Шармбатон. 1991 год.
Прекрасная, величественная Академия в стиле ампир сияла в лучах дневного солнца. Ее идеально симметричные монументы переливалась в благородных небесно-голубых, песочных и золотистых оттенках. Ее террасы, изящные колонны и статуи, прелестные сады и фонтаны, представляли собой отдельный вид искусства. Был полдень, в классах проходили занятия, тишина стояла за стенами школы и лишь чириканье птиц и шелест листьев доносились до наших учеников. Девушки учились отдельно от юношей. Все были ухожены, туфельки их сверкали, а их шелковые мантии благоухали цветочными ароматами. Все как подобает высшему, привилегированному учебному заведению для юных волшебников и волшебниц. На данный момент, Цефея училась на четвертом курсе и была старостой своего класса. На очередной лекции профессора Фламеля, она с особым интересом слушала его и записывала каждое слово. Чего нельзя было сказать об остальных послушницах, им его речи казались скучными и муторными. Когда профессор и великий алхимик закончил вещать, Цефея встала, поблагодарила его и с ее разрешения класс тут же опустел. Разумеется, она уходить не спешила. — Мисс Кларенс, какие вопросы Вы бы хотели задать мне на этот раз? Мне поставить чайник или… — Ох, прошу прощения, профессор, я Вас не задержу. Я бы с радостью составила Вам компанию, однако меня ждут другие занятия. Я лишь хотела спросить Вас насчет… философского камня. — Да. Слушаю Вас, юная леди. — Меня всегда привлекало это… необычайно мощное, загадочное, легендарное вещество — пятый элемент, свойства которого до сих пор неизвестными нашему подлунному миру. В связи с этим, как Вы думаете, сэр, может ли оно воскрешать усопших? После этого вопроса Фламель задумался, потер свой подбородок и через какое-то время начал: — Знаете, моя дорогая, философский камень, безусловно, обладает уникальными способностями, великие античные философы и алхимики тратили всю свою жизнь, разрабатывая подходящие формулы и рецепты его получения. Люди веками искали этот ценнейший ребис. Но все же, это Вам не воскрешающий камень. — Я… поняла Вас, профессор. — Однако, как Вы верно подметили, все его свойства до сих пор неизвестны, камень не до конца изучен. Единственный экземпляр, который мне удалось изобрести, потерян. И в связи с этим, смею предположить, что не исключено и то, что он может даровать жизнь умершим. — Правда? — загорелись глазки девочки. — Разумеется, моя дорогая. Алхимия — наука, стоящая выше всего нашего мироздания, в ней кроются все ответы. Однако и у нее имеются свои правила, свои условия. Камень, быть может, и способен оживить человека, но… при одном условии. — И каком же, сэр? — Если воскрешающий камень возвращает в жизнь любого усопшего, неважно, когда он был убит. То философский камень может воскресить человека лишь в том случае, если со времени его смерти прошло не больше суток. — И… как это сделать? После этого вопроса Фламель усмехнулся. — И кого же Вы желаете воскресить из мертвых, дорогая моя? — Ой, ну что Вы, сэр! Это чисто научный интерес. К счастью, мне некого воскрешать. — Я рад это слышать. Только если Вами движет научный интерес, то… сам камень не способен это сделать, потребуется приготовить зелье… Не успел профессор закончить, как тут же прозвенел звонок и Цефи пришлось с ним попрощаться. «Зелье? И какое зелье, интересно? Он же не Эликсир жизни имел ввиду? Нужно будет в следующий раз обязательно спросить его об этом!» — с истым любопытством направилась она на следующий урок. Однако следующего раза не последовало. Это был последний визит Николаса Фламеля в Шармбатон.Малфой-мэнор. 1997 год.
— «Это неправда. Отец, ты лжешь! Ты не смог бы воскресить ее… Не стал бы. Почему?! Почему ты мне врешь?! Прошу, скажи мне правду!» — стояла она напротив Виктора, держа меч в руках. — «Это все уже не важно. Сделай это! Убей меня, Цефея! Доведи наше дело до конца!» — смотрел он на нее опухшими глазами. — «Я не стану убивать тебя!» — «Я сам этого хочу! Прошу, милая доверься мне… в последний раз». Ее руки дрожали. Она всеми силами пыталась сохранить самообладание, не хотела верить в происходящее, не хотела убивать его. Ведь ее отношения с Виктором стали налаживаться, она увидела в нем родного человека, сблизилась с ним, начала чувствовать к нему некую привязанность. Возможно, год назад или два она бы сделала это, но сейчас… все изменилось. — Давай же, милая, — начал шипеть Волан-де-Морт, — Убей его, — приподнял он ее руку с мечом. — «Отец… Я не смогу…» — еле сдерживала она