Красавец и чудовище

Проснулся он не потому, что выспался, а потому, что решил, будто проспал. Истираль рывком подскочил на кровати, старые доски скрипнули, сам он покачнулся, спросонья не понимая, где находится и что происходит. Почему его не разбудило специальное заклинание, почему молчал ошейник и почему рядом нет Нилайи. Наконец эльф продрал глаза и вспомнил, что теперь все будет по-другому. Ронина никаких приказаний ему насчет утра не выдала, поэтому ошейник его и не разбудил. Какого-либо сигнального заклинания в комнате не было вообще. Истираль поднялся с кровати и подошел к плотно зашторенному окну. Вчера ему как-то было не до того, а утром полумрак не давал понять, то ли еще только светает, то ли уже полностью рассвело. Он отодвинул темно-коричневую штору из крепкой ткани, явно купленную у какого-то не слишком честного торговца, и выглянул на улицу. Едва светало. Солнце еще не взошло, башня была погружена в глухой предутренний сумрак, лес даже не колыхался от ветра. Темные искореженные стволы росли, будто высаженные по неясной ему схеме вдоль тропинок. Эльф поморщился — подобное издевательство над природой его коробило. Он задвинул штору и решил прогуляться до местного туалета, заодно и выяснив границы его нынешней «свободы». Как оказалось, он действительно мог беспрепятственно передвигаться по башне — все двери открывались сами, стоило ему подойти к ним почти вплотную. Входная дверь, разумеется, открываться отказалась, да ему и самому не сильно хотелось оказаться в заколдованном лесу в компании тех самых тварей, которых так тщательно потрошила Ронина. Что-то ему подсказывало, что в таком случае магичка его вряд ли будет спасать. Так что эльф благоразумно повернул к своей комнате, решив не искушать судьбу. Он лишь оглянулся на лабораторные столы в зале, но ошейник легким тычком напомнил ему, что к этому месту лучше не приближаться. Вот когда Ронина позовет, тогда можно будет подойти. Он вернулся в свою комнату и уселся на кровать, маясь бездельем. У Нилайи он с утра разбирал письма и магических вестников, варил ей бодрящие травяные чаи, помогал подобрать подходящие книги на день… А тут что делать? Приказаний нет, рекомендаций нет, магичка, скорее всего, еще спала. Истираль поднялся и побродил по своей комнате, меряя ее шагами. Полки, стол, стул, кровать и бочка над головой. Негусто, но и на тюрьму не похоже. Скорее, он себя чувствовал как зверь в клетке. Делать нечего, деть себя некуда, кормить не кормят… Ну разве что можно умыться, так даже полотенца нет. Эльф довольно хмыкнул и оглянулся на полки в надежде найти клочок бумаги, чтобы начать записывать свои нужды. Увы, ничего, кроме банок со всякой дрянью, там не было. Тогда он спустился ниже, обследовал закрытые шкафчики, но и там нашел лишь какие-то дощечки, старый разряженный амулет не пойми от чего и горсть засохших темно-красных ягод, слишком подозрительных, чтобы их есть. Решив не морочить себе голову, Истираль просто слегка умылся, оставив лицо и руки высыхать самостоятельно, и вышел в соседнюю комнату на поиски бумаги и пера. Там ему наконец улыбнулась удача — бумага нашлась на одной из полок. Пожелтевшая и весьма хрупкая, но все еще пригодная для письма. А вот пера и чернильницы не было нигде. Помыкавшись, эльф забрал с собой бумагу, благо насчет переноса вещей из одной комнаты в другую никаких указаний не было. После того, как он сложил норовящие рассыпаться листы на одну из полок так, чтобы хозяйка их увидела как можно позже, Истираль пошел к комнате Ронины и прислушался. Судя по тишине, магичка спала или же сидела очень и очень тихо, но так как ей не было никакого резона скрываться в собственной башне, то эльф отмел эти глупые