Возлюбленный Фортуны

      Рука об руку они шли, вдыхая теплый ночной воздух, и доносящиеся с берега отдаленные крики с каждым шагом становились все громче, а портовые запахи — крепче. Очевидно, пираты еще не закончили свою гулянку в тавернах.       Диана украдкой смотрела на своего молчаливого спутника и поражалась его спокойствию. Ведь меньше часа назад он убил человека! Пускай на дуэли, пускай даже этот человек на самом деле заслужил смерть, но неужели это его ничуть не беспокоит? Складывалось ощущение, что капитан гораздо сильнее огорчен тем, что расстроил ее, нежели отнятой жизнью. Или он просто привык? Ей вспомнился давний их разговор, еще до бури, когда он говорил о власти над чужими жизнями. Так вот какова эта власть…       Впрочем, что здесь удивительного? Разве другие люди, не только пираты, живут иначе? За те неполные семь лет, что Диана провела во Франции, ее беспутные кузены раз шесть дрались на дуэли и столько же раз попадали в финансовые затруднения, которые едва не заканчивались дуэлью, и бедный дядюшка чего только ни делал, лишь бы замять очередной скандал. Странно, что люди совсем не ценят собственную жизнь и готовы рисковать ею из-за глупейших пустяков. Хотя такой человек, как Митчелл, обязан поддерживать свою репутацию в соответствующих кругах, и, возможно, для него причина этого поединка вовсе не была пустячной.       Диана вздохнула. Она отчего-то чувствовала небывалую усталость и мечтала поскорее добраться до корабля без всяких происшествий. Но этому ее желанию не суждено было сбыться.       — Берегись! — крикнул вдруг Митчелл. Они проходили мимо очередного темного переулка, и неожиданно капитан оттолкнул Диану назад и закрыл собой — как раз в тот миг, когда из подворотни на него кинулся какой-то бродяга с ножом в руке.       Капитан ушел от удара, отступил на шаг назад и выхватил шпагу. При виде оружия глаза бродяги изумленно расширились: он явно не ожидал сопротивления. Как не ожидал и того, что в следующую секунду клинок Митчелла пронзил ему горло.       Диана едва устояла на ногах от неожиданности и испуга, но повела себя разумно — отскочила в сторону, дабы не мешать капитану. И заметила, что с противоположной стороны переулка бегут еще двое бродяг на подмогу товарищу. Она хотела было крикнуть, предупредить об опасности, но вместо этого, сама удивляясь своей решимости, сорвала с себя плащ и бросила в нападавших. Тяжелая шелковая ткань накрыла обоих с головой, из-под плотных складок послышалась брань.       Капитан, покончивший с первым противником, стремительно обернулся и ударил одного из беспомощно бьющихся в складках плаща грабителей эфесом шпаги по голове. Тот повалился на своего напарника, и прежде, чем они оба успели упасть на землю, Митчелл нанес удар клинком, одновременно пронзив обоих. Раздался протяжный, мучительный стон, затем все стихло.       — Благодарю, Диана. — Митчелл даже запыхаться не успел и принялся вытирать кровь с клинка. — Жаль только, что вы лишились плаща.       — А мне жаль, — с трудом выговорила Диана, поскольку ее сотрясала крупная дрожь, — что я не догадалась взять с собой пистолет.       Капитан от души рассмеялся.       — Вы могли бы стать настоящей подругой пирата. Поразительно, как быстро вы учитесь. Я не пожелал бы в бою лучшей поддержки.       — Вы преувеличиваете, капитан. — Диана едва сумела подавить нервный смешок, пришедший на смену страху. — Я до смерти перепугалась. Как вы думаете, кто они?       — Обыкновенные грабители. — Митчелл пожал плечами. — К тому же, не особо умные и опытные: они не ждали сопротивления и не заметили, что я вооружен.       — И что теперь?       — Ничего. Мы с вами вернемся на корабль, и вы наконец-то отдохнете. Думаю, на сегодня вам достаточно впечатлений.       Диана улыбнулась, и они продолжили путь. И мысли, что так тревожили ее по дороге до столкновения с грабителями, полностью испарились из ее головы.       Их путь проходил мимо ярко освещенной изнутри шумной таверны под пальмами, откуда доносилось довольно дружное пение. Диана узнала и голоса, и напев; обычно пираты предпочитали иные песни, граничащие с непристойными, но эту она неоднократно слышала от команды «Альбиона»:       Наполнит ветер паруса;       Над нами — только небеса       И белых чаек голоса.       Ты жди меня, девчонка.       По мне, красотка, не скучай,       Слез день-деньской не проливай,       Ведь я вернусь, ты так и знай.       Ты жди меня, девчонка.       Пройдет пусть месяц или год —       Настанет, верю, наш черед,       И час свиданья подойдет.       Ты жди меня, девчонка.       Тебе колечко подарю,       Кораллов алую зарю,       И о любви вновь повторю.       Ты жди меня, девчонка.       В этой песне было не меньше двадцати куплетов, и Стэнтон с Миллиганом никогда не уставали спорить, кто же из них знает полностью все слова.       Но налетел девятый вал       И снасти в клочья разорвал.       На дно морское я упал…       Не жди меня, девчонка.       На море снова тишь да гладь,       Да корабля уж не видать.       Венка тебе не надевать.       Не дождалась девчонка.       Пение смолкло, сменившись криками. Дверь таверны резко распахнулась, и оттуда кубарем вылетел какой-то негр. Следом появился гигант Сэм с «Альбиона», отряхивая руки.       — Убирайся отсюда, черномазый! — сказал он и прибавил еще несколько слов. Из таверны донесся дружный хохот. Тут Сэм заметил капитана и отдал честь.       — Все в порядке, Сэм? — спросил Митчелл.       — В лучшем виде, капитан. Даже боцман с Джеком не ссорятся, вон, сидят в обнимку и песни горланят. — Он хотел добавить еще что-то, но покосился на Диану и замолчал.       Капитан что-то сказал ему — Диана не расслышала, что именно. Сэм вернулся в таверну, а оттуда появились трое относительно трезвых пиратов и вместе направились к лежащей на берегу шлюпке «Альбиона». Диана села на носу, Митчелл — на корме, получив таким образом великолепную возможность любоваться своей спутницей. Теперь она была без плаща и в сиянии бриллиантов, дробящемся в свете луны, казалась неким неземным существом.       Шлюпка приблизилась к кораблю, и наваждение исчезло. Капитан и Диана поднялись на борт, а оставшиеся в шлюпке пираты повернули обратно к берегу — продолжать шумное ночное веселье.       Ветер переменился — подул с моря, унося прочь портовые запахи и звуки. Диана шагнула было к корме, направляясь к себе в каюту, но заметила, что капитан не последовал за нею. Он стоял у фальшборта со странно отрешенным выражением лица.       — Что-то случилось, капитан?       Митчелл вздрогнул, стряхивая оцепенение.       — Простите, Диана, я задумался. Можете идти отдыхать, доброй ночи.       — А вы?       — Я не хочу спать. Мне нужно подумать.       Диана нерешительно приблизилась.       — Пожалуй… мне тоже не слишком хочется спать. Я не помешаю вам?       — О нет, нисколько. — Он улыбнулся ей, хотя улыбка вышла несколько вымученной. — Но ветер усиливается. Как бы вы не продрогли без плаща.       — Мне вовсе не холодно. — Диана встала рядом с ним и задумчиво уставилась вдаль. В молчании прошло несколько минут. Митчелл казался неподвижным каменным изваянием, так что Диана содрогнулась. Неким наитием она угадала причину его молчания.       — Что вам сказал этот человек — Михель?       — Ничего особенного, — неохотно ответил капитан, но Диана не удовлетворилась ответом.       — Неправда. Я смотрела на вас обоих и видела, как вы переменились в лице — всего лишь на мгновение, но его слова явно встревожили вас. Он предсказал вам неудачу? Или… смерть?       — Нет. — Митчелл повернулся к ней. — Всего лишь предупредил, чтобы я не совершил роковой ошибки, — но ведь все предсказатели говорят что-то подобное, не так ли? Не придавайте его словам большого значения.       — Но вы сами придаете. — Диана смело взглянула ему в глаза и вдруг заговорила быстрее: — Зачем вам это, капитан? Неужели вам мало богатства? Неужели вы совсем не дорожите своей жизнью? Разве вы не могли бы уехать куда-нибудь, хотя бы в Европу, где вас никто не знает, и начать там новую жизнь? Там, где никто не будет стремиться убить вас?       Капитан долго молчал, а потом медленно покачал головой.       — Нет. Мы с вами уже беседовали об этом, и я говорил вам, что не вижу для себя иного пути. И не стану бегать от опасностей, которые могу преодолеть. — Новое молчание. — Понимаете, Диана, не всегда пиратами становятся одни лишь кровожадные негодяи, жаждущие убийств и грабежей. Взять даже мою команду — да, среди них есть и такие, вроде тех же Ника, Джека или Сэма. Но случается и по-другому. К примеру, мой юнга, Джонни. Его отцом был плантатор-англичанин, а матерью — негритянка, увы, слишком красивая и слишком порядочная для рабыни. Хозяин не спрашивал ее, желает ли она дитя от него.       Диана ощутила, как кровь отхлынула от ее лица, колени под пышными юбками невольно затряслись.       — Какой ужас… Неужели так бывает?       — Бывает, и довольно часто. Потом мать умерла, не выдержала побоев. Я выкупил мальчишку, ему было лет шесть или семь — а посмотрите на него теперь! Когда-нибудь он станет отличным моряком. Или другие люди, которых принято именовать изгоями общества, попавшие в рабство за долги или по проискам недругов, — как наш лекарь, Фрэнк Уилфорд, и не он один. Кто-то бежал из рабства, кого-то приходилось выкупать. И я не жалею об этом. И несу равную ответственность за всех них. Неужели, по-вашему, я смог бы их бросить?       — Значит, многие из вашей команды обязаны вам свободой и жизнью? — спросила Диана вместо ответа.       — Это взаимное обязательство. Товарищ не считает, сколько раз он спасал товарищу жизнь.       Диана вновь умолкла, а потом решилась задать вопрос, который она давно хранила в своем сердце и выжидала подходящей минуты:       — А как же вы сами, капитан? — Он посмотрел на нее, прищурившись, и она продолжила уже смелее: — Отчего вы оставили военную службу и подались в пираты?       — Вам на самом деле интересно? — На губах Митчелла промелькнула легкая, словно тень, улыбка. — Должно быть, вы полагаете, что здесь кроется какая-нибудь захватывающая история? Что ж, разочарую вас: ничего увлекательного там нет. Чего мог я ждать от жизни, как третий сын в семье? Наследства мне было не видать, и родители прочили меня в священники… Можете себе представить?       Диана невольно прыснула.       — Да… преподобный Генри Митчелл… Звучит не так уж плохо.       — С моим-то нравом? — Он тоже усмехнулся. — Воображаю, скольких людей я бы отвратил от церкви. Но мне с детства хотелось служить во флоте. Я читал книги, бегал на верфи, болтал с моряками… Отец наказывал меня за это, порой довольно жестоко, но на меня ничто не действовало. Вы можете представить себе, чем все закончилось, — разумеется, я убежал из дома. Немалых трудов мне стоило устроиться юнгой на корабль, отплывавший в Вест-Индию, но я добился своего. После этого мои мытарства только начались, и все же к девятнадцати годам я сумел собственными потом и кровью дослужиться до лейтенанта. Мне довелось плавать на разных судах, пока я не попал под начало редкостного тупицы — не иначе, он получил капитанский патент благодаря щедрой взятке или связям.       — И поэтому вы ушли?       — Вовсе нет. Это произошло почти два года спустя, когда мы однажды заприметили в море пиратский корабль. Наш капитан сперва приказал догонять его и атаковать, а потом, увидев, что пираты превосходят нас числом и вооружением, решил спасаться бегством. Разумеется, нам это не удалось. — Митчелл умолк на мгновение — возможно, вновь переживая произошедшее, хотя Диана усомнилась в этом. — Многие из нас погибли, остальных взяли в плен, в том числе всех офицеров. Теми пиратами командовал известный в свое время капитан Джайлз по прозвищу, прошу прощения, Морской Черт. По обычаю, он поставил перед всеми пленниками выбор: или умереть, или примкнуть к ним. Наш капитан сперва грозил, потом начал умолять сохранить ему жизнь, а потом строго-настрого приказал нам, младшим офицерам, ни за что не поддаваться на посулы. Его убили первым — Джайлз лично перерезал ему горло. Вскоре настал мой черед. — Митчелл вздохнул. — Не сочтите за хвастовство, Диана, я не пытаюсь оправдать себя в ваших глазах, лишь рассказываю все, как было. Бог мне свидетель, я был готов тогда умереть за свою страну… пока вдруг не подумал: а на кой, собственно, черт сдалась славной матушке Англии моя юная жизнь? И кому будет дело до моей геройской гибели? Я давно уже был сыт по горло военной службой, поэтому сделал свой выбор. И оказался в команде Джайлза.       — Значит, — медленно проговорила Диана, — вы сделали выбор не из трусости, а из практичности?       — Ваши слова мне — как удар кошки-девятихвостки, Диана. Я понимаю, как вы разочарованы сейчас, но не собираюсь ничего от вас скрывать, ведь вы сами пожелали услышать мою историю.       — И когда же вы стали капитаном?       — Меньше, чем через год, — как видите, на пиратском поприще я быстрее достиг успехов. Однажды нам повезло захватить испанский галеон «Санта-Каталина», шедший из Гаваны. Джайлз доверил мне командовать им, а вскоре я отделился от него и стал плавать один. Корабль оказался замечательным — разве нет? — Митчелл с любовью провел рукой по фальшборту. — Я назвал его «Альбионом», и он уже восемь лет служит мне верой и правдой. Как и мы все служим ему, ибо для моряка корабль — нечто большее, чем просто средство передвижения. Это его душа.       Митчелл умолк, и беседа вновь прервалась. Диана покосилась на него: он стоял, стиснув пальцами крашеное дерево, которое знал, как собственное тело. Лицо казалось бесстрастным, но в глазах застыла такая мука, что зрелище поневоле ужасало. О чем он может думать? Что его терзает?       Наконец, капитан вздохнул и повернулся к ней.       — Что ж, Диана, — начал он, — полагаю, этот разговор должен был состояться. Позвольте мне быть откровенным с вами, потому что это в равной мере касается и вас, и меня. Дело в том, что я стою на перепутье, и лишь от вас зависит то, какой путь я изберу.       — От меня? — Диана искренне удивилась, хотя сердце вдруг затрепетало. — О чем вы говорите?       — Настало время сделать выбор, Диана. — Митчелл взял ее за плечи и привлек к себе. — Плыть нам на Барбадос или нет.       Диана не пыталась высвободиться. У самых ног ее разверзлась бездна, и ее отчаянно влекло сделать шаг вперед — один-единственный… или же отступить.       — Скажите одно лишь слово, — продолжал капитан, — и я забуду о том, что сейчас было, и доставлю вас домой. Или же… — он поднял ее голову за подбородок, как в первый день их знакомства, и взглянул в глаза, в самые глубины души, — останьтесь со мной.       Теперь Диана вырвалась. Бешеный вихрь чувств заставил ее отступить на шаг назад, руки судорожно стиснулись. В отчаянии она качнула головой.       — Я не могу…       — Почему? — Он шагнул ближе, но не пытался вновь обнять ее. — Не довольно ли вам обманывать себя? И твердить, что я вам безразличен, когда вся ваша сущность кричит об обратном?       — Да простит меня за это Господь… — прошептала Диана и продолжила уже тверже: — Но вы ошибаетесь, капитан: передо мною не стоит никакого выбора. У меня один путь — вернуться домой и навсегда позабыть вас. Да, признаюсь, это будет нелегко, но иначе нельзя.       — Тогда отчего же вы плачете? — Митчелл нежно стер с ее щеки слезу. — Зачем противитесь тому, к чему влечет вас сердце?       — А что потом? — выпалила в сердцах Диана. — Вы ведь не женитесь на мне.       — Нет. Но разве вам так это нужно? Вы не верите, что я на самом деле полюбил вас?       — Потому что я похожа на ту, которую вы любили когда-то?       Удар был неожиданным и попал в цель, точно выпад умелого фехтовальщика. Глаза Митчелла расширились, на миг он потерял дар речи. Голова его слегка поникла. Словно через силу, он выговорил:       — Да… вы похожи… и вместе с тем вы совсем другая.       Теперь Диана протянула руку и подняла ему голову, чтобы посмотреть в глаза.       — Мне бы хотелось, — произнесла она не без горечи, — быть любимой за то, что я — это я, а не за то, что я похожа на вашу давнюю любовь.       Митчелл отвернулся и сжал пальцами виски.       — Вы посланы мне на погибель. — Слова прозвучали, словно стон. — Вы занимаете все мои мысли, и я не могу не думать о вас.       — Лишь до тех пор, пока вы не получите то, чего желаете. После этого я столь же стремительно испарюсь из ваших мыслей, как это бывало с другими.       — Никогда! — Он молниеносно развернулся и сжал ее в объятиях, неистово, страстно. А потом его руки разжались и упали; он тяжело дышал, и одному Богу было известно, каких усилий стоила ему эта победа над собой, победа-поражение. — Вы меня измучили, Диана. И этому пора положить конец. Решайте. Прямо здесь и сейчас. Даю вам слово, что, какой бы выбор вы ни сделали, я приму его, как собственную волю.       Диана сглотнула. Ответ застрял в горле, она не могла заставить себя произнести нужные слова. И все же:       — Нет… — Ласковые волны подхватили эхо и унесли вдаль. — Поверьте, мне так же больно, как и вам. Но того, что вы мне предлагаете, я принять не смогу. А вы не в силах дать мне то, чего бы я желала. — Диана отвернулась. — Простите… — Она принялась дергать замочек ожерелья на шее. — Думаю, я должна вернуть вам это…       Капитан мягко взял ее за запястья и заставил разжать руки.       — Зачем? Я преподнес вам эти украшения, как подарок, а не как плату, и ничего не требую взамен. Разве вы забыли, что ваше слово здесь — закон? — Он вздохнул. — Я смиряюсь с вашим решением и с вашей волей. Да будет так. Даю вам слово, что это никак не отразится на моем отношении к вам.       — Значит, вы согласны оставаться моим другом, капитан? — У Дианы вырвался было вздох облегчения, но тяжесть на душе отчего-то не уходила.       — Согласен… хотя мне понадобится время, чтобы пережить это, как, впрочем, и вам.       Диана опустила глаза, не в силах выдержать этого испытующего взгляда. Затем неловко попрощалась и ушла в свою каюту.       Митчелл смотрел ей вслед, и грудь его стиснуло предчувствие неотвратимой беды. Он проклинал свою неосторожность, проклинал ту вертихвостку — жену губернатора Барбадоса, о которой уже давно позабыл, проклинал всех женщин на свете и даже дал мысленно клятву, что никогда больше не будет иметь дела ни с одной, если уцелеет…       Со стороны берега донеслись радостные голоса и едва слышный плеск весел. Ночь давно вступила в свои права, но его обязанности еще не закончились.