Реддл: История крестражей

Событие подняло их на ноги среди ночи. Учителя были так взбудоражены новостью, что, собравшись в ближайшем классе — а это был класс Защиты от темных искусств — забыли об осторожности: свет из приоткрытой двери отрезал часть моего лица, ослеплял холодным золотом, заставляя щуриться. Мне было все равно — я весь обратился вслух. Я не шевелился, не дышал и, кажется, забыл о собственном существовании. — Я не верю, что Министр, Пиливикл или кто-либо еще из Министерства мог так поступить — ЭТО ЧУДОВИЩНО! — профессор Вилкост, обычно медлительная из-за возраста, стремительно и гневно пересекла ту часть кабинета, что была мне видна. — Армандо, неужели это правда? — Боюсь, что да, Галатея. Они передали недвусмысленное поручение подготовить мальчика к этой новости. Мать его не заберет: после трагической новости она слегла и сама нуждается в помощи. — Можно освободить его от уроков, но оставить в Хогвартсе, — прозвучал голос Дамблдора, — под нашим присмотром. Возможно, следует выделить ему отдельную спальню. — Да, пожалуй... Повисла неловкая, непонятная тишина, которую скоро нарушил преподаватель зельеварения. — Господи, да как такое могло произойти! Никто не верил в его виновность. Я лично собирался прийти на слушание только из-за давней дружбы. Я не сомневался, что Визенгамот оправдает его! Разве кто-нибудь из вас ждал чего-то другого?!.. Как можно было перенести слушание на ближайшую ночь?! Это-это-это... Это же... Убийство! На этот раз тишина была мрачной, густой и тяжелой, словно цепь, повисшая на руках сообщников. И вдруг слева от меня раздался шорох. Я автоматически обернулся на звук, не испытав при этом ни страха быть пойманным, ни любопытства, ни раздражения. У поворота коридора стояла Мелисса Флетчли в ночной рубашке, бледная в лунном свете. — Мне очень жаль, Вик. Она вдруг начала таять, словно становилась на моих глазах призраком. Ошеломленный, я не мог оторвать взгляд, пока в лицо мне не ударил свет факелов. Я вновь посмотрел на кабинет – дверь была широко распахнута, но в классе теперь не было ни души. Чувство тревоги нарастало во мне. Я остался один на один с этой ночью, тишиной и самим собой. Мне казалось, ко мне приближаются голоса, но стоило повернуться в их сторону, я натыкался на безмолвие. Я чувствовал холод, я покрылся испариной от непонятного ужаса от приближения чего-то, чему не было названия, я в панике вертелся на месте, пытаясь предугадать, откуда... — Я не умер. Громкий шепот обжег мне ухо одновременно с тем, как лед сомкнулся на запястье. От страха я хватил воздуха и запаниковал, почувствовав, что выдохнуть не могу. С опозданием я понял, что очнулся от кошмара, а мое парализованное тело опять лежит в шкафу. Запах пыли и старой мебели щекотал нос, поперек коленей змеилась полоска света. Мое желание сбылось — я без волшебства освободился от наложенных чар. Я перевел дыхание. Да, я снова был в сознании, но что делать дальше, я не представлял. Бесполезно было надеяться, что удастся шевельнуть хоть пальцем. Я не мог открыть дверцу шкафа, чтоб увидеть, что за ней, не мог повернуть голову, не мог даже моргнуть. Мне оставалось только слушать, и надеяться, что рано или поздно кто-нибудь заглянет в этот шкаф. Учитывая, что кроме меня в нем ничего не было, надежда эта таяла с каждой секундой. Но от одной мысли о прошедшем утре во мне закипала ярость. И она была тем сильнее, что не могла найти выхода. Бессильная злость затягивала меня в воронку повторявшихся воспоминаний о том, как ухмылялся этот трус, выставив вперед волшебную палочку. Разумеется, будь палочка и у меня, он бы затаился, спрятался за своей змеиной улыбкой, выжидая случая напасть. Меня почти тошнило от того, что пришлось при нем переодеваться. Пусть вещи выглядели идентично, но я чувствовал себя в них словно в картонной упаковке. Они были частью того мира, к которому принадлежали комната над лавкой Горбина и Том, ежедневно превращавшийся в меня и занимавший мое место. Мои старые вещи были фрагментом мира, где я был свободным и сумел раскрыть изворотливого преступника. Этим утром Реддл лишил меня этой части. Эмоции были бесполезны, и я постарался переключить внимание. Перед глазами снова возник Том, с ухмылкой наблюдавший за мной от окна. Он решил запугать меня, чтобы я не сбежал. Значит, он уверен, что побег возможен. Но как, если я и пошевелиться не могу?... Я ломал голову над этим, но так ни к чему не пришел. Тем временем, где-то вдалеке послышались голоса и смех. Должно быть, несколько стен и комнат приглушили их так, что и слова было не разобрать. Я с удивлением осознал, что до сих пор сидел в полной тишине, тогда так в прошлый раз слышал здесь характерный шум. Полоска света на моих коленях слегка изменила