Реддл: История крестражей

Вам не достанет смелости подчиниться мне. Откровенные, будоражащие слова отдавались эхом в долгом, полном неопределенной жажды сне в тот момент, когда его оборвал поцелуй. Влажное прикосновение чужих губ показалось мне столь логичной и желанной наградой, что я успел ответить на него и уж потом изумленно распахнул глаза. Адрияна облизнула губы; ее ладонь в обрезанной перчатке покоилась на моей груди, а ноги, едва ли не полностью открытые разрезом платья, переплетались с моими. В полумраке перед кроватью шевельнулись три неясных тени. Я дернулся, но нечто острое под ее рукой уперлось мне в ключицу. — Тс-с-с-с... — еле слышный шепот защекотал ухо. — Разочарованы, Стеван? В моем сознании, пойманном в ловушку смятения, очередной вопрос всплывал быстрее, чем рождался ответ на предыдущий. Зачем они здесь? Сколько их? Где Том? Как, черт возьми, им удалось обойти заклятия защиты? Я обернулся к подоконнику, освещенному луной и сиянием снега. С вечера там осталась палочка. Безнадежно. Любой из них успеет наградить меня тремя заклятьями в процессе моего самоубийственного рывка к окну. — Как вы проникли? — Не только «ваша девушка» умеет выведывать чужие секреты. — О, — на пару секунд я онемел от заявления Адрияны, и причин тому было несколько. Но я сосредоточился на главной. — У Грин-де-Вальда претензии к Реддлу? Так вы, ребята, этажом ошиблись. — Он не уйдет без вас, — театрально вздохнула Адрияна и опустила голову мне на плечо. — А я, — обнаженное колено искушающее скользнуло по моей ноге вверх, — больше вас не отпущу. — Боюсь, вы переоценили мою роль в жизни парня. — Проверим, — она чмокнула меня в щеку и обернулась к силуэтам. — Действуйте. Наверху раздался шум: шаги, грохот, наконец, хлопок. Между приказом Адрияны и провалом моего предположения не влезла бы и секунда. Реддл — взъерошенный, в одних брюках — возник в центре комнаты, аккурат в окружении нацеленных палочек, и замер. Адрияна с демонстративной властностью обняла меня поперек груди. Они убьют его, пронзила меня мысль, и рот дернулся выкрикнуть бессмысленное предупреждение. Но я только схватил воздух. Три заклятия столкнулись почти одновременно с хлопком трансгрессии, но Том успел опередить их. Раздраженные промахом колдуны трансгрессировали за ним. От повисшей неестественной тишины стало трудно дышать. — Вот видите, — проворковала Адрияна с прежней интимностью. — Он до последнего будет сражаться поблизости, чтоб улучить момент и трансгрессировать вместе с вами. — А если нет? — Если он сбежит? — Адрияна приподнялась на локте. — Если он сбежит, если мы его поймаем, если мы его убьем, я парализую вас и оставлю в качестве рождественского подарка мракоборцам. Несмотря на прикосновения жаркого тела, меня обдало холодом. — Неужели я так отвратительно целуюсь? Прежде чем она ответила, особняк сотряс взрыв. С покачнувшихся стен и потолка посыпалась пыль. — Они нашли его! — радостно сообщила Адрияна и опять чмокнула меня в щеку. Теперь какофония сражения не смолкала ни на минуту. Сквозь грохот и звон то и дело доносились обрывки раздраженных, злых выкриков, но, как ни старался, я не мог разобрать слов. Яростно цепляясь за мешанину звуков, я пытался составить хотя бы приблизительную картину происходящего, но она ускользала. Единственный вывод, который я мог сделать, только усиливал тревогу: явившихся за Реддлом было больше, гораздо больше трех. — У вас каждый мускул напряжен, — ее пальцы скользили по моим плечам и груди. — Потому что ты рядом. — Потому что вы боитесь за него, — возразила она разочаровано. — Вам никогда не нравились девушки? — Что? Нет. Нет! Я... Я был влюблен, — наши взгляды встретились. Я подумал, как бессилен сейчас помочь Реддлу. На меня вдруг нахлынули ощущения из сна: тоскливое, неутоленное одиночество, жажда прикосновения и чувство обреченности. Я связывал их с финалом вчерашнего разговора, но с удивлением нашел отклик и в поднявшихся воспоминаниях. — Точнее, она была моим близким другом, пока мы учились в Хогвартсе. Влюбился я позднее. — Хогвартс? Но вашей фамилии нет... — ... в списках выпускников и студентов? Потому что я носил другую фамилию, — мне вдруг стало наплевать, сколько тайн я выдам, если скажу правду. Волна, такая же темная, как глаза Адрияны, в которых я не отражался, подхватила все, что годами было сжато до боли во мне, и бесповоротно потянула к поверхности. — Я носил другое имя и любил Мелиссу Флетчли. Да, ту девушку, которую якобы убил. Когда мы были детьми, она поддерживала меня несмотря ни на что. Даже когда по моей вине произошло нечто ужасное, она осталась рядом. К тому моменту я понял, что влюблен. Но я боялся приблизиться. Потому что, чтобы прощать и