слезы. — Развязать его! Поднять на ноги! — приказала Лорд, после чего мужчину тут же развязали и подняли. Он еле держался на ногах, медленно подошел к Цефее. Отец и дочь были в метре друг от друга, лишь меч был меж ними, разделял их. Его острие касалось его груди, а рукоять находилась у нее в руках, дрожащих руках. — «Цефея, прошу, ты должна», — все ближе подходил к ней Виктор. — «Н-нет», — отходила она назад. Пожиратели с чистым удовольствием наблюдали за этой сценой, ехидно ухмыляясь. — «Сделай это! Покажи им насколько ты сильна! Тебя не сломить! Они боятся тебя. Давай, девочка моя! Ты никогда не подводила меня. Не подведи и на это раз. Я буду рад принять смерть из твоих рук. Прошу, позволь мне умереть в твоих объятиях». После этих его слов, Цефея сжала меч, и взяв себя в руки, отринув сторонние мысли, чувства, эмоции, вонзила его ему в грудь. Мужчина обессилел окончательно, дыхание стало прерывистым, пульс замедлился. Однако несмотря на это, он крепко обнял ее, обнял дочь. По его красным щекам потекли слезы, он стал гладить ее по голове дрожащими, окровавленными руками. Вдыхал запах ее волос, такой знакомый. Также пахла и Амелия, милая, добрая Амелия — любовь всей его жизни, луч света, его спасение. Это не он спас ее тогда, семнадцать лет назад, взяв ее в жены, когда никто и не желал этого делать, когда все от нее отказались, оставили ее, когда шептались у нее за спиной, распространяли скверные слухи. Именно он взял ее в жены, девушку, чье сердце принадлежало другому. И он прекрасно знал это, знал, что она никогда его не полюбит, никогда не посмотрит на него так, как смотрела на Сириуса. Он знал это, однако ему было достаточно и того, что она была рядом. Она спасла его, спасла от этой скучной, лицемерной рутины, что окружала его, что в высшем, аристократическом обществе называлось жизнью. У него никого не было, лишь солидное наследство, оставленное родителями и чистокровная, благородная фамилия. Он бы потонул в этой адской рутине, если бы не она. Хоть она и не любила его, никогда не перечила ему, была послушной и образцовой женой, уважала его и всегда прислушивалась к его мнению, а самое главное она стала ему опорой, близким другом. Их брак был настолько прочным, насколько это было возможно. А любовь, его любви хватало им обоим. Свою дочь, он тоже любил, несомненно, однако, узнав о ее участи, тут же переменился. Ему пришлось. Он не хотел, чтобы она страдала, когда придет его время. Не хотел, чтобы она привязалась к нему. Виктор делал все, чтобы девочка возненавидела его, не чувствовала к нему ничего, кроме злости и ненависти. Так она стала бы сильнее, это закалило бы ее дух, смотивировало бы ее. Так ей бы было легче его убить. Однако он не смог продержаться до конца, его чувства к ней взяли верх. И сейчас, обнимая свою дочь, он вспомнил, как в первый раз взял ее на руки в родильном отделении во Франции. Это чувство было ни с чем не сравнить. Она не была ему чужой, с самых первых дней ее жизни, девочка стала ему родным, самым близким человеком, его ребенком, ребенком, которого он любил всем сердцем. — П-прости меня. Ты д-должна быть сильной, сильной ради нее. Цефея ты … не одна, — прошептал он ей, сделав последний вдох. Все внутри нее сжалось, сработал защитный механизм, все чувства, которые переполняли ее, исчезли, растворились, отключились по щелчку. Эта боль была слишком сильна, и Цефея просто отвернулась от нее, убежала, заперла ее глубоко внутри себя. Она резко вынула меч и бездыханное тело ее отца рухнуло оземь. Девушка даже и не вздрогнула, и глазом не повела, была полностью невозмутима. — У-у-умница, — пропищал Темный Лорд, касаясь ее щеки, — Жди моих дальнейших указаний, — сказал Он и исчез. Вслед за Ним испарились и его приспешники, остались лишь хозяева мэнора и Снейп. Нарцисса с ужасом в глазах смотрела на все это. Больше всего ей было жалко девочку. Женщина хотела подойти к Цефее, но Люциус остановил ее. — Нарцисса, не стоит, — схватил он ее за локоть и прижал к себе, — Мы не будем в это вмешиваться. — Мы уже вмешались, Люциус. Виктор был твоим другом! Я не могу оставить ее вот так! Она еще ребенок! Неужели ты не видишь, у этой бедной девочки никого не осталось. Она потеряла всех, кто у нее был. — Это не наше дело. Пойдем отсюда. — Нет! Я обязана помочь ей! — бросила женщина и вырвалась от рук мужа. Ему это не понравилось, но настаивать он не стал и бормоча что-то под нос, вышел из гостиной. Цефея откинула меч и медленно опустилась к телу Виктора. Достав