Ange blessé

      Фабрис тихо приоткрыл дверь и устало бросил ключи на столик у тумбочки для обуви. Глаза слипались от усталости, так что он был уверен, что этой ночью он точно сможет уснуть. Мало того, еще и выспаться, поскольку начались его выходные, и он сможет предаться благостной лени прежде, чем заняться Марселем.       — Ты еще не спишь? — Росса удивленно вскинул брови. Омега поднял голову и широко открыл глаза. — Что-то случилось? Уже довольно поздно.       Парень встал со стула, отодвигая полупустую чашку, и зашевелил губами, но кроме хрипящих звуков не смог ничего издать. Фабрис застыл на месте, пытаясь понять такую реакцию. Пока он старался вникнуть, голубые глаза наполнились влагой.       — Дыши, — он постучал себя по груди пальцем и Марсель втянул воздух со свистом. — Вот так, а теперь...       — Это? — Марсель прикоснулся к своей щеке и указал на мужчину. — Макс?       — О, ты испугался этого? — Фабрис выдохнул с облегчением. Он уже успел подумать, что где-то совершил непростительный поступок, и доверие омеги под угрозой. — Я просто ушибся, даже забыл об этом.       Удар вспух и отвечал болью, когда он говорил, но это было незначительным дискомфортом. Все же Фанрье весьма силен. Страшно было подумать, чему он подвергал хрупкого парня, если повел себя так с противником не по зубам. Палец в рот не клади, по пояс откусит. Но этот ушиб все же был на руку Фабрису. Приложит факт о нем в суде, поскольку у Матье не было иного выбора, кроме как согласиться свидетельствовать об увиденном. Как подкрепление к тому, что Макс опасен не только для супруга, но и для общества. Как он, интересно, раньше справлялся со своим неконтролируемым гневом на людях? Или он так выходит из себя только при мыслях о Марселе? Так что же он, черт его дери, вообще испытывает к супругу в таком случае?       А вот Фель в целом был ужасно раздосадован тактикой коллеги, все же по достоинству оценил стратегическую составляющую. Естественно, что Росса не собирался хоронить в этом деле всю больницу, им обоим, с Фанрье, это было не на руку, хотя если отбросить лишнее, вроде связей с Матье и главврачом, невролог мог вскрыть все опухоли без зазрения совести. Но жизнь после закрытия дела тоже надо будет продолжать, а потому хотелось бы сохранить все головы на своих местах, а не бездумно махаться топором.       — Прости, что не подумал, что это может заставить тебя почувствовать себя неуютно, — Росса опустился на стул, устало прикрыв глаза. — И что задержался, тебе скучно одному?       — Привык.       Что-то твердое стукнуло по столешнице, и Фабрис приоткрыл глаз. Марсель указал на кусок мороженного мяса и на свое лицо, затем кивнул. Мужчина фыркнул. Уже завтра останется небольшой синяк, а через два дня — лучше нового станет. Регенерация у альф просто великолепная. Но игнорировать заботу блондина он не стал, все же прижав к щеке предложенную первую помощь. Своевременной она была бы часа два назад.       — Очки? — Марсель сел на место, агрессивно растирая рукавом розовой рубашки глаза, пытаясь избавиться от слез.       — Потерял.       — Ха... — парень поджал губы, пристально взглянув на мужчину из-под лба. — Обманываешь.       — Разбил, — Фабрис улыбнулся. Как быстро его раскусили, даже интересно, омега не перестает удивлять. Он молча продолжал одним взглядом давить на мужчину, пока тот не вздохнул. Все-таки, быть может, он имеет право знать. — Максим. Да, он ударил, но это несерьезно, к тому же, себе он сделал этим только хуже. Не огорчайся, хорошо?       Фабрис поддался вперед, опуская полуфабрикат, от которого кожу начало покалывать. Марсель царапнул ногтем корочку на нижней губе и в свежей трещине расцвела кровь. Он глубоко задумался, молча глядя на стол, и вздохнул, шмыгая носом.       — Все хорошо, мне хватит духу защитить и себя, и тебя, — Фабрис улыбнулся, подпирая лицо ладонью. — Больше подобного не произойдет.       