Emotional anorexic

Фрэнк Айеро — местная звезда. Наверное, в Джерси нет подростка, который бы не слышал о нем. Он не был тем самым популярным мальчиком из клишированных школьных драм на «Нетфликсе», который позволяет себе слишком многое, держа в страхе всех ботанов, но оставаясь безнаказанным из-за своего милого личика. Он не был богатеньким сынком, с которым все общаются ради дорогих тусовок и препаратов. Он просто был тем безбашенным подростком, который, на первый взгляд, кажется диким и кусачим, но на деле оказывается весельчаком и душой компании. Серьёзно, кажется, что Фрэнк Айеро — синоним беззаботности и граничащей с безумием беспечности. Он почти никогда не появляется в школе, но почти каждый раз, когда он это делает, становится днём легендарной выходки, которая будет обсуждаться ещё минимум неделю. Например, как-то раз он подсыпал слабительное в кофе нашего информатика. На новогоднем концерте в прошлом году исполнил вместо обещанной «All I want for Christmas» песню своей группы. Меня там не было, но я представляю, как забавно было наблюдать за тем, как директор сгонял Фрэнка со сцены, пока тот продолжал орать что-то про секс и дерьмо. С Фрэнком хотят общаться все, и, кстати говоря, большинство это делает. Фрэнк Айеро переоценён, и именно поэтому он мне не нравится. Словно играющая на каждом углу песня, которая, может быть, и прикольная, но раздражает своей неоправданной популярностью, словно мейнстримное движение, к которому присоединяются все просто потому, что это модно, и неважно, отвечает ли оно их внутренним убеждениям и интересам. Ещё многим импонирует Фрэнк, потому что у него есть своя группа. Я никогда не был на их концертах, даже песни не слышал, но уверен, что в них нет ничего необычного: какой-нибудь бессмысленный текст, базовые аккорды и бой шестеркой с добавлением какого-нибудь въедающегося рифа на шести нотах. Но тем не менее это всё-таки группа, рок-группа, у которой, судя по всему, есть перспективы. Всем хочется быть приближенными к славе, но никто не хочет для этого что-то делать, поэтому хорошие знакомства — лучший путь к величию. Тебе не будет грустно, если твой адский труд длинною в жизнь не принесёт никаких плодов, тебе не надо будет напрягаться и заниматься своим делом всё свободное время, жертвуя почти всем ради иллюзорной цели. Тебе всего лишь надо будет поддерживать общение и делать вид, что тебе действительно интересен этот человек, а не его образ и статус. Хотя многие сейчас получают больше, чем они заслуживают, если вы понимаете, о чём я. Наш мир такой гадкий. Иногда мне становится плохо лишь от осознания, что я являюсь его частью, что я не смогу пойти против системы, что я могу лишь красиво рассуждать и выплескивать свою ненависть в никому не нужные рисунки. В такие моменты я чувствую себя позером, гнилым лицемером, который только говорит, но ничего не делает. Мне страшно от мысли, что я стану таким, как мой отец или мать, что я буду таким же типичным взрослым, загнанным в вечные рамки, ходящим на отстойную работу со средним заработком, каждый день приходящим домой, где меня будет ждать уже давно не любимая жена и раздражающие дети, чьи проблемы я должен решать. Я смотрю на современных подростков, у которых есть цели и мечты, да на того же Фрэнка с его группой, и внутри появляется лишь жалость. Разве они ещё не поняли, что это все бред? Что хотят все, а получается у единиц, что они просто тратят своё время, ведь в итоге все их стремления разобьются о жестокую реальность? Не лучше ли сразу принять свою участь, не распыляясь на всякую ерунду? Такое ощущение, что Бог действительно есть, но является не благодетелем, а самым настоящим садистом, которому нравится издеваться над своими созданиями. В мире слишком много несправедливости, слишком много боли. Под громкие женские разговоры мы все проходим на кухню. Скулы сводит от огромного количества слюны, а глаза бегают по накрытому столу, останавливаясь