Красавец и чудовище

С алхимичкой пришлось возиться до полуночи, и так как несносная девица выела Ронине весь мозг и выпросила показать все, начиная личем и заканчивая ее сгоревшим домом, то магичка уже не стала сопротивляться своеволию Истираля, уложившего гостью в своей комнате и пришедшего ночевать к ней. Лишь наказала ему руки не распускать и вести себя прилично, а после уснула, как будто отключилась. Все же напряжение последних дней сказывалось. И не только магическое, но еще и моральное. Эльф и сам проснулся, лишь когда полностью рассвело. Снаружи мерно шелестел дождь, отчего сразу понять, утро еще или уже день, ему не удалось. Да и не хотелось вылезать из теплой постели и отлипать от теплого хозяйского бока. Он уткнулся носом в шею Ронины, ловя уже почти выветрившийся запах гари после вчерашних приключений. Заклинание очищения, которым воспользовалась магичка с вечера, не смогло убрать все запахи, как бы ей того ни хотелось. Впрочем, Истираль никак не мог понять, почему она не послала его в горящий дом, а пошла сама. То ли считала, что он не справится со спасением обморочной девицы, то ли… просто не подумала об этом. Привыкшая полагаться на себя и свою магию, его хозяйка и не подумала использовать раба по назначению — выполнять сложную и тяжелую работу. Хотя и спасение Кэтлин работой не назвать, скорее, неожиданным приключением. Ронина фыркнула и попыталась перевернуться, но Истираль придержал ее. Лежала бы так и дальше — удобно же обнимать. И вообще… удобно. Комфортно, приятно. Всегда бы так спала, а то отсылает его, будто он тут надкусит ее драгоценный зад. Хотя куснуть ее была бы неплохая идея. Магичка все же выпуталась из его хватки и сонно фыркнула: — Я же просила без рук. — А я руки не распускал, все как приказываешь, — Истираль легонько хлопнул ее ладонью по животу и тут же отодвинулся от греха подальше, поскольку магичка сверкнула глазами и помянула ушастых извращенцев. — Ладно, вставай, пошли собирать наше… чудесное приобретение, — наконец буркнула она, поняв, что спорить с альтернативно исполняющим приказы эльфом бесполезно. — Вот только не говори, что тебе плохо спалось и все такое, — ухмыльнулся Истираль. — Ты дрыхла без задних ног всю ночь. — Ничего подобного я и не говорю, — отмахнулась Ронина и медленно поднялась, разминая затекшие руки и ноги. Перевернуться этот ушастый паразит ей так и не дал, отчего затекло все, что смогло затечь. Все же природа человеческого тела несовершенна, как ты ни крути. — Тогда я не пойму, почему ты постоянно выгоняешь меня по вечерам, — завел старую песню эльф, из-за чего магичка поморщилась, будто сжевала что-то кислое, и отмахнулась: — Потому что сейчас не время устраивать все эти… романтики. И потому, что я хочу нормально спать, а не собирать с утра свои руки и ноги в кучку, — она покрутила кистями, разгоняя кровь. — Все, хватит болтать, встал и пошел умываться. Истираль поднялся и направился к ее бочке в углу комнаты, бросая на хозяйку красноречивые взгляды. — А все же тебе нравится внимание, что бы ты там себе ни придумывала. Особенно внимание красивого мужчины. — Ну да, особенно после того, как я тебя откормила и загоняла тренировками, чтобы на твоей тщедушной тушке отросло мясо, — не преминула уколоть его Ронина. — Теперь-то ты красивый… болтун, — припечатала она и вышла из комнаты, оставив последнее слово за собой. — Ничего, мы еще посмотрим, у кого тут тщедушная тушка, — Истираль скорчил рожу захлопнувшейся двери и вдруг почувствовал себя донельзя глупо. Да, Ронина в чем-то была права. Он еще слишком ребенок, эгоистичный, самовлюбленный и лишь слегка