Красавец и чудовище

С утра Ронина проснулась в не слишком хорошем настроении, которое тут же еще более ухудшили непонятные завывания. Как оказалось, эльф исполнил ее просьбу не выть по утрам весьма своеобразно — он теперь выл на третьем этаже, выдраивая лестницу сверху донизу. Возможно, его подтолкнул на это ее вчерашний плевок, а возможно, ему просто было скучно, как бы то ни было, а он все равно продолжал петь. Ронина бы согласилась, что пение таки мелодичное и даже, скажем, приятное, но разбуженная по утру не сколько этим пением, сколько позывами в сортир, она пребывала в довольно паршивом состоянии. — Я его когда-нибудь выпотрошу, — пообещала она сама себе, ворча под нос, чтобы эльф не слышал, а то больно уж уши длинные, черт его знает. Ронина знала по себе — если утро не задалось, то и весь день пойдет насмарку. И вчерашний день это подтвердил капитально. Она всего лишь выполнила заказ гномов и даже не думала, что ей придется снимать проклятие темного мага и бороться буквально за каждую жизнь. Это ее раздражало. Сегодняшний день тоже начался не слишком приятно и кто знает, как он пройдет. — Доброе утро! — улыбкой ушастого недоразумения можно было освещать столичные улицы. Ронина запахнула свой теплый халат и буркнула то ли приветствие, то ли проклятье. Впрочем, силы она в него не вливала, поэтому ее слова так и остались просто словами. После вчерашнего ей меньше всего на свете хотелось тратить свой резерв на всякую ерунду. — Кончай выть, пошли жрать, — она махнула рукой вниз, приказывая эльфу спуститься в залу. — С гномами ты была более вежливой, — упрекнул ее Истираль, но убрал ведерко с водой и тряпку и пошел по команде, как бравый солдат. — С гномами я дружу почти столько же, сколько здесь живу, — отрезала Ронина, — они мне помогают выжить, а я им. И как видишь, от этого союза они выигрывают. Им плевать, темная я или светлая, главное, чтоб зелья колотила и детей лечила. А ты у меня еще и месяца не прожил и даже не доказал свою полезность, чего перед тобой расшаркиваться. — Я правильно понял, что если проживу у тебя лет триста, то ты тоже будешь ко мне вежлива? — уточнил Истираль. — Ты сначала проживи, — отрезала Ронина и подошла к столу в зале. Она подумала о том, что этот ушастый слишком много себе позволяет в последнее время. Пользуется ее добротой и щедростью, хотя на самом деле должен уже понять, что даром ничего не бывает. Но разбираться с заскоками эльфа магичке хотелось меньше всего на свете, поэтому она просто выдернула на стол завтрак того самого несчастного графа и буквально упала на стул. После вчерашних упражнений в снятии проклятий аппетит у нее проснулся просто зверский, так что обильный завтрак из поджаренного хлеба с большими пластами мяса и отличной жареной яичницы оказался как нельзя кстати. Но тут Ронина принюхалась, а заодно оглянулась на пульсирующий на пальце перстень и чертыхнулась. — Подожди, — он одернула уже занесшего над тарелкой ложку Истираля и внимательно всмотрелась в еду, буквально разбирая ее на составляющие магическим зрением. — Там отрава. Кому-то наш доблестный граф Силерин помешал своим существованием, — в подтверждение ее слов под обезвреживающим заклинанием еда превратилась в склизкие зеленые и совершенно неаппетитные комки. Истираль скривился — он как раз даже не почуял яда. Значит, варил кто-то добрый и светлый. Возможно, с наилучшими намерениями. Вот и уважай этих магов. Сам-то он орден и так не жаловал, а уж после такого… — Ладно, я сегодня добрая, — заворчала Ронина, и светлый эльф подумал, что если это она добрая, то какая же она злая? — Поэтому я пожалею доблестного графа и предупрежу его об опасности, — перед нею открылся