Красавец и чудовище

Истираль проворочался почти до самого утра и задремал лишь с рассветом. Мысли его были самыми что ни на есть грустными. Ложь смешалась с правдой так искусно, что он уже не мог отличить, что же было на самом деле, а что придумали. На самом ли деле Нилайю шантажировали жизнью ее ребенка? Так ли он был болен, если знать, что полукровки сильнее обычных человеческих детей? Помог ли ей орден или же они просто забрали малыша, едва научившегося ходить? Ронина проснулась сама, уже без привычного заунывного пения и втайне порадовалась. Значит, ее слова все же попали в цель. Нет, она не хотела ссорить своего раба с его бывшей хозяйкой, наоборот, попыталась ему открыть глаза на то, что было на самом деле. Она мало знала Нилайю после своего громкого ухода, и еще меньше могла знать, чем та занималась втайне от ордена и от всех остальных. А может, и по заказу ордена. Маги все меньше занимались колдовством и все больше лезли в политику, забывая, что наука не любит грязных игр. Нилайя могла быть как просто сосланной замужней дамой, так и шпионкой на благо государства в личине несчастной замужней дамы. Мало ли, что хотели маги от северян. Сама Ронина в политику не лезла и лезть не желала. Она была рада помочь гномам, рада купить что-то у алхимиков-одиночек, выполнить чей-то заказ на амулет или оберег, сделать кому-то зелье или помочь, как помогла графу доносом, но на этом ее желание вмешиваться в закулисные интриги старых маразматиков заканчивалось. Собственно, она бы и не вмешивалась вообще ни во что, если бы ей не хотелось жить. И не просто жить, как животное, а жить и работать, изобретать что-то новенькое и стараться сделать этот мир хотя бы для себя не настолько поганым. За завтраком Истираль молча жевал поданный омлет с таким видом, будто ест яд и знает об этом. На самом деле никакого яда не было, а Ронина видела в шаре, что у незабвенного графа сменилась пара служанок и конюх, но это уже не ее проблемы. Быть может, граф Силерин прислушался к ее словам в письме. А может, и сам кое-что понял. Благо вестник должен был доставить письмо почти сразу и фактически прямиком в руки графу, минуя посредников. — Скажи — почему? — наконец выдавил эльф, с трудом подняв взгляд на хозяйку. Ронина невозмутимо жевала омлет. — Что почему? — спросила она, выдержав необходимую паузу, чтобы помариновать Истираля. — Почему ты все перевернула с ног на голову? Я теперь не знаю, что мне думать и во что верить, — он покаянно опустил голову. Ронина задумалась на несколько минут, попутно оценивая вид эльфа. Учитывая бессонную ночь, выглядел тот несколько помятым и бледным, с осунувшимся лицом. Пожалуй, он действительно переживал о сыне и о Нилайе. — Начну с того, что я понятия не имею, что именно у вас там происходило с Нилайей. Все, что я знаю — это то, что она сказала, когда привела меня к тебе. О том, что ее насильно выдали замуж в качестве платы за спасение ребенка. То, что она едет в страну без рабства. То, что ты не устраиваешь ее мужа, и я догадываюсь, почему, — магичка скривилась, но развивать мысль дальше не стала. — У нас… теперь я не знаю, правильно ли я думаю. Три года назад Нилайя родила мне сына, и тогда орден все устраивало. Да, она перестала выполнять кое-какие задания ордена, но маги знали о ребенке, а кто не знал, тот быстро узнал из слухов. Но внезапно несколько месяцев назад… думаю, где-то месяца за четыре до нашего прихода сюда, сын заболел. Я не смог исцелить его своей силой, Нилайя тоже не смогла. Вызванный целитель лишь покачал головой. И тогда кто-то из ордена сказал, что сможет помочь. Нилайя не говорила, кто, но я думаю, что магистр, больше некому. Он сделал сыну лекарство, и тот стал быстро поправляться, но Нилайя стала слишком хмурая и перестала со мной разговаривать. А потом однажды она не забрала ребенка из ордена, сказала, что его там лечат. С тех пор я больше не видел сына. А потом