потасканный жизнью. Другим эльфам-рабам так не повезло. Их хозяева сразу выбивали из них всю дурь, не передавая в третьи руки. А он тут, может, один такой особенный, и нет чтоб радоваться целой шкуре и не отбитым внутренностям, так дурью мается. Эльф фыркнул, поплескав в лицо холодной водой, и пошел переодеваться, надеясь, что Кэтлин в его комнате уже нет. Иначе будет скандал. Впрочем, Ронина уже вытащила алхимичку в зал, проинструктировала насчет еды и оставила завтракать, а сама взялась собирать то, что они кое-как успели наколотить на заказ гномам в перерывах между выдумыванием грандиозных планов, наблюдением за личем и побегом с Кэтлин. Получилось немного, но все-таки лучше, чем ничего. Кое-как пожевав и дав поесть Истиралю, она быстро связалась с Торигейдом, выслушала очередную порцию ругани, тоже поругалась, на этот раз с советником, потом с ответственным за эльфов гномом, а потом еще раз с Торигейдом и лишь тогда открыла портал для Кэтлин, нагруженной зельями, травами и кое-какими реагентами на будущее. Алхимичка молча вошла в портал, даже не оглянулась и не попыталась что-то сказать. Ронина дождалась, пока она полностью пройдет, и тут же захлопнула его, услышав громогласный мат гномов. — Ни спасибо тебе, ни пожалуйста, — пробормотала она, глядя на дожевывающего яблоко эльфа. — Вот видишь, как «хорошо» быть темным. Ты делаешь доброе дело, а на тебя смотрят как на дерьмо и считают, что лучше бы сдохли. — Ты тоже слышала, как она плакала ночью? — Истираль многозначительно закатил глаза. Оно-то понятно, девчонка потеряла всю семью, но все же… — Я не слышала, но предполагала что-то подобное, — магичка поморщилась и таки взяла из наколдованной вазы яблоко. Оно оказалось слегка примерзлым, поскольку за границей их владений мороз правил балом, и все, что хранилось в погребах, тоже замерзало. Ронине пришлось прогревать яблоко теплым потоком воздуха в ладонях, поскольку жевать холодное она не пожелала. — Ладно, жива — и то хорошо. Другим повезло меньше. — От таких холодов там многие умирают… — эльф покосился на мутное окно, но закономерно ничего не увидел и поморщился. — Маги нарушили какой-то природный баланс. В этой части нашего континента никогда не было таких лютых холодов. — Да. Ты вчера, пока убирал свое барахло, пропустил, как мы смотрели недавние события. Северяне отказались помогать в битве с личем, отозвали все войска и усиленно готовят оборону на родине. Все северные королевства заморожены и проморожены до костей. Им теперь лишь бы выжить, а все остальное не важно. Остальная подмога «помогает» на границах. Они делают вид, что что-то делают, — хохотнула Ронина. — На самом деле они уничтожают редкие отряды скелетов и надеются, что до них эта пошесть не доберется. А она еще как доберется… Завтра вроде как будет решающая битва, посмотрим. Если войска не замерзнут к чертовой матери… — Зимой никто в своем уме не воюет, — вздохнул Истираль. — Ага, особенно искусственной зимой, к которой никто не оказался готов. Знаешь, как это называется? — Ронина посмотрела на эльфа и пакостно ухмыльнулась: — Хотели как лучше, а получилось как всегда. Не затей эти идиоты дурацкий шторм на море, то не было бы никакой холодной зимы. Нельзя трогать погоду, разве что дождик летом вызывать, и все. А они полезли в такие дебри, куда соваться не стоило, и сдвинули что-то важное. Равновесие пошло по… ну ты понял, — она разочарованно махнула рукой, а после достала шар и всмотрелась в мутную белую мглу. Оставалось только делать то, на что она еще была способна — спасать эльфов и выжидать нужное время. — Но почему так произошло? — от