В плену у Терпсихоры

      1 февраля 2018 г. Япония, Ниигата.       Утро начала нового месяца Этери Георгиевна Тутберидзе решила встретить с рассветом. Это ведь так символично, — наблюдать восход в стране восходящего солнца. Проснувшись пораньше, когда небо еще отражало черную гладь Японского моря, она покинула теплую кровать. Холодный деревянный пол окончательно разбудил гостью отеля. Она непроизвольно вздрогнула от внезапной свежести, укуталась в плед и, не включая свет, босыми ногами потопала к небольшой барной стойке, заменявшей кухонный уголок в номере.       Стукнув по маленькой кофемашине, она уселась с ногами на стул и уставилась немигающим взглядом на зашумевшую, видимо от возмущения, машинку, которая через считанные секунды приготовила для своей временной хозяйки ароматный кофе. Она взяла в руки кружку, плотнее укуталась в плед и подошла к панорамному окну, рядом с которым уже заблаговременно стояло единственное в номере кресло. Этери уселась поудобнее, поджала ноги к груди, накрыла стопы пледом и подняла свой взор к темно-синему предрассветному небу, где догорали последние звезды.       Один за другим, уступая место рождающейся волне света на восточном горизонте, небесные пульсары подмигивали своей зрительнице последними вспышками и умирали, чтобы заново родиться следующей ночью.       Этери сделала глоток быстро остывающего кофе и завороженно созерцала чудо природы.       Неторопливо, будто стараясь не разбудить своим появлением на свет, на востоке росла белая пологая гора, она ширилась, становилась объемнее и массивнее, приобретала в своем цвете все новые и новые оттенки. Ночь постепенно отступала, обволакивая место ирифии солнца в фиолетовую сферу. (1) Последняя упрямая звездочка на границе света и тьмы мрачно всполохнула несколько раз и тут же потухла, указав напоследок на то место, где начало подыматься светило.       Этери задрожала то ли от прохлады, то ли от переживаемого пафоса. На рубежах сознания вместе с солнцем вдруг родилась вычитанная фраза из недочитанной книги: «Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос…» (2) Вторя её мыслям, от светила в разные стороны побежали узкие лучи раннего света. Чем дальше они убегали от звезды, тем шире они становились, словно огромные пальцы пробивали темноту эфира и окрашивали небеса в пылающие цвета февральского утра.       — Наши звезды готовы! — подобную фразу услышать от Сергея Викторовича Дудакова сродни лучшей похвале, но звезды, о которых он говорил, этого не услышали, — они были на льду и оттачивали прыжки.       Тренировочный день подходил к концу. Семь человек, находившихся на льду, были предельно сосредоточены и никак не показывали, что вымотаны и вот-вот упадут без ног. Для танцоров и одиночников на предолимпийских сборах в Ниигате выделили целый спорткомплекс, предоставив спортсменам и их тренерам полною свободу действий. (3) Невзирая на натянутые нервы, предельную собранность и близость самого важного старта, спортсмены, штаб и федерация были настроены оптимистично, вели себя довольно непринужденно. Нередко ледовая арена заполнялась громким хоровым смехом после какой-либо удачной шутки кого-то из члена федерации, все друг друга подбадривали и настраивали на позитивный лад. На период предолимпийских сборов из сборной команды образовалась своеобразная, дружная семья. Но не все были такими улыбчивыми и веселыми. Были и исключения.       — Готовы! Они это и без нас знают, — Этери, не отрываясь смотрела на двух своих подопечных, отрабатывающих прыжки и вращения. — Единственные, которые пока не сорвали ни одного элемента за это время…       — Я слышу в твоих словах слабое «но». — Дудаков придвинулся ближе к коллеге, поправляя мастерки девчонок.       — Ты на их лица вообще смотришь? — Этери улыбнулась и на секунду повернулась к Сергею Викторовичу.       — Меня больше интересуют их ноги и, высота на которую эти ноги могут оторваться ото льда. — Дудаков вторил шуточному тону своей собеседницы и тоже посмотрел на нее. — Да. Я понимаю, о чем ты. Одна на иголках, почти безэмоциональна и прет словно танк, ничего перед собой не видит. Другая — отстраненная, нема, но безумно собрана. Наша школа…       Тутберидзе судорожно втянула воздух и проводила взглядом проехавшую мимо Алину.       — Я знаю, что тебя беспокоит, — Сергей проследил за взглядом Этери и, понизив голос, продолжил, — их эмоциональное состояние легко объясняется. Они еще молоды. На них давит огромный груз ответственности. Им нелегко справляться, особенно сейчас, и с внутренней конкуренцией. Но это твоя метода, и она действенна. Независимо от этого, они готовы. Взгляни на них. Я уверен на сто процентов, что ничего экстраординарного не произойдет.       — Ты прав! — Тутберидзе выпрямила спину, взмахнула копной волос и снова облокотилась на бортик.       — Но это не значит, что с ними не стоит поговорить по душам! — Дудаков весело подмигнул и посмотрел на часы, — да. Надо было все-таки перевести время. Вроде как скоро объявят прокаты. Какая там у нас очередь?       — Сначала наши мужчины, потом танцоры, наши — последние. — Этери взглянула и на свои часы. — Зови их. Пускай отдыхают.       За время шестичасовой тренировки одиночники и танцоры прокатывали все свои программы по два раза: один раз — в начале и один — в конце; остальное время тратилось на отработку отдельных элементов. Заканчивали день спортсмены также, как и начинали его, в тренажерном зале. После чего все были предоставлены самим себе. Кто-то предпочитал провести вечер в бассейне и японской нежаркой сауне, а кто-то сразу уезжал в отель, стараясь скрыться ото всех и побыть в одиночестве. Такими были представители школы «Самбо-70». Задерживались только Медведева и один из тренеров по причине того, что Жене требовалось посетить медицинский кабинет для массажа и укола обезболивающих препаратов. Сегодня вместе с Евгенией остался Дудаков, а Глейхенгауз и Этери ждали Алину из раздевалки, чтобы отправиться в отель.       Попрощавшись заранее со своими тренерами, Медведева покинула раздевалку первой и двинулась по направлению массажного кабинета. Алина в этот раз не торопилась выходить, замявшись возле зеркала.       — Данил, слушай, — Этери проводила взглядом Медведеву и оглянулась на дверь раздевалки, — езжай в отель. Закажи девчонкам ужин в номера… Часов на восемь-девять. Я хочу немного побеседовать с Алиной.       Глейхенгауз подозрительно посмотрел сначала на дверь, затем на Этери и, очаровательно улыбнувшись, произнес: «Я так полагаю, по душам?»       Тутберидзе наигранно вздернула бровь, затем улыбнулась и коротко кивнула:       — Да. Ты же сам видишь! Простые беспечные беседы обо всем и ни о чем больше не помогают.       — Не упрекай себя! — Даниил мягко потрепал ее за плечо. — Поддержки им предостаточно. Но поговорить стоит… И не только с Алиной… Ладно! Я поехал. На связи!       Он еще раз ободряюще улыбнулась, взглянул на закрытую дверь раздевалки, развернулся и начал уходить, но, сделав несколько шагов, повернулся обратно и чуть громче произнес: «Предложи ей посетить сауну. И сама сходи! Полезно будет обеим!» Проговорив это, он не дал шанса Этери что-либо ответить и быстро скрылся из виду.       Постояв еще немного в коридоре, Этери решительно и без стука открыла дверь. Внутри было светло и тепло. Алина, сидевшая на скамейке, не торопясь, натягивала сапоги, попутно что-то просматривая в телефоне.       — Этери Георгиевна, — она подняла глаза на вошедшую, — извините! Я сейчас. Уже почти готова.       Алина выключила экран телефона, надела второй сапог и поднялась со скамейки.       — Нет, нет, — Тутберидзе зашла в раздевалку, неплотно закрыв за собой дверь, — не торопись в смысле. Я хочу побеседовать с тобой.       Этери шагнула ближе и заглянула в испуганные глаза.       — Я думаю, это не лучшее место для беседы. — Алина обвела взглядом раздевалку. — Может, лучше уже в отеле?       — Нет, Алин! Сейчас! — в голосе тренера прибавилось стали и неукоснительных ноток. — Я хочу поговорить сейчас.       Загитова согласно кивнула и, не выдержав прямого взгляда своего наставника, посмотрела на загоревшийся экран телефона, что остался лежать на скамейке.       — Я хорошо себя чувствую, если Вы об этом, — Алина заговорила, но продолжала буравить взглядом свой телефон, — немного переживаю, нервничаю. Но это же нормально.       