мысли. Он уже было протянул руку, желая постучаться и, как обычно пожелать доброго утра и принять приказы на день, когда ошейник обжег болью — Ронина запретила входить в комнату. Черт побери, входить же, а не постучаться! Истираль задумчиво застыл у двери, раздумывая о том, что привычный распорядок, вдолбленный ему в голову за годы жизни с Нилайей, придется менять и очень быстро. Он вернулся к себе, порылся по закромах, опять ничего интересного не нашел, а лезть на верхние полки, на которых лежали какие-то покрытые толстым слоем пыли папки, не решился, поскольку боялся разбить банки с кишками. После такого ему Ронина точно голову скрутит. Он пошел исследовать башню дальше, решив, что раз нет ни приказов, ни запретов, то можно быть свободным. Самое интересное, конечно, было в зале, но туда ему соваться нельзя. Поэтому эльф поднялся на третий этаж, в котором была еще одна мини-лаборатория. Истираль с интересом посмотрел на длинную трубку телескопа, торчащую в окне. Ронина даже и не подумала закрыть окно, полностью надеясь на свои защитные плетения, хотя он бы не рассчитывал… Ладно уж, это не его дело. Если монстры сожрут его хозяйку… то сожрут и его тоже, так что… тут ничего уже нельзя было сделать. Эльф коснулся ладонью трубы телескопа, ощущая холод и гладкость металла. Сейчас, когда уже почти рассвело и утро вступило в свои права, смотреть в него было бессмысленно. Но вот ночью надо будет как-то заглянуть. На это не было запрета, а ему было очень любопытно взглянуть на звезды. У Нилайи никогда не было телескопа, да и вообще она никогда не интересовалась тем, что у нее над головой. Он испытал почти мальчишеский восторг от возможных приключений. Подумать только — это же целая история! Пробраться сюда тихонько ночью и заглянуть… посмотреть на небо, на звезды, на луны, на… да на все! Истираль медленно выдохнул, стараясь унять выпрыгивающее от восторга сердце. Сколько бы лет ни прошло, а он так и остался тем самым задорным мальчишкой, только теперь скованным рабскими узами. Но ведь… ему всегда было любопытно — что там, за облаками? Вот только жизнь постоянно тыкала его в то, что было под ногами. — А, вот ты где… — вместо приветствия произнесла Ронина, поднявшаяся наверх в старом толстом и теплом халате. Поутру в башне было довольно свежо — за ночь камень остывал. Истираль представил, каково тут будет зимой, и невольно поежился. — Не бойся, ругаться не буду. Я так и подумала, что тебе будет интересно сюда заглянуть. Он подвинулся и наконец смог разлепить губы: — Доброе утро. Ронина не обратила на это никакого внимания. Она причесала пятерней волосы и достала с полки толстую книгу. Внимательно посмотрела на виднеющийся рожок одной из лун, присела за стол и черкнула пару слов в книге тонким огрызком карандаша. Чернил он так и не увидел на столе. Похоже, Ронина предпочитала писать карандашами. — Я наблюдаю за лунными циклами, — пояснила магичка. — Тебе это в принципе знать не обязательно… но все же… — она рассеянно постучала карандашом по столу, словно потеряла нить размышлений. — Ладно, пошли, я тебя покормлю и будешь свободен. Можешь тут прибраться, — она обвела рукой комнату и пошла вниз. Истираль потащился за нею, уже понимая, что «прибраться» — слишком легкое слово для ее бардака. Учитывая, сколько барахла было свалено в углу… и вообще, разрешит ли она его выбросить или скажет перенести куда-то в подвал? От мысли о холодном, темном и сыром подвале башни, который здесь просто обязан быть, эльфа бросило в холодный пот. Он застопорился на крутой лестнице, с силой цепляясь за перила. Как и у всех представителей лесных народов, у него был выраженный страх замкнутых пространств. — Ну что там еще? — снизу