палочку, она произнесла заклинание, после которого лужи крови и все пятна исчезли. — Мисс Кларенс, мне очень жаль, — начал Снейп. — Я понимаю, что Вы сейчас чувствуете, но прошу… держите себя в руках. Ваш отец с самого начала знал, на что шел и был готов ко всем последствиям. — Я в порядке, профессор, — холодно произнесла Цефея, приводя тело отца в подобающий вид. — Если Вы не против, я удалюсь ненадолго. Мне нужно похоронить отца. — Дорогая, — подошла к ней Нарцисса, — Предоставь это нам. Тебе сейчас нужно… — Я же сказала, я сама этим займусь, — утвердительным тоном бросила девушка, — Миссис Малфой, Драко не должен узнать об этом, — сказала она и исчезла. Трансгрессировав в свое имени с телом отца, девушка взялась за дело. Несмотря на то, что она пропускала уроки МакГонагалл по трансфигурации, она без труда превратила большой роскошный диван в гостиной в не менее роскошный гроб. Он был весь отполирован из благородной древесины янтарного оттенка. Цефея медленно положила туда тело отца заклинанием и не в силах смотреть на него, тут же направилась на задний двор. Начала копать могилу, не заклинанием, а лопатой, своими руками. Этим она пыталась приглушить все, что хотело вырваться из нее, всю эту боль, которая снова поселилась в ней, прижилась как гной, язва, ком, мешающий дышать. Она копала несколько часов, без остановки, вся вспотела, руки начали дрожать, дыхание участилось. И, наконец, закончив свое дело, она бросила лопату и уселась в этой яме. Было тихо, очень тихо и темно. Впервые она ни о чем не думала, по крайней мере пыталась. Просто сидела, чувствуя этот гной внутри, нарастающий ком, который она всеми силами пыталась игнорировать. Это желание убежать от всего этого, снова запереть эту боль глубоко внутри было у нее не в первый раз. После смерти матери она так и поступила, замкнулась в себе, не хотела принимать истину, не желала давать волю чувствам и скорби. Тоже самое она сделала и после смерти Сириуса. Просто приняла случившееся как данность и забыла, старалась забыть, убежать, скрыться. Однако сейчас это сделать было гораздо труднее и она не понимала почему. Ведь Виктор был для нее не самым близким человеком, до недавнего времени. Или, быть может, все было наоборот. Он был рядом, все это время.Шармбатон.1992 год.
Кабинет директора. — Мне очень жаль, мистер Кларенс, — начала преисполненная сожаления Олимпия, — однако мы вынуждены это сделать. Поймите, мы старались закрыть на все глаза, терпели ее прогулы, опоздания, неуважительное отношение к преподавателям, драки, дуэли, шутки и подколы над учениками и ученицами, но это, — сделала она акцент на последнем, — Это перешло все границы. Вы понимаете, что она подставила под удар не только себя, но и всю школу. Нашим профессорам чудом удалось всех вовремя эвакуировать. Школа чуть не сгорела. Она применила заклинание Адского пламени! — не смогла сдержаться и привстала со своего директорского кресла женщина. — Прошу, мадам, примите мои глубочайшие извинения, — начал Виктор, — Я понимаю, что натворила моя дочь, и осознаю все последствия ее крайне недопустимого поступка. В связи с этим, я обязуюсь покрыть все расходы, что понесла школа. Мне очень жаль, директриса, это моя вина, я не уследил за ней. После этих слов Олимпия медленно подошла к мужчине и положила руку ему на плечо. — Не корите себя, Виктор, самое главное, никто не пострадал. Девочке сейчас нелегко, она переживает тяжелую утрату. Я советую Вам прислушаться к профессору Дамблдору. Возможно, смена обстановки поможет ей заглушить боль, отвлечься. Я уверена, Хогвартс будет рад принять такую талантливую волшебницу. — Спасибо, мадам Максим, в связи с Вашим решением об ее отчислении, мне все же придется принять его предложение. — Виктор, простите, но Вы как никто другой знаете, что я должна это сделать. Попечительский совет не оставит это… — Разумеется, мадам, — встал с кресла Виктор, — Я благодарен вам за ваше терпение, за то, что дали моей дочери шанс и не один. В том что случилось виноват только я. Еще раз примите мои извинения, — сказал он и вышел из кабинета. Виктор знал, что Цефея сделала это намеренно. Рано или поздно это должно было случиться. Но все же в этом он винил себя, он не смог помочь ей, быть рядом, утешить. Он оставил ее, как бы она не умоляла, он отправил ее обратно в Академию, доучиваться. Думал это ее отвлечет, но стало только хуже. Вернувшись домой, он написал ответное письмо Дамблдору, в котором говорилось, что он принимает его предложение и они с дочерью