Emotional anorexic

Я резко открываю глаза, замечая, что мои руки цепями прикованы к кровати. Вокруг темно, только обвивающая изголовье гирлянда слегка освещает комнату, делая атмосферу ещё более жуткой. Я безрезультатно стараюсь освободиться, тем самым только изувечивая руки, на которых сразу же появляются кровоподтеки. Глаза бегают по комнате, в какой-то момент останавливаясь на стоящем в углу силуэте. Он находится прямо около письменного стола, медленно и аккуратно подходя ближе, позволяя разглядеть своё лицо. Это не человек. Его фигура слишком высокая и худая, конечности длинные и ломаные, а вместо глаз две глубокие впадины с текущей оттуда похожей на кровь жидкостью, расползающейся по лицу и телу, пачкающей пол. Я чувствую, как дыхание учащается, глаза открываются шире, а губы дрожат. По спине идёт холодный пот, все мышцы сжимаются, будто старясь уменьшиться, чтобы я мог выбраться и сбежать. Подойдя к кровати, существо склоняется надо мной, проводя тощим мокрым холодным пальцем с длинным когтем по щеке, оставляя шлейф неприятных ощущений. Я пытаюсь кричать, но голос пропал. Кажется, что вообще все звуки пропали, потому что в комнате царит абсолютная тишина. Нет даже звона. Нет вообще ничего. Вдруг по телу раздаётся острая резкая боль. Я последний раз смотрю в стоящие передо мной бездонные дыры, после чего монстр исчезает, а руки наконец-то отклеиваются от кровати, и я могу свернуться калачиком в надежде успокоиться. Снова кошмары. Снова судороги. Я чувствую, что по щекам текут слёзы, и стараюсь быть максимально бесшумным, одной рукой зажимая рот, надеясь, что так мои всхлипы будут тише. Волосы лезут на глаза и нос, становясь мокрыми, затрудняя дыхание. Мне так больно. Ощущение, будто ноги одновременно ударяют током, режут и бьют плёткой. Приходится запрокинуть голову, чтобы глотнуть свежий воздух и не задохнуться. Щёки сразу же обдаёт холодным ветром, доносящимся из открытого окна, а боль в ногах утихает, переходя в неприятное ноюще ощущение растянутых мышц. Я снова сворачиваюсь в клубок, почти с головой укутываясь в тёплое одеяло. Слёзы никак не могут перестать идти, я даю волю всем скопившимся чувствам, отодвигая осадок от кошмара и судорог на второй план. Я плачу из-за того, что устал, из-за того, что не могу выбраться из затягивающей с каждым днём всё сильнее ненависти к себе, из-за того, что запутался так, что вряд ли когда-то смогу выбраться. Я понимаю, что не хочу жить так, но единственным шансом на спасение кажется реинкарнация, если она вообще есть. Я испортил свою жизнь настолько, что никогда не смогу исправить. И больнее всего осознавать, что только я ответственный за то, что со мной происходит, что я тот корень проблем, который надо уничтожить, чтобы всё наладилось. Сил становится всё меньше, голова начинает сильно болеть, а ещё не просохшие от слёз глаза закрываются сами по себе. Я крепко обнимаю колени и, сам того не замечая, снова засыпаю. Проблемы со сном у меня появились этим летом. Я каждую ночь видел кошмары, зачастую сопровождаемые физической болью. У меня не получалось отдохнуть, каждое утро я вставал ещё более вымотанным, чем до этого. Я старался специально не спать, выпивая огромное количество кофе и энергетиков, но это редко помогало. Я всё равно в какой-то момент отключался и снова погружался в фильм ужасов. Мне было очень тяжело справляться со слабостью, и, как мне кажется, из-за этого я начал переедать. Хотя нет, это был не я. Такое ощущение, что в меня вселялся какой-то демон, отключающий мой мозг, превращающий в тупого зрителя, не имеющего возможность вмешаться. Иногда я даже не помнил, что ел. Просто в какой-то момент по щелчку пальцев перемещался в свою комнату, окружённый пустыми пачками всякой дряни, умирающий от боли в животе, захлебывающийся в слезах. Мне было плевать, что есть. Главное — есть (помню, как однажды поймал себя, роющегося