В плену у Терпсихоры

      «Приходи на меня посмотреть! 21:00. Зимняя забава». — такое послание получила Этери Георгиевна Тутберидзе через час, после того, как рабочий день был окончен.       Все подопечные и воспитанники были отпущены по домам. И только главный тренер не собиралась покидать рабочее место, так как хотела привести в порядок накопившиеся бумажки и разгрести хаос в тренерской. Улыбнувшись неумелой зашифровке, она хотела посмотреть на часы, как следом пришло еще одно сообщение:       «Ты все равно опоздаешь, поэтому не торопись. В любом случае тебя дождусь.       P.S. Я в тепле».       Она отправила короткий ответ и, глянув на часы, решила все-таки быстро убраться хотя бы на рабочем столе и рассортировать по важности бюрократические дела.       Когда часы показали без пяти минут девять, она переоделась, поправила макияж, напоследок окинула себя в зеркале критическим взглядом и поспешила к машине.       Дорога до зашифрованного места заняла двадцать минут. Оставив автомобиль на той же парковке, что и два года тому назад, она укуталась потеплее и двинулась по направлению к Москве-реке. Не доходя до набережной, под сенью голых лип Этери увидела Женю, одиноко сидящую на скамье. Свет уличного фонаря освещал ее фигурку, посеребренную витавшем в воздухе морозцем. Сказочность сей картины заставила Тутберидзе просиять улыбкой. Приближаясь, Этери хотела было отругать уткнувшуюся в телефон Женьку за то, та что сидит на холодной скамье, но, подойдя поближе, увидела, что под ней был плед, видимо, рассчитанный для двоих.       Женька, не отрывая взгляд от телефона заговорила первой:       — Я думала, тебя придется ждать дольше.       Она подняла свои радостные глаза на Этери и похлопала рядом с собой, попутно стряхивая с пледа несколько упавших снежинок.       — Твою шифровку «зимняя забава» нетрудно было разгадать. — Этери ответила на улыбку и осмотрелась, — в этот раз Нескучный сад был также пуст. — Не забывай, у тебя режим, раз решила вернуться к обычным тренировкам.       Тутберидзе села рядом с Евгенией и снова глянула по обе стороны тропинки.       — Отключай Георгиевну! — Женька натянула обворожительную улыбку, придвинулась ближе и по-свойски положила руку на ее коленку. — Ты знаешь, что я, итак, живу в постоянном строгом режиме.       Этери проследила за движением ее руки и с теплотой отметила приятную легкость этого действа. Как будто так оно и должно быть. Последнее время они редко виделись вне «Хрустального» и был легкий страх того, что будет присутствовать некая неловкость. Нередко этот страх подкреплялся просыпающимся голосом мифологического сознания. Но нужно отметить, что сейчас он подымал свою уродливую голову все реже и реже. В порыве пылких чувств, она притянула в объятие Евгению, нежно поцеловала ту в висок и прошептала:       — Я скучала.       — И я, — проговорила в ответ Женька и спряталась в светлых кудрях, вдыхая пряные ароматы духов. — Я хотела кое-что тебе отдать.       Женя неохотно отстранилась и полезла в рюкзак. Этери с любопытством наблюдала за суетливым поиском, пока в ее руках не оказался маленький футляр из черного дерева. На крышке была странная гравировка в виде какой-то древней монеты.       — Что это? — она недоуменно воззрилась на довольную собой девчонку.       — Зачем спрашивать, когда можно открыть?! — нетерпеливо проговорила Женька. — Ну же!       Этери, стараясь спрятать смущенную улыбку, вернула взгляд черной коробке в руках и осторожно ее открыла. Внутри на такой же черной бархатной подушке покоилось необычайной красоты кольцо. Ободок из белого золота напоминал расширяющийся к ранту оливковый венок, поддерживающий плоскую медальку, больше напоминавшую древнегреческую монетку без оправы, на которой было отчеканенное изображение женщины в профиль.       — Боже! — выдохнула Тутберидзе и неуверенно взяла в руке украшение.       — Надеюсь, с размером не ошиблась. — Женя даже не смотрела на перстень, она внимательно наблюдала за реакцией Тутберидзе. — Ну же, Этери, примерь!       Кольцо с легкостью уместилось на средний палец правой руки. Этери выпрямила кисть, завороженно вглядываясь в отвернувшееся от нее изображение.       — Оно… необычное для меня. — молвила честность, — но очень притягательное. Зная тебя, есть определенный подтекст.       Этери с трудом оторвала взгляд от украшения и с любовью посмотрела на не особо довольную Евгению.       — Я надеялась, тебе понравится.       — Возможно, я его даже снимать не буду после твоего рассказа. — Этери ласково улыбнулась и прижала к себе свою филию. — Ну! Скажи же, что сейчас на моем пальце?!       Женя, прильнув к любимой плоти, соединила их пальцы в замок и посмотрела долгим взглядом на кольцо.       — Это копия золотой медали третьего века нашей эры, которая была найдена в Александрии Египетской. — Женька мечтательно заговорила, поглаживая пальцем ободок перстня, рёбра золотых листков приятно щекотали кожу. — Археологи решили, что эта одна из первых медалей, которые вручались олимпийским победителям. Ты знаешь, что до этого у греков не было никаких медалей. Эта одна из первых.       Евгения нежно провела по чеканному изображению:       — Эта женщина — Олимпиада, мать Александра Македонского. В девичестве ее звали Поликсения, но после победы ее мужа в олимпийских играх, он на радостях переименовал жену в честь этого события. Наверно, по этой причине ее образ оказался на золотой олимпийской медали.       Женя усмехнулась и посмотрела на восхищенное лицо Этери. Та не моргала и внимательно слушала рассказ, то и дело переводя свой взор с кольца на Медведеву.       — Оно прекрасно! — завороженно молвила Тутберидзе и поднесла девичью руку для поцелуя. — Спасибо!       Евгения с любовью приняла ласку и положила голову на ее плечо, мечтательно заговорив:       — Я не уверена, что смогу принести тебе золотую олимпийскую медаль, — она гортанно усмехнулась и продолжила, — хотя бы так. Это считается?       Этери сардонически усмехнулась и сжала ее руку.       — Нет, Медведева! Это не считается. К тому же, что за пессимизм? Будем работать, а что дальше, — покажет время. Или ты ко мне перешла, чтобы поскорее закончить карьеру?       — Я не хочу пока заканчивать, и ты это знаешь. — Женя строго проговорила и, отпрянув, поникла.       Тутберидзе уловила нотки сомнения в ее словах и что-то похожее на недосказанность. Ее напряженная фигура, хмурые брови и блуждающий взгляд в землю говорили о том, что ее что-то беспокоит. Понимая, что просто так ничего не вытащишь из этой беглянки, Тутберидзе решила подождать и проявить нежность вместо допроса. Она придвинулась ближе и осторожно приобняла Женю за талию, настойчиво потянув к себе. Нежно прижала и, слегка касаясь, пригладила по распущенным волосам, на которые начали оседать снежинки.       Этери глянула наверх, в свете фонаря танцующие белые мухи завораживали. Легкий морозец придавал белоснежным щекам молодости и немного щипал нос. Она чуть поморщилась, глубоко вздохнула и вернула свой взор Евгении, которая продолжала тягостно молчать.       — Ну. Что случилось?       — Я не все тебе тогда сказала, как, впрочем и ты. Я знаю, ты не очень хочешь об этом говорить. Но! — Евгения кинула быстрый оценивающий взгляд в глаза Этери и снова уставилась в землю. — Я боюсь, как бы… Пойми, мне хорошо… с тобой. И я не хочу, чтобы очередная Олимпиада встала между нами. Я к тому, что… На сколько бы я ни любила лед, но если мне нужно выбирать между тобой и золотом Олимпиады… Я выбираю тебя.       После этих слов Женя посмотрела на Этери, лицо ее ничего не выражало. Таких слов Этери точно не ожидала услышать от той, кто привык бороться до конца, от той, для кого лед — это жизнь.       — И я почти уверена, что следующая Олимпиада мне не светит. Я отдаю себе в этом отчет, хотя внутри до сих пор теплится надежда, — Женька в очередной раз грустно усмехнулась, — на той Олимпиаде мне не помогло даже чудо. Видимо, ты была права про судьбу, если даже твой магический пинок мне не помог, хотя, ты и не помнишь про это.       