Emotional anorexic

Следующие три дня прошли так же, как и все предыдущие. Я ходил с Майки в школу, рисовал на уроках, получал дерьмовые оценки, после занятий бродил по городу в попытке сжечь то ничтожное количество калорий, что съел, возвращаясь домой вымотанным и уставшим. Все настолько однообразное и рутинное, что порой мне кажется, что моя жизнь — просто один нескончаемый скучный день. Правда, теперь к мыслям о еде и весе добавились мысли о Фрэнке. Конечно, я не думаю о нем все свободное время, не рисую его лицо на полях в тетради, обрамляя сердечками и звездочками. Хотя, если честно, я нарисовал его в своём скетчбуке, но я всегда так делаю, когда вижу симпатичного или внешне интересного человека. В этом нет ничего такого. Я просто иногда внезапно начинаю думать о том, что было бы здорово встретить его на перемене и о чем-нибудь поговорить. В моей голове частенько начали появляться мысли о том, что, гуляя по всему городу, я мог бы невзначай встретить Айеро, и мы бы немного прогулялись, что он бы снова потащил меня куда-нибудь, сделав день интересным и запоминающимся. Я до сих пор считаю, что тот вечер был одним из самых классных за последние два месяца точно. Не думаю, что во Фрэнке есть что-то особенное. Конечно, я не испытываю к нему ничего больше, чем приятельскую заинтересованность. Просто впервые за долгое время на меня обратили внимание, и, как бы я ни хотел этого отрицать, мне приятно, и я хочу больше. Я построил стеклянный куб для своей души, оставляя возможность только наблюдать. Я стал затерявшимся на сцене театра зрителем. Я объявил протест, я устроил войну всему миру, но все это время был её единственным участником. Я всегда считал, что удостоен чести гордо нести своё одиночество, находя в нем желанное убежище, при этом забывая, что перед сном представляю, как у моей кровати кто-то сидит, рассказывая интересную историю в попытке отогнать мои страхи, как после уроков я гуляю не один, а с призрачным образом, у которого в последнее время начали появляться очертания Фрэнка. Я стараюсь убеждать себя в том, что просто немного запутался, как мальчик, которому предлагают на вечеринке наркотики и алкоголь. Ему хочется веселиться, как все остальные, но в голове есть четкое понимание, что мимолетная радость обернётся большими проблемами. Я смог отказаться от своего главного соблазна — еды, значит, смогу побороть и эту ложную жажду общения. Мне не нужен Фрэнк Айеро. Он уже мешает мне идти к своей цели. Он вызывает слишком много сомнений и чувств, которые я не хочу испытывать. Я не хочу находить причину есть, я не хочу сворачивать со своего пути. Я не хочу находить причину жить. Я не хочу обретать веру, которую будет очень тяжело терять. Лучше я больше никогда не испытаю счастье, чем буду снова жить воспоминаниями о хорошем, привыкнуть к которому намного проще, чем к боли. Быть на поверхности страшно — никогда не знаешь, в какой момент пойдёшь ко дну. Легче, когда падать уже некуда. Ты просто смотришь вверх и надеешься, что однажды сможешь взлететь. Поэтому я открываю скетчбук на странице с играющим на гитаре Фрэнком и со всей злостью зачеркиваю его черным карандашом. Я слишком долго создавал свой маленький мирок, чтобы позволять Айеро врываться в него и устраивать привычную этому парню вакханалию. Звенит звонок на большую перемену. Я облегченно вздыхаю и громко хлопаю учебником, который для вида был открыт на рандомной странице. Собрав вещи, я молча выхожу из класса и вновь отправляюсь на футбольные трибуны. Я люблю стабильность. И это ещё одна причина не хотеть общаться с Фрэнком. — Привет, funny bunny! — ну да, конечно. Ко мне подбегает радостный Айеро, привычно лучезарно улыбаясь, видимо, готовый засмеяться из-за глупого прозвища, которое он мне придумал, в то время как я готов ему врезать. — Не смешно. — я кидаю на него короткий гневный взгляд, кажется, даже фыркнув от недовольства. — Я и не ожидал другого ответа. — Фрэнк всё-таки не сдерживается и начинает заливаться смехом. Он выглядит по-детски глупо, и я просто не могу сдержать улыбку. Снова возникает это чувство покоя, я перестаю быть собой, и меня не могут остановить даже мысли о том, что я пять минут назад обещал себе держаться подальше от Айеро, что я снова буду чувствовать себя идиотом, когда он уйдёт. А он точно