Реддл: История крестражей

Мне повезло: трансгрессируя, Том не рассчитал место появления и поскользнулся на опавшей листве, укрывавшей склон холма. Мы покатились вниз, борясь за волшебные палочки, но в итоге обе оказались отброшены где-то по дороге. В конце концов, мы остановились, и мой противник оказался сверху. С первого удара он сломал мне нос. Кровь холодной струйкой текла по лицу, попадала в рот, а Том опомниться мне не давал, нанося один удар за другим. Обладая моим телом, он располагал преимуществом. Пусть я был ниже него, но зато куда крепче. Я же в теле Реддла чувствовал себя легким и практически бесполезным. С другой стороны, его удары все реже попадали в цель, проходя вскользь; драться он не умел и лишь воспользовался временным преимуществом. Вскоре я извернулся и швырнул его через себя. И вот тогда я дал себе волю. Мне казалось, я выплескиваю осознание полного краха своей жизни; казалось, каждый удар — приговор человеку, виновному в этом, и Реддлу, и тому, чьей внешностью он располагал в тот момент. Но правда, которую я осмелился признать не сразу, заключалась в том, что все время, начиная с первого дня знакомства, я чувствовал связь между нами. И связь эта укреплялась. Более всего в те моменты, когда он превратил меня в себя, когда обошел окклюменцию, когда я получил воспоминания Эми и когда сознательно решил превратиться в него. В той драке я надеялся освободиться от этого сближения; я верил, что каждый удар разрушает связь, но на самом деле все было наоборот. Задыхаясь, я остановился. Том не сопротивлялся и не издавал больше ни звука; его разбитое лицо было отвернуто от меня, а руки раскинуты на черной, изъеденной холодом листве. Я оперся руками по обе стороны от его плеч и наклонил голову, пытаясь восстановить дыхание. Я чувствовал себя опустошенным. Наверное, мой дом стал филиалом Министерства. И где теперь мой дом? И Редлл... Если он мертв, как я докажу свою невиновность? Я сполз с него; все тело трясло от изнеможения. Мне казалось, от меня идет пар. Было очень жарко. Я расстегнул рубашку и лег на черную листву: сладковатый запах ее разложения и шум протекавшей поблизости реки убаюкивал. Я закрыл глаза и увидел Флетчли в первый день своей работы в Министерстве. Первый день, когда она, последний близко знавший меня человек, перестала им быть. В тот день мы поприветствовали друг друга, представились, дежурно пожелали хорошего утра и разошлись в разные стороны от лифтов. Мое сердце разрывалось на части. Я не видел ее с тех пор, как покинул Хогвартс, целых семь лет. И встретился накануне, только чтобы стереть все воспоминания о себе. Чтобы она не мешала мне выстраивать новую жизнь, основанную на мести Пилливиклу, министру и всем, причастным к тому, что случилось, когда я был на пятом курсе Хогвартса. И теперь ее не было. Никого больше не было. Я нехотя открыл глаза и повернулся на подозрительный шорох. В лицо мне смотрело острие волшебной палочки. Я перестал дышать, ожидая зеленой вспышки. Разбитые, опухшие губы Тома еле двигались. — Мое лицо, — выдохнул он тихо и мучительно, пока я прикидывал, смогу ли увернуться. — Мое лицо не может выглядеть так ужасно, — прошептал он. Палочка дрожала. — Эпискеи. Где я сидел, там и остался — пораженный, сбитый с толку, поддающийся едва уловимой волне покоя, разливавшейся по телу и растворявшей в себе боль. В руках у моей копии была палочка Реддла — заостренная, похожая на кость. Но разве не осталась она на склоне?... Том молчал и смотрел на меня так внимательно, словно пристальный взгляд был залогом надежности чар. Его лицо было перепачкано кровью и землей, пряди волос прилипли ко лбу, но глаза оставались ясными и сильными. Он лечил меня, едва дыша сам. Я вдруг осознал, что связь, от которой я пытался освободиться, не только не разорвана, но и закалена, словно