Двадцать пять дней до

Черные тучи сгустились над морозным Нью-Йорком. В воздухе витал стойкий ледяной дух, но снега не было. Только изморось блестела на стенах, крышах и стволах деревьев в парке. Локи скрипел новыми зимними кроссовками по скользкому блестящему асфальту, упрямо глядя себе под ноги и думая о своем. Четверг. Тот самый день, когда вечер был абсолютно свободен. Понедельник и четверг — два дня, когда он мог посидеть в любимой кофейне со стаканчиком латте с карамелью и ноутбуком — порыскать, куда бы сходить с папой на выходных или просто полистать новости в соц.сетях. Но сегодня не радовало ничего. Ничего не хотелось. Сегодня Локи смотрел на побелевший блестящий асфальт под ногами и думал о том, как скоро будет снова ходить в Хагкауп за продуктами, наблюдать ежедневные серые пейзажи тучного неба и заснеженных гор вдалеке и ходить раз в месяц к тёте Герд в гости, чтобы услышать, какой он хилый — наверное, в мать, которую тётя и в глаза-то никогда не видела, как и сам Локи. На его счастье. Конечно, домой хотелось. На недельку-на две, чтобы снова вдохнуть холодный запах родной Исландии, пройтись по главным улицам Рейкьявика в относительной тишине… Но потом. Попозже. Локи ничего не понимал, может… Он не успел закончить мысль в своей голове: кто-то неожиданно дотронулся до его плеча сзади, и ему пришлось обернуться. Его догнал никто иной, как запыхавшийся Тор. — Ну у тебя и шаг, конечно! — пытаясь отдышаться, заговорил Тор. Локи удивленно вскинул брови. — И тебе привет. Тор, как всегда невероятно дружелюбно, тоже поздоровался, а потом взял его под руку и повел дальше, мол, не будем стоять на пути у прохожих. Какой этот Тор всё-таки бесцеремонный. Но довольно-таки милый, этого у него не отнимешь. Хотя сейчас Локи мало что волновало. — Мы договорились сегодня у меня посидеть, ты забыл? — совсем беззлобно спросил Тор. — Конечно, нет, — немного растеряно и слегка раздражительно ответил Локи, — я разве похож на склеротика? Тор засмеялся. — Да не-не, — уверил он Локи и примирительно похлопал его по плечу, — просто мы же даже не договорились, где встретимся. Хорошо, что я тебя в окно увидел. Тор показал большим пальцем назад — в сторону Старбакса. Локи осенило. Черт возьми, он же даже его телефона не знает! И как он собирался искать его дом? Вот всегда у него так — всё через rassinn*. — Прости, не подумал, — как-то сухо и почти безэмоционально ответил Локи, — настроение страшное. Тор как-то странно и пристально на него посмотрел, потом прогудел протяжное «эээээ», подождал чего-то и вежливо кашлянул. — Дай угадаю, — первым заговорил Локи, — я что-то не так сказал, да? — Ну-у-у, я думаю, ты хотел сказать «ужасное». — Отвратительное! Локи пнул ни в чем неповинный камушек, попавшийся под ноги, и он покатился прямиком в ближайшие узкие отверстия канализации. Тор задумчиво почесал подбородок, а потом остановился и взял замерзшую бледную руку Локи в свою — большую и тёплую. Локи поёжился от нежданных мурашек, пробежавших по его спине. — Давай лучше ты всё расскажешь мне за стаканчиком латте и успокоишься, — предложил Тор, крепче сжимая чужую руку. — Даже не знаю… — И пончиком. Локи задумчиво прищурился. — Ну что, лады? — Ну, лады, — чуть дрогнувшим голосом ответил Локи и высвободил ладонь из тёплого плена. «Интересно, он когда-нибудь еще сделает так?» — пронеслось у него в голове с легкой тенью надежды. *** Колокольчики. Их звон тихо разливался по тёплому помещению, насквозь пропахшему кофе и сладостями. Локи грел покалывающие от недавнего холода руки о стаканчик прянично-имбирного латте и пялился на мерцающие огоньки на окне. Только сейчас он вспомнил, что позавчера наступила зима. А так и не скажешь: ни тебе крупных хлопьев первого снега, ни пушистых сугробов. Не то что в… Локи отвернулся от окна, замечая, что Тор уже выпил свой горячий шоколад