скоро пребудут в Лондон. Виктор не стал долго ждать и тут же достал порт-ключ. Вечером, когда Цефея вернулась со школы, он ей все рассказал. — Ты же сделала это нарочно, я прав Цефея, — в утвердительной форме спросил мужчина. — Не понимаю о чем ты, — беззаботно бросила девочка, читая книгу. — Тебя отчислили. Ты ведь этого добивалась?! — Правда, какая досада. А меня было там весело. После этих слов Виктор не выдержал и встал со стола. Твердыми шагами он подошел к девочке, сидящей на другом конце и ударив ладонью об стол, продолжил: — Мы переезжаем в Британию! Ты пойдешь в Хогвартс! И никаких возражений! Наконец она оторвалась от книги и взглянула на отца. — Ну что ты, отец, какие тут возражения, — встала она и направилась к себе в комнату. — Переезд завтра с утра, собери все необходимое, — промолвил ей вслед мужчина. Цефея была не в восторге от этой новости, но именно этого она и добивалась. В последние дни своей жизни ее мать была очень слаба и девочке удалось на миг проникнуть в ее мысли, воспоминания. Именно так она узнала, что Амелия была выпускницей Хогвартса и что Виктор, возможно, не является ее биологическим отцом. Также она знала, что каждый месяц к ним приходит письмо, письмо из Хогвартса. И таким образом, после всего этого Цефея всеми силами старалась сделать так, чтобы ее отчислили. И у нее получилось. На следующий день, к обеду они уже были в своем родовом имении в Британии. Виктор разрешил ей оставить себе ее эльфа — Олли. После трапезы, девочка распаковала все свои вещи и начала изучать новый дом. Больше всего ее интересовала библиотека, она была огромной. Именно там она проводила большую часть своего времени. Изучала всю информацию о Хогвартсе, читала каждую книгу, где имелось хоть одно упоминание о школе. Не прошло и двух дней как к ним явились гости — женщина и двое мужчин. Виктор принял их у себя в гостиной и позвал свою дочь. — Да, отец, ты хотел видеть меня? Кто эти люди? — настороженно взглянула она на гостей. — Ты будешь вынуждена пойти с ними, Цефея. — Что?! — Прости, Цефея, однако перед началом обучения в Хогвартсе ты должна будешь пройти курс лечения в больнице Святого Мунго. — Что?! Вот уже нет! Я никуда не пойду! — Прошу, не сопротивляйся, будет только хуже… — пытался успокоить ее отец. — Нет! Не приближайся ко мне! — залезла она за палочкой в карман, но ее там не было. — Какого черта! Где моя палочка?! — Цефея, — начала женщина, достав палочку, — Мы не причиним тебе вреда. — Правда?! Я вам не верю! Я с вами никуда не пойду! — попыталась она убежать, но мужчины схватили ее. — Не трогайте меня! Как вы смеете?! Пустите! Вы не с той связались! — Успокойся, дорогая, — подошла к ней женщина и навела на нее палочку. Цефея была в ярости, разозлилась не на шутку. Она окинула женщину свирепым взглядом, после чего та на миг она пошатнулась из-за сильного ветра. — Цефея! — обратил ее внимание на себя Виктор. — Хватит! Перестань вести себя как ребенок! Это пойдет тебе на пользу… — Верни мне мою палочку! Ты! Это все ты! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Женщина тут же произнесла успокаивающее заклинание, после чего девочка притихла. Лицо ее упростилось, глаза опустели, она перестала брыкаться, перестала кричать. — Мистер Кларенс, — обратилась к нему женщина, — Вы поступили правильно. Вам не о чем беспокоиться, мы позаботимся о ней. Сделаем все, что от нас потребуется. Мужчина лишь кивнул в ответ и не в силах смотреть на все это, удалился в свой кабинет. Ее забрали. Лишь потом Цефея узнала, что сделал он это не по своей воле. Это был приказ ее дедушки, единственное условие, при котором он разрешил им вернуться в Британию. Виктор не мог ничего сделать, не смог воспротивиться воле Корнелиуса, пойти против министерства. Тогда она этого не понимала. Она ненавидела его. Ненавидела всем сердцем. Но … если бы не он, она была бы уже мертва, сошла бы с ума. Ведь именно он вытащил ее оттуда. Сейчас, когда она сидела в яме, в этой холодной, сырой, темной яме, она вспомнила то пророчество, свое пророчество, которое она нашла в Отделе тайн: »… Лишь ей под силу сломить Темного Лорда, лишь она сможет остановить это, остановить грядущую бурю. И такова ее судьба. От нее не скрыться, не убежать, ведь она — избранная». — Такова судьба, от нее не убежать… Избранная значит… Теперь я полностью понимаю Гарри. Но … он ведь не один, с ним его друзья. Они всегда рядом, поддерживают его, верят в него. А я? Все, кто был дорог мне … все они мертвы, все… Я одна. Одна в этой яме. В этой чертовой яме. И что? Одной же всегда легче… не правда.Тем временем гостиная Слизерина.
