Возлюбленный Фортуны

      Когда Диана пробудилась, так же внезапно, как и уснула, то обнаружила, что смотрит в совершенно ясные голубые глаза капитана Митчелла, который преспокойно опирался на локоть левой — раненой! — руки и взирал на свою сиделку со странным выражением. Стоило ему заметить, что Диана проснулась, как на его губах заиграла привычная вежливая улыбка, но задумчивость в глазах осталась.       — Что вы делаете, капитан? — накинулась на него Диана, хотя совсем иначе рисовала себе их встречу после пробуждения. — Ведь вы ранены, и вам положено лежать неподвижно!       — Я прекрасно себя чувствую, — невозмутимо ответил Митчелл, даже не подумав послушаться — и прикрыться, так что Диане пришлось отвести взгляд от его обнаженного торса. — По-вашему, я стану валяться здесь, получив пустячные царапины, пока мои люди ставят на карту свою жизнь?       — Прекрасно себя чувствуете? Пустячные царапины? — с яростью повторила Диана. — А вам известно, какой страшный приступ лихорадки был у вас ночью, или вечером… Возможно, от удара по голове ваша память несколько пострадала.       — Я ничего не помню, — медленно проговорил он. — Помню, как оборвался крюйс-марсель, а дальше… И как давно я здесь?       — Признаться, я не знаю даже, сколько времени прошло, — ответила Диана, слегка смутившись от своей вспышки, — и не знаю, что сейчас — утро или еще ночь.       — И все это время, — медленно произнес капитан, — вы ухаживали за мной. Значит, я обязан вам если не жизнью, то здоровьем, мисс де Лэйси.       — Не спешите, капитан, — ответила Диана, хотя от этих слов по ее телу пробежала горячая волна. — Ваши люди были заняты, и я предложила свои услуги. Кроме того, я должна была как-то отблагодарить вас…       — И за что? За то, что я похитил вас? — В глазах капитана засверкали было озорные зеленовато-золотистые искорки, но почти сразу же исчезли, и его взгляд сделался странно застывшим, а голос — проникновенно серьезным. — Или вы — в самом деле ангел, сошедший с небес, который воздает добром за зло и милосердием за насилие? Чем я это заслужил?       Диана готова была продолжать ставшую уже привычной словесную баталию, но лишь сейчас заметила, как именно прозвучали эти слова. Капитан смотрел на нее — слегка осунувшийся, со спутанными волосами и темными кругами под глазами — и казался ей прекраснейшим существом на земле.       — Оставим это. — Диана усилием воли приняла самый будничный тон. — Ваш врач, мистер Уилфорд, назначил меня вашей сиделкой, и, значит, вы должны меня слушаться, если на самом деле хотите скорее поправиться. Поэтому ложитесь немедленно.       Митчелл мгновенно послушался, но лицо его слегка исказилось при движении. Он изобразил смиренную улыбку и натянул одеяло до плеч.       — Болит? — спросила Диана.       — Немного. — Он прикрыл глаза. — Было бы странно, если бы не болело. Но, поверьте мне, бывает намного хуже.       Диана помолчала, прислушиваясь к неистовой пляске корабля на волнах и продолжая глядеть на неподвижную фигуру капитана. Хотя глаза его были закрыты, он явно не спал.       — Как вы думаете, капитан, — тихо спросила Диана, — буря утихнет скоро?       — Не знаю, — ответил он. Глаза его распахнулись и смерили ее задумчивым взглядом. — Будь я на палубе, я бы смог сказать, как долго еще она продлится, если бы сам увидел море и небо.       — Об этом не может идти речи, — заявила Диана, сознавая, что бороться с упрямством капитана будет потруднее, чем с приступами лихорадки. — Вам нельзя вставать…       Диану прервало отдаленное хлопанье двери и быстрый топот ног. В каюту ворвался Джонни с кувшином свежей воды. При виде очнувшегося капитана мальчик едва не уронил свою ношу на пол.       — Капитан, вы…       — Так, Джонни, — перебил Митчелл, — живо беги наверх и приведи ко мне Джонса или Стэнтона — кто из них сможет прийти, понял?       Юнга поставил кувшин и убежал. Диана с тревогой покосилась на закрытую им дверь.       — Что вы собираетесь делать, капитан? Надеюсь, не вставать?       — Для начала расспрошу парней, а потом посмотрим. — Митчелл прищурился, глаза его засверкали — как человек, привыкший действовать, он не выносил безделья. — И, не в обиду будь вам сказано, Диана, но, когда они придут, вам будет лучше выйти в соседнюю каюту. — Похоже, он заметил возмущение в ее глазах и поспешно добавил: — Места не хватит, или моим пиратам придется спотыкаться о ваши прелестные ножки.       — Знаете, капитан, — выдохнула Диана, — а вы умеете быть по-настоящему невыносимым! Мне кажется, нужно обладать поистине безграничным терпением, чтобы научиться мириться с вашим дурным нравом. И разве я позволяла вам звать меня по имени?       — Вы оказали мне дружескую услугу, — последовал невозмутимый ответ, — а друзья имеют право на такое проявление близости. Вы столько часов просидели рядом со мной и Бог весть чего наслушались — в беспамятстве человек может нести черт знает какой вздор, прошу прощения. Но оставим этот разговор. — Капитан прислушался. — Парни идут.       Вошли штурман, Уилфорд и еще двое пиратов, и Диана поняла, что капитан был прав, когда велел ей выйти, — места всем вправду не хватало. Она поднялась и направилась к выходу.       — Крепкая же у тебя голова, капитан, — сказал Джонс. — Я оставил боцмана у руля еще с тремя парнями, они отлично справятся. У нас небольшая течь в трюме, но мы откачиваем воду. Двое погибли, с десяток ранены. Проклятые волны не дают нам продыху.       — Кто пострадал? — спросил Митчелл, и Диана поразилась тому искреннему участию, прозвучавшему в этих словах и особенно в тоне. Ответа она уже не расслышала, вспомнив, что ей пора удалиться. Вслед за нею вышел Уилфорд.       — Рассказывайте правду, мисс, — довольно сурово заговорил он, — мне капитан все равно ее не скажет. И не скрывайте от меня ничего.       Диана рассказала все без утайки, разве что не смогла уточнить, как долго продолжался приступ. Врач слушал, порой кивая, но не перебивал. Когда Диана закончила, он не спешил с ответом.       — Почему так сильно, мистер Уилфорд? — спросила она, не выдержав молчания. — Вы говорили, что раны не тяжелые. И сам капитан…       — Видимо, я ошибся, — произнес врач. — Обломок не прошел насквозь, но кость все-таки задел. А нашему капитану порой свойственно пренебрегать своим здоровьем. — С тяжким вздохом он умолк на мгновение. — Я взвалил на ваши плечи, мисс, слишком большой груз и сейчас понимаю это. Но я с трудом справляюсь с прочими ранеными…       — Должно быть, они пострадали сильнее, — подхватила Диана, заметив на его одежде размытые кровавые потеки. — Не мне отдавать вам приказы, мистер Уилфорд, но вы нужнее им. Не тревожьтесь, я справлюсь. С Божьей помощью.       — Разве что так, мисс. — Он коротко кивнул ей и вернулся в спальню капитана.       Диана опустилась на первый попавшийся стул, привинченный к полу. В каюте не было темно: в окнах плескался хмурый рассвет — вместе с темными волнами. При виде их у Дианы вырвался невольный вздох: Боже, когда это кончится? Сейчас она, как никогда, ощущала себя чужой; ей не было здесь места и не будет вовек, а она еще смела тешить себя напрасными надеждами. Нет, лучше скорее вернуться домой и позабыть все, что случилось, — если только получится.       Но этот малодушный внутренний шепот был всего лишь отголоском страшной усталости, и Диана отвергла его. Вместо этого она попыталась прислушаться к едва доносившемуся из-за двери гулу беседы, но ничего разобрать не удалось. Тогда она подошла к двери и, отбросив все внушенные ей правила приличия, принялась слушать.       — … Так сколько уже времени прошло? — донесся до нее обрывок фразы капитана.       — Сейчас уже утро, капитан, — ответил незнакомый голос. — Часов пять, должно быть. И этой чертовой буре не видно ни конца, ни края.       Митчелл произнес что-то — Диана не разобрала — а потом прибавил:       — Я должен подняться на палубу.       — Это исключено, капитан, — отрезал Уилфорд. — Мисс де Лэйси поведала мне о том, что с тобой было вчера, и во избежание ухудшения…       — Хватит, Эскулап, леди преувеличила, как это свойственно дамам. — При этих словах Диана едва сдержала возмущенный возглас. — Раны легкие, и я чувствую, как они затягиваются, — что еще может случиться?       — И все же я склонен поверить леди. Будто ты не знаешь — приступы могут повториться, надо ждать кризиса. Пусть ты и капитан, но, пока ты болен, я тобой командую. И, если вздумаешь ослушаться, пущу тебе кровь, чтобы присмирел.       — Ты же знаешь, Фрэнсис, я этого не терплю. — Слушая, Диана поневоле заулыбалась: столь живо ей представилась кривая усмешка Митчелла. — Мне и так основательно пустил кровь этот чертов гафель, и, если ты выпустишь еще, от меня будет толку не больше, чем от медузы.       — Хорошо. — Очевидно, Уилфорд сдался. — Но вставать я тебе пока не позволю. Подождем, пока ты поправишься.       Джонс и с ним двое вышли, очевидно, уже получив указания, но врач задержался. Диана проворно вернулась на свое место, пираты прошли мимо нее и даже не повернули голов в ее сторону. Как только они ушли, она вернулась к двери и продолжила слушать.       — И, думаю, — сказал Уилфорд, — нам стоит отпустить леди отдыхать. Ночка у нее выдалась, прямо тебе скажу, нелегкая. Сама она не прочь остаться, но я не знаю, как долго она выдержит. Я пришлю к тебе юнгу, а если вдруг тебе станет хуже, мальчишка позовет меня.       — А я думаю, тебе стоит спросить у самой леди, чего она желает, а чего — нет. Если она хочет остаться при мне, так тому и быть: она — довольно упрямая девица, и лучше ей не перечить. Но, если пожелает уйти, — ее право.       «А вы, капитан, так убеждены, что я захочу остаться при вас?» Гневу Дианы не было предела, в жилах словно бушевал огонь. Она не собиралась отступать, но уверенность капитана задела ее. Неужели он мнит себя этаким знатоком женских сердец, что заранее уверен в том, какое решение она примет? А потом гнев угас, и Диана осознала, что иного решения нет. Разумеется, она никуда не уйдет, но останется с ним. И не только потому, что ее тревожит его здоровье, но скорее из некоего интереса: капитан Митчелл оказался довольно любопытным экземпляром мужской породы — и, этого не отнять, интересным и приятным собеседником, несмотря на дерзости и двусмысленности, столь щедро пересыпающие его речь. «Вы считаете меня упрямой? Так оно и есть, и я намереваюсь доказать вам это, капитан. И я не покину вашу каюту, пока не исполню свой долг — не перед вами, но перед собой…»       Закончить мысль она не успела. Уилфорд вышел, еще раз спросил, уверена ли она в своем решении, — и получил ответ. Это заставило его покачать головой.       — Вы смелая девушка, мисс, хотя и безрассудная. Но я доверюсь вам, потому что капитан вам доверяет.       — Я так не думаю, мистер Уилфорд, но в свою очередь благодарю вас за доверие. Обещаю, я не подведу. И ваш капитан достаточно силен, чтобы совладать со своим недугом.       — Я буду заходить время от времени, мисс. Помоги вам Бог. — Врач ушел.       Диана вернулась на свой пост. Вновь заменив свечу в фонаре, она заметила, что лицо Митчелла слегка побледнело, губы сжались, словно он пытался сдержать крик или стон от боли, а на перевязанном плече опять проступила кровь.       — Вы — невозможный человек, капитан, что вы натворили? — бросилась к нему Диана. — Вам же было велено лежать неподвижно! Что, если разошлись швы?       — Вряд ли, — тихо ответил капитан, — Фрэнк проверил. Но вы были правы, мне не стоило двигаться. Подайте мне бинты и помогите перевязать рану.       — Боюсь, что вы не справитесь, — парировала Диана. — Скорее, это вам придется помогать мне. — Она принялась разматывать повязку на его плече.       — Возможно, вам будет удобнее, если я сяду, — предложил Митчелл. — Не будете ли вы так любезны поддержать меня?       Диана осторожно просунула руку ему под плечи и помогла сесть; при этом рука капитана довольно бесцеремонно обвила ее талию. Диана сердито отпрянула.       — Не забывайтесь, капитан, мы с вами договорились, что с вашей стороны не будет никаких вольностей, иначе заработаете вторую пощечину.       — Какая вы жестокая сиделка — у вас поднимется рука на раненого! — Глаза цвета моря откровенно смеялись, хотя улыбка пряталась в самых краешках губ.       — Ведите себя прилично, и вам ничто не будет угрожать, — отозвалась Диана ему в тон. Порой ей начинало казаться, что одно ее присутствие оказывает на капитана целительное воздействие, как и их бесконечные словесные поединки, в которых пока не было ни победителя, ни побежденного.       Диана промыла рану — к счастью, опасения не оправдались, и швы были целы. Митчелл сидел неподвижно, не мешая ей и не меняясь в лице, очевидно, привычный к подобным процедурам. Диана старалась не думать о тех отметинах, что покрывали его тело, достойное сравнения с античной статуей бога или героя. Самым страшным был длинный шрам, тянувшийся наискосок от левой части груди вниз через весь живот, и можно было лишь гадать, какой же была рана и каким образом ему удалось выжить. По сравнению с этим нынешние ранения казались в самом деле пустяком.       