и теперь выжидающе смотрит на него. — Ну так, значит, — осторожно заговорил он, — твой отец с кем-то поссорился и теперь хочет уехать, так? Локи тяжело вздохнул. — Как я понял, да, — ответил он, поёжившись, — с кем-то поссорился и уволился с работы. И самое противное — я понятия не имею, с кем и почему! Он цокнул языком и снова отвернулся к окну. Вся эта ситуация раздражала и расстраивала до предела, и у Локи уже сдавали нервы. Да еще и все эти счастливые лица за соседними столиками, смех, рождественские песни по радио… И он — сидит тут и не знает, куда деться от негодования. — Ты бы решил, хочешь ли ты уезжать. Тогда станет намного легче, — с уверенностью сказал Тор, когда Локи, наконец, отвлекся от очередного нервного разглядывания гирлянды. Локи оперся головой на руку и устало выдохнул. — Я не знаю, Тор, — мученически выдавил он из себя, — не знаю! — Локи очень жалел, что Тор не знает исландский — тогда рассказать обо всём, что творилось у него на душе, было бы проще, — вот сейчас, например, не хочу. — Окей, — Тор кивнул, — а завтра захочешь? Локи задумался. — Ну, — тянул он, — наверное, пока нет. — Ага, ладно, — Тор будто входил во вкус беседы, — ну, а двадцать седьмого декабря захочешь? Локи устремил взгляд в потолок, снова что-то размышляя про себя. — Ну, наверное, всё-таки пока нет… — А почему? Локи опять подумал. «Почему?» А правда, почему? Да потому что колледж, к которому он успел привыкнуть, еще не окончен; дом, в котором он живет уже третий год, пропах домашними пирогами и папиной туалетной водой; солнечные летние дни Нью-Йорка не заставляют ёжиться и закутываться в ветровку получше, а Тор — парень, с которым он смог нормально заговорить впервые за всю свою подростково-взрослую жизнь, сидит сейчас прямо перед ним и пытается незаметно пялиться на него своими голубыми, почти синими глазищами. Вот почему. — Потому что… пока это сложно. Тор понимающе улыбнулся, и Локи снова почувствовал на своей руке чужую — всё такую же огромную и тёплую. Он не до конца мог понять, почему загорелась не только его тыльная сторона ладони, но и щеки, и виски, и в животе что-то приятно закрутило. Будто бы Тор дотронулся не только до его руки, а, каким-то образом, до всего его туловища. — Мы обязательно что-нибудь придумаем, Локи. Я тебе обещаю. Локи неуверенно и удивленно поднял на него взгляд. «Только бы не увидел, как щеки горят» — подумал он, улавливая в чужих зрачках отблески сверкающей гирлянды. — Почему ты мне помогаешь? — решил спросить Локи, и понял, что ему отчего-то тяжело дышать. Душновато всё-таки в этой кофейне. — Ну, — задумался Тор, — наверное, исландская кровь отзывается, — отшутился Тор и встал из-за стола, — ну всё, пойдем лучше ко мне. Как раз моя смена закончилась. Локи вздохнул и кивнул, тоже вставая с места. Это было так странно: чувствовать тепло чужой ладони на своей даже спустя минуту после прикосновения. *** На Монклер-Хайтс снова незаметно опустились сумерки. Локи уже привык по большей части видеть свой райончик в темное время суток — утром и вечером, когда уезжал в колледж и когда возвращался из него. Правда, сейчас он с трудом узнавал место, в котором прожил целых два года: роскошные особняки возвышались по краям широкой мощеной дороги за высокими дубовыми заборами, изящные фонтаны и статуи красовались во дворах… А впереди виднелся самый высокий и самый большой кирпичный дом, светящийся жёлтыми огнями в темноте — вот это точно было жилище какого-нибудь нефтяного магната или еще кого похлеще… Локи еще никогда не видел такого великолепия. Неужели, Тор живет в одном из этих «дворцов»? Верилось с трудом, но какого было его удивление, когда они миновали коттеджи поменьше и подошли к тому самому особняковому гиганту, который Локи приметил в самом начале.  — Ты что, правда живешь тут? — совершенно изумленно спросил он Тора, который набирал какой-то код на массивных воротах забора. — Ага, домик на премиальные купил, — подмигнул Тор, но, видя ошарашенное лицо друга, все же решил уточнить, — это я пошутил так, если что. Локи до того был удивлен, что потерял дар речи: только озирался вокруг с распахнутыми глазами и приоткрытым в культурном шоке ртом. Дорогие картины в золотых рамках, дубовые лестницы, узорчатые полы, исписанные искусным художником потолки, гигантские хрустальные люстры; огромная пышная ель посередине зала, украшенная красными и золотыми шарами и звёздами и искрящаяся тысячей светодиодов… Да еще и дворецкий, принявший у Локи пальто! Вот это он нашел друга, конечно… — Тут… слишком красиво, — наконец выдавил он из себя, все еще поражаясь увиденному. — В смысле, «очень» красиво, да? — как всегда поправил его Тор, усмехнувшись. — Нет… Слишком красиво… — Да, — согласился Тор, снимая с себя сапоги, — только неуютно. Ты не стесняйся, проходи, — добавил Тор, видя, как Локи мнётся, — тут тебя никто не укусит. — Тор прав. Кроме Иккинга тут кусаться некому, — услышал чей-то красивый мягкий голос Локи, но его тут же перекрыл надрывный собачий лай. И секунды не прошло, как огромное черное пятно, остервенело виляя толстым хвостом, бросилось с лестницы в зал, прямо на растерявшегося Локи. Язык, слюни и горячее дыхание — вот что Локи чувствовал на своем лице, когда огромный черный пёс со всей силы приветствовал его, кидаясь лапами на грудь. — Иккинг, фу! — гаркнул Тор, и еще после нескольких таких «гарков», что были страшнее собачьего лая, Иккинг, наконец, успокоился и вернулся за спину к своему главному хозяину. Отдышавшись и вытерев с лица собачьи слюни, Локи поднял взгляд на человека, у чьих ног устроился несносный Иккинг и чей голос Локи недавно услышал. Это был мужчина лет сорока пяти (может, плюс-минус годок), невероятно похожий на Тора: у этого тоже были голубые глаза — правда, небольшие морщинки в их уголках были чуть глубже, и волосы так же отливали золотом, хоть и были короче — примерно по середину шеи. Только если Тор был похож на здоровенного викинга, который может разломать брусок одной левой, то этот человек скорее походил на могущественного мага: был более изящен, чем Тор, что ли? Локи вдруг подумал, что ему надо бы меньше времени уделять отечественной художественной литературе. Но сомнений не было: это точно был никто иной, как отец Тора. — Пап, это Локи, о котором я тебе говорил, — обратился Тор к отцу, — Локи, это мой отец, Один Борсон. Надеюсь, никого никому не забыл представить. — Хоть где-то ты ничего не забыл, — ответил отец Тора и подошел поближе к Локи, чтобы обменяться рукопожатиями. Локи, совсем растерявшийся от невиданной ранее роскоши в богатых хоромах, еле вспомнил базовые английские слова приветствия, но всё же справился со своей задачей: поздоровался и ответил на рукопожатие. *** В просторной гостинной, если ее можно было так назвать, трещал камин, украшенный еловой бахромой и большими вязаными носками для подарков. Его тепло разносилось по всей комнате, согревая прохладный вечер начала зимы. Согретый огнём вохдух пах таёжными травами и корицей. За небольшим кофейным столиком пили чай с печеньем трое: Тор, не перестающий постоянно жевать и громко болтать о какой-то откровенной ерунде с набитым ртом; его отец, лишь изредка глотающий пряный чай из своей чашки и безуспешно пытающийся вставить хоть слово в резвые речи Тора, и Локи, как и Один ждущий конца эмоционального монолога. Хотя, конечно, картина была невероятно милой. — … ну я ему говорю: «тебе что, зубы во рту мешают?», ну и поддал ему чутка, — Тор быстренько запил печенье чаем и снова продолжил, — для профилактики! Переборщил, наверное… Ну, после этого я его так и не видел. В комнате, наконец, повисло долгожданное молчание. Локи мог даже услышать размеренное тиканье настенных