на пасте в томатном соусе. Кажется, на языке появляется этот слегка кислый вкус и ощущение горячих макарон, которые я так давно не ел. Я нервно сжимаю руку, начиная ковырять ногти, присаживаясь за последнее свободное место, продолжая сверлить взглядом эту грёбаную пасту, словно полагая, что сейчас из моих глаз стрельнет лазер, как у Циклопа из «Людей Икс», и я смогу уничтожить своего злейшего врага. Мне даже страшно представить, сколько там может быть калорий. Готов поклясться, я чувствую, как толстею только от этого запаха, как мой живот раздувается, появляется тяжесть и тошнота. Я судорожно обхватываю своё запястье, спрятав руки под столом, потихоньку успокаиваясь и возвращаясь в реальность. Я повторяю про себя, словно мантру, что сегодня выпил пять чашек кофе, съел три огурца и помидор, что от такого количества еды я не могу поправиться, а все, что я сейчас чувствую — результат самовнушения и навязчивых мыслей. Интересно, почему я могу вызывать боль силой разума, но не могу заставить весь жир исчезнуть? — А где Дональд? — спрашивает Линда, аккуратно накладывая в тарелку еду, многозначительно смотря на маму, слегка приподняв брови, выдавливая милую улыбку, как бы смягчая свой очевидно не очень приятный вопрос. — Он сказал, что задержится сегодня на работе. Он очень занятой, вечно в делах, — Донна отмахивается, усмехаясь и пожимая плечами, делая вид, что не имеет ничего против, наоборот, гордится карьерным ростом мужа и его трудами ради финансовой стабильности семьи. — Ну да, они все так говорят, — тихо выдаёт Фрэнк, сразу же пряча широкую улыбку за стаканом сока, пока его плечи слегка шевелятся от смешков. Выражение лица Линды сразу же меняется: оно становится грозным, совсем не излучающим доброту и любезность, как пару секунд назад. Мама на этот комментарий никак не реагирует. Мне кажется, что Фрэнк сейчас озвучил её мысли. Отец часто ночевал не дома либо просто задерживался на работе, поэтому мама просто не могла не думать, что он ей изменяет. Она ни разу не пыталась словить мужа на лжи, не рылась в личных вещах и телефоне, пока тот отходил в ванну, потому что боялась найти доказательства своим теориям, после чего не могла бы больше жить в надеждах на лучшее. Мне наплевать на то, что между ними происходит, меня ни капли не заденет, если они всё-таки решат развестись, я даже не буду осуждать отца, если он решит создать новую семью с какой-нибудь малолеткой, которая скорее мне в девушки годится. Это их проблемы, пусть они их и решают, а я, пожалуй, займусь своими. — Фрэнк! — Линда не говорит, скорее рычит, пока Айеро младший кидает на меня короткий взгляд, совсем не обращая внимания на разозлившуюся женщину, видимо, ожидая от меня ответную ухмылку в знак одобрения шутки. Он ее не получает, потому что я сразу же отвожу глаза, кладя в тарелку кусок мяса и салат, в этот раз привлекая Майки. Я знаю, что он надеется, что я поем, но взятые мною в следующее мгновение салфетки дают ему понять, что этого не случится. Он вздыхает, переключаясь на обстановку за столом, а я вновь чувствую себя ужасно виноватым. Я смотрю на брата, всем своим видом говоря «извини», хоть тот и прикидывается, что не замечает этого. Может, я могу позволить себе немного поесть, чтобы успокоить его? Нет. Точно нет, он просто не понимает, что без еды мне лучше. Он просто не понимает, что я хочу быть красивым, что я остановлюсь, когда наступит для этого время. Майки думает, что я болен. Он этого не говорил, но я видел на его ноутбуке вкладку с информацией о расстройствах пищевого поведения, а если быть точным — анорексии и как помочь человеку, который стал ее заложником. У меня нет анорексии. Майки просто свойственно всё преувеличивать. — Я просто пошутил. Уверен, что мистер Уэй добропорядочный человек, прекрасный муж и отец, и я безумно сожалею, что не смогу с ним познакомиться, — он театрально кладёт руку на грудь, кивая, слегка прикрыв глаза, изображая