уйдёт. Никто не останется с тобой навсегда, ещё и заберёт, что когда-то, кажется, безвозмездно отдал. Вот и ещё одна причина не хотеть общаться с Фрэнком Айеро. — Ну, я же скучный и неинтересный. Стараюсь держать планку. — Ну, не обижайся! — он толкает меня в плечо, пытаясь заглянуть в глаза, что я, конечно же, не даю ему сделать. — Я и не обижаюсь. — я всё-таки смотрю на него, давая понять, что действительно этого не делаю. Если честно, мне даже не неприятно. Тогда я просто сделал вид, что сержусь на него. — Ну, ладно, поверю тебе. — он щурится, изображая сомнение, но быстро перестаёт это делать, возвращая небольшую лёгкую улыбку. После прослушивания его песен она стала восприниматься по-другому. Теперь я не завидую ему, а хочу сказать, что со мной он может не притворяться и не натягивать маску. Фу, что за синдром спасателя? Я такой идиот. — Я недавно послушал твои песни. — мы шли пару минут в тишине, поэтому я решил сам завести тему для разговора, и это было единственное, что пришло мне на ум. — Прикольно, мне понравилось, хоть и не всё. — я не собирался выстилаться перед Айеро, я сказал правду. — Правда? Круто, я рад! — он улыбается ещё сильнее, и я отзеркаливаю это выражение лица. — У нас сегодня репетиция, можешь прийти, если хочешь. — Фрэнк усмехается, а я глупо смотрю на него, недоумевая от такого предложения. — Не думаю, что у меня получится сегодня. — за меня отвечает мой страх, я даже не успеваю обдумать эти слова. Я знаю, что мне будет некомфортно, ведь уже сейчас чувствую жуткую тревогу и начинаю паниковать. — Ну, как знаешь. — в его глазах еле видно что-то отдаленно напоминающее грусть, прячущуюся за ослепительным светом улыбки. — Жалко, я бы хотел, чтобы ты пришёл. — спустя паузу добавляет он. Мне становится не по себе, я очень хочу забрать свои слова назад, но в какой-то момент вспоминаю, что вообще-то собирался больше не общаться с Фрэнком. Так даже лучше, наверное… Я одновременно надеюсь, что он обидится и воспримет это жест как незаинтересованность и что он вскоре снова предложит мне прийти на их репетицию, и тогда я уже не смогу отказать. — А я уже думал сделать тебя председателем моего фан-клуба. — Это, конечно, честь для меня, но я не уверен, что справлюсь. Не знаю, сколько раз в день ты ешь, — конечно, вопрос о еде был первым, что пришло ко мне в голову, — во сколько лет сказал первое слово, какого цвета твой любимый медиатор и так далее. Этим ведь твои фанаты интересуются? — Ем, когда хочу. Первое слово сказал, наверное, в год, я сам не знаю. Любимый медиатор — чёрный с эмблемой «Misfits». Ещё что-то? — Фрэнк отвечает это на полном серьезе. Я смотрю на него с недоумением. Я правда могу спросить все, что захочу? — Я не ожидал такого ответа, мне надо продумать список вопросов, чтобы взять полноценное интервью. — конечно, у меня есть к нему вопросы. У меня есть к нему очень много вопросов. Но я слишком стесняюсь их задавать. — Так ты всё-таки соглашаешься на эту должность? — он смеётся, поправляя лямку своего рюкзака. — Мне надо подумать, это серьезный шаг, понимаешь? — Ладно, я шучу. — он ещё раз улыбается мне, хлопает по плечу. — Я сваливаю с уроков на репетицию. Я тебе предлагал пойти со мной, но ты отказался, так что до скорого, Джи. — он задерживает на мне взгляд, повисает короткое молчание, после которого Айеро машет рукой, скрываясь в толпе, даже не дождавшись ответа. Я хотел сказать, что передумал, но вместо этого сам себе говорю тихое «пока», останавливаясь, смотря Фрэнку вслед. Я только сейчас понял, что он снова назвал меня Джи, и я не был против. Мне даже кажется, что из его уст это сокращение звучит мило. Внутренности снова начинает разъедать пустота, и я не могу отделаться от мысли, что сделал что-то не так. Нет, я сделал все правильно. С моей успеваемостью нельзя пропускать уроки, после занятий я собирался снова гулять, а ещё мне поручили нарисовать плакат о вреде наркотиков, которым надо бы уже заняться. Так и хочется просто написать красной краской «ебашьте препараты, в жизни других радостей нет». Хорошо, что судьба не дала мне второго шанса. Я не должен связываться с Фрэнком. Это будет большой ошибкой. Я уже разрываюсь от этих противоречий. Я запутался. Хочу раздолбить голову об стенку, чтобы наконец-то отдохнуть от нескончаемого потока мыслей.