часов и грохот посуды на нижнем этаже. Оба устало-скептичных взгляда были направлены на Тора, ждущего, скорее всего, бурной реакции на свою удивительно-интересную историю. Он хлопал глазами, и улыбка, которая все это время не слезала с его лица, еще теплилась на чуть запачканных печеньем губах. — Чего? — Тор переводил непонимающий взгляд то на отца, то на Локи. — Ты закончил? — с явной надеждой в голосе спросил его Один, ставя чашку с чаем на блюдце. — Ну да… — Отлично. Локи не смог сдержать смешка — слишком уж уморительно выглядела растерянная мордашка Тора. — Так значит, Локи, — наконец неспешно заговорил хозяин особняка — после громкого баса Тора это было бальзамом на душу, — ты наш земляк, да? — Ага, — ответил Локи и отпил из своей чашки — чай был просто чудесным, — мы с папой приехали сюда два года назад. — Вот как, — задумчиво ответил Один, — и как поживает твой папа? Локи отвел взгляд. Не хотелось ему сейчас думать о плохом, вдаваться в подробности и выносить сор из избы. Хоть и резанул этот вопрос по сердцу — с этим не поспоришь. — Потихоньку, — Локи с силой сжал ни в чем неповинную чашку в руках, — наверное, уезжаем скоро. Отец Тора как-то скованно кивнул в ответ, и Локи вдруг показалось, что Один немного помрачнел и даже на мгновение сжал зубы будто от злости или негодования. Однако, скорее всего, Локи всего лишь показалось, ведь через считанные секунды от всего этого не осталось и следа. — Может, и не уедут еще! — на эмоциях пробасил Тор с печеньем во рту, да так, что даже нечаянно плюнул крошкой куда-то в сторону, — ой… Один удрученно вздохнул и с чувством искреннего испанского стыда на лице взглянул на Локи. — Мне приходится любить этого оболтуса таким, какой он есть, — по-исландски сказал он Локи, и тот тихо хохотнул. — Завидую вашему терпению, — тоже на исландском ответил Лафейсон под непонимающий взгляд Тора. — Вы сейчас оскорбляете меня, да? — с подозрением спросил Одинсон, на самом деле нисколько не обижаясь. — Язык надо было учить, когда я тебя просил об этом, — ответил Один сыну, и Тор только закатил глаза с немым ответом на лице: «ну не начинай опять!». *** Часы в главном холле недавно прозвенели десять вечера. За окном почернела зимняя ночь. На небольшом кожаном диванчике перед трескучем камином было тепло и уютно. Под поздний вечер в особняке начало холодать, и, когда Локи слегка продрог даже у огня, ему заботливо был выдан плед. Зря Тор сказал, что в его доме неуютно. По крайней мере, за несколько часов чаепития Локи успела полюбиться эта комната — вся заставленная дорогущей старинной мебелью и книгами и устланная пушистыми персидскими коврами. Особенно Лафейсону понравилось пианино в углу: было ужасно интересно, играет ли кто-нибудь на нём? Тишина успокаивала. Локи слышал только шуршание пожелтевших листов фотоальбома и тихие и иногда смешные рассказы отца Тора про своего сына. — А вот это Тор на Рождество решил одеться яичницей. Лет шесть ему тогда было. Локи закрывал рот рукой, чтобы, не дай боги, не рассмеяться на всю комнату. — Пап, ну хватит издеваться! — отворачивался Тор, и то, что его щетинистые, немного пухлые щеки слегка краснели, смешило еще больше. — Почему сразу издеваться? — удивился Один, — я же наоборот хвастаюсь твоей, — он немного подумал, — изобретательностью. — Ну да, а когда показывал мою фотку, где я позировал на горшке — это ты так хвастался моими актерскими способностями… — Нет-нет, — Один успокаивающе похлопал Тора по плечу, — вот тут правда издевался. Локи настолько увлекся тихим семейным вечером (хоть для него семейным он и не был), что даже позабыл о времени. Несколько часов прошли для него как пять минут, и он даже жалел, что с ними сейчас нет его папы. Хотя, откуда ему тут вдруг появиться? Но почему-то казалось, что он бы идеально вписался в их уютную компанию. Хотя бы потому, что