портал, показавший как раз искомые блюда, уже расставленные на подносе, и отвернувшуюся за чашкой служанку. Ронина запустила силовой импульс через портал, и поднос упал на пол, звякнула и рассыпалась на осколки посуда, заскакал по полу кусочек хорошо прожаренного мяса. Служанка подскочила и обернулась, но портал уже закрылся, а сама Ронина достала пресловутый паштет, на этот раз овощной, проверила на яды и лишь тогда разрешила есть. Увы, выбирать было особо и не из чего. Пока Истираль глотал, не жуя, жидковатый паштет с морковью и зеленью, магичка быстро надиктовывала перу письмо, попутно давясь завтраком короля. — Итак, граф Силерин получит письмо от доброжелателя, — она сколдовала конверт и сунула туда исписанный мелким почерком лист бумаги. — Надеюсь, он прислушается к моим словам. А еще надеюсь, что пожелает купить какой-нибудь амулет от ядов наподобие моего, — она указала на перстень, светящийся ровным зеленым светом. Дегустаторы короля не даром хлебали жидкий паштет — отравы не было нигде. — Зачем травить безобидного толстяка? — спросил эльф, доев свою порцию. Ронина сначала пережевала, а после ткнула в его сторону ложкой. — Затем, что он обладатель весьма прибыльного надела с серебряными рудниками, притом он не просто сидит на попе ровно, но еще и пытается улучшить их добычу, скупает ценные бумаги, которые ныне стали слишком популярны, потому что богатенькие придурки профукали настоящее золото. А еще у него красивая жена и пока нет детей, так что тот, кто женится на вдове, получит себе и территорию, и женщину, и деньги, а возможно, и титул, я сейчас уже не знаю, как там с этими родословными, — она пожала плечами и взглянула на эльфа достаточно пристально, так, что тот невольно поежился. — Ты же больше меня варился в этой кухне, неужели не знаешь? — Знаю, но не все. Рабов не допускали до… настолько тонких материй, — ответил Истираль, грустно глядя на еще половину блюда с паштетом. Зная лень его хозяйки, то он предположил, что это их сегодняшний обед, а возможно, и ужин, если Ронине самой не надоест жевать пресный овощной паштет. — Ладно, на сегодня план такой, — магичка взмахнула ложкой, очерчивая круг. — Мы с тобой ловим очередного гада… кого словим, в общем. Я его потрошу. А ты поможешь мне с зельями, раз уж так хочешь стать своим. Ты же действительно хочешь мне помочь или это всего лишь действие ошейника? Под колючим взглядом синих глаз Истираль съежился и попытался не опустить взгляд. Получилось плохо — он почти сразу сдался и стал смотреть на собственную ложку, испачканную паштетом. — Я хотел бы быть полезным, — выдавил он, с трудом протолкнув вставший в горле комок. Проклятье, почему она так его пугает? И только ли это вбитый в самую душу рабский страх? — Отлично, тогда пошли, наденешь все то же, что и прошлый раз, на улицу, — магичка указала на шкаф, где уже появился тот крепкий костюм и повязка на лицо. Истиралю ничего не оставалось, как повиноваться. В этот раз они наловили змей — красных, желтых, зеленых, ядовитых и не очень. Хотя Ронина сказала, чтобы он не обольщался и считал ядовитыми их всех, поскольку некоторые особо ушлые гады смогли научиться менять окраску и подделываться как под ядовитых, так и под совершенно безопасных. Впрочем, эльфу повезло — на этот раз он следил за повязкой, не надышался пыльцой, и его даже никто не укусил. А еще ему показалось, что живность перестала так остро реагировать на него, как в первую вылазку. То ли сказывалось присутствие Ронины, то ли… они посчитали его своим. Вернувшись в башню, Истираль осмотрел себя с ног до головы, но так и не понял, что же произошло. Почему на него уже не норовили упасть все насекомые, почему его не