***

Я сижу на последнем уроке и смотрю в окно, накручивая на палец прядку волос. Я уже давно потерял чувство физического голода, но вот эмоциональный обострился в несколько раз. Меня тошнит, голова кружится — ощущение, что я сожрал целый холодильник, хотя в действительности я сегодня ничего не ел. Но я все равно не могу отделаться от дичайшего голода. Я подробно представляю, как после уроков зайду в ближайший магазин и буду есть шоколад прямо в обёртке, не теряя времени на его распаковку, как за раз закину в рот пачку чипсов и залью ее молочным коктейлем, как сгребу с полки все булки, запихивая в рот одновременно и сладкие, и соленые. У меня трясутся руки от предвкушения. Я не смогу самостоятельно справиться с этим чувством, и у меня есть только один выход. Я незаметно достаю телефон и захожу в «Фэйсбук» на страницу Фрэнка. Как хорошо, что у него открыты личные сообщения. «Твоё предложение прийти на репетицию ещё в силе?» Я судорожно обновляю диалог каждую секунду, надеясь, что он заметит моё сообщение до того, как я буду умирать от чувства, что мой живот разорвётся. Он печатает. Я начинаю нервно раздирать кутикулу до крови. Фрэнк, пожалуйста, скажи, что вы ещё в гараже, скажи, что я могу прийти. Фрэнк, пожалуйста, спаси меня. «Да, конечно. Мы ещё репетируем, приходи. Сейчас скину адрес. Но ты вряд ли найдёшь нас. Я могу встретить тебя около школы, это близко.» Я облегченно вздыхаю. Все страхи отодвигаются на второй план. Главное, что я смогу обмануть дурацкий голод. «Хорошо. Урок закончится через 20 минут. Можешь не торопиться, я подожду у ворот.» Я написал это из вежливости. Пожалуйста, поторопись и прийти вовремя. У меня на счету каждая минута. Он отвечает на моё сообщение своей фоткой. На ней он кривляется и показывает «класс». Я улыбаюсь и убираю телефон в карман, хоть внутри есть вязкий неприятный осадок. Я сейчас использую Фрэнка? Или я специально создал достаточно вескую причину, чтобы пересилить себя и написать ему? Со звонком я выбегаю из класса и иду к воротам школы, где мы и договорились встретиться. Фрэнка там не было. Черт. Я надеваю наушники и включаю музыку, стараясь отвлечься от мыслей о еде. Мне страшно. Мне ужасно страшно. Я должен держать все под контролем. Я не могу проиграть еде. Мне хочется плакать. Я не знаю, куда себя деть, я просто хочу заснуть прямо здесь, на время покидая этот ужасный мир. Я злюсь, я хочу снова причинить себе вред, переключая душевную боль на физическую. Но вместо этого я просто нервно мну руки, снова раздирая пальцы до крови, осматриваясь по сторонам в поисках Фрэнка. Мне ведь придется знакомиться с его друзьями… Черт, почему я сразу об этом не подумал? — Привет. — на мои плечи неожиданно ложатся руки. Я сразу же вздрагиваю, кажется, даже вскрикиваю и резко разворачиваюсь, из-за чего мы сталкиваемся головами. — Зачем ты так пугаешь? — я тру висок, щурясь от боли, отходя от смеющегося Айеро. — Придурок! — Ты бы видел своё лицо сейчас. — он говорит это сквозь смех, закрывая рот рукой, не собираясь останавливаться. Он пытается спародировать мой страх, из-за чего с новой силой начинает угорать. — Вообще не смешно. — я стараюсь выглядеть серьёзным, но, смотря на Фрэнка, тоже начинаю слегка улыбаться. — Это очень смешно. — спустя минут пять он успокаивается и поправляет растрепавшиеся волосы. — Ладно, пошли. — Фрэнк зазывающее махает рукой, и я послушно начинаю следовать за ним, убирая наушники в карман. Несмотря на то, что декабрь наступает на следующей неделе, многие уже начинают украшать дома