цепь, прошедшая огонь и молот. Одновременно я почувствовал, что синяки и порезы начали исцеляться не только на лице, но и на моих руках и груди. — Все, хватит! — оборвал я, вскакивая на ноги. Не глядя на него, поднялся на холм и отыскал свою волшебную палочку. Мельком обернулся: Том лежал на прежнем месте и, кажется, подниматься не собирался. Оскальзываясь и спотыкаясь, я прошел мимо него дальше, к самому берегу, обрывом подымавшемуся над водой на пару метров. — Люмос. Шар света разорвал сумерки, почти перешедшие в ночь, и, пролетев немного, завис над водой вблизи того места, где я остановился. Русло здесь было узким; можно было бы переплыть минут за десять, не будь течение таким крутым. Сближение берегов вынуждало темную воду то и дело переливаться поверх собственного уровня, и под шаром эти завихрения отливали белым серебром на холодной черноте. Наблюдая за ними, сидя на краю островка света, я чувствовал себя последним выжившим после огромной катастрофы. Жизнь, которую я искусственно выстраивал последние два года, была уничтожена, и я ощущал безграничность непрошеной свободы, которой я не знал, как распорядиться. И в то же время я мучился от горечи потерь, острой болью скользящей по сердцу. Кроме того, очевидно, что теперь я был обречен скрываться до самой смерти. Словом, я не имел представления, как и чего ради мне продолжать жить. Я ощутил странное покалывание под кожей и понял, что действие Оборотного зелья заканчивается. Вместе с неутешительным итогом жизнь возвращала мне и мое лицо. Больше всего на свете я желал, чтобы рядом со мной на этом одиноком берегу сейчас оказался хоть кто-то. Не ради слов утешения или конкретной помощи. Ради руки, способной поддержать. Хоть кто-то, но только не Реддл. Что-то мелькнуло в воздухе, на краю света, со стороны воды. Мелькнуло и пропало, но я кожей ощущал гладкое движение в темноте, и от этого побежали мурашки. Я вскочил на ноги и поднял палочку, готовый ко всему, но... — Не может быть, — мой голос прозвучал шепотом. Он бесшумно поднялся из темноты, очертил полукруг и вновь ушел во мрак; появился снова, сделал малый круг под светом и приземлился у ног — ворон, очень похожий на того, что я сотворил для Реддла в доме Смит. – Не может быть... — птица дергала головой, поблескивая бусинками глаз. — Колдовство исчезает, если умирает маг, сотворивший его, или если... — ... уничтожена волшебная палочка, при помощи которой, его сотворили — услышал я голос позади себя. Перед моими глазами мелькнула комната в «Горбин и Берк» и обломки, брошенные к моим ногам. — Но... — я обернулся. Том стоял шагах в десяти от меня, уже при своей внешности и без видимых следов боя. Правда, шагая ко мне, он прихрамывал. Реддл что-то держал. — Не думали же вы, чтобы все эти бесчинства я буду творить своей палочкой? Спятивший Ингард не мог издеваться над коллегами с помощью чужого оружия. — Но... — повторил я ошеломленно: Том протягивал мне волшебную палочку, которую я приобрел два года назад, когда решил вернуться к магии. — В лавке была обычная ветка, — кивнул он. — Сломал и швырнул на пол. Остальную работу сделало ваше воображение. Передо мной, наконец, открывалась вся картина. — Ты... Ты с самого начала планировал это? — Вообще-то нет. Но мистер Ингард: я был консультантом в лавке артефактов; я сохраняю волшебные предметы, а не ломаю об колено. Кроме того, вы недвусмысленно намекнули, что ваше волшебство запечатало пузырек с воспоминаниями, который вы оставили Дамблдору. — Чего ты хочешь? — Ничего. Просто возвращаю позаимствованную палочку. Берите. Я осторожно протянул за ней руку. — Но даже как лже-мракоборец, — Том удержал ее, — вы должны помнить: всегда можно узнать последние заклинания, сотворенные палочкой. Например, убийство. Это улика, мистер Ингард. Вы понимаете, что следует сделать. Неоспоримые