Судя по числу караульных в крепости, потери в бою были еще больше, чем представляла себе Джулия. Тюрьму охранял один-единственный часовой, оказавшийся к тому же не слишком сговорчивым.
— Простите, миледи, но я не могу вас пропустить. Это запрещено.
— Я действую по распоряжению моего мужа, сэра Эдгара Милвертона, и вы будете наказаны, если не исполните приказ губернатора.
— Я исполняю приказы моего командира — лейтенанта Спенса. Любой другой приказ должен предоставляться в письменном виде.
«Вот же крючкотвор в мундире!» — возмутилась мысленно Джулия. Такому только служить охранником у старика Эрроу! Впрочем, у всех служак есть одна слабость.
— Считайте, что вы его получили. — Из-под черного плаща леди появилась изящная рука в перчатке, а на ладони лежали десять золотых монет.
Джулия сразу поняла, что избрала верную тактику. Взгляд часового мгновенно переменился, монеты исчезли, затем последовал почтительный поклон.
— Следуйте за мной, миледи. Но вряд ли вы что-то вытянете из этого пирата — я сегодня сам присутствовал на допросе, и его превосходительство с другими джентльменами лишь напрасно теряли время.
— Женщинам доступно многое, что не дано мужчинам, — улыбнулась Джулия.
— Может, и так. — Часовой снял с пояса ключи и вставил нужный в замочную скважину. — Но будьте осторожны, он — опасный человек, хотя и закован в цепи. Может, мне пойти с вами?
— Не стоит, я справлюсь одна. Сэр Эдгар настаивал, чтобы наша беседа прошла без свидетелей.
— Как пожелаете, миледи. — Часовой пожал плечами. — Постучите в дверь, когда закончите… гм, свое дело.
С протяжным скрипом отворилась дверь. Часовой пропустил Джулию внутрь, затем в замке снова затрещал ключ. С неистово бьющимся сердцем леди Милвертон сделала шаг вперед.
— Добрый вечер, капитан. — Она подняла вуаль и отбросила за плечи плащ.
Завидев ее, он поднялся со скамьи — безупречный джентльмен с головы до ног, несмотря на все превратности жизни. При его движении звякнули длинные цепи, которыми он был прикован за руки к стене. У Джулии перехватило дыхание — вот он, здесь, в трех шагах от нее, давняя воплощенная мечта, прекраснейший мужчина в мире. Она готова была сию же минуту броситься к нему, но ее остановил холодный, слегка насмешливый взгляд.
— Вы пришли взыскать с меня долги, миледи? — Он откровенно усмехнулся. — Или вас подослал ваш почтенный супруг?
— Пусть все думают, что это так, — произнесла она, пожирая его глазами.
Неверный свет луны и врученного Джулии часовым факела, который она воткнула в подставку на стене, освещал лицо и фигуру капитана Митчелла, и в этом свете он одновременно казался призраком и живым существом, словно судьба насмехалась так над человеком, стоящим на краю могилы. На нем теперь не было роскошного камзола; некогда белую, во многих местах простреленную рубашку покрывали пятна засохшей крови — в большей степени чужой, чем собственной, как поняла Джулия. Сапфировая серьга исчезла, как и прочие драгоценности, а на лице его она заметила свежие следы побоев. Похоже, сэр Эдгар на самом деле был весьма настойчив в своих расспросах.
— Что еще может прийти мужчинам в голову? — продолжила Джулия. — Но им никогда нет дела до того, что в голове у женщины. — Она умолкла на мгновение. — И что у нее в сердце.
— Вы пришли исповедоваться мне, леди Милвертон? — С губ капитана не сходила все та же колючая усмешка.
— Нет. Я пришла сделать вам предложение. Взаимовыгодное предложение. — Джулия вновь замолчала, ожидая вопросов, но он ничего не сказал. — Я хочу спасти вам жизнь.
Митчелл задумчиво погладил бородку, испытующе глядя на Джулию, и вся его насмешливость исчезла.
— У меня два вопроса, — отрывисто заговорил он. — Первый: что в таком случае будет с моими людьми? Вы ошибаетесь, если полагаете, что я спасусь сам и оставлю их на верную смерть. И второй, главный: что вы за это хотите?