Этери в непонимании сдвинула брови. По коже пробежал холодок, на затылке приподнялись волоски, а на границе сознания заскрипела дверь, откуда послышался жуткий смех. Отмахнувшись от него, она прочистила горло и осторожно спросила:       — Жень? Мне нужна помощь…       Евгения умоляюще воззрилась в непонимающие очи.       — Ты на самом деле так и не вспомнила? Тогда под трибуной?       — Жень… Я…       Договорить ей не удалось, Евгения в мгновение ока сократила между ними расстояние и прикоснулась к нежным устам в требовательном лобзании. На мгновение Этери от внезапного блаженства закрыла глаза, а напряженное сознание покрылось мраком, возвращая ее во времени на два года назад.       23 февраля 2018 года. Южная Корея. Каннын.       — Мне нравится твой макияж, Жень! — Тутберидзе широко улыбнулась и дотронувшись до девичьих пальцев, направила ее к выходу на лед.       В маленьком, немного темном коридоре под трибунами не было никого, кроме них двоих. Музыка, доносившаяся из зала, то и дело заглушалась менее бурными возгласами и рукоплесканиями, но вряд ли ее слышали две женщины, смотревшие друг на друга.       Этери вдруг начала замечать неладное, — перед ней стояла не ее Евгения. Было что-то не так. Медведева ошалело смотрела то на нее, то на лампы на потолке, то себе под ноги и постоянно топталась на месте, что-то бесшумно приговаривая себе под нос. Руки ее были также беспокойны, она их постоянно потирала, то и дело поднося ладошки к губам.       «Перегорела», — тут же дошло до Тутберидзе. Она с ужасом глянула за штору, отделявшую их от трибун и подскочила к Женьке.       — Боже! Что же с тобой делать?! — Этери с силой схватила Женю за плечи и хорошенько встряхнула.       Но это не помогло, Женька смотрела куда-угодно, только не на своего тренера и постоянно приговаривала:       — Я смогу… Я должна… Это мой долг! Я смогу… Я должна… Я смогу… смогу…       Перед глазами Этери все поплыло, в помещении внезапно стало жарко, руки затряслись, а голос пропал и вовсе. В панике, она снова глянула на черные шторы, понимая, что там на льду заканчивает произвольную программу предпоследняя фигуристка.       — Приди в себя! — то ли ей, то ли себе прошептала Тутберидзе и еще сильнее встряхнула Женьку. Не подействовало.       А потом в голову пришла гениальная мысль, мир сузился до одного человека перед ней. Наплевав на все правила приличия и границы отношений, Этери прижала Евгению к стене, взяла ее лицо в ладошки, поймала взгляд безумных глаз и поцеловала… Жарко, нежно, трепетно и ненасытно. Она не встретила никакого сопротивления, поэтому пропустив сдавленный стон, Этери прильнула к разгоряченному телу и с трудом оторвалась от сухих, но манящих губ. Прижавшись к ее лбу, Этери выдохнула всего одну фразу:       — Сделай это для меня!       И выпустила свою Каренину из крепкой близости.       Словно озарение пробило ее память, ощущения того поцелуя отпечатком легли на ее губы. От ужаса, что такое могла забыть и от понимания, что стало триггером бегства, на глазах выступили слезы.       — Женя, — Этери чуть сдвинулась на скамье и резко прижала к себе Евгению, будто пытаясь спрятать, — я вспомнила. Боже!       В попытке объяснить, скорее себе, нежели ей, она говорила быстро и пылко:       — Я не знаю, что произошло, я понятия не имею, почему забыла. Я была на нервах. Перед глазами все плыло, мир словно хмельной качался из стороны в сторону. Все произошло как в тумане. Ты перегорала, я не знала, как тебя привести в чувство. И это была единственная гениальная идея на тот момент.       Она отстранилась, но только за тем, чтобы снова прижаться к жениному лбу. Покачав из стороны в сторону головой, она ласково заправила темные волосы за ушки и сдержанно коснулась в легком лобзании ее губ.       — Ты мой воробушек! Прости меня.       — Я подумала, что ты это сделала только для того, чтобы привести меня в чувство, — Евгения обвила руками тонкую шею и вплела свои пальцы в копну волос, — будто дежурное похлопывание по бедрам. А когда напомнила тебе об этом, ты не поняла, я решила, что все это было для тебя неважным. Что ты сделала это только ради результата. До меня дошло, — лишь это важно для тебя. А все остальное либо на втором плане, либо не имеет значения.       Пока Женя откровенничала, внутри Этери все переворачивалось. Кольнуло сердце, а дверь, соединяющая рассудок и мифологическое сознание, с шумом открылась: «А что-то разве изменилось?» Жуткий смех заставил кожу покрыться мурашками, из глаз стекли две предательские слезинки.       А Женька уткнулась в изгиб ее шеи и продолжала шептать:       — И ведь даже это не помогло. Ты же видела! — голос дрогнул. — Судьба? Или подпорченная карма?       Этери нехотя отодвинула от себя Женю, схватила ее за плечи, посмотрела прямым взглядом в глаза и твердым голосом ответила:       — Я тоже так думала сначала. Когда весь сезон тебя и меня преследовали неудачи, падения, тревоги и горе. Но потом я поняла, что дело не в судьбе и не в подарках или каре небес. Я верю, что это испытания, которые нам даются свыше для чего-то очень важного. Эти испытания обязательно приведут к чему-то хорошему. И поверь мне, эти тяготы не даются просто так и посылаются только тем, кто точно сможет их преодолеть. Испытания даются сильнейшим. — Тутберидзе глубоко вздохнула и лучезарно улыбнулась. — Этому меня научила ты, Женя. Тогда после соревнований… Твоя яростная речь подтолкнула меня к этому пониманию.       Евгения неуверенно ответила на улыбку и вновь прильнула к груди Этери.       — А если бы ты тогда не сбежала, не сказав ни слова, то могла бы еще чему-нибудь научить твою старую грузинку… — весело ухмыльнулась Этери и погладила по спине Женьку. Та засмеялась в ответ, выбралась из теплых объятий и утерла непрошенные слезы.       Отсмеявшись, Медведева вновь ушла в себя. Тутберидзе не торопила, продолжая поглаживать тонкую талию.       — Я не попрощалась, — большие карие глаза вновь наполнились слезами, — потому что струсила. И потому что не хотела ничего обсуждать, когда уже приняла решение… Я тебя любила и ненавидела. Понимала, что ты сможешь меня отговорить, если захочешь. А еще… Боже! Я была так зла, что хотела ударить побольнее. Я ужасна?       Этери глубоко вздохнула и расплылась в улыбке от очередного узнавания себя в своей ученице:       — Нет. Ты не ужасна. Точнее не более ужасна, чем я. Я тоже не святая. — она дернула бровями и немного скривилась. — После твоего ухода повела себя, как маленький обиженный ребенок. Наговорила столько, что стыдно вспомнить. Породила грязь вокруг твоего имени, сделав из тебя предательницу… Все произошло в один момент. Олимпиада без флага, нервы, стресс, постоянное осуждение извне, — Этери прервалась, сглотнув, — мама… И твой уход по-английски был будто последний выстрел в упор.       Евгения вздрогнула от одного важного упоминания и с сожалением глянула в большие грустные глаза. Осторожно она протянула руку и нежным касанием дотронулась до налитой румянцем щеки, невесомо поглаживая большим пальцем краешек губ.       — Испытания даются сильнейшим, — она задумчиво смаковала каждый слог цитаты, — в результате эти испытания меня вернули к тебе. И… мы вместе…       Это утверждение прозвучало так неуверенно, что больше напоминало вопрос. Женя с надеждой и настороженностью вглядывалась в каждую черту лица напротив. Этери молчала. Не выдержав цепкого взора карих глаз, она неясно мотнула головой и опустила взгляд на подаренное кольцо. С нежностью дотронувшись до медальки, Этери хотела было ответить, но с мысли сбил зазвонивший телефон.       — Это Аня. — Тутберидзе умоляюще посмотрела на Женьку. — Нужно ответить. Извини.       Прежде чем нажать на кнопку ответа, Этери задумчиво взглянула на перстень и отошла в сторону от скамьи.