ночью в мусоре на кухне, доедающего заплесневелый хлеб). Я кричал в подушку и расцарапывал плечи ногтями, не веря в реальность происходящего. Я просто не мог смириться с той мыслью, что медленно возвращаюсь в прошлое, что снова запихиваю в себя пакеты еды, заплывая жиром. Я бил себя по ногам, отчего на них появлялись ужасные жёлтые и фиолетовые синяки. Я резал себя канцелярским ножом, оставляя отвратительные кривые и очень глубокие раны на руках и ногах, о чём теперь напоминают не менее мерзкие толстые шрамы. Я пытался вызывать рвоту, из-за которой пару раз чуть не задохнулся. Я начал усиленно пить слабительные и мочегонные. Я вечно терял сознание, у меня постоянно болела голова, меня мучала жуткая жажда, а чувство тошноты стало моим вечным спутником. На лице появлялись высыпания, волосы выпадали с удвоенной силой, кожа сушилась и облазила. Хорошо, что всё это происходило во время каникул. Не представляю, как бы ходил в школу, готовый обосраться и обблеваться в любой момент. Родители давно привыкли к тому, что я могу не выходить из комнаты несколько дней подряд, поэтому тревогу не били. Как всегда, спихивали на подростковый возраст и любовь к одиночеству. Хотя, честно говоря, я всегда очень сильно удивлялся факту, что они не замечают того, что со мной происходит. Для меня это, конечно, плюс, но им действительно настолько плевать? Майки тогда не было в городе. Он уехал в лагерь, куда его отправили родители, надеясь, что хотя бы там он сможет как-то социализироваться и найти друзей. Этого не случилось. Мы переписывались каждый день, и каждый день он говорил мне, что очень сильно хочет домой. О своём состоянии я не заикался, не желая заставлять брата переживать. Он бы не смирился с мыслью, что сидит и раскрашивает дурацкий плакат, когда, по его мнению, должен быть рядом и поддерживать меня. Я рад, что всё сложилось именно так. Не представляю, что бы было, если бы Майки стал свидетелем всего того ада. Решение проблемы пришло с наступлением осени и учебного года. К нам перевелась девчонка, тайно торгующая алкоголем и наркотой. Кажется, именно из-за этого «бизнеса» её и выгнали из прошлых двух школ. Ну, неважно. Я начал покупать у неё всякие таблетки: транквилизаторы и антидепрессанты, благодаря которым относительно наладился мой сон и притупилось чувство голода. Я не боялся зависимости, меня ни капли не трогали рассказы о вреде подобных препаратов. Меня волновало только то, что я стал намного меньше переедать, что снова худею и, кажется, даже быстрее, чем раньше. Употребляю я до сих пор, но стараюсь не перебарщивать с этим. Не потому, что боюсь, не потому, что слежу за здоровьем, на которое мне абсолютно наплевать. Просто не люблю ловить отходняки, из-за которых могу на несколько дней выпасть из жизни, и переживаю, что в какой-то момент потеряю возможность купить новую дозу. Я пытался бросить, но это закончилось тем, что я стал ещё более раздражительным, у меня нарушилась координация, я постоянно был чем-то напуган, а самое главное — снова начал много есть. Так что я просто примерно высчитал дозировку, которую стараюсь не увеличивать без острой необходимости. Я не торчок, я просто делаю свою жизнь немного лучше и проще. Хотя, если честно, иногда я беру что-нибудь эдакое, чтобы словить кайф, но этим грешат почти все современные подростки. Конечно, я не отделался от привычки порой причинять себе телесный вред, вызывать рвоту, когда съедаю больше положенного, и пить мочегонные, без которых ужасно отекаю, но это явно лучше, чем то, что было летом. Когда я проснулся, на улице всё ещё было темно. Одолевал жуткий соблазн забить на учебу и остаться в тёплой постели. Я зажмуриваюсь, свернувшись в калачик, пытаясь выжать всё из оставшихся пяти минут перед вторым будильником. Не знаю, из-за кошмара ли или из-за того, что я вчера очень поздно лёг, но я совершенно не выспался. Я встаю с