направление и уже не выделялась так контрастно. Должно быть, наступал вечер. С учетом скупых декабрьских дней и скорых сумерек, было, вероятно, около четырех часов. Внезапно топот нескольких пар ног прогремел где-то рядом, кажется, за стенкой того помещения, где стоял шкаф. — Кто последний, тот зануда! — Так нечестно! — Плакса и зануда! — Стойте! — Маккинзи — плакса! Плакса и зануда! — Ага, конечно, вы без сумок! Ну, сто-о-ойте! — девчачий голос почти срывался на слезы. Приближался строгий стук каблуков. — Миссис Коул, они опять закроются в гостиной. — Не ной, Маккинзи! Какая разница, если через полчаса ужин. И не опаздывай. Посмотри, какие грязные у тебя колготки. Сейчас же ступай в комнату и переоденься. Каблуки ушли. Послышался всхлип, шорох, и все стихло. По коридору прошло еще несколько человек. До меня донесся детский шепот, но я его не разобрал. Кто-то промчался, напевая дурацкую песенку. Еще пару раз отчеканили сдержанный, ровный ритм каблуки. А позднее прошла целая группа детей — должно быть, отправилась на упомянутый ужин. Если так, то скоро должен был явиться Том. А я потратил выпавший шанс на то, чтобы узнать, что где-то поблизости от меня после обеда собирается куча детей. И судя по разговорам — детей магглов. Я злился на себя, хотя, по существу, понимал, что злиться не на что, но это помогало игнорировать отчаянье, которое вот-вот должно было завладеть мной. И в этот момент я услышал, как со скрипом поворачивается дверная ручка. Это было несложно, с учетом тишины, воцарившейся в этой части здания. После мягкого щелчка неизвестный гость помедлил, а затем с шорохом ступил в комнату. О, если бы я мог подать хоть знак! Некто притворил дверь, а затем стремительно пересек комнату — я сосчитал семь или восемь шагов. Судя по тому, что ленточка света исчезла с моих ног, посетитель встал у окна, заслонив луч закатного солнца. Затем где-то за моей спиной раздалось пружинистое кряхтение кровати, словно кто-то прыгнул на нее и теперь по инерции покачивался на сетке. Щелчок металлического замочка, а затем шелест бумаги. Сухой звук царапанья по листу сменился мягким, гладким скольжением. Минут через десять я был уверен, что гость этой комнаты пришел сюда, чтобы в спокойствии порисовать. — Бенсон! — раздалось где-то в коридоре. Звук карандаша замер. — Бенсон, где ты? — уже ближе. — Иди на ужин! Сейчас же! — гневный приказ женщины прогремел прямо за дверью. — Я не обязана каждый вечер тебя разыскивать! Я приказываю тебе сейчас же явиться в столовую! — голос удалился, а затем опять приблизился. — Иначе всю следующую неделю ты проведешь в своей комнате, я тебе обещаю, Эми! Ты поняла меня?! Поняла?! — Она же не найдет меня здесь, правда? — раздался вдруг приглушенный шепот. — Тебя она никогда не находила. Не находила ни здесь, ни в других местах. — Бенсон!!! — раздраженно завопила женщина, и на соседнюю дверь обрушился ее, очевидно, тяжелый кулак. В комнате раздался едва слышный скрип — разыскиваемая Бенсон сползла с кровати. Уж не знаю, что хотела сделать Эми — вероятно, спрятаться — но она распахнула дверцы шкафа. Впоследствии я бесчисленное число раз мысленно благодарил ее за то, что она сделала — обеими руками зажала себе рот, прежде чем оттуда вырвался хоть звук. Я видел, как она вздрогнула будто от удара током, как перекосилось ее лицо, а рот открылся, чтобы захлебнуться криком. Ладони оказались быстрее. Но она попятилась на негнущихся ногах, наткнулась на стул, и тот с грохотом повалился на пол. Девочка была теперь вне поля моего зрения. Зато сквозь распахнутую дверцу я видел угол комнаты, выцветшие, содранные внизу обои и тяжелую дверь. Женщина в коридоре взорвалась очередными угрозами и ругательствами, но странное дело: она так и не постучала в эту комнату. И даже открыть ее не попыталась. Наконец, ушла. С той стороны, куда отскочила Бенсон, не доносилось ни звука. Так прошло несколько минут, потом последовал аккуратный шелест листов. Наконец, собрав свои вещи, с сумкой на плече Эми подкралась к шкафу и заглянула в него. Ей было лет шестнадцать. Длинные светлые волосы были сдвинуты назад ободком, который делал ее лицо совершенно круглым. Еще по-детски мягкие его черты контрастировали с выражением глаз, полным сочувствия — будто она понимала, в каком положении я нахожусь. Не без отчаяния я заметил, что в ее взгляде растет отвращение, и некстати вспомнил, что жертва Петрификус Тоталус больше напоминает окоченевший труп, нежели живого человека. Я пытался донести до ее сознания всего несколько слов, но без палочки это было без толку. Эта девочка была моей единственной надеждой. И поправив ремешок сумки, она прикрыла дверцы шкафа, погрузив меня в темноту. Через секунду я услышал характерный щелчок двери.