тронули змеи и почему даже ни одна лиана не коснулась ноги. И не поняв причины, он пошел с этим вопросом к хозяйке. Ронина заготовила уже свое консервирующее зелье и теперь вовсю ковырялась в змеях, разбирая их на органы. Эльф поморщился от окровавленного стола, покрытого неаппетитными кишками и еще какими-то мешочками непонятного назначения, но все же подошел ближе. — Пришел мне помочь? Похвально, — пробубнила магичка, не отрываясь от своего занятия. Первая распотрошенная змея уже ничем не напоминала исходник. — Я еще спросить хотел… — неловко замялся Истираль, глядя на покрытые силовым полем тонкие женские пальцы, достающие кости из тушки. Ему показалось, или Ронина действовала чрезвычайно бережно, почти… любя? — Ну? — Почему они не нападали на меня? — выпалил эльф и отвернулся. — Я отвечу, но сначала пообещай, что мой ответ ничего не изменит. Я не хочу, чтобы ты… как угодно навредил мне или себе, — медленно произнесла магичка, а после сложила все вытащенные кости в подобие скелета, удовлетворенно хмыкнув. Истираль подумал, что оказывается, у змей есть лишь длинный сплошной позвоночник и какие-то непонятные выросты вместо ребер… но, возможно, это последствия мутаций, поскольку он попросту не помнил, было ли у нормальный змей что-то подобное или только один позвоночник. — Хорошо, я обещаю, — опрометчиво ответил он. — Ты становишься темным, — проронила магичка и сунула собранный скелет в одну из банок. — Что? — Истираль пошатнулся и вцепился руками в край стола, тот жалобно заскрипел, а Ронина чертыхнулась. — Я уже говорила, что ошейник меняет тебя? Ну так вот, он меняет и твою энергетику, чтобы тебе лучше жилось со мной в моей тьме, — она усмехнулась какой-то горькой, почти отчаянной улыбкой, будто бы сожалела о происходящем. — Не бойся, твои способности к исцелению и выращиванию всякой зеленой херни никуда не денутся. Напротив, я надеюсь их применить в нашем лесу. — Нашем? Это же твой лес! — вырвалось у эльфа раньше, чем он смог подумать. Он был ошеломлен и раздавлен, поскольку если у него изменится даже магия, то… от самого Истираля ничего не останется, появится некто новый и неизвестный ему. — Теперь это наш лес, дорогой, — Ронина взглянула на него прямо и уверенно. — Только не говори, что ты против. Тебе никуда от меня не деться. Умирать я не собираюсь, как и убивать тебя и позволять другим тебя убить. И маги, и эльфы живут долго… очень долго. Некоторые проживают тысячелетия, пока их не убьют или они сами не попросят убить их. Так что нам с тобой ничего не остается, как смириться и жить вместе в нашем лесу, — она сделала акцент на последних словах. Истираль недоверчиво взглянул на хозяйку. — Ты согласна делить со мной свои угодья? — А что их делить? Леса хватит на двоих с головой. В башне мы будем спокойно уживаться, места тоже хватит. А больше нам ничего и не нужно, лишь бы еду графа не травили, а то это слишком бодрит с самого утра, — отрезала Ронина, а после силовым импульсом подтянула к эльфу целую копну какой-то приторно пахнущей травы. — А теперь за работу. Промой, отдели листья, цветы и стебли. Цветы измельчи в ступке и залей холодной водой. Стебли запарь кипятком, а листья вынеси сушиться наверх на лестницу и там их не мочи. Вперед. Эльф ухватил пучок раньше, чем получил сигнал от ошейника, и быстро оборвал цветы, почти не думая ни о чем. В голове резко стало как-то пусто и неправильно. То, что Ронина признала его, выбивало из колеи. И то, что она позволяла ему занять рядом с собой место… пусть и не равного, но хотя бы приближенного, было для него уже удивительно. С Нилайей он всегда знал, что раб и никуда от этого не денется. А здесь… магичка не смотрела на ошейник, она