грусть. Видно, что он прилагает много усилий, чтобы не рассмеяться и выдержать образ разочарования. Я вздыхаю, слегка закатив глаза. Меня совсем не задели его слова, меня просто бесит эта вечная улыбка и приподнятое настроение, несерьёзный подход к жизни и неуместные шутки. Зачем он вообще пришёл? Очевидно, что мать его не заставляла идти на этот ужин. Я скорее поверю, что это он умолял на коленях взять его с собой, обещая вести себя прилично, поклявшись вообще не открывать рот, дабы не сказать лишнего. Он под домашним арестом, поэтому Линда не может оставить его дома, уверенная, что непослушный сынок сбежит? Ему скучно, поэтому он решил устроить себе вечер комедии? Это слишком самонадеянно, но он пришёл посмеяться надо мной — школьным неудачником-одиночкой? Ужин продолжается. Все общаются, попутно уплетая разные блюда, которые, по словам Линды, получились очень вкусными. Хотя она могла сказать это из вежливости. Я люблю смотреть, как едят другие люди. Мне нравится представлять, как еда попадает в их желудки и превращается в жир. В эти моменты я понимаю, что я лучше. Что я могу удержаться от соблазна поддаться животному инстинкту, от соблазна получить удовольствие, плата за которое по мои меркам слишком велика. Я чувствую себя человеком будущего, духовно преисполненным. Я чувствую себя чистым. Фрэнк продолжал вставлять свои шуточки, выбешивая Линду, однозначно получая от этого неизгладимое удовольствие. Я не особо следил за беседой, стараясь выловить моменты, когда смогу незаметно завернуть еду в салфетки и спрятать в карманы джинс. Я аккуратно размазывал по тарелке салат, насаживал на вилку овощи, поднося их ко рту, после возвращая на место. Навык создавать видимость потребления пищи складывался у меня годами. Мне кажется, это мое самое полезное и самое лучшее умение. Я бы скорее отказался от способности дышать, нежели от способности прятать еду в любом месте в любое время в любой компании, при этом не привлекая к себе внимания. По крайней мере до сегодняшнего дня я был уверен, что умею оставаться незамеченным. Когда я прятал последний кусок говядины, пока мама с Линдой смотрели что-то в телефоне, я снова столкнулся взглядом с Фрэнком. На его лице было недоумение и даже жалость. Я ненавижу, когда меня жалеют. Я и сам знаю, что я убогий. Он, конечно, сразу отвернулся, сделав вид, что ничего необычного не произошло, но я все равно начал сильно переживать и злиться. Фрэнк не тупой, он точно всё понял. Хотя тут и понимать нечего. Зачем человеку прятать еду, сидя за столом, только если он не хочет её потом выкинуть, сказав, что поел? Нет, он не должен был узнать мой секрет, с которым теперь может сделать всё, что угодно. — Я плохо себя чувствую. Мне надо отойти, — мямлю я, быстрым шагом направляясь в свою комнату. Ноги заплетаются, а руки трясутся. Он расскажет об этом? Он осуждает меня? Мама сильно будет злиться, что я вот так ушёл? Плевать. Мне плевать. Главное, что сегодня я выпил пять чашек кофе и съел три огурца и помидор, что даже немного меньше моей ежедневной нормы. Я просто беру наушники, садясь на кровать, обхватывая руками ноги, уткнувшись в колени лбом, и включаю свою любимую музыку, стараясь отвлечься. Я так устал от всего, что происходит в моей жизни. Если честно, я не вижу в ней никакой ценности, я потерял мотивацию вставать по утрам, я не хочу ничего делать. Разве что рисовать, ведь это единственный доступный способ покидать этот мир, имея возможность вернуться в любое время. Людей пугают мысли о смерти. Меня — нет. Я не буду против, если меня собьёт машина по дороге в школу, если случайно выяснится, что я неизлечимо болен. Думаю, я бы уже давно покончил со всем этим дерьмом, если бы не Майки. Я не представляю, что с ним будет, если меня не станет. И, честно говоря, не хочу это представлять. Я люблю его, и он точно не заслуживает всего того, что с ним происходит, он не заслуживает того, что с ним делаю я. Мне