Этери мягко дотронулась пальцами до ее подбородка, вынуждая посмотреть на нее.       — Это нормально. Но ты недоговариваешь! — и опять без долгих прелюдий тренер перешла к главному. — Тебя ведь беспокоит что-то еще…       Телефон Алины снова мигнул и нервно завибрировал, призывая внимания своей хозяйки. Где-то поблизости следом слабо пискнул еще один телефон, видимо забытый кем-то из спортсменок. По полу потянуло сквозняком, — дверь позади чуть приоткрылась. Но ни Загитова, ни Этери не обратили на это никакого внимания.       — Я… — Алина нервно втянула в себя воздух и снова отвернулась от своего тренера, скрывая панику и тревожность. — Я не знаю, что сказать.       Загитова беспокойно потерла руки и как-то довольно резко развернулась и отошла вглубь помещения. Она облокотилась о стену рядом с зеркалом и вернула взглядом своему наставнику.       — Немного смешанно все… Понимаете, я безумно, всем своим существом хочу золота, — тихо, немного рвано и с надрывом заговорила Алина, — но в тот же момент мне кажется, что я не заслужила этого, что не имею на медаль никакого права. Чувствую себя… Не знаю, будто я предатель.       Алина часто дышала. Скрывая появившуюся дрожь, она начала крутить браслет. Глаза бегали по комнате, пытаясь зацепиться хоть за что-то.       — Звучит как бред сумасшедшего. Да? — она опустила голову и исподлобья посмотрела на Этери.       — Нет, — Тутберидзе отрицательно покачала головой и, сделав проверочный шаг по направлению к воспитаннице, продолжила, — к сожалению, я понимаю о чем ты, и почему ты так чувствуешь.       Она сделал еще один шаг, — Алина никак не среагировала, поэтому Тутберидзе подошла почти вплотную.       — Это из-за Жени? — Этери снова вторглась в личное пространство и понизила голос, вкрадчиво заглядывая в виноватые глаза собеседницы.       — Да, — несмело кивнула Алина, — но дело не в ней самой…       — Дело в обществе, — закончила за нее тренер и понимающе кивнула.       Повисло напряженное молчание, Загитова просто не знала, что еще сказать, а Этери подыскивала нужные слова. Рядом снова запищал чей-то телефон.       — Создается впечатление, что все за нее, — Тутберидзе немного отстраненно, смотря куда-то мимо Загитовой, начала говорить то, что первое пришло в голову, — абсолютно все: общество, любители спорта, федерация, коллеги, судьи… Все… Но, знаешь… — она сфокусировалась на глазах Алины, взор ее был внимательным, почти немигающим, цепкий и немного укоризненный, — тем проще ей победить. Я не говорю, что она этого не заслужила. Заслужила. И может победить! Но это не значит, что ты не можешь. Ты можешь! И ты заслужила эту медаль точно так же, как и Женя! Все, что тебя беспокоит, говорит лишь о том, что тебе сложнее завоевать золото. Но потом, когда ты выложишься на все сто процентов там, на льду, когда ты победишь, на твоей шее будет золотая медаль, ты докажешь всем, что, вне зависимости от того, была у тебя всенародная поддержка или нет, ты не сломалась, ты смогла, ты завоевала то, что заслужила! Вот и все! — Этери взяла за ее руку и мягко сжала пальцы.       Загитова хоть и привыкла к прямолинейности своего тренера, все равно опешила, открыла от удивления рот и все это время, пока наставник говорил, почти не дышала. Но слова подействовали, гнетущие чувства упрека и предательства были прогнаны. Оттолкнувшись от стены, Алинка кинулась на шею к Этери и со словами благодарности крепко ее обняла. Тутберидзе не ожидала нежностей от обычно сдержанной Загитовой, поэтому по началу даже отшатнулась от внезапности, но потом с лаской прижала ее к себе.       На скамейке в очередной раз завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении, рядом ему вторил другой смартфон. По полу потянуло сквозняком, дверь в раздевалку бесшумно закрылась.       Вернувшись в отель, Этери отправила Алину в номер, а сама решила прогуляться в парковой зоне поблизости. (3)       Солнце уже давно село, вокруг было пусто и тихо. Влажный морозец и ночь разогнали всех по теплым домам. Небольшое озерцо в центре, единственное что было освещено прожекторами в этом парке, начало подмерзать с краев, покрываясь тонкой узорчатой ледяной пленкой. Укутавшись поплотнее в полы теплого пальто и длинного шарфа, Этери свернула на тропинку прочь от воды вглубь пустынных кущ коричника, сосен, ясеня и дубов.       