кровати, укутавшись в плед, который шлейфом тянется за мной по полу, и направляюсь в ванну. В глазах темнеет, голова кружится. Ничего нового. Мне кажется, я уже даже привык к такому состоянию, поэтому скорее удивляюсь тем моментам, когда чувствую себя хорошо и бодро. Я быстро умываюсь и крашусь, снова залипая около зеркала, рассматривая все свои недостатки, втягивая щёки и закрывая лицо длинной чёрной челкой. Глаза красные и опухшие от ночной истерики, и положение не могут исправить даже тени. В какой-то момент я раздражаюсь, взъерошиваю волосы, которые до этого пытался как-то уложить, и выхожу из комнаты, топнув ногой, словно обиженный ребёнок. Бесит. Меня бесит Джерард Уэй. Когда я возвращаюсь к себе и открываю шкаф, чтобы достать одежду, моё внимание привлекают стоящие на нижней полке весы. Они сломались где-то две недели назад, и я не смог найти в себе силы взвеситься после того, как заменил батарейки. Мне страшно, что за это время я поправился. А что, если я правда поправился? Я такой же, как мать. Боюсь узнать правду, из-за которой придётся вылезти из своих сладких иллюзий. Я нервно закусываю губу, постукивая указательным пальцем по ручке двери шкафа, за которую держусь, в итоге снова выбирая лёгкий путь неведения. Я такой слабый. Такой жалкий. После этого я всё-таки переодеваюсь, кидаю в портфель какие-то учебники, несколько раз проверив, взял ли скетчбук и пенал — единственные две вещи, которые действительно нужны в школе, а потом достаю из расположенной в точилке заначки пару таблеток, без раздумий закидывая их в рот, запивая вчерашним кофе. Ладно, я немного приукрасил, когда сказал, что использую минимальные дозировки. Но я всё равно не торчок, это ведь просто таблетки. Если Майки прав и я болен, выходит, я даже молодец, что лечусь, так ведь? Я спускаюсь на кухню, где меня уже ждёт пьющий чай Майки. Рядом с ним стоит моя кружка с налитым в неё кофе. Я неосознанно улыбаюсь такой заботе. — Доброе утро. — он выглядит очень уставшим. Видимо, тоже не спал почти всю ночь. — Доброе. Спасибо за кофе. — я выпиваю его почти залпом, после чего залажу в холодильник и беру бутерброды, которые мама приготовила перед тем, как уйти на работу. Конечно, я не буду их есть — выкину или отдам кому-нибудь. — Не за что. — он слегка улыбается, вставая из-за стола, относя наши кружки в раковину. Мы почти всегда ходим в школу вместе и пешком. Это занимает около двадцати минут. Родители уходят раньше, да и я бы не хотел, чтобы они нас подвозили. Мне нравится гулять и общаться с Майки. К тому же утренний перекур по дороге уже стал своего рода ритуалом, без которого я не могу. — Как вчера погуляли? — Майки обходит меня, начиная идти с другой стороны, чтобы сигаретный дым не попадал на него. — Нормально. — не знаю, почему, но мне не хотелось вспоминать тот вечер. Наверное, потому, что я не мог отделаться от мысли, что вёл себя странно и глупо. Мне было стыдно за то, что я говорил и делал, хоть и понимал, что для этого нет оснований, ведь я почти ничего не говорил и не делал. — А ты чем занимался? — Ничем, в игры играл. — он прячет руки в карманы куртки, наблюдая за камушком, который пинает уже несколько минут. — Я думал, тебе не нравится Фрэнк. — добавляет Майки спустя паузу. — Мне кажется, я был слишком предвзят. Но это неважно. Не думаю, что мы продолжим общаться. — Почему? — он поднимает на меня удивленный взгляд. Разве я сказал не очевидную вещь? — Потому что… потому что я просто в этом уверен и всё. — я не хочу сейчас унижать себя, заставляя Майки меня жалеть и говорить ненужные слова поддержки. В школе время всегда тянется особенно долго. Такое ощущение, что вокруг здания установлены специальные приборы, превращающие минуту в пять. Иначе я не могу объяснить тот факт, что успеваю заняться всем, чем можно, в то время, как стрелка на часах почти не изменяет своё положение. Я люблю ходить в