бы хотелось, чтобы он гулял с друзьями, чтобы с кем-нибудь встречался, чтобы с улыбкой рассказывал мне о событиях прошедшего дня. Но он сидит дома и гуглит, как излечить меня от болезни, которой нет. Музыка играет почти на полную. Наверное, её было бы слышно через наушники тому, кто сел бы рядом, но даже через такой шум нельзя было не уловить громкий стук в дверь. Кажется, ещё раз — и дверь отлетит в другой конец комнаты, снося все на своём пути. Я сразу понял, что это не Майки. Ему бы просто сил не хватило бить так стремительно и громко. Маме сейчас явно не до меня. Папа на работе. Фрэнк? — Что? — раздраженно говорю я, вынимая один наушник, пододвигаясь ближе к краю кровати. — Впустишь? — наигранно кокетливо отвечает он. Клянусь, я вижу его дурацкую ухмылку даже через дверь. — Нет, — я снова втыкаю второй наушник, напрасно надеясь, что этого хватит, чтобы Айеро отстал. Через минуты две снова раздаётся такой же громкий и назойливый стук. — А сейчас? — Нет. Ты можешь спросить ещё хоть миллион раз. Ответ будет всегда одинаковый. — А если у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться? — Не думаю, что это так. На удивление, Фрэнк ничего не ответил и не стучал следующие пять минут. Я надеялся, что он расскажет о своём предложении, потому что, если честно, мне было интересно, что оно из себя представляет. Проходит ещё пять минут молчания со стороны Айеро, поэтому мне не остаётся ничего, кроме как поддаться своему любопытству и выйти из комнаты. Фрэнк стоял под дверью, облокотившись о стену, листая ленту в телефоне. Не думаю, что он ждал меня, скорее просто не хотел возвращаться за стол, чтобы продолжать слушать пустые разговоры. — Ну и что за предложение? — Я знал, что ты не выдержишь и выйдешь ко мне, — он снова ухмыляется, скрестив руки на груди, все ещё стоя у стены, похожий на дешёвую проститутку, пытающуюся найти себе клиентов не очень действенными глупыми подкатами и намеками. — Я заебался слушать их. Не хочешь прогуляться? Я тебя угощу сигаретой. Я знаю, что ты куришь, и даже знаю, у кого ты покупаешь, так что обойдёмся без прелюдий, — он кивает, после смотря на меня, слегка наклонив голову, ожидая ответ. Итак, плюсы: Во-первых, я действительно не против халявной сигареты, потому что в моём положении каждая их них идёт на вес золота. Деньги у меня есть, но с приобретением пачки бывает возникают проблемы. Во-вторых, я сегодня не выходил из дома, а это значит, что на моем шагомере от силы наберется тысячи три-четыре шагов, которые я сделал, специально ходя кругами по комнате, при этом чувствуя себя полнейшим идиотом. А вечерняя прогулка означает, что я смогу набрать ещё несколько тысяч шагов, тем более с Фрэнком, которого может унести на другой конец города. Минусы: Мне не особо нравится Фрэнк, и я до сих пор не понимаю мотива его действий. Я слышал, что он очень спонтанный и часто принимает странные и даже глупые решения. Мне очень хочется верить в то, что его поведение не является частью какого-то розыгрыша, и останавливают меня только мысли о том, что я слишком ничтожен для того, чтобы так запариваться ради простой шутки. Ещё я боюсь, что он начнёт спрашивать о том, что увидел, старясь узнать все мои секреты. Да и вообще, я боюсь не только этой темы, а вообще любого разговора с ним. Надеюсь, мы будем идти молча, хотя здравая часть меня понимает, что это невозможно. — Две. Ты дашь мне две сигареты, и мы пойдём туда, куда ты захочешь, — выдаю я через минуту раздумий, только после понимая, как высокомерно это звучало. Я и так нагрубил Фрэнку, когда тот хотел зайти в мою комнату, а теперь ещё и это. Я просто сильно злюсь на него за то, что он узнал мою тайну без моего согласия, хотя в глубине души понимаю, что сам в этом виноват. Я слишком предвзято к нему отношусь, и в моей голове снова проводится параллель с завистью, которая являлась чуть ли не вторым поводом ненависти к себе, идя сразу же после мерзкого лица и