Марсель пронзительно посмотрел в каре-зеленые глаза, но, видимо, не найдя в них и намека на обман, согласно кивнул. Кончики его ушей порозовели и он потер рубец на лбу, пытаясь скрыть смущение. Это у него совсем не получалось, но его попытки были сами по себе интересными, так что Росса ничего не говорил о том, что видит его насквозь. Опомнившись, он прикрыл лоб волосами и прочистил горло.       — Чай? — омега указал на чайник.       — Почему бы и нет? — Фабрис взглянул на время и вздохнул, уже за полночь, конечно, самое время пить чай. На деле он бы не отказался от чего-то более крепкого, чтобы улучшить сон и отпраздновать начало выходных. — Спасибо, Марсель.       Парень вздрогнул, сжимая в руках синюю чашку. Любимую Фабриса, хотя он об этом ничего не говорил. Наверное, блондин сам заметил. Парень сначала сложил губы в букву «о», но видимо, решив, что ему нечего ответить, просто кивнул. Хотя Росса и заметил тень улыбки на его лице. В последнее время ему было все любопытнее, как двигаются его веснушки, когда он широко улыбается. Но пока не знал, что способно вызвать в нем радость, а так же это приравнивалось к стрессовой терапии, учитывая нестабильное состояние. Ему хотелось бы приберечь такие рисковые вещи на потом.       — Кстати, я купил книгу по изучению языка жестов, — альфа привстал, чтобы принести ее, но Марсель показал ему раскрытую ладонь и махнул вниз. Значило это примерно следующее: «не сейчас, вернись на место». И Фабрис послушался даже не задумываясь. — С завтрашнего дня у меня выходные, так что мы сможем начать учиться, тебе так будет проще. К тому же, я хочу, чтобы ты рассказал мне о многих вещах.       — Каких? — голос стал тише, он явно устал говорить, и опустил на стол его чай. Чувствовал он уже себя дома у Фабриса довольно привычно. У него было много времени, пока Росса на работе, он изучил каждый уголок, кроме его спальни, в которую постеснялся зайти. — Скучно.       — А мне довольно интересно, — Фабрис отпил кипятка и не поморщился, что вызвало у омеги удивление, если не шок. Но он ничего не сказал. — Я прочитал немного, по пути домой, это не трудно. А так же движение пойдет на пользу твоей руке.       В последние рабочие дни он ездил на метро, боясь, что задремает за рулем. К тому же перед праздниками образовывалось километровое столпотворение на дорогах, а он жуть как не любил тратить время попусту. А в метро хоть и давка, но он мог заняться чтением, не рискуя уснуть. Хоть было и туго, но он не лошадь, чтобы спать стоя.       — Марсель, — Фабрис запустил пальцы в свои волосы, растрепывая. В глазах все таяло от усталости, и он мечтал лишь дойти до постели, позабыв о душе, — тебе хорошо тут? Обязательно говори мне, если что тревожит, не надо терпеть, если тебе не нравится что-то.       — Хорошо, — парень прижал к груди ладонь и уголки его губ приподнялись.       От этого в легких Фабриса все свело и он поспешил допить чай, чтобы наконец пойти отдыхать. Марсель, конечно, очень красивый, но эти странные позывы, что порой выкидывало его собственное тело — нечто из ряда вон. Как он ни пытался вбить в голову догмат, что этот омега — совсем не ребенок, все еще не мог справиться с этим странным ощущением. От вида Марселя, так отчаянно и успешно борющегося со своими пороками, он тоже чувствовал себя хорошо, гордился тем, как он шагает в нужном направлении. Хотя Фабрис сделал для этого не так много, лишь предоставил ему кучу времени на себя, поначалу боясь, что тот еще больше замкнется в себе. Но все сложилось лучшим образом, и его опасения, к счастью, не оправдались.       — Я рад, — альфа кивнул, вставая с места. — Не засиживайся долго, тебе нужен здоровый сон.       