безоговорочно принимать друга, хватит и преданности дружбе. Но чтобы принять того, кто просит о большем, нужно любить. Звуки сражения превратились в фон. Странное дело: чем больше я говорил, тем спокойнее был за судьбу Тома. — Я не хотел услышать приговор от самого близкого человека. Кроме того я больше не связывал свое будущее с Хогвартсом и магией. Я стал магглом, Адрияна. И маггл из меня получился дрянной. Адрияна гладила меня по руке. На миг мне показалось, что я вижу рядом Антонию: взгляд колдуньи был исполнен понимания и сочувствия, каких я в ней и не предполагал. За пределами спальни гуляла злая буря, и я чувствовал себя в центре шторма. — Как бы сильно я ни возненавидел волшебство, сколько бы ни пытался похоронить связанную с ним часть себя, каждый проклятый день заунывной, ничтожной маггловской жизни я ощущал невосполнимую тоску. Я не находил себе места. И я вернулся в мир магии, так и не перестав ненавидеть ее. Несколько месяцев я стирал память о себе у тех, кто знал меня прежде. Мелисса стала последней. Вместе с ее воспоминаниями кануло в Лету и мое настоящее имя. Так появился мистер Ингард, неуклюжий, не шибко умный сотрудник министерского Отдела магического хозяйства, никчемный посыльный, мальчик на побегушках. Зато я мог избегать использования магии настолько, насколько это было возможно. Никто не запрещал вместо трансгрессии ездить на метро. Потому что никто никогда не обращал на меня внимания. Я умолк. Адрияна пребывала в замешательстве. На грохот снаружи она обращала не больше внимания, чем я. — Я... Я не ожидала подобных откровений. Почему вы говорите мне это все? Мой взгляд упал на глянцево блестящие полные губы, на женственные формы в явно тесном для них декольте, и я испытал жалость. Ее глаза пронизывал страх. В неверном предрассветном полумраке так легко было обмануться и разглядеть в них знакомые мрачные галереи, не оканчивающиеся ничем. — Мне очень жаль, но вы не выйдете из этой комнаты. Адрияна побледнела. Ладонь с волшебной палочкой, закрепленной на внутренней стороне перчатки и похожей на иглу, хищно вспорхнула над моей шеей. Но колдунья быстро овладела собой. — Великолепно, — усмехнулась она без особой уверенности. — Вы сказали это так, как сказал бы ваш друг. На миг я и правда испугалась... — Почему вы ведете себя так, будто в вас нет любви, Адрияна? — она осеклась, когда я дотронулся до ее щеки. — Вы же до смерти напуганы. И вы не хотите умирать. Однажды кто-то глубоко ранил вас. И с тех пор вы мстите за эту несправедливую боль, раня других. Вы боитесь признать, как вам больно, предпочитая доказывать себе и другим, будто вы ничего не чувствуете. Вы прячетесь за маску цинизма и жестокости. Но этим вы растаптываете то единственное, что могло бы остановить снедающий вас страх. В ее глазах стекленели слезы. Я хотел обнять ее, но острая игла ткнулась мне в живот в тот миг, как я опустил ладонь на ее плечо. Мы оба замерли. Удерживая ее затравленный взгляд, я предпринял вторую попытку, но палочка проткнула кожу. Я отшатнулся. — Послушайте, — выдавил я, морщась от боли, — если не меня, то свой рассудок. Мелисса, в которую я был влюблен, мертва. Антония, поддержавшая меня как друг, в Нурменгарде. Была еще одна девушка; она жива, но только потому, что Реддл изначально сделал ее своей марионеткой. У вас еще есть время трансгрессировать. Адрияна некоторое время напряженно молчала, словно пыталась понять, о чем я говорю, а затем оглушительно и грубо расхохоталась. — Там Пейт, Гарди и Бартоломео. Уверена, они уже порядочно измочалили этого мальчишку. — Неужели? По ее изменившемуся взгляду я понял, что колдунья лишь сейчас осознала, какая тишина нас окружает. Вскочив с постели, Адрияна спиной прокралась к двери, вытянув ко мне руку с закрепленной палочкой. — Только дернитесь. — Нет, не делайте этого, — я выставил вперед руку. — Почему? — она продолжала пятиться. — Адрияна, стойте! — я хотел вскочить вслед за ней. — А ну сидеть! — прикрикнула она и свободной рукой дернула на себя дверь. Ничего не произошло. Из коридора не донеслось ни звука. Продолжая коситься на меня, путаясь в разрезе юбки, она отступила чуть дальше, чтоб увидеть другую часть коридора. — Он легилимент, — мой голос прозвучал сдавленно. В звенящей напряженной тишине казалось, что слова разносятся по всему особняку, и каждый этаж, каждая комната и каждый угол в них слушают, как я предаю Тома. — Вы разделили нас, но не учли, что он может легко оказаться в моей голове. — И? — Адрияна нервно дернула плечом. — Он видит вас. Медленно, словно на заржавевших шарнирах, она обернулась к проему. И так же медленно перевела испуганный взгляд на меня. Затрясла головой. — Я не верю. С чего мне вам верить? Вы