— Сегодня их тоже не было, как же хорошо! — плюхнулась на диван Пэнси. — Да, всегда бы так, — уселся возле нее Блейз. Слизеринцы были в хорошем расположении духа, так как пожирателей в школе не было. И не только слизеринцы, но и все ученики, все, кроме Драко. Все это время он думал лишь об одном человеке, переживал за него, его терзали смутные сомнения, мысли не давали покоя. — Что с тобой, Драко? Ты в порядке? — запереживала Пэнси. — Пэнс, неужели ты не видишь, наш Ромео страдает из-за любви. Принцесска бросила его, в очередной раз, — усмехнулся Блейз. — Заткнись Забини! — сбросила его с дивана девушка. — Ребята, похоже это от Цефеи, — заметил флакончик с зельем Тео. Услышав ее имя, Драко тут же подошел к другу и взял зелье. «И когда она успела… Наверное, это то зелье, … Анти-Круцио…» — Что это? — спросила Пэнси, подойдя к ребятам. — Тут записка, — подметил Нотт, — Написано: «Испытайте меня…». — Ох, фиалка нам подарочек оставила, — заинтересовался Блейз. — Это зелье, подавляющее боль от Круциатуса, — начала Драко, — Эффект длится один час. — Что?! — подскочил Забини, — И где вы его прятали?! Матушка не учила тебя Драко, что с друзьями надо делиться. — Она его только сегодня приготовила. Нужны были ингредиенты. — И… на ком же мы его испытаем? — спросила девушка. — Знаю! Давайте как в детстве, — достал юноша с кармана монетку. — Забини, мы уже не дети, — фыркнул Драко. — Да ладно тебе, всего один раз. Все по-честному, — положил он руку на грудь. Малфой промолчал, знал ведь друга не остановить. — Ладно, — нехотя промолвил он. — Bene! Тогда как обычно, — положил монету на стол юноша, — Надеюсь, все помнят правила, — достал он палочку. Драко и Тео встали рядом и тоже приготовили палочки. — Пэнс, как всегда до трех. — Мерлин, вы неисправимы. Один … два … три! — Акцио! — одновременно произнесли мальчики. Монета тут же оказалась у Драко. — Черт! Я так и знал, — бросил Блейз, — Получается остались мы с тобой, Тео… — Нет, — прервал Драко, — Монета у меня, это сделаю я. Я выпью зелье. — Предполагалось, что проигравший это сделает, но если ты так хочешь, держать тебя я не стану, — протянул другу флакон Забини. — Драко, ты… уверен? — заволновалась Пэнси. — Спокойно, Пэнс, принцесска не стала бы нас травить. Драко открыл флакон и сделал глоток. «Какой странный вкус, такой… горький и одновременно сладкий…» — Ну как? — Я готов, давайте. — Так, сразу?! Может, нужно время, чтобы оно начало действовать… — Не нужно. Тео, у тебя это получается не хуже меня. Давай, сделай это. — Хорошо. Как скажешь, друг мой, — промолвил юноша и направил на Драко свою палочку. Однако не успел он произнести заклинания, как Драко чутка опешил и стал махать рукой, как будто она у него горела. — Твою мать, — взглянул он на кольцо, кольцо, которое чертовски жгло, сильнее чем когда-либо. «Цефея! Мерлин, как же горячо! Ей больно, очень больно. Не нужно было ее отпускать! Мне стоило пойти с ней! Вот идиот! Нельзя терять ни минуты! Я должен! Должен увидеть ее! Я ведь обещал, обещал ей!» — Драко, что с тобой?! — подошла к нему Пэнси. — Это из-за зелья? — Нет. Мне пора, — бросил юноша и тут же выбежал из гостиной. — Драко! Стой! Куда… ты… — Испытуемый сбежал, — заключил Блейз, положив руку на плечо подруги. Добежав до астрономической башни, Драко сразу трансгрессировал в мэнор. В гостиной никого не было. Юноша вышел и стал в спешке искать ее по всему поместью. Было пусто, как будто все вдруг куда-то испарились, и тихо. И эта тишина, мертвая тишина пугала его больше всего. Однако, поднявшись на второй этаж, он услышал голоса, они исходили из кабинета его отца. И по старой его привычке, он начал подслушивать разговор родителей. — Он заслужил это, — молвил Люциус. — Как ты можешь так говорить? Он был твоим другом! — возмущалась Нарцисса. — Он был предателем, Нарцисса! Он предал Темного Лорда, предал нас, меня. — Он сделал это ради любви. — Любви? Ты смеешься? Ты правда думаешь, что он любил ее? Я знал, что ты наивна, но не догадывался, что настолько… — Люциус! — Нарцисса! Он женился на ней только ради власти. Фадж пообещал ему солидное наследство и завидное место в Представительстве британского министерства. Ни о какой любви здесь и речи быть не может. — Но он сделал это. Сделал, когда никто не осмелился, даже ты. После этих слов мужчина с отвращением взглянул на супругу, а та продолжала: — Ты ведь сам хотел взять ее в