Когда Диана закрепляла свежую повязку, ее взгляд невольно скользнул по спине капитана, и она заметила под правой лопаткой еще один шрам, а также несколько следов от длинных, глубоких царапин на боках.       — Это от стрелянной раны, — спокойно пояснил Митчелл, догадавшись, что привлекло ее внимание. — Как видите, за всю мою не особо долгую жизнь мне изрядно попортили шкуру.       — Очевидно, это сопутствует жизни пирата, — ответила Диана немного резко, — и вас никто не заставлял выбирать этот путь.       Ловушка была расставлена довольно неумело, и он не попался в нее.       — Спешу заверить вас: никто из тех, кто оставил на моем теле отметины, не ушел безнаказанным, зато пребывает ныне — вполне заслуженно — в царстве государя Вельзевула, куда я позаботился их отправить.       — Я давно уже поняла, что вы гордитесь отнятыми вами жизнями.       — Мир без них не опустел и уж тем паче не обеднел. — Он постарался как можно осторожнее лечь. Диана поправила одеяло, и Митчелл задержал ее руки на своей груди. — Умоляю вас, не сердитесь, — сказал он, когда она резко вырвалась. — Озлобленная сиделка не принесет пользы раненому.       — Вы неисправимы, капитан, — вздохнула Диана и помогла ему напиться из кружки. — По крайней мере, сейчас вам некого убивать и некому мстить.       — Ошибаетесь — я уже отомстил, как и все мои люди, и мой «Альбион»: мы выжили, мы в разной степени целы, хотя двое из нас погибли в буре, но все же мы оказались сильнее ее.       — Насколько мне известно, мужчины способны бесконечно вести подобные разговоры, рассказывать о своих доблестях и победах. Но сейчас я советую вам умолкнуть и отдохнуть — для вашего же блага.       Капитан лишь кивнул, глаза его закрылись, и он мгновенно провалился в сон. Диана даже подумала, что он развил в себе способность быстро засыпать и столь же быстро просыпаться, что, вероятно, свойственно опытным бойцам. Она смотрела, как мерно поднимается и опускается его мускулистая грудь, и думала, как же ей будет не хватать этого человека, этих запутанных лабиринтов бесед, в которых один след моментально сменяется другим, которые так трудно понять, а порой и стерпеть, но которые неизбежно связывают их прочнейшей путеводной нитью. Наконец, как она будет скучать по его глазам, улыбке, голосу, парадоксальному сочетанию почтительности и бесстыдства, чести, отваги и мужества — и дерзкой вседозволенности красавца-сердцееда. «Вы словно мечетесь между нескольких огней, капитан, между множеством своих сущностей, и ваша пиратская сущность — отнюдь не худшая. Сделаете ли вы верный выбор, и сделаете ли его вообще? Не потому ли мне так трудно понять вас, что вы не вполне понимаете самое себя?» С этими мыслями Диана тоже уснула.       Время тянулось невыносимо медленно. Качка стала уже не такой яростной — или же Диана сама убеждала себя в этом. Митчелл проспал несколько часов; от еды он отказался, лишь попросил напиться. «Не отчаивайтесь, Диана, — сказал он ей с улыбкой, — пока придется довольствоваться этим, но, как только все закончится, клянусь — мой кок превзойдет сам себя для вас». Он так и продолжал называть ее просто по имени, невзирая на возражения, и Диана решила простить ему эту маленькую вольность. Ей было приятно слышать свое имя из его уст, хотя к этой радости примешивалась доля горечи: поневоле вспоминалась та, другая Диана, которую он с такой нежностью и страстью призывал в бреду.       Минуты неспешно складывались в часы, а часы — в дни. Проходили они одинаково, мало чем отличаясь; Диана вскоре потеряла им счет. Дни и ночи делились для нее на периоды жестокой лихорадки и кратковременные улучшения. Бессонные ночи, жар, бред, кровь и мокрые полотенца сменялись бодростью и ясностью. В такие мгновения капитан всякий раз порывался подняться, и всякий раз Диана — одна или вместе с Уилфордом — удерживала его. Каждый день пираты докладывали капитану о положении дел, и Диана видела, как мучает его собственное бессилие. По крайней мере, никто больше не утонул и не пострадал, а «Альбион» по-прежнему боролся со стихией. Изменчивая Фортуна хотя и поскупилась на милости, но не позабыла о них.       