, — отозвались после трёх гудков.       — Пообещай мне одну вещь, пожалуйста: если что-то случится, ты первым делом позвонишь мне, а не в полицию, — с ходу заявил Арсений.       — Даже если пожар? — весело спросили его.       — Даже если инопланетный захват.       — Я никогда не давал обещания простым людям. Но вы умнее всех на свете, так что я, Антон Шастун, обещаю добавить ваш контакт в избранное. Вы собираетесь к нам сегодня? Очень серьёзное дело — одна учителка нас обижает, может, подсобите. Мы стащили, гхм, то есть попросили у Окс печенья, которые она на технологии скулинарила, и…       — Я не могу, — Арсений остановился, закрыл глаза и взял трубку двумя руками. Понизил голос: — Я больше не могу приезжать. Мне скоро запретят.       — Арсений Сергеевич, — Антон резко посерьёзнел. — С каких пор вам кто-то что-то запрещает?       Арсений искренне улыбнулся.       — Они начинают сомневаться в моих умственных способностях.       И я боюсь, если эта зараза распространится дальше, я не смогу вас защитить.       — Часто люди, которые сомневались в вас, выигрывали?       — Никогда.       — Так и чё тогда? Признайтесь, что просто стремаетесь проиграть Дмитрию Темуровичу в «Джин-рамми».       Арсений тихо рассмеялся:       — Ладно. Ладно, передай ему, что он козёл, и я надвигаюсь.       — Дмитрий Темурович, а он вас обозвал! — крикнул Антон в сторону. Арсений услышал нечто вроде: «Передай ему, что мы разводимся» и снова засмеялся. — Не сдавайтесь, Арсений Сергеевич. Вам это не к лицу.       Арсений глубоко вздохнул, приводя мысли в относительный порядок.       — Ты прав. Не к лицу.