Красавец и чудовище

После случившегося Истираль позорно сбежал в свою комнату, а магичка его и не останавливала. Похоже, ей хватило возни с ним на некоторое время, поэтому он смог закрыться у себя и вдоволь пострадать аж до тех пор, пока не уснул. Проснулся эльф намного позже, чем обычно. Солнце уже полностью взошло и светило ему прямо в окно, пуская зайчики по стенам и полкам. Никаких приказов на этот день у него не было, как и на все предыдущие, поэтому Истираль тоскливо взглянул на окно и уныло уткнулся носом в матрас, стараясь не думать о том, как вчера облажался. Он и правда не хотел причинять Ронине неудобств, просто так вышло. Впрочем, долго страдать и копаться в душе у него не вышло — природа позвала в сортир. Идти по пустой башне было действительно неловко. Эльф понял, что ему не хватает людей или хоть каких-то разумных существ. Сейчас он был бы рад и гному, и даже завалящему гоблину, если бы они каким-то чудом оказались здесь. Но увы, Ронина еще спала, а больше в башне вообще не было ничего живого, даже пауки не плели свои сети по углам, разогнанные магией. Умывшись и приведя себя в порядок, он подошел к столу и тоскливо взглянул на стоящие на нем банки. Похоже, Ронина вчера хорошо поработала и сегодня выползет не раньше полудня. Магичка рассортировала все собранные ингредиенты в соответствующую тару, все подписала вплоть до даты и времени сбора, некоторые цветы измельчила в ступке и превратила в кашицу, добавив каких-то зелий. Все это стояло на столе в строго определенной последовательности, так что трогать ее работу он не решился, справедливо опасаясь ругани. А ругаться Ронина умела. Вот только делала это как-то… душевно. Или ему это показалось? Вспомнив свою вчерашнюю оплошность, он хлопнул себя ладонью по лицу, стараясь не думать о произошедшем. А ведь она и правда красивая… ну или просто симпатичная, этого не отнять. Вот только холодная как лед и равнодушная. И вот это-то задевало его больше всего. Не то, что он показал себя в неприглядном свете, а то, что магичка отреагировала на его слова как на бред помешанного, хотя он говорил правду. Но что еще она могла подумать, если он сам нанюхался пыльцы? Истираль и правда не помнил, как повязка спала с его лица. Возможно, он зацепился за какую-то ветку или случайно почесался. Да мало ли, что могло произойти такого, чему он не придал значения? Эльф опустился на стул и грустно подумал о том, что такая жизнь слишком сложная для него. Он привык, что лесу стоит доверять, что лес его родной дом, а тут он ходил по лесу, как по вражеской территории, где каждая букашка норовит тебя сожрать. И считал это противоестественным и противным самой природе, самой жизни. Ронина была сильной магичкой, этого у нее не отнять. Вот только сила ее темная, злобная, смертельная… Внезапно он подумал, что хотел бы обратить все вспять. Показать ей, как на самом деле должен выглядеть лес, как красив он в ярком солнечном свете, а не то, что эти корявые стволы, даже на свету похожие на фантазию психически больного человека. Он бы с радостью отвел ее в эльфийский лес, дал послушать сладкое пение птиц, показал бы прекрасные пышные цветы всех возможных расцветок, пахнущие приятно и совершенно не одурманивающие… Познакомил бы со своими друзьями, если они еще живы. Возможно, с семьей, если они тоже живы. В конце концов, было бы неплохо обратить ее на сторону света… Но увы, это просто невозможно. Вспоминая прошлое, он сам не заметил, как начал намурлыкивать песенку, сначала тихонько, а потом все громче и громче, пока не понял, что поет во весь голос, стараясь разогнать тишину башни. Эльф пел о красоте лесов, о сладких фруктах, падающих с деревьев