Реддл: История крестражей

Вмешательство Тома было безумным, одержимым; он схватывал, переворачивал и отбрасывал воспоминания одно за другим, как грабитель потрошит дом в поисках того единственного, что привело его сюда. То интимное, бесценное, что я столько лет прятал даже от себя, летело под ноги, как вещи из вывернутых наизнанку шкафов. Мое детство, моя семья, вечера, когда к отцу приходили его ученики из Министерства магии, мои мечты стать мракоборцем — все, что теперь существовало только в моей памяти, пролистывалось им, как скучная книга. Даже осознание того, как ранит меня их вид — он лишь отмахнулся от этого ощущения. Но вот он замер. — Можно снова увидеть Хогвартс? — спрашивает семилетний мальчик, когда гости расходятся. И отец ловит его за плечи. — Конечно, Виктор, — он ведет сына в комнату. — Хогсмит, где я встретил твою маму, или, может быть, полет на драконе?... На мгновение я ощущаю чувства легилимента: удивление и что-то горькое, сродни тому, что чувствую я. Но он ускользает, летит дальше — туда, где мальчик, то исчезая, то появляясь в клубах пара, бежит к своему вагону, прижимая локтем клетку с большим вороном. И чуть позже выскакивает из купе на платформу, чтобы повиснуть на шее родителей. — Надеюсь, этот твой Снежок умеет доставлять письма, — говорит его мать. — Постарайся удержаться от искушения применить легилименцию к профессорам, — говорит отец. Путаясь в складках мантии, оказавшейся на полразмера больше, мальчик идет впереди всех, и его сердце замирает от восхищения при взгляде на школьные коридоры, лестницы и залы. Он рано научился легилименции, и сказки ему заменяли отцовские воспоминания о Хогвартсе или сражениях мракоборцев. Всю свою небольшую жизнь он представлял, как попадет, наконец, туда, где его научат спасать других, научат быть таким, как отец. — Виктор Уоллден! — Когтевран, — скрипит старая Шляпа, и мальчик с восхищением оборачивается к столу, где уже сидят друзья и знакомые — дети мракоборцев, так часто заглядывавших к ним. Он знает всех, кроме белокурой девочки, место рядом с которой ему предстоит занять. Ее отец библиотекарь, а мама — медсестра в больнице святого Мунго. Ее зовут Мелисса Флетчли, и она скрывает от родителей, что пришла сюда, только чтоб однажды, как и ее сосед по столу, стать мракоборцем. Смех, беззаботный детский смех пронзает сердце кому-то из нас; я не могу понять, мои ли это чувства или Реддла, когда воспоминания о школе смешиваются, превращаясь в мирный теплый отблеск заката на стене опустевшего школьного коридора. И восхищение перед волшебством, гордость за удавшиеся заклинания, волнения перед экзаменами, чувства дружбы, любви и предвкушение счастливого, успешного будущего вдруг заполняют пространство перед нами, и на миг я вижу в коридоре нас обоих: себя, первокурсника, и Тома, моего ровесника. Он стоит у следующего окна и смотрит так, будто хочет о чем-то попросить, но не решается. Я тяну к нему руку, но тишину взрывает голос директора, усиленный заклинанием. — Матч остановлен и переносится из-за чрезвычайных событий, — трибуны замирают, и я, глядя на них сверху, понимаю, что оказался там, где и был в тот день — на месте загонщика команды Когтеврана. — Следующие ученики должны немедленно пройти в раздевалки. Фрэнк Пиливикл! — я чувствую, как холодеют руки. — Бетти Берк! Найджел Свифт! — я изо всех сил вцепляюсь в рукоять метлы: профессор называет тех, чьи родители служат в Центре мракоборцев. Я вижу бледного, как полотно Фрэнка. Я боюсь услышать свою фамилию. — Саймон Колфилд. Оливия Смит-Дэйл. И Рональд Хартвуд. Я встречусь с вами через пять минут. Остальные — следуйте за деканами и старостами факультетов в Большой зал, — директор делает паузу. — Вы все узнаете там. Невидящим взглядом я смотрю на надпись на форзаце учебника — «Моему лучшему ученику», когда в спальню врывается Саймон. Он замирает посреди комнаты и вдруг бросается на свои вещи: котел летит в окно, пробив дыру в мозаике, туда же — книги и пергамент. Простыни в его руках разносятся в клочья, подушка, перья, балдахин валится, его пытаются остановить... — Престон Колфилд и Джеймс Дейл погибли при исполнении служебных обязанностей, еще пятеро мракоборцев ранены, — профессор Диппет, стоя за кафедрой в Большом зале, делает паузу, подбирая слова. — Как сообщает Министерство, это была операция слежения за сторонниками Грин-де-Вальда. Никто не ждал, что они нападут на магглов. Девять человек спасены, убийцы отступили, но какой ценой... Мы