спросила Ронина, уже спустившаяся к своим лабораторным столам. — Давай, иди быстрей. Истираль получил укол от ошейника, не слишком болезненный, но неприятный, и пошагал вниз на деревянных ногах. Ему показалось, что стены башни сжимаются вокруг него. Подумать только, стоило лишь представить проклятый подвал, как собственное сознание напомнило о годах плена, о тесной узкой каменной каморке, в которой он сидел целыми днями. О том, что порой вытворяли солдаты… Он забыл это за годы жизни с Нилайей, но сейчас память назло выбросила все эти картины, чтобы ему не так сладко жилось и спалось. Эльф спустился и подошел к столу, тому самому, на котором вчера Ронина колотила свое зелье. Сейчас стол был подозрительно пуст, а все необходимые склянки и горшки стояли на одной их полок, буквально вросших в стену зала. Он невольно покосился на второй стол, стоящий ближе к стене. Тот был металлическим, на тонких четырех ножках, со странными дырками по бокам, а еще слегка наклоненным. Чуть поодаль от стола был слив, как и в его комнате. Зачем бы это? — Слушай, ты какой-то… больной, что ли? — в голосе Ронины засквозило презрение. — Черт побери, эта сучка крашеная втюхала мне больного эльфа. Еще не хватало, чтобы ты тут подох. — Все в порядке, — затравленно выдохнул тот, стараясь побороть свой страх. Но мысли о подвале и ужасах в нем никуда исчезать не собирались. — Никогда мне не ври! — Ронина наставила на него тонкий палец с длинным отросшим ногтем. — Это еще одно правило нашей с тобой развеселой жизни. Я не смогу помочь тебе, не зная правды, а ты можешь пострадать, если эту правду утаишь. Итак, спрашиваю еще раз — что с тобой случилось? Истираль тяжело вздохнул, глядя в потемневшие глаза магички, получил пока еще слабый укол от ошейника и наконец разлепил непослушные губы. — Мне страшно… я боюсь замкнутых пространств… после плена. — Отлично, просто прекрасно! — воздела вверх руки Ронина и обдала его взглядом, полным презрения. — Ладно, приму к сведению. Ты решил, что тебе нужно из вещей? Эльф опустил глаза и стал медленно диктовать: — Запасная одежда и сапоги, мыло, полотенце… и гребень, — он смущенно потянул себя за прядь волос. — О, это я могу организовать хоть сейчас, — Ронина прошлась у стола, надиктовывая нужное заклинание переноса и задавая в указанные параметры все необходимое. На столе появился комплект эльфийской одежды, вытащенной из комнаты какого-то лорда, не иначе, большой брусок мыла, белое полотенце из льна и длинный гребень с синим камнем посредине. Заклинание нашло все, указанное в параметрах, и растворилось само собой. Ронина подала вещи эльфу. — Пользуйся. Можешь переодеться прямо сейчас. Я пока сделаю тебе завтрак. Веник и щетка для уборки пола в кладовке, как поешь — займешься. Вещи не выбрасывай, я превращу их во что-то нужное, когда будет нужда. — Переодеться здесь? — выпалил Истираль, чувствуя, как щеки горят огнем. — Можешь сходить в сортир, — фыркнула Ронина, и эльф сорвался с места, будто его ужалили. — Ишь, какие мы нежные! Переодетый и уже успокоившийся, он вернулся назад в зал и нерешительно замер, глядя на появившуюся на столе еду. Ронина не заморачивалась ни этикетом, ни правилами приличия, просто отодвинула часть своих бумаг со стола и расставила тарелки. — Ну что стоишь? Иди поешь, — буркнула она, глядя на замявшегося светлого. Лучше бы это был дроу. Или какой-то обычный человек. С ними было в разы легче управиться, чем с самовольным и странным светлым эльфом. Магичка раздраженно фыркнула, глядя на своего нежданного сожителя, но молча подала ему ложку и уткнулась в свою тарелку. Истираль ел какое-то рагу, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, и думал о том, как же