смотрела ему в глаза. Ее взгляд заставлял чувствовать себя полным ничтожеством, но и желать подняться выше, измениться и стать чем-то большим, чем это ничтожество. Он сам не заметил, как собрал все цветы, как оборвал листья и отделил стебли, а после набрал воды и сначала залил в одном ведре холодную, а в другом пришлось магичить кипяток, поскольку Ронина не пустила его к алхимической печи. Хотя на всякий случай печь для еды не помешала бы, мало ли, что может произойти. — Не думай, что все так просто, — вдруг проронила магичка, когда он закончил с цветами, а она убирала со стола. Время пролетело незаметно, под потолком зажглись магические светильники-шары, освещая зал и особенно столы со всем необходимым. — Думаешь, мне легко принимать твое присутствие? Нет, мне не легко, даже наоборот, очень тяжело. Нилайя отдала тебя, как любимую игрушку отдают младшей сестре. Она вздохнула и подошла к замершему Истиралю, забывшему, что он там хотел. Из его рук посыпались листья, которые он собирался разложить на каком-нибудь покрывале наверху. — Я не… — Не игрушка? — Ронина печально покачала головой. — А кто же ты, а? Разве тобой не играли всю жизнь, как и всеми нами? Сначала в твоем родном лесу, потом разные хозяева, а теперь я? Разве Нилайя давала тебе свободу? Настоящую свободу, а не ее иллюзию? Истираль молча опустил голову, стараясь ничем не выдать своих истинных чувств. Его лицо окаменело. А ведь и правда… он-то Нилайю любил, искренне, как мог любить только эльф. А вот она… так ли были правдивы ее слова? Так ли на самом деле она жертвовала всем ради их чувств? Хотела ли она и правда спасти их сына или же… просто избавилась от него? А после и от отца… — Нет, это неправда! — выдохнул он, ошейник обжег горло болью, поскольку все, что сейчас мог чувствовать Истираль — это ненависть, всепоглощающую и беспощадную. — Не спеши, подумай, — Ронина никак не отреагировала на его выкрик, лишь подошла ближе и одним касанием успокоила взбешенный ошейник. — У тебя полно времени. Целая вечность. А сейчас будь добр, закончи с листьями и ты свободен. Магичка вернулась к письменному столу, над стопкой бумаги вспорхнуло перо, записывая ее мысли об исследованиях. Истираль собрал все силы на то, чтобы и правда закончить работу, а после уже раскисать. Но сказанное Рониной не выходило у него из головы. Что, если она права? Что, если он на самом деле никому не был нужен, все только делали вид, что он чего-то стоит? Он вспоминал сальные шуточки стражи в покоях Нилайи о том, какая он сладкая куколка и что бы они с ним сделали, если бы он попался в их распоряжение. Презрительные взгляды остальных магов, хотя даже он порой был сильнее некоторых в плане резерва. Да, у них были знания, опыт и поддержка ордена, но… поодиночке он мог бы их уделать. У него тоже были кое-какие знания, неплохой резерв и магия света. Но увы… ошейник не позволял напасть на кого бы то ни было. А сама Нилайя… так ли она была искренна? Или ей что-то нужно было от него? Зачем она вообще его купила? Конечно, по официальной версии, из жалости. А на деле… она получила идеального преданного раба. Мужа, любовника, друга, секретаря, помощника и раба в одном флаконе. Она говорила слова любви, но… никогда не смотрела в глаза. Поначалу Истираль считал, что она стесняется, все же такая любовь незаконна. Но теперь, взглянув на это с другой точки зрения, он подумал, что она могла врать. На самом деле Нилайя не любила его, а просто использовала… но как же ребенок? Или он был всего лишь последствием их отношений, забытым заклинанием, не выпитым зельем? Почему на самом деле Нилайя — опытная магичка — согласилась родить полуэльфа? Ведь знала же, чем это чревато. — Будь