гирляндами и рождественскими фигурками, на прилавках магазинов появляются праздничные товары, невольно погружая в рождественскую атмосферу. В детстве Рождество было моим любимым праздником. Мне нравилось собираться за одним столом с любимыми людьми, нравилось не спать ночами, придумывая им подарки, воплощая их в жизнь. Мне нравилось гулять под снегом, хоть он и не так часто выпадал. Мне нравилось пить горячий чай и есть бабушкино имбирное печенье, которое, наверное, было самым вкусным по определению, беседуя с ней на самые разные темы. Мне нравилось учить с Еленой рождественские песни, которые мы вместе исполняли во время праздничного ужина. Мне нравилось караулить Санту вместе с Майки, пускай мы и засыпали каждый год, обещая друг другу, что в следующий раз обязательно застукаем этого засранца, когда он будет пробираться в наш дом. Но теперь я не люблю Рождество. Нет, я ненавижу Рождество. Вместо разговоров о планах на грядущий год я слушаю ссоры родителей в соседней комнате. Я смотрю на пустующее бабушкино место. Я знаю, что Санта Клаус — детская выдумка, и он никогда не подарит то, о чем я мечтаю. Самый яркий и волшебный праздник превратился в кошмар. Все, что у меня есть — воспоминания, которые проводят лезвием по и без этого искалеченному сердцу, усугубляя ситуацию. — Ты любишь Рождество? — Фрэнк задумчиво смотрит по сторонам, закуривая. — Нет. — он мои мысли читает? Если да, то перестань, пожалуйста. — Почему? — он смотрит на меня, выдыхая дым, от которого я отмахиваюсь. — Неужели ты настолько пессимистичный, что даже в этом празднике нашёл что-то плохое? — Просто не люблю и все. Эта атмосфера заставляет поверить в волшебство, а потом без раздумий уничтожает все твои ожидания самым жестоким способом. — я не собираюсь открывать ему душу, пусть даже не старается. — Я знаю ответ, но всё-таки спрошу. А ты любишь Рождество? — Да, люблю. — он пожимает плечами. — Как раз из-за этих ожиданий, которые ты ненавидишь. Мне нравится жить в предвкушении чего-то хорошего, даже если это напрасно. Мне нравится детально представлять подарок, радуясь так, будто он прямо сейчас находится у меня в руках, даже если в итоге это будет упаковка невкусных конфет или ещё какая-то херня. А так всегда происходит. Жить мечтами не так уж и плохо. На деле ты испытываешь те же эмоции, которые бы испытывал, если бы действительно это имел. — его слова заставляют меня задуматься. Мы смотрим на одну и ту же ситуацию под совершенно разными углами. Я заведомо разочаровываюсь в результате, даже не пытаясь что-то сделать. А Фрэнк до последнего верит в даже самые бредовые вещи. — К тому же не всегда ожидания не оправдываются. Зачастую они просто выглядят немного не так, как в нашем представлении. — Я никогда не думал об этом так…— я постоянно ищу отличия реальной жизни от своих грёз, в то время как Айеро тоже любит мечтать, но подмечает даже незначительные сходства. Мы одновременно безумно похожи и кардинально отличаемся. — Все ещё ненавидишь Рождество? Или я хотя бы немного изменил твоё мнение? — он смотрит на меня, прищурившись и улыбнувшись. Из-за этой улыбки я чувствую все ещё непривычный комфорт, пусть и стараюсь отрицать, что именно она становится тому причиной. — Да, мне надо рисовать плакаты в школу в качестве компенсации оценок и искать в магазинах фигню, которую смогу выдать за подарки. — я усмехаюсь и закатываю глаза, а Айеро снова толкает меня в плечо, также усмехаясь. Кстати, раньше я очень любил делать подарки. Помню, как без повода покупал всем что-то на