в руки, о красивых женщинах, таких недоступных и гордых, но таких любящих и преданных. О сильных воинах, защищающих свои земли. О мудрых правителях, живших тысячи лет назад. И о том, что уже ничего из этого не вернуть. Старые песни сами собой просились на язык, слова сами слетали с губ, заставляя улыбаться и плакать, чувствовать тоску и одновременно гордость за свой народ, за то, что они боролись, они пытались, они хотели что-то сделать. Просто их сил не хватило, чтобы защитить леса, сберечь наследие предков, спрятать красивых женщин, убрать с глаз людей драгоценности и ценные породы деревьев. Им не хватило коварства, злости, ненависти к людям. Не хватило могущества всех магов и всех правителей. Им не хватило времени, чтобы осознать, что мир изменился, и теперь им правили жадность, злоба, жестокость и кровавые войны. Эльфы слишком закостенели в своих представлениях о мире, и когда мир изменился, а расстановка сил стала не в их пользу, было уже слишком поздно что-то менять… — Какого дьявола ты воешь? — раздраженный голос Ронины раздался сверху. Истираль оглянулся — магичка стояла на ступенях и куталась в широкий балахонистый халат, заляпанный подозрительными пятнами. Почему-то она была босая, и ему подумалось, что ей наверняка холодно стоять босиком на каменных плитах. — Я пою, — ответил он, даже не думая обижаться. Растрепанная Ронина выглядела как-то беззащитно, а в сонных глазах плескалось лишь легкое раздражение. — Мне стало так грустно и одиноко… — Да пой, ради всех проклятых богов, только не с утра! — магичка наконец поняла, что что-то не так, наколдовала себе теплые пушистые тапки, обулась и спустилась вниз. Она подошла к столу, придирчиво осмотрела его содержимое, не нашла, к чему придраться, и щелчком пальцев зажгла в печи огонь, тем самым сразу сделав атмосферу в зале намного более уютной. Эльф смотрел на нее во все глаза, понимая, что его почему-то не гонят. И работы не дают. Вообще, разобраться с тем, чего от него хочет Ронина, было сложно. В данный момент она явно больше всего на свете хотела спать, что ясно читалось на ее слегка помятом лице. Сейчас магичка не казалась грозной или страшной, она была обычной заспанной женщиной, с отпечатком уголка подушки на щеке и слегка растрепанными черными волосами. Она казалась… домашней? — Что смотришь? — разрушила идиллию Ронина. — Жрать будешь? Светлый решил, что она милая лишь тогда, когда не открывает рот, поскольку говорила магичка всегда грубо, а быть может, просто отвыкла от всех этих тонкостей этикета. — Буду, — кивнул он, решив, что это не его ума дело. Хочет быть грубой и казаться неотесанной деревенщиной, то на здоровье, пусть ругается, лишь бы не делала ничего плохого. — Ну и умница, — магичка аккуратно перенесла силовыми захватами банки на полку, тем самым освободив стол, и наколдовала какое-то замысловатое кушанье на большом овальном светло-зеленом блюде. Эльф недоверчиво покосился на это добро и спросил: — С каких пор ты стала таскать с королевского стола диетический паштет? — Вот дерьмо! — ругнулась Ронина, взглянув на свое приобретение. — Раньше этот старый хрен жрал по утрам очень вкусные вещи. — Паштет же и правда цветом и консистенцией был больше похож на содержимое туалета, а не на еду. — Насколько я помню, у него проблемы с печенью, и лекари посоветовали питаться паштетами из куриной и утиной печенки, чем это, собственно, и является, — Истираль указал пальцем на блюдо, решив, что раз здесь никакого этикета нет, то и ему можно расслабиться. — Проклятье, у меня-то с печенью все в порядке. У тебя, надеюсь, тоже? — магичка убрала блюдо туда, откуда взяла, и задумалась. — Я совершенно здоров, — ответил