аргументы и вежливая интонация были слишком прозрачной завесой для его торжества. Скупая, сдержанная улыбка контрастировала с властностью, находившей выражение в жадном блеске глаз. Он упивался моментом, когда я, пережив недолгое счастье обретения последнего фрагмента прежней жизни, должен был добровольно его уничтожить. — А как же мое воспоминание в Хогвартсе? — я решил, что Реддл не будет скрывать своих планов, и был прав. Он усмехнулся. — Я же говорил, что уже давно действую не один. Мои сторонники есть и в школе. Дамблдор покинул кабинет — у него появились дела в Восточной Европе. А когда вы сломаете палочку, они с легкостью найдут ваше воспоминание среди прочих в его коллекции и запечатают другим заклятием. Или же вы не сломаете ее, и вас отыщут бывшие коллеги со свитой дементоров. Тогда воспоминание в кабинете Дамблдора будет всем, что от вас останется. Том выпустил, наконец, палочку, но продолжал смотреть на меня. — Ты желаешь, чтобы я остался рядом с тобой, — я скорее выразил догадку, нежели спросил. — Ты подстроил все так, что рядом со мной нет больше никого, кроме... — О, мистер Ингард, я был вами почти месяц и знаю, как к вам относились в Министерстве, — перебил Реддл. — Вы не существовали. Ни в чьей жизни вы не вызвали перемен, не нашли даже отклика за те два года, что вы тешили себя иллюзией, будто живете. И ничего не изменилось, когда вместо кабинета в отделе магического хозяйства вы стали оказываться в шкафу. Все, что было создано, было создано мной — я довел вашу несмелую иллюзию до логического завершения — до катастрофы. Потому что у вас с самого начала, каждый день на этой службе не было рядом никого. А сейчас — смотрите-ка: один такой человек у вас есть, — Том картинно раскинул руки. — Ты даже не пытаешься быть убедительным. Потому что считаешь, что сделал достаточно для того, чтобы я убедил себя сам, — сказав это, я резким движением сломал волшебную палочку пополам. Ворон у ног рассыпался золой. Том ждал с предвкушением продолжения. — Спровоцировав меня поцелуем Эми, ты добился, чтобы я увидел самую жалостливую версию воспоминаний о тебе. В драке ты держал у груди вторую палочку, но так и не достал ее — ты позволил мне избить тебя до полусмерти, а после великодушно исцелил мои раны. И это место, Том! Ты перенес нас туда, где вы с Эми откопали спрятанную мной когда-то первую волшебную палочку. Не зная точно, почему я это сделал, ты надеялся натолкнуть меня на трогательные воспоминания, правда? Улыбка исчезла с лица Реддла, и теперь он не спускал с меня обеспокоенного взгляда. Я подошел к обрыву и швырнул обломки в реку. Они без следа исчезли в первой же волне. — Но в том-то и беда, Том. Ты понятия не имеешь, что произошло здесь, и почему я оставил первую палочку. Ты рассчитываешь, что я испытываю к тебе сочувствие, интерес или, быть может, симпатию. Но это лишь мимолетная жалость к тому, кто пережил твое детство, и от кого в тебе осталась лишь оболочка. Но сейчас в тебе нет ничего, кроме бесконечного страха и амбиций. Ты пуст. Разве ты не чувствуешь этого? — я развернулся к нему. За моей спиной теперь неслась река. — Вот почему тебе никогда не справиться с моей окклюменцией и не разгадать меня, — Том презрительно сощурил глаза. — Ты вынужден строить лишь приблизительные планы, которые на деле оказываются лишь пародией на план. А в итоге — в итоге ты не способен предсказать даже мой следующий шаг. Повисла пауза. Затылком и спиной я ощутил порыв ветра, короткий и легкий, словно последний выдох. Увидев, как в момент осознания распахнулись его глаза, я шагнул назад. Все произошло в мгновение ока — Том махнул палочкой, а я, падая в воду, успел услышать начало заклинания. — Левикор... Он хотел поднять меня. Решил, я топлюсь. Что и требовалось доказать. Прежде, чем заклинание достигло меня, я трансгрессировал.