сэкономленные деньги, как просто так рисовал им маленькие милые рисунки. Куда же ты пропал, очаровательный маленький Джи? Когда ты успел превратиться в апатичного и унылого Джерарда? — Покажешь свои работы? Я думал, хоть что-то у тебя на странице увижу, но такое ощущение, что ты только говоришь, что рисуешь. Я тебя раскусил, да? — Нет, я просто не люблю показывать свои работы, потому что… потому что на это есть много причин. — Как знаешь. — он немного расстроено пожимает плечами. — Я считаю, что важно делиться своим творчеством. Это неотъемлемая часть самореализации. Мне тоже сначала было стремно выкладывать свои песни. А потом я просто решил, что мне похуй, кто и что скажет, главное, что мне нравится, что я получаю от этого удовольствие. В итоге вроде даже есть те, кому нравится. Ты боишься, что твои работы засрут? — Нет… я же сказал, что есть много причин. И я скорее боюсь, что мне скажут, что я круто рисую, чтобы не обидеть, а не потому, что реально так думают. Это намного хуже, чем сказать, что это полный отстой. — Хорошо, я клянусь, что скажу правду, если ты решишь показать мне свои рисунки. — он прикрывает глаза и клятвенно кладёт руку на сердце, заставляя меня улыбнуться. — Разве цель искусства — это не рассказать что-то миру? А ты, получается, сам себе рассказываешь. — Нет, я выплёскиваю свои чувства в рисование. И я не хочу, чтобы кто-то знал, что я чувствую. — он добился своего и заставил меня сказать то, что я не хотел. — Я не художник, я не хочу ничего нести в этот мир. Мне просто нечего. И вообще, ты сам говорил, что не любишь рамки, а теперь меня под стандарты подгоняешь. — Ладно-ладно, но я думаю, что ты снова себя принижаешь. — Снова? — я хмурюсь. Что он имел в виду под этим словом? — Неважно. — он отмахивается. — О, мы почти пришли. С тобой время так незаметно идёт. — в голосе Фрэнка слышится явный сарказм. Он театрально приподнимает брови и берет меня за плечи, якобы приобнимая, из-за чего я съеживаюсь и закатываю глаза. Никак не могу привыкнуть к тому, что у Айеро нет понятия личных границ. Никак не могу признать, что мне это нравится. Когда Фрэнк касается меня, мне хочется, чтобы он скорее прекратил, а когда отстраняется — хочу, чтобы снова вернул свои тёплые руки на мои плечи. Айеро почти с ноги открывает дверь в гараж, сразу же направляясь к своим друзьям, пока я стою в проеме, не двигаясь, не говоря ни слова, окоченевший от страха и волнения. Я стеснительно аккуратно закрываю за собой дверь, все ещё не решаясь пройти дальше. Надо отметить, что это место безумно атмосферное. Здесь пахнет сыростью, алкоголем и табаком, и мне это очень нравится. Стены слегка облезшие и потрескавшиеся. На них висят плакаты групп, три держателя для гитар, двое из которых пустуют, и нарисованы не очень ровные, но при этом чем-то цепляющие разноцветные граффити. В углу стоят поддоны, на которых лежат потрепанные грязные матрацы с подушками и пледом, рядом валяются сумки с вещами (видимо, на случай, если ребятам придётся ночевать в гараже) и школьные рюкзаки. В центе у стены находится барабанная установка с тремя большими колонками по бокам, на двух из которых красуется блестящая надпись «Marshall». Я не разбираюсь в технике, но слышал, что это крутая фирма. В самом центре помещения стоит микрофон, а слева от него — синтезатор. На полу валяется так много проводов, что для меня удивительно, как парни ещё не разбили себе лица, спотыкаясь об них. В углу, недалеко от места отдыха, располагается небольшой столик с кучей пустых и полных банок