Марс согласно кивнул, покручивая свою чашку, о которой он вовсе забыл, как только хозяин дома пришел. На деле он дожидался его, перебарывая желание спать. Потому что складывалось впечатление, что он в этой квартире совсем один. Когда он просыпался, когда ложился спать — Росса был на работе. Марсель слышал, как когда он возвращается, то время от времени он заглядывает в его комнату, по больничной привычке совершая «обход», чтобы убедиться в целостности своего пациента. Но тогда омега уже не мог подняться из-за действия таблеток, притупляющих сознание. Он привыкал к этим ощущениям, был доволен, как бездомный потрепанный кот, которого все же приютил заботливый и внимательный хозяин. И ради сохранения этой мирной погоды он старался подавлять все «ненормальное», или то, что он таковым считал.       — Это были мои последние очки, я линзы носить вообще не умею, вот же... — Росса потер висок, бубня под нос.       Марсель проводил рыжую макушку глазами. Этот мужчина такой... Антипод Макса. Его ударили по лицу, а он об очках тревожится. Такой практичный, что смешно. Фанрье бы от такого вышел из берегов. Однажды Марсель случайно стукнул его во время того, как он был не в духе, а значит — особо жесток. И действительно, после такой «выходки» три дня или даже четыре Марсель не мог без боли и дышать, только лежал на диване, где его оставил муж, изредка проверяя, не подох ли.       От воспоминаний омегу передернуло и он надавил на шрам на лбу пальцем, зажмурившись. Этот след на лице ему напоминал, что он больше не взаперти, больше не вещь.       — Марсель, ложись спать! — альфа прокричал это из ванной, судя по шуму воды.       — Да, — он тихо выдохнул, прижимая ладони к горящим щекам и вставая.

***

      Мужчину разбудил громкий звон битой посуды и он резко сел. Только после этого приоткрыл отекшие глаза и потянулся к тумбочке за очками, которых, само собой, не обнаружил. Поднеся часы к лицу, он напряг зрение и разлядел, что уже без малого одиннадцать часов утра. А чувство было такое, будто из него всю ночь кровь перекачивали, и он спал в гробу, как клишированный вампир, а не провел десять часов в мягкой любимой постели.       Потянувшись, размял мышцы, вышел из спальни и заглянул в кухню, где оказалось пусто, хотя пахло чем-то вполне съедобным, даже вызывающим аппетит. Он прищурился, пытаясь оценить обстановку.       — Странно... — он пробубнил под нос и зевнул в ладонь.       — Ык...       Резко развернувшись обратно, он обошел стол и сглотнул. Марсель сидел на пятках, ссутулившись и схватившись руками за голову. Красочные синие осколки неглубокого блюда разлетелись по полу.       Омегу трясло крупной дрожью, он сжимал свои волосы, вдыхая рывками. Фабрис не заметил его, такого маленького практически в уголке, и чуть не оставил в таком состоянии.       — Марсель, спокойно, дыши... — мужчина присел на корточки перед ним.       Это была первая установка Фабриса для омеги, который легко регулировал их на подсознательном уровне. Он очень чуткий, но Максим вложил в него невесть что. Благо, что он не исчерпался за столько лет и когда Фабрис говорил ему дышать — он сразу начинал контролировать это. Но сейчас, видимо, был не в том состоянии.       — Прости... — он захрипел, как если хотел сорваться на крик, и шумно сглотнул ком в горле. — Прости, прости...       — Марсель, слушай мой голос, обрати на меня внимание, — альфа опустил перед ним на пол ладони. Прикасаться он не мог, но надеялся, что он все же поймет, что эти руки не принадлежат его супругу. — Это я, Фабрис. Нет ничего страшного в том, что ты разбил тарелку, можешь делать так почаще. Больше никто не будет тебя ругать или трогать, ты слышишь?       Хаотичные бессвязные бормотания прекратились, но слезы продолжали падать с его подбородка, а губы дрожать. Он опустил руки, обнял себя за плечи и с опозданием все же кивнул. Хоть что-то он да понял, расслышал и это было уже неплохо. Видимо, событие напомнило ему что-то слишком схожее с травмирующей ситуацией из прошлого.       — Бутылка... — он шмыгнул носом и вытер его рукавом, подняв красные глаза на мужчину.       — Это не бутылка, не переживай, — Фабрис улыбнулся, хотя стало внезапно беспокойно. Что это могло бы значить? В голове возникло несколько картин, и ни одна из них не была приятной. — Обычная тарелка, у нас их много, можем еще разбить, чтобы ты убедился, хочешь? У меня есть сервиз, который мне не нравится, могу уступить, — попытался разрядить обстановку альфа.       — Н-нет, — ненормально узкие зрачки медленно расширились, и он поднял черепок, как если убеждался в том, что ему сказали. Тщательно его рассмотрев, он вытер слезы пальцами, вздохнул, приходя в себя. Паническая атака отступила, оставив после себя только боль в ребрах, висках и тяжеленный осадок. — Я не хотел...       — Тебе получше? — Росса сгреб осколки на кучку, чувствуя, как его неряшливые волосы колыхаются от горячего дыхания омеги. — Это пустяк, не извиняйся. Ты не поранился?       Марсель раскрыл свои ладони, глядя на них. Одна блестела от влаги, бинты на второй промокли, но ни царапинки на них замечено не было. Прислушавшись к себе, он понял, что никакого острого и нового дискомфорта он не испытывает. Отрицательно покачав головой, он прижал ладонь ко лбу. Хотелось еще раз извиниться, за то, что неуклюжий, что сам себя напугал, что он обыкновенный слабак. Но если Росса сказал, что не нужно, то он должен контролировать себя.       — Это очень хорошо. Встанешь? Я все уберу, — мужчина улыбнулся, отправляя горсть крупных кусочков в мусорное ведро. — Ты давно встал? Между прочим, пахнет очень вкусно.       — Недавно... — блондин поднялся, придерживаясь за угол столешницы пальцами.       Поджилки тряслись, в висках давило, а желудок скрутило, напрочь лишив аппетита. Не будь ему сейчас столь скверно, он бы обрадовался комплименту. Он запомнил, что альфа говорил, о том, что они вместе сядут за изучение языка жестов, а значит, он останется дома. Потому и решил что-то приготовить для него, в знак благодарности, наверное. Росса честно признался, что не умеет, и питался полуфабрикатами или заказными комплексами на дом. И оставлял на кухне еду вроде этой для него, с пометкой о том, что следует разогреть. Но вышло так, что больная рука не справилась со штурвалом, так сказать, и он потерпел крушение. Ему одновременно было жаль невинную тарелку, стыдно, что разбудил Фабриса, и страшно от того, что вспомнил то, чего жутко не хотел. Он не желал испытывать ничего из этого, хотел избавиться от собственных мыслей и воспоминаний. Лишь бы снять этот камень, что придавил его легкие, затрудняяя дыхание.       — Разбитая бутылка... — Марсель отодвинул стул и бессильно сел на него, снова обнимая себя за плечи. Росса замер, внимательно глядя на него, сжимая в пальцах совок. — Макс. Угрожал мне.       — Он пьет? — Кивок. — И пьяным угрожал тебя... Убить? — Снова кивок. — Часто?       Блондин заправил волосы за ухо, прикусывая губу, чтобы не погрузиться в эти ощущения полностью. Фанрье снимал стресс двумя способами: алкоголь и беспорядочный секс. И он не единожды приходил домой уже пьяный, с чужими шлейфами запахов, лез в постель, отчего омегу тянуло блевать. При этом, если он хоть одним лицевым нервом дергал — это принималось за брезгование собственным мужем, дело наказуемое. Хотя Максиму причина не была нужна, но с ней он чувствовал себя кем-то вроде карателя, его заводила эта «игра», в которой он наказывает, жестоко и без права на обжалование. Блондин десятки раз просыпался от звука битого стекла, холодных царапающих прикосновений к своей шее, груди или животу. К тому же, никакой аппендицит ему никогда не вырезали. Нет, записали, конечно, именно так, но на деле его зашивали после того, как Макс вспорол его битым стеклом.       — Часто, — Марсель отвел взгляд, сжимая в пальцах одежду. — И внутрь... Засовывал.       — Тише, посмотри на меня, — Фабрис убрал мусор и закрыл ведро, отодвигая его.       