Высокие деревья сплетали своими ветвями над головой подобие крыши, а пушистые причудливые сосны образовывали стены, не пропуская промозглый ветер. Остановившись у огромного коричника в центре парка, Этери подняла голову в попытке разглядеть небо сквозь огромные ветви этого исполинского дерева. Она подошла ближе к стволу, ей удалось найти нужный ракурс, с которого открывался вид на витиеватое сплетение ветвей, больше походившее на рамку для безоблачного кусочка неба с россыпью звезд, Кассиопеей и полной луной.       «Идеальное положение», — пронеслась мысль, остановившая свою хозяйку между поднимающимися корнями великана. Этери облокотилась о ствол, приняв более удобное положение и, не жалея одежды, села на так удачно подставленное древом колено.       Отвлекшись на время от созерцания звездного неба, она достала из кармана телефон и проверила последние сообщения. Не заостряя внимания на прочих, она прочитала все сообщения от дочери и ответила ей одним большим письмом с важным вопросом в конце. Но индикатор, оповещающий, что абонент онлайн, все никак не загорался. Выжидающе посверлив смартфон еще несколько секунд, Этери потушила экран и убрала телефон обратно в карман, возвращая свой взор таким же безмолвным небесам. Тишина, нарушаемая лишь ее глубоким дыханием, редким поскрипыванием ветвей деревьев и уханьем одинокой совы, делало громче бесчисленный рой мыслей, который в этот раз останавливать не было никакого желания и сил. Одиночество дочери в Москве, плохое состояние матери будто увеличивали расстояние между ними. Ужасная заноза под названием «неправильный выбор» впивалась все глубже под ногти, вызывая боль и самоуничтожение. Ненависть к себе тут же покрывалась мыслью об ответственности перед подопечными, сборной и страной. Оправданность своего выбора обволакивала ноющую боль успокаивающим, холодным бальзамом. Где-то рядом вместе с очередным тревожным звуком ночной птицы пронеслось воспоминание результатов Чемпионата Европы, саднящее по тому же больному месту.       «На льду не должно быть любимчиков! Не сотвори себе кумира! Радуйся победам!» — где-то среди разрушительно-громких дум слабо пробивался голос разума. А ведь правда… Когда последний раз она искренне и всем сердцем радовалась победе и очередной вершине триумфа? Промотав в голове воспоминания до первых серьезных побед, Этери не нашла достойного момента, осветленного ее полным восторгом. Может эта медаль успокоит ее вечное стремление к ускользающему идеалу?       Надменный полуночник, заинтересованный единственной гостьей его владений, перелетел на ветку поближе и снова громко ухнул, чем привлек внимание ее карих глаз. Взглянув на наглую и любопытную птицу, Этери мысленно поблагодарила ее за рассеивание мучительных мыслей. Сова окинула внимательным взором лепокудрое бескрылое существо и, поняв, что не имеет к человеку никакого другого интереса, улетела прочь.       Оставшись снова наедине с собой, Этери подняла взор своих сверкающих очей к обрамленному деревянными руками звездному небу, откуда ей подмигивали то красными, то белыми, то голубыми, то ярко-желтыми огнями далекие пульсары. Пять спокойных звезд Кассиопеи изливали белое свечение ярче остальных, перетягивая одеяло внимания зрительницы на себя. Но лишь невозмутимая, холодная луна затмевала собой мерцания всех самовлюбленных и далеких от реалий этого мира светил, гигантов и карликов. Наслаждаясь видом, Этери бесшумно проговорила некогда забытые строчки античного творца: «Близ луны прекрасной тускнеют звезды, Покрывалом лик лучезарный кроют, Чтоб она одна всей земле светила Полною славой»… (4)       Она вернулась в гостиницу за полтора часа до начала новых суток. Несмотря на еще раннее время, холл отеля был пуст и тих, одинокий администратор поприветствовал гостью молчаливым поклоном и вернул свое внимание большому телевизору, по которому шла трансляция какого-то японского шоу. Запоздало ответив сдержанным кивком, Тутберидзе направилась к лифту. За считанные секунды быстрый лифт доставил гостью отеля на нужный ей этаж и с громким звоном выпустил в темный коридор, который осветился несколькими лампами, как только Этери сделал шаг вперед. Она тихо зашагала к своему номеру. Остановившись напротив двери, достала из кармана ключ-карту, и с щелчком открыла дверь.       