пива, энергетиков, пачками чипсов, коробками из-под пиццы и прочей вредной еды. Здесь царит атмосфера пофигизма и творчества — именно то, что, по моему мнению, нужно для создания музыки. На поддонах сидят трое парней, а рядом с ними стоит Фрэнк, видимо, забыв обо мне. У одного парня в руках бас и банка пива, у второго — электрогитара с тянущимся из колонок проводом, а третий просто развалился на полу, куря, судя по запаху, траву. От них не веет дружелюбием. Кажется, они даже не заметили, что Айеро пришёл не один, сразу же вовлекая друга в разговор, в котором фигурируют совершенно незнакомые мне слова, из-за чего я начинаю чувствовать себе ещё более некомфортно. Я уже жалею, что решил прийти сюда. Я чувствую себя ужасно лишним и не вписывающимся в эту компанию. Желудок снова сводит от боли, усиливающейся в несколько раз из-за волнения. Лучше бы обожрался, а потом выблевал все в ближайшей кофейне, раздражая посетителей образовавшейся из-за меня очередью, пачкая туалет вонючей рвотой, издавая едва слышные сквозь шум воды мерзкие звуки. — Ты че в дверях стоишь? — спрашивает Фрэнк, заставляя компанию также обернуться в мою сторону. Они все машут мне в знак приветствия, и я в ответ неловко приподнимаю руку. Мы встречаемся глазами с Айеро, и я надеюсь, что этого хватит, чтобы объяснить ему, что сейчас происходит внутри меня. Он все понимает. Фрэнк подходит ко мне и чуть ли не за ручку ведёт к своим друзьям. Чувствую себя ребёнком на утреннике. Какой позор… Думаю, они уже презирают меня и тихо смеются с моей глупости, которая станет отличным поводом для шуток. Надеюсь, парням хватит ума не говорить их мне в лицо. — Это Джерард. — он кладёт мне руку на плечо, из-за чего мне становится немного спокойнее. — А это Нейл, — Айеро указывает на высокого парня с забавной стрижкой, у которого в руках электрогитара. — Тим, — он кивает на худощавого блондина в шапке с небольшой бородкой, довольно выдыхающего дым. Меня сразу же передергивает от его внешнего вида. Я тоже хочу быть худым, даже худее его. — И Джон. — Фрэнк показывает на полноватого парня с басом на коленях. — У нас ещё есть клавишник — Шон, но он где-то шароебится. — Решил парня помучать своими орами? — Джон усмехается, получая подзатыльник и возмущенное «отвали» от Айеро. — Ладно, располагайся. Трогай и делай, что хочешь, хуже точно быть не может. — Нейл встаёт вместе с гитарой, кинув мне банку пива, которую я почти сразу ставлю обратно на стол, и, направляясь к колонкам, начинает настраивать инструмент. Кажется, я был не прав, когда решил, что все присутствующие тут меня заведомо ненавидят. Они не проявляют излишней любезности, но я не могу сказать, что чувствую негатив с их стороны. Это скорее любезность из вежливости и присущий образу рок-звёзд пофигизм. Мне не становится комфортнее, но я стараюсь убеждать себя в том, что снова все преувеличил, начал волноваться и копаться в себе без повода. Я аккуратно сажусь на край матраца, стеснительно положив руки на сомкнутые коленки, все ещё осматриваясь по сторонам, с каждой минутой замечая все больше деталей. Двое других парней также отходят к колонкам, выслушивая жалобы Нейла о том, что ему срочно нужно заменить струны. Я молча наблюдаю за ними, пока оставшийся со мной Фрэнк не решает заговорить. — Ну, как тебе в нашем срачельнике? — он усмехается, подсаживаясь немного ближе ко мне, чтобы было удобнее разговаривать. — Тут круто. Атмосферно. Я люблю такие места. Это не просто гараж, в нем есть какая-то душа. — Вот это ты загнул, поэт, блять. — Фрэнк