школу только из-за того, что могу быть уверен, что ничего там не съем, и из-за того, что могу отвлечься от своих мыслей, обращая внимание на какие-нибудь сплетни или просто забавные ситуации. А ведь раньше я был отличником, любимчиком почти всех преподавателей. В какой момент все пошло по наклонной? Я помню, как раньше не мог уснуть, пока не сделаю домашнее задание, как тщательно готовился к тестам, повторяя даже больше информации, чем надо, как активно работал на уроках, зная ответ на каждый вопрос. Просто со временем мои мысли стали о другом, я начал быстро уставать, я потерял мотивацию что-либо делать и перестал думать о будущем, забил на аттестат и поступление, из-за которых раньше очень сильно переживал. Формулы вытеснили знания о калораже почти каждого продукта, домашняя литература сменилась статьями о быстром похудении, изучение химических реакций перешло в изучение компонентов таблеток, которые я пью. Меня всегда бросает в дрожь, когда речь заходит о будущей профессии. Я ничего не умею, а самое главное — не хочу ничему учиться. Поэтому буду просто надеяться, что в скором времени истощаю настолько, что смогу исчезнуть. Не знаю, из-за чего, но в моей голове сложилось чёткое убеждение, что я не доживу до двадцати пяти. Нет, до двадцати. Ну и зачем тогда учиться и думать о работе? На большой перемене я, как обычно, гулял неподалёку от футбольных трибун. Там всегда собирается не так много людей, как в столовой, но всё-таки есть те, за кем можно понаблюдать. Мне нравится наблюдать за людьми. Я смотрю на них и стараюсь угадать, из-за чего те смеются или плачут, о чём говорят, чем займутся через пару минут. Мне нравится делать их персонажами комикса в своей голове, нравится продумывать целую историю их жизни, даже если она и близко не похожа на реальную. В толпе я замечаю Фрэнка. Вау, он решил появиться в школе. Похвально. А ещё он одет в то, что было на нём вчера. Он не ночевал дома? Или просто ходит в одних вещах неделями? Айеро был окружён друзьями, поэтому я решил, что высовываться не стоит. Хотя, уверен, что будь он один, я бы всё равно стоял в стороне, надеясь, что останусь незамеченным. Фрэнк улыбается и смеётся, что-то активно обсуждая. Он артистично жестикулирует и пару раз шутливо толкает одного из парней в плечо. Выражение лица Айеро постоянно меняется, но всегда излучает позитив, заставляя меня тоже слегка улыбнуться. Интересно, о чем таком увлекательном и весёлом идёт речь, раз они все так дружно и безостановочно угорают? Хотя, я уверен, что в их разговоре нет ничего познавательного, там просто есть Фрэнк, который и является главной составляющей непринуждённой живой атмосферы. Наверное, я смотрю на них слишком долго. Это странно? А я точно смотрю на них? Или я смотрю на него? О нет, походу я действительно смотрю на него. Я слишком быстро привязываюсь к людям. Мне хочется быть холодным и отстранённым, независимым. Но я тот самый чувствительный сентиментальный мальчик, который готов на всё ради человека, проявившего хоть каплю заботы и внимания. Наверное, именно поэтому я и стараюсь ни с кем не контактировать. Я просто боюсь. Боюсь, что за короткий период этот человек станет для меня слишком много значить, в то время, как я для него — нет. Я так хочу перестать чувствовать что-либо. Я так хочу оцепенеть. Я устал, просто чертовски устал. Я ловлю себя на мысли, что тайно надеюсь, что Айеро всё-таки заметит меня, что подойдёт и уже лично мне подарит свою улыбку, что спросит, как я, выдаст пару дурацких, но именно поэтому смешных шуток, и мы вместе пройдёмся до кабинета. Но этого не происходит. В их компанию приходит брюнетка с каре и уводит Фрэнка куда-то в сторону школьного здания. Я такой дурак. Я ведь реально поверил, что он меня помнит, что он захочет со мной встретиться после вчерашнего. Я снова придумал какую-то фигню и расстроился, что она не стала правдой. Я