Внутри кто-то был, Этери поняла это сразу, как только вошла и закрыла за собой дверь, по аромату знакомых, но не ее духов. В комнате было темно, лишь свет луны освещал небольшое пространство у кровати и единственное кресло, которое сейчас было занято ее незваным гостем.       — Как ты сюда вошла? — Этери удивленно сузила глаза, она бросила карту от номера на тумбочку и, забыв про свет, подошла к кровати.       — Японские администраторы отличаются доверчивостью к известным на их родине личностям, — Женька лучезарно улыбнулась и плотнее укуталась в плед, — от Этери тянуло холодом, — я сказала, что мой любимый тренер — растяпа, и где-то потеряла ключи и попросила меня сделать для нее новую ключ-карту.       — И для чего нужна была это вылазка?       Тутберидзе стянула с себя пальто, подошла к открытому шкафу и повесила его на вешалку, туда же был брошен шарф.       — У Вас вид лучше. — Женька мечтательно посмотрела в окно.       — Медведева! — предосторожность прозвучала в голосе Этери, но на лице играла заинтересованная улыбка.       Она подошла к барной стойке и включила кофемашину.       — А можно мне чаю? — Женя выглянула из-за спинки кресла и одарила Этери обворожительной улыбкой.       — Я так понимаю, в вашем номере и вид плохой, и чая нет. — Тутберидзе вернула улыбку и поставила разогреваться маленький чайник.       — Мгм, — Женька промычала и отвернулась к окну.       Этери удивилась такой реакции, но промолчала и осталась у барной стойки дожидаться приготовления напитков.       Когда чай и кофе были готовы, Этери взяла кружки и вернулась к кровати.       — И все же. Чем обязана столь позднему визиту? — она поставила кружки на маленький стеклянный столик, стоявший между кроватью и креслом. Чашку с чаем она пододвинула ближе к Жене.       Медведева сначала повернула голову и только потом оторвала взгляд от окна, внимательно посмотрев на Этери.       — Я хотела побыть с Вами, — губ тронула смущенная полуулыбка, — наедине. Только Вы и я, как раньше.       Женька еще с секунду оценивающе оглядела свою собеседницу и потянулась к кружке с чаем. Этери ответила мягкой улыбкой и отпила кофе.       — Ты поужинала?       — Мгм, — Медведева сделала еще один глоток горячего чая, — немного. А Вы?       — Я не голодна.       Уловив в голосе Жени странные нотки, Этери начала с придиркой осматривать ее. От пальцев, держащих горячую кружку, по рукам и выше. Фигурка ее словно застыла, выдерживая цепкий взгляд наставника. Взгляд полз все выше и остановился на таких же зорких карих глазах, направленных на нее.       — Я…       — Я…       Обе начали в один момент и обе весело улыбнулись. Видимо каждая ожидала продолжения, поэтому они выжидающе отпили из своих чашек, словно копируя друг друга.       — Я слышала Ваш разговор с Алиной в раздевалке, — как-то немного буднично начала Женька и поставила пустую кружку на стол, — невольно. Правда! У меня не было намерений подслушать. Уходя на массаж, я забыла телефон в раздевалке, когда вернулась за ним, дверь была приоткрыта и… там были вы с Алиной.       Евгения моргнула и блуждающим взором посмотрела куда-то мимом тренера.       — Я не осуждаю, Этери Георгиевна, и не злюсь. — не дождавшись какой-либо реакции от собеседницы, Медведева продолжила, в этот раз она смотрела прямо в карие немигающие глаза. — Обидно. Но моя обида объяснима…       Тутберидзе продолжала упорно молчать, взгляд ее ничего не выдавал, но посмотреть куда-то в другую сторону она тоже не могла. Глубоко вздохнув в унисон, Женька плотнее укуталась в плед, а Этери наконец отвела взгляд к окну, в которое заглядывала убывающая луна.       — Я все еще Вам нужна? — слова прозвучали тихо, по-детски и срывающимся голосом, и Евгения поспешила спрятать грустную улыбку в складках пледа.       — Женька! — протянула Этери и сорвалась со своего места, но Медведева уже стояла на ногах.       — Не отвечайте! Извините! — Евгения начала пятиться в сторону двери. — Это все нервы. Извините, Этери Георгиевна. У вас и без наших эмоций достаточно проблем. Я не должна была врываться сюда и…       Она опустила голову и, путаясь в складках пледа, отступала все дальше к двери.       — Медведева, постой! Ну, — Этери сделала шаг навстречу, но потом вернулась назад, села в освобожденное кресло и уже мягче подозвала ее к себе, — вернись! Иди сюда!       Она похлопала по коленям и чарующе улыбнулась, не отрывая взгляда от глаз испуганной Женьки, которая неуверенно дернулась в сторону двери, но все-таки шагнула обратно. Тутберидзе, сидевшая до этого мирно и без малейшего намека на движение, резко дрогнула и подалась всем телом в сторону Женьки, сильно схватила ее за руку и потянула на себя, чем вызвала протестующий смех, но самого сопротивления не повстречала. Она лихо развернула Женьку спиной и усадила ту к себе на колени, попутно щекоча ее за бока и утыкаясь в ее распущенные волосы. Женька радостно смеялась, прижималась к груди Этери и не предпринимала ни малейшей попытки сбежать. Перестав щекотать, Тутберидзе сильнее прижала ее к себе.       — Дурында ты, Женька! — Этери прошептала на ухо и сильнее обняла ее, попутно накрывая ее ноги пледом. — Что за вопросы?       Евгения не отвечала, она уткнулась в женскую шею, пряча грустную улыбку в кудрявых волосах. Этери ее не торопила, она расслабленно откинулась на спинку кресла и, не разжимая объятий, взглянула на любопытную луну, которая покрывала своим холодным светом двух нуждающихся в тепле и нежности женщин.       — Ты нужна мне, — вырисовывая неясные круги на чуть оголенной жениной коленке, Тутберидзе продолжала мечтательно смотреть в окно, — порой мне кажется, даже больше, чем я тебе. Особенно сейчас.       Она сжала рукой девичью коленку и невесомо поцеловала в макушку.       Они в очередной раз вздохнули в унисон, прильнув друг к другу еще сильнее.       — Вы все правильно сделали, — Женька тихо прошептала, не подымая головы. Ее горячие дыхание у женской шеи вызвало россыпь мурашек.       Этери лишь вопросительно промычала, побуждая собеседницу продолжать.       — Я про ваш разговор с Алиной. — Женя немного сместилась и подняла голову, чтобы посмотреть в глаза Этери. — Все правильно. Ей нужна ваша поддержка, наверно, сейчас даже больше, чем мне. В отличии от меня она все внутри держит. Это похвально, но в нынешних условиях может быть эмоционально тяжело…       Тутберидзе выдержала прямой взгляд цепких карих глаз, было понятно, что Евгения хочет услышать хоть что-то, но говорить об этом не хотелось категорически. Вместо этого она осторожно коснулась девичьей щеки, поглаживая белую кожу большим пальцем. В старании передать лишь взглядом всю свою ласку, нежность и любовь она потянулась ближе и коснулась губами ее лба в долгом поцелуе…       Темные краски ночи постепенно рассеивались. На востоке снова поднималась неровная розовая гора, покрытая белым туманом, который тушил неяркие звезды одну за другой. Гора света постепенно ширилась, распрямлялась и меняла свои цвета. Яркие розовые краски сменялись теплыми персиковыми тонами, сквозь которые просачивались белые лучи зарождающегося солнца. Они разбивали оставшиеся в небесах звезды на осколки тусклого мерцания и пробивали тьму, словно тысячи стрел — темную ткань.       Этери, одиноко стоявшая у окна своего номера, наслаждалась рассветом, отмечая про себя, что этот восход не похож на вчерашний ни красками, ни ощущениями, которые он вызывал. Она так и не уснула этой ночью. Удивительно, но усталости не ощущалось. В пору было все-таки отдохнуть, но время для этого уже было поздним. В эту ночь сон посетил лишь одного обитателя комнаты, который мирно посапывал посередине кровати, тепло укутавшись в два одеяла и обнимая вторую подушку. Забежавший в номер луч пронырливого света ласково тронул волосы и лицо Евгении, то ли стараясь разбудить, то ли согреть. Веки протестующе задрожали, она возмутительно сморщила носик и, в конце концов, отвернулась в другую сторону. Наблюдая за этой борьбой блика и спящей гостьи, Этери широко и ласково улыбнулась. На востоке мерцающая гора полностью рассеялась, расплескав все свои краски по небосводу, из-за горизонта почти поднялось февральское солнце.