должны извлечь урок: магическое сообщество больше не может оставаться безучастным, какой бы далекой не казалась война. Оставаться лишь наблюдателем — преступно. Мой взгляд случайно падает на профессора Дамблдора; тогда как остальные следят за речью, он смотрит только на свои руки. Меня отвлекают: Фрэнк Пиливикл тянет мой локоть. — Виктор, у меня есть идея. На вторую ночь после случившегося мы собираемся в гостиной Когтеврана. На лице статуи основательницы факультета пляшут тени от света волшебных палочек, и она кажется до жути живой. Идя за возникшим предчувствием, я пытаюсь предотвратить катастрофу. — Мой отец никогда не говорил о таком приеме. — Может, он боится конкуренции? — шепчет Фрэнк. — Так думает мой отец. Сэр Николас и ему ничего не говорил, хотя он его ученик. Ну, отец и сам смог разузнать. Это называется «Петля легилименции», — говорит он собравшимся: Мелиссе, Бетти, Оливии, Рональду и остальным. — Умения не важны, главное — количество. Вы без конца атакуете, отходите и снова атакуете, чтобы отвлечь его внимание. Я и Виктор сначала помогаем, а потом, когда жертва начнет выбиваться из сил, попробуем обмануть его. Прикинемся частью его сознания и атакуем ваши, якобы защищая его. А когда он поверит — возьмем под контроль. Все вместе садимся на пол, как будто отдали беззвучный приказ. Фрэнк кладет в центр фото золотоволосого юноши — Грин-де-Вальд совсем не похож на одиозного злодея... ... — Нет, это не просто скандал, профессор Диппет, — говорит надо мной бесстрастный голос, пока я притворяюсь спящим в палате больничного крыла. — Это катастрофа. Не для нас или школы — для всего мира. Даже я не могу предсказать последствий. Линда Берк исчезла вместе с Бетти и супругом. Карактак Горбину даже слова сказать не успел. Бросил лавку, выручку, вещи и пропал среди бела дня. Может, остальным стоит сделать также. — Даже вам, Джастус? — тихо и осторожно спрашивает директор. — Мой сын Фрэнк знал почти все, что знаю я. Я думал, так у него пропадет охота идти по моим стопам. Он оказался глупцом. И я тоже. — И все же отчасти это было храброе решение. — Безрассудное. Уверовать, что Грин-де-Вальд будет защищаться, когда куда удобнее использовать шанс и напасть самому? Все они, кроме той девочки, Флетчли, дети мракоборцев. Благодаря им Грин-де-Вальд теперь знает по именам даже домашних питомцев Министра. — Разве Хранитель тайн не Николас Уоллден? — К счастью, он научил сына не только легилименции, но и окклюменции. Он единственный сумел защититься от Грин-де-Вальда. — Думаете, сэр Николас будучи Хранителем тайн стирает память сотрудникам Министерства, а по вечерам пересказывает их сыну? — в голосе директора послышалось возмущение. Собеседник некоторое время не отвечал. — Сэр Николас превосходно защищает свое сознание. Никто не знает, на что он способен... Меня настоящего вдруг охватывает тошнотворный страх. Я не хочу, не желаю того, что сейчас случится, хочу вырваться, выбраться из-под чужого пристального взгляда. Мне кажется, меня вот-вот стошнит, но даже этого чувства недостаточно, чтоб очнуться — Реддл держит меня цепко. — Противостоять на равных самому Грин-де-Вальду — я восхищен! — говорит Джастус, обходя мою парту в классе Защиты от темных искусств. Опирается о столешницу. — С такими навыками, умом и храбростью твое место в рядах мракоборцев, Виктор. Ты же с детства хотел спасать остальных, верно? Джастус Пиливикл никогда не избегал встреч с отцом, но всякий раз держался обособленно от других его учеников, будто хотел продемонстрировать независимость, а то и равенство с ним. Я выдерживаю его резкий, холодный взгляд, продолжая молчать. — Твой отец спас меня после той стычки с напавшими на магглов колдунами. Одного из них я успел лишить глаза, но он зарядил в меня неизвестной Темной магией. Сэр Николас ко всеобщему удивлению смог нейтрализовать последствия, когда я уже считал себя мертвецом... Ты всегда хотел быть, как он. Ты можешь быть им сейчас, Виктор. И я буду обязан тебе так же, как и ему. Пиливикл присаживается на соседнюю парту. — Всех твоих друзей приговорят к Азкабану. А тебя — нет. Ты вовремя успел защититься. Остальные же просто не владели окклюменцией. Но кто-то должен ответить за последствия утечки данных. И едва ли суд спустит им шалость. Может, лишь Оливии и Саймону — в счет подвига родителей. Но я жив. И Перси Свифт, и Уильям Хартвуд. А родители Мелиссы вообще никогда не защищали людей от Грин-де-Вальда. Уверен, ее отправят к дементорам просто