и у Локи есть такой «позорный» детский альбом с фотографиями. Лафейсон сидел в окружении изящной мебели и милых людей и не мог перестать улыбаться — даже щеки слегка сводило. Он и подумать не мог, что общение — это так приятно. Смеяться, шутить, рассказывать свои невероятные истории и слушать чужие — не так уж это и плохо. Особенно ему нравилось переходить с отцом Тора на исландский и бесить этим Одинсона: теперь это, наверное, одна из его любимых забав. Правда, вскоре ему придется отказаться от нее так же быстро, как она появилась. Локи постарался взять себя в руки и не портить никому настроение своей кислой миной. В конце-концов, Тор же пообещал, что что-нибудь придумает. Пусть и не слишком в это верилось сейчас, когда он, вроде как взрослый и довольно рослый парень семнадцати лет, уже пытающийся отращивать бороду, тщетно пытается закрыть ладонью свой очередной шедевр искусства детской фотографии. — Всё что угодно, но только не ее! — Loki, við skulum sleppa þessari mynd þar sem Thor er að gráta í húsinu spegla*. — Если вы продолжите говорить не на английском, я сойду с ума и решу, что Локи — твой внебрачный сын, а я приёмный! Локи слабенько улыбнулся, пытаясь снова войти в колею уюта и хорошего настроения, но тут что-то привлекло его внимание — большой пожелтевший лист картона упал на пол из толстенного фотоальбома. Локи быстро наклонился и взял лист в руки — на обороте оказалась чёрно-белая глянцевая фотография чьего-то класса. Один посмотрел через его плечо. — А, это моя. Не знаю, как попала сюда. Локи с интересом бегал взглядом по ученикам в одинаковой форме — всем им было лет по шестнадцать. Подростки улыбаются: кто-то во все тридцать два зуба, кто-то — сжато, а кто-то и вовсе сидел мрачнее тучи. Очень знакомая фотография… — А вот это я. Не узнали, наверное? Один показал пальцем на светловолосого мальчика в первом ряду. Локи смог разглядеть значок «отличника» на лацкане форменного пиджака, длинные, но аккуратно причесанные волосы и сдержанную улыбку. Фотография была монохромной, но Локи представил у себя в голове, как ярко искрятся голубым его глаза — прямо как у Тора. Красивый. А рядом… И тут Локи побледнел и потерял дар речи. Он пялился на парня рядом с юным отцом Тора и не мог поверить своим глазам. Черные кудрявые волосы до плеч, острые скулы, дерзкий взгляд… Так вот почему фотография казалась знакомой! Он же уже видел её в фотоальбоме у тёти Герд в гостях! У Локи вдруг закружилась голова и потемнело в глазах. Он осторожно встал, шатаясь; не глядя, отдал фотографию Тору, извинился и спешно вышел из комнаты на просторный балкон, который был даже больше, чем его собственная комната. Он нервно схватился вспотевшими пальцами за деревянное лакированное ограждение и полной грудью вдохнул ночной морозный воздух. Мысли в его голове не могли сложиться ровными томиками: они беспорядочно валялись в уголках его сознания и никак не могли собраться воедино. Его отец… Эта фотография… Как? Неужели, это тот самый.? И тут что-то тёплое обхватило его дрожащие от холода плечи. — Ты уронил плед, — послышался низкий знакомый голос над ухом. Локи обернулся на тёплое дыхание на шее. — Тор, извини, — беспорядочно заговорил он, — кажется, я сошел с ума. — Что с тобой? Локи съёжился и закутался в плед потеснее. Он отвернулся на мгновение, поразмыслил над чем-то и только потом решился ответить. — Наши родители… они, походу, знакомы. Тор нахмурился. — С чего ты взял? — На этой фотографии мой отец, — Локи снова повернулся к Одинсону, — сидит рядом с твоим. Тор задумался. — Ты не мог ошибиться? — Всё точно. Я видел ту же самую фотографию в нашем семейном альбоме, — Локи пригладил пушащиеся от улицы волосы, — и у меня есть подозрения, что они были не просто др… — Так это же отлично! — вдруг ни с того ни с сего обрадовался Тор и обхватил своими ручищами плечи