жены, тогда, когда мы… были еще молоды. — Да, хотел. Мой отец счел ее весьма подходящей партией для меня, и я был не против. Однако благодаря тебе, я вовремя опомнился, — подошел он к жене и взял ее за руки, — Ты открыла мне глаза на истину, на эту мерзкую, отвратительную ложь, этот низкий поступок. Как она могла?! Как она могла связаться с Блэком! С этим ничтожеством, предателем рода, осквернителем крови?! Я… не знаю, что бы случилось, если бы не ты, Нарцисса, — положил он ладонь ей на щеку. Сразу после Люциус отпустил ее и направился ко столу с алкоголем. Наполнив свой бокал и тут же опустошив его, он продолжил: — Ты права, Виктор был мне другом, самым близким человеком, и я закрывал глаза на все. На то, что он бросил нас после выпуска, на то, что он женился на этой женщине, Мерлин, я даже мог бы простить ему его предательство, но самое гнусное то, что он мне ничего не сказал! Нарцисса, он скрыл это от меня! Мы дружили с самого детства! — в голосе его звучало отчаяние, злость, ненависть и боль. Как ни странно это признавать, но Люциус переживал утрату друга. Он страдал. Как бы старательно он это не скрывал, не пытался заглушить это отменным огневиски, это была правда. Виктор был дорого ему. Нарцисса медленно подошла к мужу и взяла у него с рук пустой бокал. — Уже поздно, Люциус. Тебе нужно отдохнуть. — Я побуду здесь еще ненадолго. Оставь меня, — промолвил он, усевшись на свое кресло. — Как скажешь, но прошу не засиживайся допоздна, — сказала Нарцисса, легонько прильнув к его щеке, — Мы справимся, Люциус. Всегда справлялись. Знай, я всегда буду рядом, — прошептала она и направилась к выходу. — Спасибо, Цисси, — бросил еле слышно напоследок мужчина. Выйдя с кабинета, женщина столкнулась с сыном, пребывающим в полном недоумении. — Драко, милый, что ты тут… — Где она? Мама прошу, скажи мне, где Цефея? — Не волнуйся, с ней все хорошо. Она сейчас… с Темным Лордом на задании. За все это время, за все семнадцать лет, Драко научился распознавать мамину ложь. Он всегда знал, когда она говорит неправду. — Мама, — еле сдерживал он свой гнев, гнев не только из-за ее лжи, но и от услышанного. — Прошу, — в голосе его было скорее просьба, мольба. И Нарцисса сдалась, не смогла врать дальше. — Драко, сынок, она потеряла отца и сейчас занимается его похоронами. Пойми, ей сейчас нужно побыть одной. Она просила меня ничего тебе не рассказывать. Иногда человеку необходимо… самому преодолеть эту боль, боль утраты. Ты ей сейчас ничем не поможешь. Мы… пытались. После этих слов его страшнейшие опасения подтвердились. Он потерял дар речи, не мог представить, что она сейчас чувствует. Но больше всего его пугало осознание того, что мать может быть права. Он не может, не может ей помочь, не может никого воскресить, не может повернуть время вспять, даже если бы у него был маховик, он не может все изменить. Это случилось, она снова лишилась близкого человека. Только вчера он ей обещал, обещал, что этого больше не случится, обещал… — То, что сказал отец, — начал тихо Драко, — это правда? После этого вопроса Нарцисса чуть побледнела. Она знала, что именно он имел ввиду. — Ты… знала о них, знала и все рассказала ему? Рассказала и Фаджу? — взглянул он на нее в надежде, что это неправда и она никак к этому не причастна. — Драко, дорогой, послушай я… должна была Все! Эти ее слова были последним ударом. — Я должна была. Этот брак был ошибкой, она не любила твоего отца, хотела сбежать с Сириусом, опозорить Люциуса, унизить перед всеми… — И ради этого, ради сохранения его гордости, его имени, — говорил он, не в силах сдержать эмоций, — ты погубила ее родителей?! Разрушила им жизни?! По твоей вине ее отца упрятали в Азкабан, а мать насильно выдали за другого! Мама, как ты… могла? — Постой, сынок, — была в недоумении Нарцисса. — О чем ты? Родителей… отца? Так Сириус был ее отцом? Осознав эту правду, женщина пошатнулась и отдалилась от сына. Ей даже в голову не пришла эта мысль, она была поражена. Раньше она думала, что была единственной наследницей рода Блэков, однако сейчас… Ей стало не по себе. — Я… — начала Нарцисса. — Драко, я не знала. — Это ничего не меняет. Мать была поражена его словами. Впервые он разговаривал с ней таким тоном. Впервые ему было не наплевать, не наплевать на кого-то кроме нее и отца. Она видела, знала, что он изменился, стал более… внимательным, добрым, сострадательным. И ее это радовало, несомненно. Эта девочка смогла сделать то, что ей не удалось. Однако она боялась, боялась, что в их семье