Красавец и чудовище

Очередной кошмар с погонями, сражениями магов и взаимными похищениями сменился на лицо Ронины, такое, как он привык видеть, без шрама и даже без тонких морщинок вокруг глаз. Магичка часто кривилась, отчего у нее вокруг губ появились узкие складочки, а еще небольшая вертикальная морщинка на лбу, которая быстро разглаживалась, стоило ей перестать напряженно думать. Истираль потянулся к этому лицу, коснулся тонкой нежной кожи и проснулся. Понял, что гладил подушку, ту самую с кисточками на уголках, и задумчиво перевернулся на спину. Что означали все эти сны, он так и не смог понять. Конечно, бытовало мнение, что сны не означают ничего, это просто отражение мыслей живого существа, событий его жизни, воспоминания, какие-то моменты и события, которые он хотел бы переиграть. Вот только эльф никогда не участвовал в магических сражениях и знать не знал, как должны выглядеть результаты огненных, ледяных и силовых заклинаний. Но почему-то видел все это так ярко, словно наяву. И сгоревших заживо людей от огненного вала, и пронзенных ледяными копьями и тонкими, прозрачными, похожими на стекло ледяными осколками разной формы. Людей с отрубленными руками, ногами и головами. Обезумевших от боли и катающихся по земле… Такие сны ему не нравились абсолютно, но сделать с ними он ничего не мог. При Нилайе Истиралю никогда не снились какие-либо сны, кроме эротических. Вот уж где фантазия могла разыграться… но что происходило сейчас, он не знал, а потому тревожился. И не только за Ронину и за себя, но и вообще. Раз уж на магичку было совершено покушение, значит, магистр не остановится на достигнутом и попытается снова. Маги — это такие существа, которые предпочитают добиваться своих целей, зачастую любым возможным и невозможным путем. Насколько он помнил магистра Эридуса из мимолетных встреч в замке ордена, тот был высоким мужчиной неопределенного возраста примерно от тридцати до пятидесяти человеческих лет. У него не было даже седины в черных волосах, вот только лицо казалось настолько жестким и неприятным, что теперь он отлично понимал Ронину. Отвечать на приставания подобного типа было бы слишком самонадеянно. Не то чтобы Истираль боялся магистра — все равно он ничего не смог бы сделать магу такого уровня — но здраво понимал, что им обоим нечего ему противопоставить. Судя по всему, он просто дал Ронине возможность нагуляться на свободе, а теперь желал получить компенсацию за прошедшие годы в виде полезностей и детей. И если магичка еще могла отдать какие-нибудь из своих заклинаний, пусть и с большим скрипом, то в остальных вопросах она оставалась непреклонной. И тут вставал вопрос — как долго их лес и башня смогут сдерживать дружный натиск практически всего ордена? Эльф сомневался, что достаточно долго для решения всех их проблем… Он встал и умылся прохладной водой из бочки, окончательно прогоняя сонную муть. Отголоски снов еще плескались в его мыслях, но они уже побледнели и стерлись, часть забылась, часть стала казаться нереальной. Такого просто не может быть. Да, магические сражения и войны между магами случались часто, но в прошлом. Ныне большинство магов состояло в ордене, делить им было нечего, а всяких отступников гнобили как могли. Дети, не обученные магии, все равно рано или поздно гибли, не способные контролировать свой дар, или же их убивали, чтобы избежать лишних жертв. Тех же детей со способностями к некромантии, например. Часто на дорогах можно было встретить двух-трех магов, бродящих между деревнями и выискивающих одаренных детей среди низов. Опасных они сразу уничтожали, а неопасных забирали с собой и переправляли порталом в орден, чтобы воспитать себе преемников. Или же чтобы использовать в опытах, судя по рассказам Ронины. Беднякам хорошо платили, и они были рады избавиться от лишнего голодного рта. В некоторых семьях часто рождались одаренные… но это было давно. Теперь же наверняка образовалась нехватка как материала для опытов, так и учеников, из которых можно было тянуть дармовую ману, поручать им черновую работу и заставлять участвовать в ежегодных ритуалах. И эта нехватка провоцировала магов ордена активнее шевелить задом и искать одаренных. Но невозможно найти то, чего нет. Уже подойдя к комнате Ронины, эльф решил, что понял, почему маги стали вырождаться. Искусственный перекос в количестве темных и светлых магов, уничтожение магических рас, произвольное изменение ритуалов, появление новых верований и всевозможных культов новых богов, которых раньше не было, нарушили мировой баланс, за который и ратовала Ронина. Магия — это сила, и как любая сила, она не терпит неуважительного и потребительского отношения. И магия уходила в неизвестные дали, решив, что раз от нее тщательно избавляются, то она не нужна. И скоро им придется справляться самим, собственными силами, без колдовства. — Ронина, я тут кое-что