— Я… я ничего не хочу. — На миг Джулия растерялась. — Я не хочу ничего у вас брать, если вы имеете в виду награду. Напротив, я хочу отдать. — Она прикрыла глаза и вздохнула. — Себя. Берите меня, капитан, и мы вместе сбежим с этого проклятого острова.
— И как же, позвольте спросить?
— У меня есть в порту верные люди… и деньги тоже есть. Неважно, как, — главное, что вы согласились…
— Мы с вами уже обсуждали этот вопрос, миледи, — прервал Митчелл, — и я не переменю своего решения, даже под угрозой петли.
— Но почему? — В волнении Джулия дважды шагнула вперед, стискивая руки. — Неужели вы не видите, как я отношусь к вам? Вы свели меня с ума, заставили сохнуть от неразделенной любви… Вам известно, каким адом были для меня последние месяцы?
— И вы хотите, чтобы я разделил с вами этот ад? Нет, леди Милвертон, увольте. В компании чертей я буду чувствовать себя куда лучше, нежели в вашем обществе.
— Значит, вот как вы благодарите меня за мою любовь и доброту? — воскликнула Джулия, едва не задыхаясь от бессильной ярости. — Я готова пожертвовать своим положением в обществе, честью мужа, возможно, даже свободой и жизнью, а вы…
— Кто носил золото, не прельстится дешевыми медными побрякушками, — с оттенком некоей торжественности произнес Митчелл. — Кто держал в руке бриллиант, не посмотрит на прибрежную гальку. И вы еще смеете говорить о чести мужа, лицемерка? Видно, я не ошибся в вас. — Он скрестил руки на груди. — Уходите и не тратьте время напрасно.
— Жестокосердный! — Джулия со стоном ударила себя в грудь. — Тебе все безразлично, и мои страдания тоже. Но это не может быть правдой. Ты все же человек и мужчина. И ты не глупец.
Джулия стремительно бросилась к нему, рванула ворот его рубашки и прижалась лицом к его груди, прижалась к нему всем телом. Ее пальцы скользнули вверх по его шее, отвели упавшую на лицо прядь золотистых волос, коснулись нового шрама на виске.
— Этого раньше не было, — прошептала она и поднялась на цыпочки, почти касаясь губами его губ. — Умоляю тебя, люби меня. Я исчахла от тоски… Я твоя и всегда буду твоей, и ради тебя я забуду все…
Джулия пыталась поймать взгляд капитана, но он не смотрел на нее. Губы его были холодными, пульс — ровным, лицо же — странно спокойным и задумчивым, словно он испытывал сам себя. Она обняла его за шею — и в следующую секунду вскрикнула от боли: он сжал ее запястья, разомкнул и опустил.
— Не старайтесь, миледи. Вы мне безразличны, и я говорю это вам в лицо, потому что иначе вы не поймете. — На сей раз капитан взглянул ей в глаза, и она увидела лишь холодный прищур.
— А сам ты много понимаешь? — взъярилась отвергнутая леди и снова шагнула к нему, но он остановил ее движением руки. — Ведь я хочу тебя спасти! Неужели моя любовь — такая уж великая плата за это?
— Вы ждете честного ответа? Извольте: лучше сдохнуть в петле, чем терпеть ваше общество. Всего хорошего, миледи.
— Ты от меня так просто не отделаешься! — начала было Джулия и вдруг осеклась, пораженная внезапной догадкой. — Кто она? Ты ведь любишь другую, так? Скажи мне, кто она! Не может ведь это быть та щуплая рыжая девка, де Лэйси?
Джулия вновь бросилась вперед, и ее тут же ослепило яркой вспышкой в глазах и болью в скуле. Она не удержалась на ногах и отлетела на несколько шагов, едва не свалившись на пол. Когда зрение вернулось, она подняла голову — и содрогнулась. Митчелл смотрел на нее в упор, глаза его потемнели и в полумраке казались почти черными. И такой ненависти, что пылала в этих глазах, Джулия не видела нигде и никогда.
— Уходи, пока цела, — процедил капитан сквозь зубы; голос его был еще страшнее взгляда. — Я говорил, что не убиваю женщин, но, если подойдешь, сделаю для тебя исключение. — Он тяжело выдохнул и сел на скамью.