Локи, — это всё меняет! Теперь пришла очередь Локи хмуриться. Сжимаемый в тёплых тисках, он в недоумении взглянул на радостного друга. — Что именно «отлично»? — Локи напряг мозг и выдавил из себя всю английскую лексику, что только была в его голове, чтобы наиболее точно выразить всё своё негодование, — то, что твой отец, возможно, тот самый человек, из-за которого мой разочаровался в людях? — Да нет же, — начал разъяснять Тор, — пойми: если твой отец — это тот, о ком я думаю, мы можем свести их снова, и тогда ты никуда не уедешь! Чёрт возьми, я и подумать не мог… Мыслительный процесс Локи напоминал сейчас длиннющее логарифмическое уравнение, которое он решал когда-то в школе. Ни одна часть этого уравнения не могла встать на своё место и прояснить хоть что-то. Он путался, ошибался, пытаясь найти коварный x, но в алгебре Локи был не силён. Слишком много информации для парня, чьим миром недавно были только холст с красками и папа. — Слушай, я думаю, если Один — тот парень, про которого отец мне однажды рассказал по пьяни, то у нас вряд ли что-то получится. — А если твоего отца зовут Лафей, я готов поклясться своей игровой приставкой, что у нас всё получится. Если бы Локи попросили посчитать все его удивления на третье декабря текущего года, он бы, скорее всего, не смог. Не потому, что он был плох в алгебре, нет. Просто их было так много за этот день, что даже древние звездочеты пороняли бы свои колпаки от шока и негодования. — Поверить не могу, — только и смог выдавить из себя Локи. — Да и я тоже! Локи смотрел в голубые глаза напротив и находил там уверенность и готовность совершать откровенную ерунду. Ребячество Тора сильно контрастировало с его взрослым суровым лицом, и от этого Одинсон становился только очаровательнее. Локи нравилось, как тот морщил нос, когда улыбался, как в такие моменты его морщинки в уголках глаз становились заметнее… У Локи совсем не осталось сил удивляться чему-то или перечить кому-то, а вот любоваться красотой викингского анфаса ему точно было не в тягость. Художники часто улавливают красу человеческого тела — в этом ведь нет ничего необычного, да? Но то, каким Тор открылся ему сегодня, невероятно воодушевляло. Если он не сможет больше узнавать его каждый день… Что-то холодное и колко-приятное коснулось носа. Потом — щеки. Локи с трудом отвлекся от разглядывания ярко-голубых радужек чужих глаз и взглянул в ночную темноту: крупные, белые, поблёскивающие в свете фонарей снежные хлопья посыпались на сонный Монклер-Хайтс. Они медленно кружились в промёрзшем воздухе, вертелись вокруг друг друга и плавно опускались вниз, создавая живой снежный занавес. Сквозь них Локи видел, как карнизы чужих богатых домов искрятся бесконечными гирляндами, а из парадных дверей повыбегали дети в пуховиках, прыгая от радости и пытаясь поймать снежинки языками. — Вот и снег пошел, — мечтательно произнес Тор, — теперь как в Исландии, да? Локи загадочно улыбнулся и закутался в свой плед поуютнее. — Лучше. — Локи. Тор обхватил хрупкие плечи Лафейсона и заставил смотреть на себя снова. Его взгляд излучал смелость и решительность: он будто пытался гипнозом заставить Локи стать таким же взрослым оболтусом, каким был он сам. И Локи волновало лишь одно: у него получалось. — Локи, послушай. У нас есть двадцать пять дней до того, как всё может измениться. Либо ты остаешься здесь и обретаешь новую семью, либо уезжаешь отсюда навсегда. Решай. Локи уже не мог мыслить здраво. Он даже не заметил, как искры уверенности и решительности, подобно отблескам огоньков на домах, засветились и в его глазах. — Двадцать пять дней и четырнадцать часов, если быть точным. Билеты на семь вечера. — Ты доверяешь мне? Локи улыбнулся: глупо и по-детски. Но он был готов действовать. — Доверяю. И с этого дня, с этой самой минуты, операция по воссоединению родителей началась.