жира. Каждый хотел бы быть на месте Фрэнка. Может, я от них ничем не отличаюсь? Просто прячусь за злостью и неприязнью? Я слишком много думаю, слишком много анализирую, превращая любую ситуацию в повод загнаться. — Куда захочу, значит? — он издаёт нервный смешок, прикрыв рот рукой, будто я сказал ему что-то выходящее из ряда вон, во что практически невозможно поверить. — Пойдём в притон? Я не особо туда хочу, но ты даёшь мне полную свободу действий, я просто не могу этим не воспользоваться, понимаешь? — Я бы хотел пойти в более… в более приличное место, если можно. — Ладно, я тебя пожалею. Пойдём в соседний магазин, а то мой желудок в недоумении от такого количества полезной пищи. Мне срочно требуется полный набор химикатов и консервантов, — он говорит это на полном серьёзе, кажется, даже слегка нахмурившись. — Хорошо. Что скажем мамам? — мне хочется сказать, что то, что было на столе, нельзя называть полезной едой. Там много жиров, углеводов, соли и остальных специй. И это ещё не учитывая того, что он пил апельсиновый сок с кучей сахара во время еды. Но я понимаю, как неуместно и странно это будет звучать. — Тебе нужно мамино разрешение, чтобы выйти на улицу? — Нет, просто это будет выглядеть некрасиво. — М-м-м… насрать? — он действительно удивляется моему ответу или опять издевается? — То есть ты хочешь просто пройти мимо них и уйти? Без слов? — Думаю, да, — Фрэнк начинает двигаться в сторону выхода. Я стою ещё пару секунд, пытаясь понять, что происходит, после чего иду следом. Линда и Донна сидели уже за убранным от грязных тарелок и ненужных блюд столом, продолжая общаться, попивая кофе с шарлоткой. Майки с ними не было. Видимо, мама смиловалась и отпустила его, поняв, что ему скучно в их компании, тем более раз мы с Фрэнком ушли. Айеро, кажется, вообще не обращает внимания на женщин, смотрящих ему вслед, в то время как я на мгновение остановился, пожимая плечами на их немой вопрос о том, куда мы собрались в такой поздний час. Линда громко вздохнула, похлопав маму по плечу, сделав пару коротких кивков, уверяя её, что повода для удивления нет. Фрэнк уже стоял обутый в открытой двери, когда я зашёл в прихожую, поэтому я без лишних разговоров натянул чёрные высокие ботинки, накинул пальто и любимый полосатый шарф. — Шапку надеть не забудь. — Ха-ха. Я просто не хочу замерзнуть, — отвечаю я, выходя из дома, закутываясь в шарф так, что он слегка касается носа. Я люблю шарфы. Меня тешит мысль, что я могу случайно за что-то зацепиться и задохнуться. Фрэнк что-то бубнит себе под нос, но я не осмеливаюсь его переспрашивать, молча идя рядом. Мы делаем всего пару шагов от дома, и Аейро достаёт из кармана смятую пачку сигарет, забирая губами одну себе, после уже руками протягивая мне вторую. Дальше он берет из этой же пачки потрепанную чёрную зажигалку, которая, как ни старайся, не давала пламя. — Блять. У тебя есть с собой зажигалка? — Да, — я достаю зажигалку и протягиваю ему. На ней была наклейка летучей мышки, которую я сам нарисовал. Мне нравится украшать даже такие незначительные вещи. — Прикольная наклейка, — он недолго её рассматривает, после чего закуривает и отдаёт обратно. — Любишь вампиров? — По мне так заметно? — я тоже поджигаю свою сигарету и блаженно прикрываю глаза, делая несколько затяжек подряд. Я уже потерял надежду, что смогу сегодня покурить. Думал даже ночью сбежать через окно. — Да. Мне больше приведения нравятся. Мне кажется, у нас с ними больше общего. Да и невидимым быть круче, чем быть просто бессмертным и пить кровь. Можно чипсы воровать. А, им же не надо есть, точно… ну, тогда можно подглядывать за людьми. Я бы хотел посмотреть на грязные делишки нашего директора, которыми он занимается по вечерам, — он усмехается. — Я бы заснял это на видео и анонимно отправил в школьную группу. Думаю, было бы очень смешно. — Во-первых, фу! Во-вторых, у вампиров тоже есть способности. И они круче, чем просто