Оцепенение прошло, как и страх, упавшая шляпа отыскалась на полу. Джулия надела ее и у самой двери обернулась.
— Что ж, — бросила она, — видно, я ошиблась в тебе. С радостью посмотрю завтра, как ты будешь задыхаться в петле! — Она постучала в дверь.
— Приятного зрелища… миледи! — Последнее слово звякнуло презрением, словно еще одна пощечина. Джулия очень хотела ответить, но не нашла нужных слов и вновь задохнулась от ярости. Она проиграла, позорно и безнадежно.
Пристыженная, униженная, леди Милвертон поспешила ретироваться, бросив по дороге часовому: «Я напрасно теряла время. Сэр Эдгар будет разочарован». Тот лишь кивнул и проводил даму до ворот крепости.
***
Когда Люси увидела вернувшуюся госпожу, то едва не подняла крик на весь дом.
— Миледи, что с вами?
— Закрой рот, дура черномазая! — Джулия с силой отвесила служанке оплеуху, оттолкнула ее и бросилась к зеркалу. Зрелище ужасало: по левой скуле расплылся уродливый кровоподтек, а чуть ниже кожа была рассечена, очевидно, кольцом кандалов. Зареванная Люси захлопотала около хозяйки с примочками и склянками. Привлеченная шумом, вышла из салона Диана.
— О, миледи, вас так долго не было, мы с Люси даже начали тревожиться. Что-то случилось?
— Ничего особенного, — не очень внятно из-за примочки на лице проговорила Джулия. — Будь прокляты те, кто мостит нам дороги! По их милости я оступилась, сломала каблук и разбила лицо о ступеньку лестницы.
— Сожалею. — Диана так участливо смотрела на леди Милвертон, что в сердце той опять всколыхнулась лютая ненависть. — В таком случае, не стану вам мешать. Доброй ночи, и поправляйтесь.
— Когда Люси закончит, я пришлю ее к вам.
— О, не стоит, Люси уже все сделала, а с прочим я справлюсь сама. — Диана поклонилась и ушла в отведенную ей комнату.
— Осторожнее! — прикрикнула Джулия на служанку, которая распускала ей волосы, и проводила гостью яростным взглядом. — Сэр Эдгар не заходил?
— Нет, миледи, господин губернатор так и сидит у себя.
— Хорошо. — Джулия на секунду отняла мокрое полотенце от лица и глянула в зеркало. Не так уж все страшно; если хорошенько запудрить, будет незаметно. Она вернула примочку на место и уставилась на дверь, за которой скрылась Диана. Крутившиеся в голове мысли не давали покоя, вновь разжигая постепенно утихающую боль — в щеке и в сердце. «Что же он в тебе такого нашел?»
***
Генри Митчелл прислонился спиной к холодной каменной стене и смотрел в окно, запрокинув голову. Он улыбался. Несмотря на то, что ожидало его завтра, он был совершенно спокоен и улыбался. Оттого, что обрел мир. Оттого, что душа его исцелилась. И он познал, что такое истинная любовь.
Он отверг эту бесстыдную, роскошную женщину без особого труда и сам этому удивился. Когда она обнимала и ласкала его, он не чувствовал ровным счетом ничего. Красивая, горячая, страстная — и чужая, чужая до мозга костей. Вот, значит, как: если принадлежишь одной-единственной женщине душой, не можешь принадлежать другой даже телом. Мог ли он раньше поверить в подобное — после объятий бесчисленных любовниц, превратившихся в далекий, давно растаявший туман?
Как он сказал ей: «Кто держал в руке бриллиант, не посмотрит на прибрежную гальку». И он вспоминал свой бриллиант, вспоминал голубые глаза, нежные и строгие, вспоминал острый ум и острый язычок, такую хрупкую внешне фигуру — и такую сильную, отважную, непреклонную душу.
— Диана, — прошептал он едва слышно, — благослови тебя Бог, любимая. Забудь меня поскорее и будь счастлива… если сможешь. Нам не дано быть вместе в этой жизни, и уж точно не встретиться в вечности, если она есть. Но ты совершила невозможное, ты перевернула мою душу и принесла в нее мир. Теперь я могу уйти в мире, и будь, что будет.
Не двигаясь с места, он закрыл глаза и мгновенно уснул. С губ его не сходила улыбка.