она объявила, что выходит замуж за одного из лордов. Гамильер, если не ошибаюсь. Ронина наморщила лоб. — Это такой высокий, тощий и черный, как мои мысли? — ухмыльнулась она. — Он самый. Мы с ним сразу невзлюбили друг друга, но это и понятно, ведь он отобрал мою женщину… А Нилайя не обращала на это никакого внимания. Она выполняла свой долг, как она сказала, ради сына. Я тоже хотел, чтобы мой сын был жив, поэтому не перечил ей. После свадьбы меня выставили в крыло для слуг, чтобы я не мешался под ногами… Нилайя почти перестала со мной разговаривать и поручила самую простую работу. — Я так понимаю, потом она пришла к мысли, что от тебя нужно избавиться? — Ронина доела за разговором и теперь попивала вытащенный от графа пунш. А после сунула бедному эльфу под руку полный бокал, который тот схватил почти неосознанно. — Да, думаю, ей предложили меня убить или продать, но она отказалась и решила передать меня тебе. — Ну что ж, она сыграла отменную партию, мой дорогой, — Ронина задумчиво стукнула костяшками пальцев по столу, пытаясь уложить в голове все услышанное. — Я не знаю, чем именно занималась Нилайя после того, как закончила учебу. Но могу предположить, что всяко не именно магией. Скорее всего, шпионажем, поскольку ей идеально удавалась иллюзия, прослушка, всякие следящие заклинания. Она даже списывала с их помощью, порой вводя преподавателей в ступор. Мне кажется, магистр ордена решил идеально использовать такое дарование, и чтобы ее талант не пропал даром, отправлял ее шпионить за теми или иными гражданами. На этот раз ему понадобились шпионы в северных королевствах… Не думаю, что Нилайя так легко сдалась и согласилась бы на это, поскольку если ты кое-что знаешь о тех местах, то имеешь представление, как они относятся к чужестранцам, да еще и женщинам, к тому же магам… — Я знаю, — вздохнул Истираль. — Ну так вот, магистр отравил вашего ребенка, чтобы Нилайя стала сговорчивее, а потом в качестве платы за лекарство потребовал ее замужества и отъезда. — Отравить невинного младенца лишь ради цели? — вскинулся Истираль. — Помилуй, что ему какой-то полукровка? Я уверена, если у ребенка есть дар, его воспитают маги. Если же дара нет… сомнительно, конечно, ну чем черт не шутит… то тогда не знаю, могут продать, подарить, убить… — перечислила Ронина, загибая пальцы, а после вернулась к пуншу. — И что теперь делать? — Истираль ухватил себя за волосы и с силой потянул, чтобы боль телесная приглушила боль душевную. — Спаси моего сына, пожалуйста! Я сделаю абсолютно все, чего ты пожелаешь! Магичка взглянула на него презрительно и недоверчиво. — Ты не понимаешь. Ты уже и так делаешь все, чего я желаю. И будешь делать дальше, независимо от того, хочется тебе или нет. Мне проще купить тебе девку в борделе, привести сюда и сделать так, чтобы она родила тебе нового ребенка, чем лезть в орден магов. Ты понимаешь, чего от меня просишь? Я с трудом ушла оттуда, когда этого никто не ожидал. А теперь ты хочешь ради какого-то карапуза отправить меня туда на заклание? Да те старые козлы только и ждут моего появления. Они спят и видят, как бы так меня прижучить, чтобы я не смущала умы молодежи и не позорила весь орден своим присутствием. — То есть ты не хочешь сделать доброе дело и спасти ребенка? — спросил эльф, уже видя в глазах Ронины отказ. — Нет. Доброе дело я сделаю. И даже спасу какого-нибудь ребенка из бедняцких кварталов, дав ему лекарство и накормив едой. Но вытащить твоего сына из ордена магов мне не под силу. — А чего я хотел от темной? — риторически спросил Истираль и поднялся из-за стола. За его спиной глухо бухнули створки дверей. — Иди и спасай сына, — проронила Ронина, глядя на эльфа с толикой презрения. — Возьми оружие, еду и все необходимое. Я даже дам тебе взрывчатые зелья. И одобрю тебе этот приказ, чтобы твой ошейник тебя не удушил за уход на дальнее расстояние от моей особы. Но я ничего делать не