смеется, а я вновь чувствую, что сказал какую-то чушь. — Мне тоже тут нравится, правда, надо бы уже убраться, а то реально на свалку похоже. Ещё и воняет шмотками Тима. — последнее предложение Айеро специально выделяет интонацией и говорит громче. Тим показывает ему средний палец, продолжая его барабанной палочкой, таким образом посылая Фрэнка с удвоенной силой. Айеро в ответ мило показывает ему сердечко. — У меня тоже в комнате всегда бардак. — Творческий беспорядок. — наигранно поправляет меня Фрэнк. — Ладно, надо репетировать. — он подскакивает и бежит к друзьям. — С каких пор ты такой ответственный? — Джон усмехается. — А, ясно, хочешь произвести хорошее впечатление на дружка, да? — идиотское слово, я не дружок Фрэнка. — Ну, у тебя не получится. Джерард, тебя обманывают, обычно мы просто хуйней маемся. — я неловко улыбаюсь вместо ответа. — Иди нахуй. — говорит Айеро, подключая свою гитару. — Все, погнали. Они начинают играть, и я чувствую, как по коже сразу же бегут мурашки. Я очень люблю музыку, не могу представить жизнь без неё, но при этом никогда не был на концертах — боялся, поэтому, можно сказать, впервые ощущаю на себе живой звук. Я непроизвольно начинаю слегка улыбаться, а дыхание сбивается от сдавливающих грудную клетку чувств. Я ненадолго задерживаю взгляд на каждом из участников группы, отмечая то, с какой искренностью они играют. Видно, что это приносит парням невероятное удовольствие, они излучают бешеную энергию, которую невозможно не перенять. Конечно же, в итоге я останавливаю свой взгляд на центральной фигуре — Фрэнке. Он постоянно находится в движении: прикрывает глаза, мотает головой, приподнимает гитару или, наоборот, опускает, скрючиваясь. Айеро так кричит, что мне сложно разобрать слова, несмотря на то, что мотив песни я узнал. Мне хочется отвести взгляд, но я просто не могу. Я боюсь упустить каждое движение, обращая внимание на каждую деталь. Я не могу перестать пялиться на его длинные пальцы, быстро двигающиеся вдоль грифа, на то, как он хмурит брови, как улыбается и оборачивается к остальным участникам группы, не могу перестать пялиться на то, как подлетают его вьющиеся волосы, когда он поднимает голову, приоткрывая рот, на, кажется, переодически смотрящие в мою сторону глаза. Впервые за долгое время я не думаю о еде, я не чувствую боли в животе, напротив, какую-то необъяснимую легкость. Я бы хотел создать временную петлю, навсегда оставшись в этом гараже, наблюдая за игрой парней, если точнее — наблюдая за Фрэнком. Сейчас я понимаю, что не смогу отделаться от Айеро. У меня получилось перестать есть, потому что я ненавижу еду, я злюсь, когда вижу ее. А, когда я вижу Фрэнка, я, на самом деле, чувствую уют, которому так стараются помешать мои страхи и переживания, я хочу отпугнуть его, потому что боюсь того, что чувствую рядом. Я так долго жил с болью, что испытываю жуткий дискомфорт, когда в моей жизни происходит что-то хорошее. Я привык воевать с собственными мыслям, я привык ненавидеть себя и всех вокруг, поэтому каждый раз, когда мне становится немного лучше, мне кажется, что это просто затишье перед бурей. И я не уверен, сколько таких бурь смогу ещё выдержать. Что, если я дам Фрэнку спасти себя, а потом буду в конвульсиях захлёбываться в собственной крови от отравы, которую он мне подсыпет? А что, если я все придумал, и он не хочет меня спасать? Я ничтожество, и Фрэнк скоро узнает об этом. Мне не надо его отталкивать, потому что Айеро сам справится с этой задачей, когда увидит настоящего Джерарда Уэя.