это ни к чему хорошему не приведет. Малфои должны заботиться только о самих себе. Остальное не имеет значения. Таков был их непреложный обет. — Драко я… ты не понимаешь, — взяла она сына за руки. — Я тогда ничего не знала, я любила твоего отца и сейчас люблю, каким бы монстром он тебе не казался. Я это сделала ради него, ради нас. Рано или поздно об этом бы узнали… — Да, но… не от тебя! — бросил юноша и быстрыми шагами направился к себе в комнату. Он закрылся у себя. Хотел остаться наедине, хотел все забыть, просто исчезнуть. Все случилось слишком быстро. Разум его, все его сознание, душа, сердце — все разрывалось на мелкие кусочки. Он не понимал, не мог понять, что с ним происходит. Почему он был так груб с матерью? Она была ему дороже всех на свете. Но… эта ложь, этот ее поступок не давали ему покоя. Ее слова вонзились как острый нож ему в спину, еще один. Мало того, что отец его страдал тем еще кретинизмом, так еще и у матери имелись свои грешки. Да… они друг друга стоят. Ну, а что тут удивительного? Чего еще он ожидал? Оба — выпускники Слизерина, оба из чистокровных высокоуважаемых семей. Их так воспитали, и они старались так же воспитать своего сына, единственного наследника. Впервые он посмотрела на это со стороны. Впервые осознал, что чувствовали остальные. Но зачем? Зачем ему это? Ему должно быть глубоко на это наплевать! Что это еще за странные чувства? Неужели в нем пробудилась совесть? «Нет! Я не должен думать об этом! Не должен! Мне нужно думать о маме, об отце! Нужно защитить их! Отстаивать честь нашей семьи! Какую еще к черту честь?! Мы пали ниже некуда! Отец оскорблен и унижен! Лишен здравого смысла! Никчемный пожиратель! А мама… мама… И как я ей это скажу? Нет! Она не должна узнать об этом! Не должна. Мерлин, мне так ее не хватает…» — лежал он неподвижно на кровати, устремив свои опустошенные, потемневшие глаза на потолок.Малфой-мэнор. 1989 год.
Гостиная мэнора. — Люциус, тебе стоит с ним поговорить. Он уже третий день не выходит из комнаты, я переживаю, — взволнованно говорила Нарцисса, стоя у камина. — Нет. Нарцисса, он сам должен справиться с этим. Пройти через это в одиночку. Все, что я хотел, уже сказал ему. Он уже не ребенок. — Что?! Но ему всего девять! Как ты можешь, вот так с ним поступать? — И что ты от меня хочешь?! Чтобы я пошел к нему, обнял его, утешал как маленького?! Хочешь, чтобы наш сын вырос слабохарактерным, бесхребетным маменькиным сынком? Ты и так избаловала его, Цисси! — Он наш сын, Люциус… — Я все сказал, — бросил мужчина и вышел. Нарцисса же направилась к сыну. На ее пути возник эльф с подносом. Увидев что ужин остался нетронутым, она опечалилась. — Простите госпожа, я пытался уговорить юного господина, однако… — Свободен Добби, — сказала она, взяв с его рук поднос. Когда эльф исчез, женщина медленно зашла к Драко. Мальчик мирно сидел в своей кроватке, поджав коленки. Она подошла к нему и села напротив. — Цыпленок мой, почему ты снова ничего не поел? Ты ведь знаешь, что это меня очень огорчает. Драко, прошу поешь, — поставила она поднос около сына. Мальчик ничего не отвечал, продолжал тихо сидеть, не замечал мать. — Драко, — положила она ладонь ему на щеку, — это не твоя вина. Ты ни в чем не виноват, солнышко мое. Прошу не кори себя. — Матушка, — взглянул он наконец на мать, — я… не хотел, не хотел, не хотел, — по его сереньким глазкам покатились слезы. Нарцисса тут же обняла сына. — Я знаю, знаю, сынок. Тише, это произошло случайно. Не волнуйся, все эльфы после смерти попадают в рай. Микки сейчас в лучшем мире, — пыталась успокоить его женщина и гладила по голове. — Правда? — хриплым голосом спросил Драко. — Да, цыпленок, — поцеловала она его в лоб. — А теперь, поешь. После слов матери, Драко все же послушал ее. Он взял себя в руки и перестал прятаться в комнате. На следующий день юноша спустился на ужин. После трапезы отец начал: — Драко, как закончишь, зайди ко мне в кабинет. — Да, отец. Нарциссу весьма насторожила просьба мужа. Она знала, что беседы отца с сыном в его кабинете, скорее нравоучения, были весьма… серьезными. Драко не был готов к этому, однако она не могла ничего с этим поделать. После ужина мальчик направился к отцу. Зайдя в его кабинет, он ни проронил ни слова, смиренно стоял и ждал. Обернувшись к сыну, Люциус недовольно начал: — Я рад, сын мой, что ты, наконец, соблаговолил присоединиться к нам на сегодняшнем ужине. — Прошу простить меня отец, я… — Подобное поведение, Драко, недопустимо! Ты проявил слабость! Эльфы