буду. Посмотрим, сможешь ли ты вообще из леса выйти, не то чтоб дойти до ордена… Истираль пораженно застыл, чувствуя, как по коже прошлись мурашки. Его… отпускают? Но как же… только сейчас он понял, что просил невозможного. Как бы Ронина ни была искусна в магии, она одна. Всего лишь одна женщина против целого ордена магов, старых и молодых, опытных и сильных, разных магов… И она одна не сможет противостоять множеству. Как и он сам. Да, он мог бы попытаться… но если он там погибнет, то его сыну ничто уже не поможет. — Нет, — коротко ответил он, и дверь с грохотом закрылась обратно, впустив утреннюю прохладу и запах цветов. — Я надеялась на твое благоразумие, — довольно улыбнулась Ронина. — А теперь, если ты закончил страдать душевно, то пострадай на благо науки. Попробуем найти твоего сына по крови. У тебя много родственников? — Были отец, мать и братья, но я не уверен, что они живы, — тихо ответил Истираль, подходя ближе к хозяйке. — Что ж, тем лучше. Не думаю, что твоего сына вернули бы в ваши леса, поэтому там будут только старшие родственники. Ронина достала через портал из своей комнаты большую карту мира и расстелила ее на столе, убрав все бумаги на пол. Истираль заинтересованно взглянул на карту, безошибочно находя их центральное королевство, раскинувшееся от гор на севере до перекрестья двух рек на юге, а с запада ограниченное морем. Он перевел взгляд выше — где-то там, в северных землях, сейчас была Нилайя. Хорошая или плохая, лишь бы живая. Ему хотелось, чтобы она жила. Даже с другим. Даже без их сына. Лишь бы была живой и невредимой. Тем временем магичка достала неглубокую плошку и короткий нож. — Дай-ка руку, — велела она. Эльф не глядя протянул ладонь и в следующий миг чуть не подскочил на месте от болезненного разреза. Кровь закапала в плошку. Когда ее стало достаточно для колдовства, Ронина заживила саднящий порез и взялась колдовать. Она достала из одного ящика стола какой-то крохотный амулетик на цепочке, по форме похожий на продолговатую тонкую палочку из неизвестного Истиралю металла. Не серебро и не железо, да и на сталь не похоже. Ронина обмакнула палочку в кровь и зашептала чары поиска. Кровь облепила амулетик целиком и даже не думала капать на карту. После окончания заклинания магичка поднесла амулетик к карте и застыла. Через несколько минут палочка сдвинулась куда-то в сторону, магичка повела рукой в нужном направлении до тех пор, пока палочка не застыла, четко указывая на столицу их государства. Ронина повела рукой, приближая изображение на карте, отчего эльф завистливо вздохнул — такие заколдованные карты считались редкостью и были баснословно дорогими. А тут какая-то отступница… Тем временем палочка зависла над схематическим изображением замка ордена и отказалась куда-либо двигаться. Ронина лишь хмыкнула и добавила пару слов, отчего палочка заколыхалась и стала указывать куда-то за край карты. — Что ж, твой сын наверняка жив и в ордене, что и следовало доказать. А также живы кто-то из твоих ближайших родственников, но кто именно, я уже узнать не могу. — Главное, что живы, — выдохнул эльф. — Ну и отлично, — Ронина очистила заклинанием и палочку, и плошку, быстро вернула карту на место и уселась на стул, глядя на эльфа с непонятным выражением лица. — Вот чем я по твоей милости занимаюсь, а? Все, на сегодня добрые дела исчерпаны. Теперь мы будем с тобой готовить зелья для мастеров гномов. Истираль согласен был и на зелья, и на все остальное. Но все же его не покидало желание забрать хотя бы своего ребенка. Нилайя была взрослой женщиной и опытной магичкой, она сама могла справиться со своей жизнью, а вот маленький мальчик — вряд ли. Ему могут внушить что угодно, с ним могут сделать абсолютно все, чего захотят маги. Он станет выполнять их приказы, как только подрастет… У него же оставалась лишь надежда на то, что он сможет помочь своему ребенку, а большего ему уже и не хотелось.