невидимость. В-третьих, призраки классные, но в них нет эстетики и аристократичности. По факту они почти такие же, как люди. А вампиры величественные и утончённые. — Мне кажется, ты просто насмотрелся фильмов, викторианских картинок, а ещё у тебя фетиш на кровь. Это просто популярный образ. Ты не думал, как выглядят египетские вампиры? Или вампиры-аборигены? Да и вряд ли в наше время вампиры ходили бы в костюмах и платьях в пол, надевая кучу украшений с драгоценными камнями. Так что твой аргумент не считается. Тем более у призраков есть своя эстетика. Эстетика одиночества и отрешённости, — последние слова Фрэнк произносит с… грустью? Но я предпочитаю делать вид, что не заметил этого. — Отстань, — я чувствую себя максимально глупо. Фрэнк ведь прав. Неужели у меня такой узкий кругозор? Художник, блять. — Ну, не обижайся, — он смеётся, толкнув меня в плечо, из-за чего я дёрнулся и грозно зыкнул на него. Я ненавижу физический контакт. Дальше мы шли молча. Фрэнк иногда напевал себе под нос, почти незаметно пританцовывая, а я просто смотрел на него, отчего на лице непроизвольно появлялась почти невидимая улыбка. Это было забавно. Фрэнк не боится показывать себя таким, какой он есть, даже если это выглядит глупо, он не боится быть некрасивым и нелепым, и это делает его таким живым и открытым. Не то, что я, который вечно втягивает щеки и приподнимает подбородок, будто вечно находясь под прицелом камер, всегда готовый к снимку, на котором должен получиться безупречно. Вся моя жизнь — ложь. Я лгу себе, лгу родным. Я не могу принять себя, вечно стараясь следовать придуманному образу, который явно отличается от того, кем являюсь я на самом деле. Я иногда ловлю себя на мысли, что хочу что-то сделать, но понимаю, что это не присуще моему «персонажу», что я буду выглядеть комично, в действительности являясь комичным и неестественным всё время. — Мои друзья устраивают вечеринку через неделю. В воскресенье на заброшке. Придёшь? — Что? — я переспрашиваю не оттого, что не расслышал, а оттого, что не поверил, что Фрэнк пригласил меня туда. Мероприятие было открытым, о нём знала почти вся школа, поэтому меня удивило, что Айеро решил лично мне напомнить о вечеринке. — Ты не знаешь, что такое вечеринка? Это когда… — он не успевает договорить, потому что я перебиваю. — Я знаю, что такое вечеринка. И я знаю, что такое заброшка. Нет, я на такие мероприятия не хожу. Там слишком людно и шумно. — Слишком шумно, слишком людно, — Фрэнк передразнивает меня, делая голос писклявым и мерзким. — Ты такой зануда, просто убийственно скучный! — он высовывает язык и прикрывает веки, изображая рожицу трупа. — Я не зануда. И не скучный. — Ладно, как скажешь. Но будь уверен, обычно все зануды и скучные люди так говорят. Я закатываю глаза, не желая продолжать этот бессмысленный спор. Пусть думает, что хочет. Между нами снова повисает тишина. Я достаю телефон и открываю приложение с счётчиком шагов. Почти пять тысяч. Я обреченно вздыхаю, успокаивая себя тем, что хотя бы съел сегодня меньше положенного, что немного компенсировало такое маленькое количество активности. Видимо, придётся сегодня устроить тренировку. Краем глаза я заметил, что Фрэнк мельком глянул на экран моего телефона, но быстро отвернулся. Возможно, мне показалось, но если это не так, то я благодарен ему, что он не стал поднимать тему того, что я считаю шаги. — О, мы почти пришли, — говорит Фрэнк, смотря на карту в телефоне. — Можно спросить, почему мы не могли зайти в первый попавшийся магазин? Их по пути было три штуки. — Потому что тут продают пиво без паспорта. Сигареты тоже, но не всем. Тебе точно не продадут с твоим лицом пятнадцатилетней девочки. — Это был комплимент или оскорбление? — Думай, как хочешь. Я правда не знаю, как реагировать на эти слова. Он не ответил конкретно на мой вопрос, потому что не хотел прямо говорить, что я некрасивый? Или он боялся, что я могу как-то неправильно понять его комплимент?