он ничтожен, раз не может даже предугадать, что будет дальше. — Значит, так, — быстро закончив свою трапезу, начала Ронина, — сегодня я буду занята достаточно сильно, чтобы с тобой возиться. Поэтому ты доешь и возьмешь в кладовке все необходимое, чтобы вымыть третий этаж. Телескоп не сдвигай, просто вытри. Сюда спускаться крайне не рекомендую… еду я тебе оставлю в твоей комнате, дальше разберешься. — Я могу спросить? — эльф поднял затравленный взгляд от тарелки, пытаясь понять, какие границы установила магичка в их общении и как правильно реагировать на ее приказы. — Спрашивай. — Чем вы занимаетесь? Увидев отголоски гневных искр в глазах, Истираль сжался на стуле, словно бы готовился к удару бича. — Не подумайте, я не собираюсь выдавать ваши тайны кому бы то ни было! — почти выкрикнул он. Ожидание боли мучило едва ли не больше, чем сама боль. Но ошейник молчал, молчала и Ронина, лишь тяжело дышала, словно бы сдерживалась, чтобы не ударить его. — Я изучаю мутации местной живности. Влияние моей темной магии на животных и растения. Если ты еще не понял, — она скептически хмыкнула и поджала губы, будто вопрос эльфа показался ей оскорбительным. — Тебе это действительно может быть неприятно, поскольку ты светлый… — она недовольно постучала ложкой по столу, словно от этого ей легче думалось. — К тому же после мутаций у некоторых животных отрастают весьма занимательные железы или органы, содержащие не менее интересные компоненты, яды, лекарственные вещества и ихор. Как ты знаешь, ныне маги слишком закостенели в своих предрассудках и более не проводят масштабных исследований. И поскольку они не изобретают ничего нового, то постепенно забывают все старое. А мир не стоит на месте… — Ладно, это все лирика, — Ронина вздохнула и поднялась из-за стола. Истираль бросил в рот последний кусок и тоже подхватился, будто бы стул хотел откусить его драгоценный зад. — В общем, я ищу все интересное, что может быть. Новые ингредиенты для новых зелий. Новые заклинания для подчинения или дрессуры этих монстров. Новые способы заставить магию жить и шевелиться. Как ты знаешь, стоячая вода рано или поздно превращается в болото. Эльф кивнул, уже примерно понимая, к чему клонит хозяйка. Она пыталась шевелить то, что медленно умирало в их мире. Пожалуй, если раньше она была заурядной студенткой, как можно было счесть из их разговора с Нилайей, то теперь являлась едва ли не самой сильной магичкой в стране. А все потому, что орден магов окончательно сел на зад и стал заниматься интригами и политикой вместо магии. Возможно, в чем-то Ронина и была права. Она пыталась хоть так толкать науку вперед. Но что толку… — Но зачем это делать, если ваши труды никто никогда не увидит? — резонно спросил он. — А это уже не твоего ума дело, — ухмыльнулась Ронина. — Я пока что умирать не собираюсь, как не собираюсь и шевелить зажравшуюся кодлу. Но очень скоро моему зверью станет тесно в этом лесу. И тогда посмотрим, как запоют господа маги. — Ты не бессмертна! — вспыхнул эльф. — Никто не бессмертен, — на губах Ронины заиграла безумная и отчасти злобная улыбка, а ошейник здорово кольнул кожу эльфа, заставляя отправиться работать. — Время нас рассудит. Истираль молча взял в кладовке появившееся большое железное ведро, несколько разнокалиберных тряпок и швабру с длинной ручкой. Вчера этого всего здесь не было, но он старался не удивляться, поскольку мощь Ронины позволяла если не создать, то украсть что угодно и откуда угодно. А где-то хозяева будут безуспешно вспоминать, куда же дели свое ведро… Поднявшись на самый верх в обсерваторию, эльф даже порадовался, что будет предоставлен сам себе без контроля со стороны Ронины. Правда, уборщик из него был так