всегда были и будут нашими рабами. Мы — чистокровные волшебники, для них будет честью отдать жизнь за нас. После этих слов Люциус подошел к сыну, наклонился к нему и, положив руку ему на плечо, продолжил: — Ты — Малфой, сын мой. Будущее нашего рода. Малфои никогда ни о чем не сожалеют! То, что мы делаем Драко, все это лишь на благо высшего чистокровного общества. Мы все служим одной цели — избавить этот мир от грязной крови! От этих мерзких, ничтожных, гадких грязнокровок. Однако помни, — взглянул он сыну в глаза, — ничто, ничто не должно волновать тебя, кроме твоей семьи! Не доверяй никому, кто не носит нашей фамилии! И никогда ни о чем не сожалей! После сказанного, Люциус отошел от сына и сел за свой письменный стол: — Надеюсь, я ясно выразился? Еще один такой поступок, Драко, и я тут же отправлю тебя в Дурмстранг. Там то из тебя сделают настоящего мужчину. — Я понял тебя, отец. Больше такого не повторится. — Тогда можешь идти. Драко вышел из кабинета. После этого разговора он никогда больше не плакал, не показывал своих истинных чувства, ни о чем не сожалел, стал таким, каким хотел видеть его отец. «И зачем я делал это? Зачем? Зачем я вел себя так? Чтобы он был горд мною, получить его признание, одобрение в его глазах. Нет! В них не было ничего кроме жажды власти. И почему я раньше этого не понял? Все! Все это было бессмысленно! За что я борюсь? За что? За семью? Или же… есть нечто большее… И что вообще значит это слово? Семья… Мерлин, что со мной?! Внутри все разрывается! Какая-то часть меня все еще верно ему, его словам, убеждениям, идеям. Однако другая часть не может принять этого, больше не может. Я не знаю! Не знаю что делать! Как поступить!» — закрыл уши руками Драко в надежде избавиться от всех этих мыслей. Через некоторое время он снова почувствовал эту боль, боль от кольца, ее кольца. Он знал, где она. Его тянуло к ней. Единственное, чего он сейчас так сильно хотел, так отрадно желал, это взглянуть на ее, обнять, почувствовать ее тепло, запах. Он не мог больше ждать, не мог терпеть. Он хотел к ней. Драко встал, взял себя в руки и трансгрессировал в ее поместье. Он искал ее по всему имению, ее нигде не было. Увидев ее отца, как он мирно, бездыханно лежал в гробу, он вышел во двор. Было темно, но все же гору земли и песка он смог заметить. Драко медленно подошел, заглянул в яму и увидел ее. — Люмос. — Твою мать! Какого черта? Просила же не беспокоить! Юноша медленно спустился к ней. — Уходи, — промолвила Цефи. — Нет, — убрал он палочку. — Я хочу побыть … — Одна? Тебе не надоело? — Что? — Быть одной? Отталкивать всех? — Тебе ли не знать? Ты же всегда так и делал или я не права? — Прости, это моя вина. Я… — Драко, прошу! Заткнись и уходи! После этих слов он встал и перед тем как вылезти промолвил: — Просто знай, ты … не одна. — То же самое сказал и он… перед смертью, — наконец взглянула она на него, — Ты … можешь остаться. Девочка встала и переместилась в гостиную, Драко последовал за ней. Она похоронила отца и наколдовала ему надгробие. На нем вскоре появилась надпись: «Виктор Аврелий фон Эбнер Кларенс 1955-1997 Любящий муж и отец» Он стоял, опустив голову и молчал, а она сидела и просто смотрела, смотрела на это надгробие. И чем дольше она это делала, тем сложнее ей было подавить эту боль. Вскоре она встала и холодно бросила: — Мне надо выпить. — Что? Цефея, я все понимаю, но это не выход, — пошел он за ней. — Ни черта ты не понимаешь, Драко. Либо ты пьешь со мной, либо проваливаешь отсюда. — Стой, а как же наш план? Что будем делать с оставшимися крестражами? Ты же хотела дождаться Поттера, уничтожить Чашу и … — Перехотела, — обернулась она к нему. — Ты был прав, пусть сами разбираются. Мне надоело нянчиться с ними. Драко не знал, что сказать. С одной стороны она была права, как же она была права. Однако с другой … да и черт с ней, плевать. Ему тоже не помешает хорошенько выпить. — Я рад, что до тебя дошло, Кларенс, — начал он с ухмылкой. — Надеюсь, у тебя есть что покрепче. Одного вина будет недостаточно. — Недооценивай меня, Малфой. Хоть винного погреба у меня и нет, но мои запасы не скуднее твоих. — В этом я не сомневаюсь. Она достала самое крепкое, что у нее было, достала все. И они, удобно расположившись у камина, начали пить. Пили долго, до беспамятства. И начали изливать душу друг другу. Ей от этого полегчало, намного полегчало, как и ему. Как будто камень с души упал, стены перестали давить, стало легче дышать. И эта боль … она утихла. Утихла, но не исчезла.