ты проклята! — он ударил кулаком по стене башни и только теперь очнулся, поняв, что так и остался на чердаке после того, как закончил работу. И если бы не ошейник, то он бы ее не закончил. — Правда колет глаза? — насмешливый голос хозяйки послышался словно бы ото стен. А ведь она могла наблюдать за ним… да хоть и через тот шар. — Это неправда! Ты все врешь! Ты специально врешь, чтобы я… потому что завидуешь! — выкрикнул Истираль, кружась по комнате и не зная, куда смотреть. — Я вру? Помилуй, какой мне-то смысл тебе врать? — смешок Ронины прозвучал так близко, что эльф отшатнулся. — Ты завидуешь нашей любви! — Было бы чему завидовать… — магичка подавила тяжкий вздох. — Ну скажи на милость, чему мне завидовать? Тебя она мне отдала сама, я не просила, не хотела и знать о тебе не знала до ее прихода. Не поверишь, но она как-то не спешила рассказывать о рабе-эльфе. Наверное, тоже боялась, что позавидую… Любовь мне ваша даром не сдалась, мне и без нее хорошо. К тому же, если ты не знал, то настоящую любовь ошейник вызвать не может. Я могу сделать так, чтобы ты хотел меня и днем, и ночью, но мне этого тоже не нужно. А настоящей любви никакими пытками и издевательствами не добиться. Дети мне от тебя тоже не нужны и даром. Думай, эльф, думай. Истираль плюхнулся на пол и скрестил ноги в попытке успокоиться и обрести равновесие. — Но зачем тогда? — проронил он в пустоту, но лишь тишина была ему ответом. Зачем Ронина хотела изжить его чувства? Если не из зависти, не из попытки влюбить его в себя, не потому, что хотела насолить Нилайе… Зачем? На этот вопрос он не находил ответа. Зато все больше вспоминал все то, чему раньше старался не придавать значения. Слова Нилайи о том, что орден не одобряет их связь и… слова о ребенке. Тогда он обрадовался, но что же было на самом деле? Зачем магичке полукровка — позор на всю жизнь? И где на самом деле его сын — заложник в ордене магов, как говорила Нилайя, или… где угодно? В приемной семье, например. Или в приюте. В таверне, в борделе… Полукровок порой бывает много, особенно после набегов, когда богатеи покупают пойманных эльфиек. Их ублюдки никому не нужны, но и заботиться об этих эльфийках никто не собирается. А потому полукровок запросто могут выбросить на улицу, словно мусор. Он стиснул кулаки, пытаясь удержаться от вспышки ярости. Давно скованная магия внезапно пробудилась. Поскольку сейчас он не собирался вредить хозяйке, то ошейнику на его колдовство было плевать. А вот поговорить с Нилайей он не отказался бы. Что было правдой, а что ложью, в которую он верил благодаря любви и рабскому ошейнику? Что на самом деле побудило Нилайю избавиться от него, да не просто избавиться, а отдать той, к которой никто и никогда не пойдет за ответом. А ведь гениальный ход — ребенка за борт, раба отдать темной колдунье отшельнице, к которой ни одно разумное существо в своем уме не сунется… Но зачем? Что же ты запланировала, Нилайя?.. Истираль тяжело вздохнул и успокоил бесполезную сейчас силу. Магия не могла помочь, тут нужны были мозги. На его счастье мозги еще соображали. Итак, получается, интересный расклад — его хозяйка покупает раба. Двадцать лет живет с ним бок о бок, делит постель, рассказывает сокровенное, да еще и рожает ребенка. А потом что-то происходит, и ситуация накаляется. О ребенке в ордене знали с самого начала, поскольку скрыть беременность от опытных магов сложно. Ни иллюзия, ни корсеты, ни что угодно еще не поможет. Любой мало-мальски соображающий маг увидит две ауры вместо одной. Да и потом ее отлучки из ордена, отказ от заданий вдали от дома и все остальное можно было сложить. Почему же они ждали столько времени, чтобы забрать ребенка?