Диана старалась как можно меньше разговаривать со своим подопечным, дабы он не тратил силы понапрасну, но, стоило лишь Митчеллу проснуться, и он сразу же вызывал ее на беседу. Диана уходила от ответов, спорила, не соглашалась, и он смиренно признавал свою неправоту; только покорности в его словах было столько же, сколько бывает у победоносного полководца, зачитывающего побежденному условия капитуляции. Они оба искренне наслаждались своими словесными боями: капитан — явно, а Диана — только в глубине души.       Лишь на пятый или шестой день боцман Стэнтон доложил, что море как будто начинает успокаиваться. В тот же день, спустя несколько часов, Уилфорд счел, наконец, состояние раненого удовлетворительным и заодно подтвердил, что ветер понемногу стихает. Это известие очень обрадовало капитана и укрепило его в намерении завтра встать. Врач с сомнением покачал головой, пообещал зайти попозже и удалился.       Митчелл так оживился, что Диана встревожилась, как бы ему вновь не сделалось хуже. Дневные приступы прекратились, только по ночам лихорадка все еще брала над капитаном верх. Порой Диане казалось, что он сердится сам на себя из-за своей болезни; один раз он обронил такие слова: «Я столько дней провалялся здесь, пока мои люди трудились, хотя должен был работать вместе с ними». От волнения ли или по иной причине капитану вновь стало хуже: сон его вдруг сделался неспокойным, лицо запылало, он коротко и часто задышал. Оказавшийся рядом Джонни тут же метнулся за врачом, а Диана развела в воде лекарство и напоила раненого. Вскоре пришел Уилфорд, задумчиво покачал головой и, несмотря на возражения Дианы, пустил капитану кровь. Взгляд Дианы следил за мерно стекающей в таз темно-красной струей, пока она придерживала трясущуюся руку Митчелла, и по ее щекам едва не покатились слезы. Она слушала вырывающиеся у раненого бессвязные бредовые слова и радовалась хотя бы тому, что свою таинственную Диану он больше не звал.       — Что теперь? — спросила она Уилфорда.       — Мы сделали все, что могли, — был ответ, — теперь дело за ним. Это еще не конец. — Он пообещал зайти позже и ушел.       Диане лишь оставалось делать то же, что и все минувшие дни и ночи: снова и снова она меняла полотенце на лбу Митчелла и поила его водой. А потом держала его горячую руку, порой прижимая к губам и обливая слезами, и слова, что роились у нее в голове, мало чем отличались от безумного бреда. «Прошу вас, капитан, ради меня… не поддавайтесь… вернитесь… Боже, исцели его… и дай мне сил это вынести!..»       Она очнулась от сильной боли в правой руке, словно ее зажали в тисках. Диана открыла глаза: Митчелл лежал неподвижно, весь в поту, его лицо и волосы были полностью мокрыми, дыхание — медленным, но ровным, а левой рукой он намертво стиснул ее правую ладонь. Высвободить руку она не посмела, да и вряд ли смогла бы — столь сильна была его хватка. Но в сердце встрепенулась радость: неужели кризис миновал? Неужели болезнь отступила?       Вновь пришел Уилфорд — по его словам, было уже за полночь. Он выслушал подробный рассказ Дианы и предложил ей попытаться разжать руку капитана, но она запротестовала:       — Нет-нет, что вы! Его сейчас нельзя тревожить, пусть спит. Вы же видите, мистер Уилфорд, это целительный сон. Он победил.       С минуту врач молчал, и Диана поняла по его лицу, что права. Это была их совместная победа.       — А, может быть, дело в вас, мисс? — сказал вдруг Уилфорд. — Вы часом не колдунья? — Должно быть, он заметил испуг в глазах Дианы, знающей о суеверии моряков, и скупо засмеялся. — Не бойтесь, я шучу. Но все-таки вы для капитана — лучшее лекарство и лучший врач. Как же он стиснул вам руку, так и сломать недолго. И тогда мне придется пользовать уже вас.       — С радостью, — ответила Диана. — Все, что угодно, лишь бы капитан скорее поправился.       — Знаете, мисс, — произнес Уилфорд после очередного молчания, — такие женщины, как вы, — на вес золота. — И он вышел, не прибавив больше ничего.       Диана по-прежнему сидела неподвижно, стараясь не замечать боли в руке и затекшем теле. За прошедшие дни она свыклась с усталостью и научилась преодолевать ее. Она не смела ни пошевелиться, ни слегка поменять положение в кресле, чтобы не потревожить раненого. И она будет сидеть так столько, сколько понадобится, лишь бы не прервать драгоценный целебный сон, несущий здоровье и жизнь. «Боже, Ты даровал мне силы исцелить его тело — теперь дай мне силы исцелить душу!»