размышлений ее отвлек неожиданно тонкий голос эльфа. Истираль тоже смотрел в шар и видел худую усталую эльфийку, несущую какой-то замотанный кулек в руках. Она была одета в тряпье и попросту замерзала. Подобное зрелище заставило его невольно протянуть руку, надеясь, что Ронина сможет спасти эту беднягу. — Потому что нельзя трогать то, что идеально работает, — вздохнула магичка, тоже приглядываясь к бедолаге. Пожалуй, такую страдалицу придется забирать сначала к себе, а потом уже отдавать гномам. Они просто не справятся с обморожением. Да еще и маленький ребенок добавлял проблем. Он уже мог быть мертвым, но магичка надеялась, что это не так. — Если так задумано природой или богами, то так и должно быть. Четыре месяца весны, лета, осени и зимы. И если осенью не бывает штормов, то их не должно быть вообще. Все штормы идут летом, когда вода холоднее, чем прогретый солнцем воздух. Из-за этого возникает конфликт стихий, превращающийся в шторм — эдакий огромный смерч на воде. Этот смерч проносится на огромные расстояния и гасится о северо-восточный берег Южного материка. А эти идиоты вызвали шторм тогда, когда по природе его быть не должно. То есть они вместо того, чтобы нагреть воздух, охладили его и воду до невозможного. Не удивлюсь, если теплому течению у ваших бывших владений уже кирдык. И весной кирдык будет урожаям. Наелись яблочек! Магичка раздраженно шваркнула ладонью по столу и открыла портал прямо перед носом эльфийки. Ей показалось, или эта бедняга на самом деле обрадовалась порталу? Фактически выпавшую замерзшую женщину Истираль подхватил на руки, даже не поняв, когда успел сорваться с места. Без приказов и понуканий со стороны Ронины. Магичка уже выставила на стол микстуры и нужные зелья. — Клади ее на операционный стол. У нее наверняка обморожены ноги и руки, — скомандовала она, обжигая тонкой струйкой огня инструменты. — Что вы собираетесь делать? — испуганно пискнула эльфийка, цепляясь за свой кулек с младенцем. — Спасать твою обмороженную задницу, — вздохнула Ронина. — Вас и так мало, а теперь будет еще меньше. Проклятый холод! — она разрезала на девчонке штаны, превратившиеся в сплошной лед, и поцокала языком, глядя на совершенно белую, слишком белую кожу. Пожалуй, обморожение было то еще. — Девочка… моя девочка… — эльфийка покачала головой, ощущая слабый поток тепла от рук собрата. — Не убивайте мою дочку… — Если она еще жива, то не убьем, — Ронина аккуратно разжала нечувствительные руки эльфийки и вытащила слабо пискнувший кулек. Ребенок был жив, но тоже сильно замерз. Она поручила младенца Истиралю, так как тот уже имел дело с детьми, а сама взялась за лечение пострадавшей. От обезболивающего зелья эльфийка просто отключилась, упав на стол и раскинув руки. Истираль едва успел подхватить ее голову так, чтобы она не ударилась об угол, и уложить ровно посредине. С ребенком на руках ему это удалось с трудом. Ронина приказала раздеть девочку и постепенно отогревать начиная с почти прохладного воздуха, чтобы не произошел резкий перепад температур. В самой башне стало ощутимо теплее, желание магички согреть новых постояльцев заставило заклинания обогрева работать интенсивнее. Тем временем Ронина сначала просканировала эльфийку и, поняв, что тут уже придется уповать лишь на природные способности, произнесла довольно специфическое заклинание. Когда-то она пользовалась им, чтобы быстро снимать шкуры с животных, правда, шкуры при этом портились. Но теперь оно пригодилось, чтобы избавиться от промороженной насквозь кожи. Лучше было так, чем дождаться, пока все это загниет в тепле. Истираль ошарашенно