себе. Он никогда и подумать не мог, что из воина и доблестного защитника своего леса превратится в раба, который будет сначала постельной игрушкой, а после и вовсе полотером. Но что поделать… лезть в постель к Ронине пока было выше его сил. Нет, такой вариант отметать не стоит, в конце концов она живая здоровая женщина, сидящая взаперти долгие столетия. Рано или поздно она поймет преимущества наличия в ее доме мужчины. Если она, конечно, не по женскому полу. Но все же… Натирая до блеска телескоп, Истираль думал, что пока никак не сможет приблизиться к хозяйке именно с этой стороны. Во-первых, потому что она внушала ему дикий страх, граничащий с ужасом, хотя и была достаточно привлекательна на вид. У него попросту не встанет на это чудовище. Во-вторых, потому что чувства к Нилайе еще жили в его душе. Он действительно любил свою прошлую хозяйку. Они прожили бок о бок двадцать лет, они прошли через многие испытания и даже попытались пойти против ордена магов, но все же не справились с его мощью. И теперь он вынужден драить гребаные полки в башне в самом центре темного леса, вокруг которой бегают неизвестные науке и магам монстры. Пожалуй, это самое худшее, что могло произойти в его жизни. Лучше бы убили, честное слово… Истираль работал пусть и неумело, но добросовестно. Вскоре он справился с пылью и убрал весь хлам в отдельную кучу. Если уж Ронина хотела во что-то превратить весь мусор, то пусть превращает. Он осмотрел осколки старой банки, валяющиеся под столом, и печально вздохнул, чувствуя себя просто каким-то отбросом. Было бы неплохо случайно выпасть из окна… вот только ошейник не оценит такой мысли. Еще чего доброго придушит заранее… Проклятый артефакт легким сжатием предупредил, что таки придушит. Будь проклят тот, кто придумал эти магические оковы! Эльф бессильно стукнул кулаком по столу и сбросил осколки в общую кучу. Нет, ну в самом деле, кто-то же давным-давно додумался сделать эти ошейники, буквально врастающие в раба с годами. Сначала они просто заставляют повиноваться приказам хозяина, но с годами уже или раб сам привыкает все исполнять по высшему разряду, или же ошейник подключается к его энергетическим потокам и считывает любые поползновения и желания. В случае Истираля было два в одном — он всегда угождал Нилайе, а ошейник не давал возможности ослушаться. Теперь же он понятия не имел, что делать, а потому мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Быть послушным и покорным, а больше ничего и не оставалось. Закончив с уборкой, он ссыпал весь мусор в найденный в каком-то закутке мешок, судя по запаху, из-за под каких-то заморских приправ, поскольку местные специи эльф знал. Он прошелся по чистой обсерватории, осмотрел результаты своего труда и устало плюхнулся на табурет, желая отдохнуть. Непривычное к подобным нагрузкам тело протестовало, хотя и подстраивалось в меру своих возможностей. Все же эльфам повезло иметь более гибкие кости и суставы, чем у людей. А еще повезло с крепкими мышцами и более активной нервной системой. Вот только она же частенько подводила дивный народ — не имея смысла жить, многие эльфы чахли от тоски и скуки и умирали. Просто так, потому что их ничто не привлекало и ничто не волновало. Фактически, они теряли интерес к жизни. Ему такое не грозило. Ошейник вполне способен простимулировать любые нервы через энергетические каналы и заставить его испытывать хоть что-то, чтобы он жил. Истираль спустился в свою комнату, съел остывший обед — Ронина наверняка его создала сразу после завтрака — и пошел отчитаться о проделанной работе. Прошло уже достаточно времени, чтобы магичка закончила свои опыты, а потому он счел, что вполне можно показаться ей на глаза.