никогда не предадите его. Вы двое слишком похожи. Вам слишком нравится власть над чужим сознанием, и вы просто упиваетесь этим друг в друге... — продолжая бормотать истерично и торопливо, Адрияна подходила к двери, то и дело вытягивая шею и заглядывая, как можно дальше. — Мастер даже не был удивлен, узнав, что Дамблдор использует таких ничтожеств, как вы. Но рано или поздно мы избавимся, о, мы избавимся и от вас, и от этого лицемера, не чурающегося даже столь грязных... Вспышка ворвалась одновременно с волной звука. Я видел, как безжалостный удар срикошетившего в битве заклинания подбросил бессильное тело, заставив повернуться и рухнуть на живот. Сквозь распахнутую дверь летел прежний грохот разносимой обстановки и редкие выкрики. Я в два счета оказался у подоконника. — Акцио!!! Короткая, но изящная палочка выскочила из ладони хозяйки. Я осторожно обошел края разметавшегося платья. В горле шевельнулась тошнота. Я опустился на корточки. Ни следа злобы не было на застывшем навсегда лице, несмотря на последние слова; Адрияна лежала, сжав перед собой кулаки, и смотрела умоляюще-вопросительно, словно ждала ответа на высказанную просьбу. Она вдруг показалось мне маленькой девочкой, папиной дочкой, привыкшей получать подарки только за то, что она существует. Я отвернулся, борясь с комом в горле. Мне понадобилось несколько секунд. Я прикоснулся к еще теплому плечу, опустил ладонь на черные, широко распахнутые глаза и закрыл их навсегда. Вы никогда не предадите его. Вы двое слишком похожи. Ей я больше помочь не мог. Ничто не держало меня теперь. Я выскочил на лестничную площадку, но тут же отступил от перил в тень: внизу, в холле мелькнули три фигуры. Том и двое колдунов. Одна трансгрессия за другой — нападавшие пытались сбить его с толку, появиться и атаковать исподтишка. И, в конце концов, смогли. Том замахнулся, чтоб ударить заклинанием выросшую перед ним фигуру Бартоломео, но рефлекторно обернулся на другой хлопок, и отправил в нокаут напарника одноглазого мага. В тот же миг Бартоломео без особых усилий выбил палочку из рук Реддла. Они остались один на один. — Я надеялся, тебя прикончит кто-нибудь другой, — прозвенел надменный голос одноглазого, повернувшегося ко мне спиной. — Я палач, а не крысолов. Том, весь в кровоподтеках и порезах, спешно пятился от него, выставив вперед руки, как будто это могло его спасти. Он оступился, рухнул на кучу обломков, чье происхождение уже невозможно было определить, и попытался отползти. — Тебе не место в мире магов, — Бартоломео отвел руку назад. Том побледнел. — Авада Кедавра. Высокая фигура застыла, словно в недоумении, а затем, неловко подвернув ногу, грузно свалилась на бок. Реддл, все еще не двигаясь, медленно перевел испуганно-ошеломленный взгляд с трофея у своих ног на площадку второго этажа, но меня там уже не было. Сделав к нему шаг, я ощутил, как пространство наваливается со всех сторон, сжимает меня в заждавшихся объятиях, и подумал, ни об этом ли прикосновении тосковал. Трансгрессировав, я на ходу поднял выбитую палочку манящими чарами, перешагнул через тело поверженного мной колдуна и, избегая взгляда, исполненного восхищения и покровительственной похвалы, склонился и прижал Реддла к себе. Этого он не ждал: Том настороженно замер в моих руках. Думаю, он осознал в тот момент, что я понял — он мог и сам справиться с Бартоломео. Я понял — защитные чары в эту ночь не действовали. Понял и не отпустил его. Я впитывал каждое из открывшихся ощущений. Тяжесть покорно лежавшего в моей ладони затылка. Мягкость волос, пропущенных сквозь пальцы. Сдержанное, осторожнее дыхание у левой ключицы. Он упирался носом мне в плечо. Я почувствовал невесомое, нерешительное прикосновение его пальцев. — Любое, — прошептал он, — любое маггловское место. Чтобы они нас не нашли. Несмотря на разыгранный им спектакль, раны он получил настоящие и был слаб. Моя трансгрессия перенесла нас обоих. Мы очутились на пыльном полу выбранного мной убежища. Том все еще держал меня за спину, и я чувствовал, как напряжение постепенно оставляет его тело. Он не делал попыток освободиться и ничего не говорил, словно пытался осмыслить происходящее, заставшее его врасплох. Моя ладонь перетекла с его волос на шею, и я не столько услышал, сколько почувствовал в его груди судорожный выдох. Закрыв глаза, Реддл запрокинул голову, слепо ища затылком прикосновения моей руки, как ищут его прирученные животные, и у меня перехватило дыхание. А затем он открыл глаза и увидел. Увидел грязное окно с узким подоконником, обшарпанные стены то ли серого, то ли некогда зеленого цвета и старую, но тяжелую деревянную дверь, запертую снаружи на замок. И, наконец, шкаф, высившийся за моей спиной.