взглянул на происходящее, но даже бровью не повел. Раз хозяйка так делает, значит, так нужно. Ронина тут же уничтожила слезшую кожу, обработала обмороженные ступни заживляющей мазью, а все, что осталось целым, продолжила согревать. Ей еще предстояла аналогичная процедура с руками. После того, как мазь впиталась, она направила на эльфийку исцеление и держала его до тех пор, пока на ногах пострадавшей не стала появляться новая розовая кожа. — Ходить пока не сможет, но зато ноги останутся, — магичка утерла вспотевший от напряжения лоб дрогнувшей рукой. — Вот чем я занимаюсь, а? Я, темная тварь, спасаю светлых эльфов! Да с этого же даже куры будут смеяться. — Ты думай не об их свете, а о том, что они помогут удержать расползающееся равновесие, — посоветовал Истираль, пытающийся угомонить слабо хнычущую девочку. Он знал, что ей очень больно от обморожений, но пока мог только подавать теплый воздух и небольшие порции исцеления, справедливо полагая, что Ронине может понадобиться его помощь. А если они спасут мать, то у ребенка будет больше шансов выжить. — Знаешь, из светлого мага стать темным очень легко. А вот чтоб наоборот было, я ни разу не слышала, — магичка поморщилась, разглядывая тонкие руки эльфийки, но все же взялась повторить процедуру. Та в ответ слабо замычала, похоже, боль все-таки пробилась сквозь глубокий обморок и обезболивающее зелье. — Да ты сама добродетель! — поддел ее Истираль. — Живешь, как жрица, давшая обет одиночества, колдуешь потихоньку, даже жертв не приносишь и порчу наводишь только мысленно. Вот какая ты темная? — Еще одно слово — и ты получишь вон той плошкой в лоб, — сурово отрезала Ронина. — Лучше успокой ребенка, а то его плач мне мешает сосредоточиться. — Как? Ей просто больно. — Ну ты ж у нас отец, тебе лучше знать, как следует успокаивать детей, — отмахнулась Ронина. — Спой что-нибудь, только не ори в голосину, тихонько. Покачай ее, говорят, помогает. Исцеления добавь, не скупись. Лечи сначала внутреннее, а потом внешнее. Если что, кожу я потом помогу снять, вырастим новую. С руками пришлось повозиться дольше. То ли потому, что они сильнее промерзли, то ли из-за усталости. Впрочем, Ронина справилась. Вот только она не обольщалась — эта девица как только оклемается, так сразу же им предъявит за их темные ауры и станет проситься выбросить ее обратно, на свежий воздух и на смерть. Уложив эльфийку на импровизированный топчан из матраса и пары подушек поближе к растопленной печи, Ронина взялась за ребенка. Благодаря помощи Истираля девочка уже не выглядела такой заморенной, но обморожение и голод никуда не делись. Судя по ее небольшому росту, девчонке едва полгода исполнилось, но определить точно Ронина не могла. Эльфийские дети росли медленнее, чем человеческие. Малышке могло быть и несколько месяцев, и год, что не удивительно при паршивом питании и полном истощении матери. У той наверняка не было молока, судя по излишней худобе и всеобщей костлявости. — Везет мне на тощих эльфов, — ворчала Ронина, так и эдак крутя крохотную эльфийку. — Проклятье, я не знаю, сколько на эту тщедушную тушку надо обезбола. Дам больше — уснет вечным сном. Дам меньше — будет орать. Не знаю, что хуже. — Не давай вообще, — вздохнул Истираль. — Так она от болевого шока сдохнет, ты что?! — Ронина повернула девчонку к нему. Лежащий на подогретом столе раздетый ребенок выглядел и вовсе никаким — бледным, слабым и почти неживым. — У нее ж тут половина кожи промерзла, тут снимать и снимать… — Тогда дай маленькую каплю, — вздохнул Истираль и пошел за ложкой, достал самую крохотную и покачал головой, переняв жест