эльф, глядя на то, как ее пальцы выплетают новое колдовство. Темная сила взметнулась между ее рук, нити заклинания заскользили и сплелись в сложный узор, который медленно растворился в воздухе. — Теперь у нас будет нормальная еда. Не королевская, но я надеюсь, ты ничего против меню графа Силерина не имеешь? — спросила она, серьезно взглянув на эльфа. — Я такого не знаю, — покачал головой тот и в ответ получил в воздухе портрет дородного толстячка с намечающейся лысиной. Но даже внимательно его рассмотрев, лишь покачал головой, не признавая нового графа. — Мы с Нилайей слишком давно были при дворе. — Оно и понятно, — буркнула Ронина и поставила на стол новые блюда: большой мясной окорок, несколько лепешек с разной начинкой и большую тарелку пирогов. — Теперь мы будем есть то, что ест граф. — Ты что, воруешь со столов еду? Сначала у короля, а теперь у графа? — возмущенно спросил Истираль, глядя на наколдованное. — За кого ты меня принимаешь? Я тебе шарлатанка какая? — в глазах магички вспыхнул огонь и переметнулся жаром на щеки. Обвинение в воровстве задело ее за живое. — Я честная изобретательница, а это заклинание копирования! Оно копирует любое блюдо и доставляет мне сюда телепортом. Не хватало еще объедки с барских столов жрать! Эльф пристыженно опустил взгляд, понимая, что позволил себе лишнего. Сейчас она имела полное право наказать дерзкого раба. Но почему-то удара так и не последовало. Молчал и ошейник, никак не реагируя на хозяйский крик. Лишь звякнули упавшие на стол ложки и ножи. Ронина молча отрезала себе кусок мяса, сунула в рот и принялась жевать с таким видом, словно бы Истираля здесь рядом вообще не было. Она смотрела сквозь него как сквозь пустое место, что для эльфа было вдвойне обидно. Нет, он сам виноват, ляпнул первую пришедшую в голову глупость… — Извини меня… — тихо прошептал он, понимая, что Ронина все равно никогда не пойдет на мировую первой. — Я не подумал. Просто многие маги… — Я не многие, — оборвала его магичка и сунула блюдо ближе к нему. — Давай ты перестанешь сравнивать меня со старыми пердунами и шарлатанами. Научись видеть истинную магию. А теперь жри. Молча. Нарушить приказ эльф не смог и действительно молча съел и вкусное мясо, и лепешки, и даже пару пирожков. Открыть рот он смог только после того, как полностью насытился. — Я постараюсь исправиться, — поправился он, глядя на то, как на столе появляются бокалы с темным напитком. — Извини, конечно, но… спиртное с утра как бы… — Истираль, если ты не угомонишься и не прекратишь навязывать мне правила высшего общества, я прикажу твоему браслету заткнуть тебя на год. В следующий раз — на два года. И так далее. Чем чаще ты будешь болтать ерунду, тем дольше будешь молчать. Я понятно объясняю? — Ронина пристально взглянула на ошарашенного эльфа и довольно кивнула сама себе. Огонь в ее синих глазах уже поутих, но порой все еще мелькали далекие крохотные искорки, напоминая, что магичка может взорваться в любой момент, и тогда наказание будет жестоким. — Да, мне все понятно, — наконец выдохнул он и сам ухватился за предложенный бокал. — Это не вино, — после первого глотка заявил эльф. — Это пунш, — ответила Ронина. — Неплохое начало утра. И на будущее запомни — в моем доме я делаю то, что мне хочется. И ты будешь делать как то, что мне хочется, так и то, чего хочется тебе. Если я хочу пунша утром, то никто — ни ты, ни короли, ни боги не запретят мне выпить его. Если я хочу нормальной еды, то я добуду ее. Если я хочу спать, то я буду спать. Кстати да, пой, будь добр, в другое время суток. Можешь ночью, такой вой будет вдохновлять меня препарировать грызней быстрей. — Я… ладно, хорошо, — Истираль