подумал… — дверь распахнулась, но магички в ее комнате не было. Эльф удивленно вскинул бровь, но решил, что она засиделась у телескопа, как иногда бывало. Порой Ронина могла всю ночь проторчать на третьем этаже, наблюдая за звездами, планетами и затмениями, о чем потом записывала в своих заметках. Впрочем, все это было такими далекими от их проблем материями, что казалось Истиралю неважным. От того, каким боком повернулась та или иная планета, им не полегчает и жить проще не станет. Впрочем, смотреть на звезды было просто интересно, с этим фактом он поспорить не мог. Но и на третьем этаже магички не оказалось. Телескоп стоял так, как он его вчера и оставил, похоже, Ронине было не до него. Вздохнув, эльф пошел назад, решив, что магичка так и осталась в зале или же вышла с утра пораньше собирать свою ядовитую дрянь по лесу. Он прислушался к ошейнику, ожидая удушения, если магичка отойдет дальше положенного расстояния, но ошейник молчал, вообще не вмешиваясь в его поиски. Магичка нашлась спящей сидя за столом. Рядом с нею лежал шар, серый и потухший, видимо, артефакт тоже устал от бесконечных поисков. На спине и ногах магички мерно колыхался слизень, двигаясь в такт ее дыханию. Он не нападал, а наоборот, будто бы укрывал ее, спускаясь к ногам и окутывая ступни. За время жизни в башне слизень слегка подрос на дармовых харчах. Впрочем, эта бессловесная животина твердо усвоила правила не трогать все, стоящее на полке, не жрать что попало и не попадаться под руку раздраженной хозяйке башни. В остальном же слизень был прекрасным домашним животным и даже ни разу не нагадил нигде. Хотя Истираль сомневался, что у того оставалось чем гадить, поскольку никаких внутренностей в нем они вдвоем так и не нашли. А умерщвлять его сочли кощунством. Раз завели, то приходилось отвечать и за него тоже. А Ронине пока было не до потрошения слизней и не до их ловли по всему лесу. Эльф тронул хозяйку за плечо, призывая проснуться. Слизень стек на пол, продолжая укрывать ей ноги. Ронина буркнула посыл куда-то к лысым чертям, но все же открыла глаза, недовольно поморщилась от побудки и широко зевнула, а после скривилась, поскольку из-за неудобной позы затекли и почти закостенели спина и шея. — Вот черт, уже проклятое утро, — буркнула она, массируя шею и пытаясь разогнуться. Да уж, ночевка за столом не способствовала здоровью. — Давай разомну? — предложил Истираль, ожидая очередного посыла, но Ронина лишь фыркнула. — Ну дерзай, узнаем, какие из вашего брата массажисты. Эльф встал позади нее и взялся аккуратно разминать шею, сначала практически у затылка, а после спускаясь ниже, к плечам, и переходя на спину до лопаток. Правда, через рубашку массировать было не слишком удобно, но рубашка оказалась всяко лучше, чем халат. — Не скажу за всех, но у нас когда-то давно, еще при молодости моего отца, наверное, жили практикующие целители, так вот, они лечили массажем множество болезней, которые ныне люди лечат чем угодно, только не тем, чем надо. Например, вправляли позвонки, помогали восстановиться воинам после травм, лечили излишне вялых детей… — Были, верно, — кивнула магичка, — но сплыли. Ваших целителей люди захотели поработить в первую очередь, поскольку без магии человеческая медицина — это сплошная череда проб и ошибок. А не каждый грамотный маг становится хорошим целителем. Опять же действует запрет темным лечить светлых, и наоборот, хотя я не знаю, с чем он связан. Мы вот до сих пор живы оба, хотя ты меня лечил. — Эльфы копили знания долгие тысячи лет, — вздохнул Истираль, глядя на волосы Ронины, собранные в короткий хвостик на затылке и сколотые парой шпилек. — Чтобы стать не просто каким-нибудь, а хорошим целителем, нужно учиться всю жизнь и постоянно практиковаться. Увы, для этого нужен покой, а не сплошные войны. Целители гибли на войнах в первых рядах, поскольку они старались как можно больше помочь раненым. Те же, что вставали на их замену, были зелеными учениками, еще не способными в силу своего малого опыта сделать что-то существенное. Но увы, приходилось брать то, что есть, за неимением лекарей получше. Зеленые ученики тоже гибли, не успевая обучить себе замену. Оставшиеся эльфы быстро скатились на человеческий уровень знаний, поскольку наши библиотеки ваши дикари пожгли, и взять знания стало просто неоткуда. — Ну дикари такие же наши, как и ваши, — Ронина довольно улыбнулась, ощущая прилив крови к затекшей шее, — а в остальном ты прав. Войны привели к утрате знаний и вами, и нами. Кстати, ты не помнишь, с чего они начались? А то когда я научилась читать и понимать прочитанное, то люди и эльфы воевали уже черт-те сколько столетий, войны то затихали до приграничных стычек, то усиливались. — Помилуй, я младше тебя, откуда мне знать? — выдохнул Истираль, и магичка удивленно повернулась к нему, отстраняя его руки со своих плеч. — Серьезно? И сколько тебе лет? — Когда