хозяйки. — Даже этого хватит, чтобы ее угробить. — Ладно. Маленькую каплю, — припечатала Ронина. — Ненавижу такой выбор. Крохотной капли оказалось мало, и эльфийка тихо пищала от проводимых процедур. Кричать она не могла, только скулила, как избитый щенок. Ронина терпеливо обрабатывала свежие раны, исцеляла и наращивала кожу, но ее нервы тоже не были железными. Причинять страдания такой крохе ей было банально совестно. — А ведь таких магистр может и зарезать, — грустно ответила она. — Старею, однако. Раньше я не думала об эльфах и вообще ни о ком не думала… А теперь… — Что вы делаете с моим ребенком? — эльфийка кое-как очнулась почти под конец процедуры. Жалобный писк теперь звучал почти непрерывно. Истираль постарался побыстрее спрятать лоскуты кожи, чтобы не шокировать бедную женщину. — То же самое, что и тебе делала. Снимаю кожу, обрабатываю раны, наращиваю новую, — холодно пояснила Ронина. — Иначе обмороженная кожа загниет, и девочка умрет. Хорошо еще, что руки и ноги целы, иначе пришлось бы отрезать все. — Вы… вы темные, да? — наконец смогла поднять голову эльфийка и ошарашенно уставилась на меланхолично несущего горшок с чистой водой для супа Истираля. — И ты, собрат? — Темные, темнее только товарищ лич, который сейчас воюет со всеми нами, — подтвердила Ронина. Эльф пожал плечами и сунул горшок в печь. Раненых и обмороженных предстояло кормить и кормить хорошо. — И вы… мучаете мою дочь! Мою маленькую Алисариль! — обвиняюще ткнула розовым пальцем в Ронину эльфийка, но тут же отвлеклась на несоответствие цвета своей конечности со всем остальным телом. — Ага, тебя тоже так помучили. Не переживай, ногти отрастут. Пока посидишь тут, а потом я отправлю вас к гномам. Там сейчас тепло и безопасно. И много вашего ушастого брата. — Мне нельзя к нашим… моя дочь… — эльфийка опустила взгляд и прикрыла зеленые глаза. — Полукровка от человека, — припечатала Ронина, — и что? Там таких битых через одного. Гномы не спрашивают чистоту крови, они смотрят на крепость тела и духа. А ты крепкая, раз выжила. Может, перестанем друг на друга орать и наконец-то познакомимся? Я — Ронина, а это Истираль. Можете звать нас Темными, поскольку мой род давно канул в небытие и никогда не был знатным, а он сам давно в рабстве, и его родовое имя уже ничего не означает. — Ларисниль, — коротко представилась эльфийка, не поднимая взгляда. — Я слышала о некоем Истирале, вот только тот погиб на войне. — Двадцать лет назад? — приподняла бровь магичка, заканчивая процедуры. Малышка перестала хныкать, совершенно обессилев. — Вроде бы да, — Ларисниль покачала головой, — но я точно не знаю. — Ну этот жив, только иногда он хочет быть мертвым, — вздохнула магичка и подала эльфийке ребенка. — Прошу принять свое сокровище. Скоро будет суп, вам нужна теплая еда. Что ей можно есть? — Молоко… которого у меня нет, — Ларисниль тяжело вздохнула. — Могу найти коровье, — Ронина надолго задумалась и взялась крутить потоки, пытаясь найти у графа хоть какое-то молоко. Появившийся на лабораторном столе кувшин оказался замерзшим, аж иней на стенках выступил. — Ну и дубарь же там снаружи, — поежилась магичка. — А ведь оно стояло в погребе… — А здесь — это где? — наконец не выдержала Ларисниль. — У меня дома. Добро пожаловать в измерение темных магов, — пафосно взмахнула руками Ронина. — Здесь тепло, сытно и уютно, но снаружи для вас будет очень небезопасно. И выхода тут два — или пойти к гномам и сохранить свою светлую суть, или же стать темными, постепенно пропитавшись моей тьмой. У него такого выбора не было, — она кивнула на молчавшего Истираля. Тот покачал