не стал спорить, допил свой бокал и отставил в сторону. Ронина тоже быстро доела, тем самым завершив трапезу. А потом началась магия. Эльф наконец увидел, откуда у нее берутся стеклянные банки такой необычной формы. На самом деле никакого стеклодува не существовало — она превращала в банки всю лишнюю посуду. Он почти круглыми глазами смотрел на то, как блюда и бокалы сами собой пляшут на столе, превращаются в единую слитную комковатую массу, а потом медленно и плавно, будто танцуя, вращаются и становятся той самой прозрачной стеклянной банкой с широким горлом. Ронина что-то довольно буркнула и отставила получившуюся банку в сторону, одним движением уничтожила оставшуюся белую крошку и победно взглянула на эльфа. — Трансмутация, друг мой, — пояснила она. — Превращение одних веществ в другие вещества, изменение материи благодаря магии. — Я никогда ни у кого такого не видел, — согласился тот. — Нилайя никогда не колдовала так. А ты колдуешь как дышишь. — Она не умеет и уже никогда не научится, погрязнув в пеленках и детских соплях, — отрезала Ронина и тем самым испортила эльфу настроение, поскольку тот вспомнил, что теперь его любимая женщина замужем за другим, будет рожать ему детей и стараться жить так, будто она примерная жена и мать. — А я этому училась двадцать лет. Это намного дольше, чем осваивать телепортацию, и намного труднее, чем таскать с чужих столов копии блюд. — Я понял тебя, — он вздохнул, стараясь не показывать своей боли, но лицо само собой скривилось в гримасе. — Ладно, проехали, — Ронине тоже не хотелось вспоминать потерянную уже навсегда подругу. Как бы то ни было, а жизнь их все-таки раскидала окончательно. Теперь Нилайе никогда не вырваться из супружеского заточения, а ей никогда не встретиться с той, которая единственная не полностью от нее отвернулась. Магичка сидела и думала о том, что им всем не повезло. А она еще дешево отделалась. Да, она настроила против себя всех магов, всех королей, вообще всех, кроме самых отбитых разумных… но у нее хотя бы был дом, свобода, заколдованный лес с мутантами и дурная репутация, которая ее защищала ничуть не хуже, чем сами мутанты. Ее боялись. Ее проклинали. Ею пугали маленьких детей. Все беды, случившиеся в королевствах, приписывали ей, хотя ей было глубоко наплевать на селян с их сдохшими коровами или невзошедшим зерном. — Ладно, план на сегодня такой, — наконец решила она, подняв взгляд на эльфа. — Мы идем к гномам продавать зелья и покупать инструменты. — К гномам? — тот ошарашенно вздохнул, понимая, что Ронина хочет его окончательно угробить. — Ну да, а к кому же еще? Гномам плевать на мою репутацию, лишь бы продавала то, что им нужно, или выгодно менялась. Они, между прочим, тоже болеют, получают раны или увечья в своих подземельях. Им тоже нужны зелья и некоторые вещи. — Они меня там убьют. А здесь меня убьет ошейник, — похолодел Истираль, понимая, что оказался между двумя смертями, и какая из них была предпочтительнее, он не знал. — Не убьют, — отмахнулась Ронина. — Я светлый эльф, — он покачал головой. — Ты просто не знаешь, как гномы нас ненавидят из-за старых войн. Уже прошло много столетий, а эта вражда так и не выветрилась, она просто в крови. — Ой, не морочь мне голову, сейчас все решим, — магичка кивнула на стол, и на нем появился большой молочно-белый стеклянный шар. Истираль с любопытством взглянул на новинку, решив, что шар раньше хранился в комнате магички, поскольку раньше он его не видел. Тем временем Ронина положила обе ладони на шар и склонилась к нему так близко, будто хотела нырнуть в блестящие переливающиеся белые глубины. Блеск шара заворожил и эльфа, он тоже подался вперед, скорее