такой идиот. Оставшиеся несколько уроков прошли, на удивление, быстро. Наверное, из-за того, что я почти всё это время рисовал, а не слушал нудные рассказы учителей. Как только звенит последний звонок, все начинают собираться, несмотря на то, что преподаватель всё ещё объясняет домашнее задание. Я тоже быстро складываю вещи и буквально вылетаю из кабинета, направляясь к своему шкафчику, надевая пальто и закутываясь в шарф, надеясь не попасть в толпу у выхода, которая всегда там образовывается к концу учебного дня. Коридоры ещё почти пустые, но я всё равно иду около стенки, опустив голову, нервно сжимая лямку рюкзака. — Хэй, Джерард! — я немного сбавляю темп и незаметно оглядываюсь. Вдруг мне показалось, вдруг позвали какого-то другого Джерарда. Я очень не хочу попасть в неловкую ситуацию. Я чувствую, как на мои плечи резко ложатся руки, а в следующий момент перед глазами возникает довольное лицо Фрэнка. Снова он нарушает мои личные границы, заставляя чувствовать себя неуютно. Но, если честно, ему мне почему-то не хочется отрубить руки, чтобы он больше никогда не смог до меня дотронуться. Дискомфорт от действий Фрэнка не такой, как от действий других, я начинаю скорее переживать, а не злиться, но самое главное, что, несмотря на это, я хочу, чтобы он продолжал. — Приветики! — Айеро идёт спиной вперёд, продолжая мне улыбаться. Я оглядываюсь, замечая, что чуть позади шагают друзья Фрэнка, с которыми я его видел на большой перемене, из-за чего мне становится немного не по себе. Они не обращают на нас внимания, говорят о чём-то своём, но я уверен, что Айеро пришлось бросить их, чтобы подойти ко мне, из-за чего возникают странные чувства, и я не могу назвать их приятными. — Привет. — я отвечаю тихо, сталкиваясь с Фрэнком глазами, сразу же отводя их. — Как дела? Мамочка сильно ругалась? Наверное, обосрала меня по полной из-за того, что в первый же день заставил её сынка нарушить правила. — он смеётся, скрещивая руки на груди. Должен сказать, что у него очень приятный смех. Такой мягкий, но в то же время звонкий, по-детски свежий и непринуждённый. — Не ругалась. — я решил соврать, не давая Айеро почву для новых шуток, которые, честно признаться, меня немного задевают. — Ну, да, пизди дальше! — Фрэнк врезается в кого-то, из-за чего кривится, быстро извиняется и наконец-то начинает нормально идти. — Я не… без разницы. — я закатываю глаза, громко вздыхая, вспоминая, что спорить с Айеро бесполезно. — А ты до дома так и не дошёл, да? — я скептически осматриваю его, слегка приподняв брови. — Да я вообще дома редко появляюсь. — он коротко пожимает плечами. Мне бы хотелось узнать, почему, но, кажется, этот вопрос будет неуместным. — Мне нравятся сложности и приключения. Это весело. Намного интереснее жить, когда не знаешь, что с тобой будет сегодня, в том числе, где придётся искать ночлег. — Я заметил. — Ну, ладно, до встречи, Джи! — он тянет последнюю «и», мило улыбаясь, и машет рукой. Меня передергивает от того, как Фрэнк сейчас меня назвал, но я стесняюсь выразить своё недовольство. Я ненавижу, когда коверкают моё имя. Как будто людям лень произнести несколько лишних звуков. Я разрешаю только Майки меня так называть. И то, если честно, я был бы рад, если бы он перестал это делать. — Пока. — коротко отвечаю я ему вслед, наблюдая за тем, как Фрэнк возвращается к друзьям, а ко мне — то чувство тоски, что появилось, когда мы расходились сегодня ночью. Такое ощущение, что Айеро действительно делится своей энергией и позитивом, насильно повышает настроение, но работает это только тогда, когда он физически рядом. И именно поэтому, когда Айеро уходит, в голове происходит диссонанс, резкий переход, возвращение в реальность, и возникает желание вновь погрузиться в это чувство беспечности и свободы от собственных проблем. Мне не нравятся эти скачки. Я не хочу ничего чувствовать. Я просто хочу онеметь.