Пододвинувшись к коленям парня, он проморгался. Сон, конечно, такое сняло. А ещё Марсель наконец решил выговориться хоть о чем-то. Но был единственный минус: его догадки подтвердились. Спусковой рычаг оказался настолько мощным, что это смогло повергнуть его в шок и отбросить мысленно назад, заставив переживать ужас за ужасом.       Фабрис это прекрасно понимал, не представляя, что ещё пришлось пережить этому человеку. Надругательство над телом и душой, что держал в своих руках Фанрье, зашло слишком далеко.       — Я — совсем не он. Я не прикоснусь к тебе с намерением причинить боль и даже не повышу на тебя голос. Ты должен помнить это, ладно? Я на твоей стороне.       Юноша кивнул, уложив ладони на колени. Его указательный палец дрогнул от навязчивого желания прикоснуться к синяку на скуле мужчины, надавить, как он делал это с собой. Но внезапно тот изменился: Фабрис улыбнулся, кожа на щеках сложилась обаятельными складочками. Вместо синяка Марсель прикоснулся к спутанным рыжим волосам, но тут же отдернул руку и зажмурился, активно мотая головой.       — Все хорошо, я принимаю и уважаю твой запрет на прикосновения, но ты можешь меня потрогать, если однажды захочешь, — Фабрис ткнул пальцем в переносицу, пытаясь поправить очки, но нахохлился и запыхтел, вставая. Марсель же расслабился и улыбнулся этому. — Все нормально, тебе пойдет на пользу контакт с другими людьми.       Вся разница в границах так называемой «интимной зоны». О языке тела Фабрис знал не много, но все же улавливал изменения собеседников всякий раз, когда те реагировали на его действия. У Марселя это пространство было достаточно широко из-за выученной беспомощности. Как только кто-то приближался к нему ближе, чем на девяносто сантиметров — он чувствовал угрозу, но не мог этому что-либо противопоставить. Это Росса понял еще в больнице, снежным ранним утром. И все же он хотел позволить кому-то вторгаться в его крошечный мирок, ведь врач его «защищал от падения» не один раз. Постепенно для Фабриса эта зона уменьшилась до комфортных и ему самому двадцати пяти сантиметров. Так было легче его услышать, проследить микрореакции и движения, что он не заметит с расстояния в метр. Но непроизвольное напряжение все еще возникало.       — Сделать тебе чай? — Фабрис повернулся к кухонной поверхности, растерянно шаря глазами по разделочной доске, будто искал древние письмена или руны, способные дать ему необходимые ответы.       — Нет, — омега глубоко вдохнул и потянул его за рукав на локте. Когда он обернулся, провел ладонью по своему лицу, будто что-то стирая, и указал на дверь.       — Ты гонишь меня в ванную комнату? — Фабрис тихо засмеялся, поняв, что все электричество, висевшее в воздухе до этого, рассеялось. — Сначала ты, у тебя пятнышки от слез проступают. Сначала умойся ты, а потом уже я.       Фабрис прикусил кончик языка. Снова заговаривая к нему, как к ребенку, он чувствовал себя не в своей тарелке. Но ласку из голоса убрать не мог. И неожиданно Марсель на это отреагировал. Его удивленный взгляд стал сползать вниз, и до того как встать на ноги, он прижал пальцы к серому кругу под глазом, делая необычно довольное лицо, насколько мог сейчас судить врач. Хотя мимика была вялая, Росса видел это так же, как собственную вытянутую руку. Но не долго, потому что омега ушел в коридор, шаркая тапочками, а он без очков видел на расстоянии этой самой руки.       Выдохнув с облегчением, он прижал к колотящемуся сердцу ладонь.       Порой ему казалось, что он не справляется. Он снова взял на себя ответственность, целую человеческую жизнь. И это при том, что у него в детстве рыбки умирали еще по пути из зоомагазина домой. И пусть у Марселя не было с ними ничего общего, кроме вынужденного молчания, это было куда тревожнее. Но то, как он старался говорить, вопреки першению и боли в горле, как по крошке доверялся ему — так сильно влияло на самого Росса, что тот начал теряться. Это заставляло его верить в собственные силы и считать, что он делает так, как необходимо. Заставляло себя чувствовать не столько врачом, сколько альфой.