головой. — Да, у меня нет выбора уже двадцать лет, — он отбросил в сторону косу и ткнул пальцем в ошейник. — У тебя, сестра, выбор есть. — То есть… ты не умер на войне? — тихо прошептала эльфийка. — Героя, уничтожившего часть человеческой армии, не существует? — Нет, я не герой и я не умер. Это был какой-то другой Истираль, — эльф покраснел до кончиков ушей. Ему было стыдно за то, что собратья так отнеслись к его возможной гибели. Сочинили сказки, сделали героем. А на самом деле он раб, исполняющий хозяйские хотелки. — Да, это был другой Истираль, — вмешалась Ронина. — Этот у меня уже очень давно, так что он не мог быть на войне. А сейчас попрошу не думать обо всем этом и постараться поесть, — она слегка согрела горшок с молоком до такой степени, чтобы его можно было налить в меньшие емкости, а после две небольшие глиняные кружки отправила в печь. — Сейчас вскипятим молоко, и вы попьете. А там и суп сварится. — Мы… я благодарна вам, — совсем тихо, едва слышно произнесла Ларисниль. — В столь ужасное время помощь даже темных неоценима. — Спасибо на добром слове, — усмехнулась магичка, — а то утром мы одну отправили уже к гномам. На нас обиделись за спасение. — Кто эта эльфийка? Я поговорю с ней и заставлю изменить мнение о вас, — Ларисниль наконец соизволила поднять взгляд на пугающую ее магичку. И увидела обычную хозяйку, следящую, чтобы молоко не убежало. Истираль рядом тихо чистил овощи, боясь вступать в разговор. Ему хватило уже ненастоящего геройства. — Это не эльфийка, это человечка, — буркнула Ронина. — Алхимичка, которую мы вчера спасли из горящего дома. Людишки взбунтовались и решили ее сжечь, как причастную к армии лича, хотя она к личу имеет такое же отношение, как я к светлой магии. — Тогда все понятно, — эльфийка прижала к себе дочку и покачала на руках, заставляя не шевелить только-только восстановленными конечностями. — А лич сильно страшный? — Показать? — магичка притянула к себе шар. — Покажите, — Ларисниль уселась поудобнее, уже не беспокоясь о своем будущем. Если бы ее хотели убить, то уже убили бы. Ронина тяжко вздохнула и достала шар. Пожалуй, этот день копировал предыдущий, всей и разницы, что теперь новости из мира смотрела не Кэтлин, а Ларисниль, качающая на руках дочку, а она сама приглядывала за вскипающим молоком. В шаре мелькнуло изображение крупных городов, осажденных нежитью. Мороз никак не вредил мертвым, зато живые от него страдали, и еще как. Лич решил не заниматься ерундой и длительными осадами, оставив часть армий кошмарить окрестности городов, а сам просто прерывал поставки продовольствия по всем каналам. Перекрыл торговые тракты отрядами особо сильных скелетов, которые убивали всю охрану обозов и караванов, почему-то сохраняя продовольствие в целости. Сначала Ронина не понимала этой логики, но потом внезапно додумалась. Это ведь очень просто. Лич разделил людей, загнав часть в крупные города, в которых ограничено продовольствие, а часть оставив в деревнях и мелких городках, где тоже не все гладко. Еще немного, и холод с голодом доконают королевскую армию и набранных ополченцев. Нежить ведь может днями и неделями сидеть в засаде, не нуждается в еде, воде, сне и отдыхе. Нежити не холодно и не жарко. И пока отряды скелетов вырезали караваны и полностью перекрывали любые возможные способы сообщения между крупными и мелкими городами, основные части войска нежити вместе с монстрами активно продвигались к столице. Она их тянула как магнитом. И причины этого Ронина не знала, но догадывалась, что все далеко не так гладко, как ей думается. Но все же надеялась, что ей удастся задуманное.