Драбблы с поцелуями

— Нам… нам надо идти, — шепчет Коннор, отстраняясь, и это правда — правда, им надо идти, они не опаздывают, но через две минуты десять секунд начнут опаздывать, — Девять… Девять стонет. Он не хочет никуда идти. — Еще две минуты, — молит он — и умолкает. Он не хочет занимать свой рот разговором, когда есть еще две минуты — и пять секунд, — он не хочет даже думать ни о чем постороннем. Кроме губ Коннора. Так что он снова соединяет их рты: жадно, нетерпеливо, уступая соблазну и прикусывая нижнюю губу Коннора: она всегда казалась Девять пухлее его собственной, хотя такого не может быть. Всегда казалась Девять привлекательней. Он не может ей противостоять. Он снова стонет, когда кончик языка Коннора проникает между его губ и скользит дальше, и в голове все белеет, система Девять белеет и отказывает на несколько секунд, когда язык Коннора обвивается вокруг его языка. Если бы ему пришлось выбирать на все оставшееся существование какое-то одно-единственное занятие, Девять — не колеблясь — выбрал бы «целовать Коннора». И считал бы, что он счастливчик. Что ему повезло. «Восемь, — он посылает беспомощные, полные нужды сигналы, потому что он нуждается в Конноре, он физически не может существовать без Коннора и его губ, — Восемь…» Их языки настолько чувствительны, что каждый поцелуй почти как секс. А иногда не почти. Сейчас Девять на грани. Отбросив любые мысли об опоздании, он прижимает Коннора к стене и запускает язык так глубоко, как только может, пока его пальцы спускаются по предплечьям Коннора к его ладоням, и после недолгого колебания тот сжимает его руки… Наверное, Девять никогда не привыкнет к оргазму. Каждый раз это потрясение. — Нам придется немного опоздать, — шепчет Коннор ему в рот. И облизывает нижнюю губу. — Но я не против.