я попал в рабство, мне было сто пятнадцать. Теперь прибавь сюда двадцать лет, получается сто тридцать пять, — как-то скуксившись, ответил эльф, опустив глаза. Да, по меркам его народа он был еще только-только ставшим совершеннолетним юнцом. Но теперь границы взросления стирались, поскольку редко какие эльфы могли похвастаться возрастом старше двухсот. Бесконечные стычки двух армий привели к полному вырождению эльфов как расы. А их очень медленное воспроизводство себе подобных стало тем самым фактором, из-за которого эльфов и вовсе могло не остаться. Они просто вымрут, не оставив после себя ничего. — Что ж… — Ронина почесала нос, задумчиво глядя на него. — Не ожидала, — она тяжело вздохнула и все же добавила: — Я думала, ты старше. Ты не выглядишь… молодым. — Я уже и не молод, если считать тот возраст, который проживают эльфы теперь, — Истираль сделал ударение на последнем слове. — Если бы не рабство, меня бы уже не было в живых. Так что… — он развел руками, уже не зная, как к этому всему относиться. Но магичка решила прервать бессмысленный разговор и лишь махнула рукой. — Ладно, раз уж мы не спим, то предлагаю позавтракать и серьезно поговорить. На самом деле серьезно, а не обсуждать медицину эльфов. — О чем? — Истираль сел напротив нее, ожидая блюд с графского стола, и не прогадал. Ронина не ответила, пока они ели. Она лишь морщилась от грустных мыслей и ждала, пока завтрак закончится. На самом деле ее план попахивал конкретным таким безумием, но она ничего не могла с собой сделать. Желание пнуть магистра по пустым яйцам было сильнее здравого смысла. По-хорошему, им обоим сейчас следовало сидеть тихо в лесу, собирать травки, варить зелья и учиться готовить супы на будущее, когда магия окончательно покинет этот мир, и не отсвечивать. Но темная натура магички протестовала. Ей хотелось мести за нападение, за унижение подобными мерзкими предложениями стать государственной свиноматкой, за то, что магистр посмел нарушить негласное и очень шаткое перемирие. Они не трогали друг друга фактически все время ее затворничества в лесу, делая вид, что ничего не происходит. И тут на тебе… Убрав со стола, она внимательно посмотрела на подобравшегося и разом посерьезневшего эльфа и четко произнесла: — Я хочу украсть твоего сына из ордена. Что думаешь по этому поводу? Истираль пораженно моргнул, пытаясь понять, что он только что услышал. Его хозяйка слишком круто поменяла точку зрения, и это настораживало. Пожалуй, у нее были какие-то свои мотивы… — Ты же была категорически против, — с трудом выдавил он, вспоминая их не такой уж давний разговор. — Да, но тогда меня не пытались похитить и нацепить на шею такой же ошейник, — Ронина покачала головой. — Я знаю, что это практически невозможно. И знаю, что за это мне объявят войну все, вплоть до самых задохлых магов. Не потому, что я украду какого-то полукровку, а потому, что у них станет на одного одаренного ребенка меньше. Поэтому спрашиваю тебя, как отца и как… соучастника этого всего — ты согласен? Сможешь заботиться о своем сыне, даже если со мной что-то случится? Сможешь ли ты обучить его в должной степени? — Я согласен, — Истираль встал из-за стола и опустился перед магичкой на одно колено. — Я сделаю все, что в моих силах, ради этого. И буду заботиться о сыне, как о единственном наследнике, поскольку больше детей у меня нет и вряд ли будут. — Что ж, тогда дуй учить телепортацию, — буркнула Ронина и встала из-за стола. — А я попробую нарисовать себе схему замков. Я не знаю, где его держат. Если ему три года, то он еще слишком мал, чтобы учиться. — Да, дети эльфов растут медленнее, — согласно кивнул подхватившийся Истираль. — А поэтому он, скорее всего, в главном замке ордена в столице с приставленной нянькой и, возможно, охраной. Так что я пока нарисую то, что помню, а потом ты дополнишь. Ты был у магов гораздо позже меня, а они могли что-то перестроить. А теперь брысь учиться. Как только ты выучишь теорию, будем пытаться с практикой. Истираль только согласно кивнул и выскочил за нужными книгами, которые Ронина позволила ему забрать к себе и читать столько, сколько нужно. Он сомневался, что сможет сходу открыть портал, поэтому магичка потихоньку тренировала его выполнять другие заклинания, менее энергоемкие и не такие сложные. Но все же он считал, что может попробовать. Если и не открыть полноценный портал, то хотя бы попытаться, чтобы знать, на что именно он может рассчитывать. А там глядишь и боевой магии научится. И приблизит сцены из своих снов. Теперь-то он понял разгадку увиденного, но от понимания на душе легче не стало. Наоборот, Истираль опечалился, понимая, что своим желанием спасти ребенка может развязать масштабную войну. Но ведь все темные с чего-то начинали? Так почему бы и ему, теперь тоже частично темному, не начать отстаивать право воспитывать собственного сына, раз уж так вышло?