инстинктивно, чем по приказу ошейника или хозяйки. Наконец шар помутнел, в нем сначала появились какие-то контуры, а после и четкое изображение. Магичка отстранилась, не отрывая рук от шара, и внимательно всмотрелась в его глубины. — Мастер Торигейд, отзовись, — достаточно громко, но не резко произнесла она. — Кто тут? — обладатель хрипловатого голоса от неожиданности наверняка подскочил. Легкие нотки нервозности прозвучали в его словах. — Это Ронина. Я приготовила зелья в срок, как заказывали, — голос магички стал более мягким, почти ласковым. Истираль удивился этому, поскольку обычно она говорила совсем не так доброжелательно. Или же она плохо относилась только к нему одному? — Ох ты ж… — гном наконец поднял шар и стало ясно, что тот лежал в небольшом резном сундуке. На вид этот гном ничем не отличался от своих сородичей — был он широкоплечий, с густой черной шевелюрой и бородой. Сама борода оказалась заплетена в кучу мелких косичек, украшенных на концах какими-то знаками отличия. Одежда его оказалась простого покроя, удобной и крепкой. Эльф вздохнул. Наверное, сейчас этот бородач взбунтуется против такого гостя, но похоже, тот видел лишь лицо Ронины. — Когда вам будет удобно их доставить? — просто спросила магичка. — Мне нужно все правильно упаковать и собрать. — Да хоть и сегодня, — Торигейд почесал макушку, едва не выпустив шар. — Да, думаю, после обеда я буду свободен. Чего желаешь взамен — ту самую пилку али чего душа желает? — Пилку, уважаемый мастер, — согласилась Ронина. — Только у меня проблема. Со мной будет мой раб. Он из народа светлых эльфов, — она повернула шар так, чтобы гном мог увидеть Истираля. Эльф покорно откинул прядь волос, чтобы лучше показать ошейник. — Однако, дела… На кой ляд тебе этот ушастый доходяга? Если тебе нужно что-то починить, то я с радостью выделю парочку крепких ребят, — гном пожевал губу вместе с бородой, раздумывая о сложившейся ситуации. — Я его не выбирала, это мне подруга подогнала подарочек, — печально произнесла магичка. — Бросить его дома нельзя, поскольку его задушит ошейник. — Что ж… я сам тебя встречу, без посторонних. Постарайся сделать так, чтобы этот парень ничего не натворил по дороге. И ничего не разбил. Наше соглашение в силе? — на всякий случай уточнил гном. — Конечно в силе, мастер Торигейд, — кивнула Ронина и обернулась к Истиралю: — Слышал? Чтобы ты вел себя тише воды, ниже травы. И чтобы у гномов не случилось никаких неприятностей из-за тебя и твоего длинного языка. Эльф кивнул. — Надеюсь, языком он может не только болтать, — хохотнул гном, вогнав бедного эльфа в краску по самые уши. — Ну что ж, жду после полудня в нашем приемном зале. И без глупостей. Ронина отняла руки от шара и облегченно вздохнула. — Вот видишь, все не так страшно, как ты думал. Нас встретит мастер Торигейд, заберет зелья, даст мне инструменты, и все, — она запнулась, взглянув на смущенного Истираля. — Так, хватит краснеть, как девственница! Ты там с Нилайей ребенка настрогал, неужели до сих пор невинным остался? Эльф помотал головой. — Я не ожидал такого от гнома, — пояснил свое смущение он. — Плюнь и разотри. Это гномы. Они всегда болтают то, что думают, с теми, кто не чужой им. Ты для него придаток ко мне, а меня он знает отлично за столько лет. Мы ни разу не подводили друг друга, не подведем и теперь. А сейчас пошли, поможешь мне собраться. Ронина поднялась из-за стола, сгребла в подмышку шар и пошла наверх, даже не обернувшись на эльфа. Ей предстояло сложить разрывные и огненные зелья так, чтобы ничего не разбилось, не вылилось и не изошло паром. А эльфа можно будет приспособить складывать лечебные и что-то такое же простенькое.