за компанию. Поверь мне, я знаю, как сейчас работают судьи. Страх делает людей орудием жестокости. — Хотите сказать, — язык липнет к гортани, — я могу их спасти? — Не знаю, — он наклоняется ко мне. — Тебя я еще не знаю, только твоего отца. Он герой. Всем это известно. И если вдруг выяснится, что Грин-де-Вальд с подручными победил его в неравном бою и применил легилименцию, сэра Николаса, конечно, не похвалят, но и в Азкабан не отправят. Слишком многие обязаны ему так же, как и я. — И это спасет Мелиссу? — Ты спасешь ее, — поправляет Пиливикл. — И остальных. — Но как? — Завтра тебя будут допрашивать. Не забудь сказать, что отец не раз упоминал о Грин-де-Вальде дома. — И все? Я готов был придушить того, чьи губы произнесли этот вопрос, потому что знал — за ними уже стояла полная решимость действовать. — Упоминали ли ваши родители имя Грин-де-Вальда? Нет, нет, нет, хочу я закричать, но вопль проваливается мне в горло, а сам я лечу в вязкую черноту. Я тону в ней, я захлебываюсь, и мне кажется, будто чьи-то руки давят на грудь, заставляя выдохнуть последний воздух. Ужасное, парализующее чувство необратимости пронизывает все мое существо, и я осознаю, что умираю. Еще немного, и чернота сомкнется надо мной. Уже не видя ничего, задыхаясь и слабея, из последних сил я борюсь со свинцовым грузом, но все тщетно. И я прекращаю сопротивляться. Я больше не чувствую тела, словно, и правда опускаюсь на дно темного океана. Внезапно возникает свет: слабо освещенный зазор между стеной и дверью. Он ширится, растет, и вот я перед ним, в коридоре Хогвартса. О, лучше бы я умер! — Я не верю, что Министр, Пиливикл или кто-либо еще из Министерства мог так поступить — ЭТО ЧУДОВИЩНО! — профессор Вилкост, обычно медлительная из-за возраста, стремительно и гневно пересекает ту часть класса Защиты от темных искусств, что мне видна. — Армандо, неужели это правда? — Боюсь, что да, Галатея. Они передали недвусмысленное поручение подготовить мальчика к этой новости. Мать его не заберет: после трагической новости она слегла и сама нуждается в помощи. — Можно освободить его от уроков, но оставить в Хогвартсе, — звучит голос Дамблдора, — под нашим присмотром. Возможно, следует выделить ему отдельную спальню. — Да, пожалуй... Повисает неловкая, непонятная тишина, которую скоро нарушает преподаватель зельеварения. — Господи, да как такое могло произойти! Никто не верил в виновность Уолдена. Я лично собирался прийти на слушание только из-за давней дружбы. Я не сомневался, что Визенгамот оправдает его! Разве кто-нибудь из вас ждал чего-то другого?!.. Как можно было перенести слушание на ближайшую ночь?! Это-это-это... Это же... Убийство! Я задыхаюсь, я бегу по коридорам Хогвартса прочь от воспоминания, и призраки, осуждающие призраки один за другим встречаются на пути: Антония, Мелисса, Дамблдор, кто-то из учеников, Горбин, Хартвуд, даже мисс Коул — они знают, все они теперь знают, что я совершил. — Вы должны навестить мать! — бросает мне призрак профессора Слизнорта. — Нет! — оглядываюсь я. Сама идея приводит меня в ужас. — Нет!!! Я поворачиваюсь обратно и сталкиваюсь с матерью — таким же призраком — лицом к лицу. Она тянет ко мне руки, и я взмахом пытаюсь разогнать наваждение, как облако, но теряю равновесие. Спину ломит от удара о холодный пол, но вокруг меня уже пустая спальня с застеленными кроватями. Я на грани. Вдруг из-под кровати вспархивает нечто черное, и вне себя от страха я бью в его центр смертельным заклятием. Комок падает рядом. Снежок, мой ворон, мертв. Я закрываю лицо. Довольно. Пожалуйста, довольно. По ногам, по телу, по пальцам ползет холод. Мне страшно убирать руки от лица. — Убирайся! Убирайся!!! — ору я, все еще прижимая к глазам кулаки. — Пошел прочь!!! — Он никуда не уйдет, — слышу я знакомый голос. Том-первокурсник стоит у окна в освещенном закатным солнцем коридоре. — Он давно стал частью вас, мистер Ингард. Вы спасли меня от заклятия Одноглазого той же магией, какой он спас этого рыжего выскочку Пиливикла. Вы знаете, кто он. Так откройте глаза, мистер Ингард. — Не могу, — шепчу я и без сил опускаюсь перед ним на колени. — Он... Он пришел отомстить за предательство. Он убьет меня. Убьет, даже не узнав, что... — Что вы раскаиваетесь? Я вижу, как Том направляется по коридору ко мне, и снова оказываюсь в спальне. Обе моих руки распрямляются по воле легилимента; я пытаюсь бороться, но Реддл куда сильнее. Я цепенею. Дементор наклоняется надо мной, и из темноты под капюшоном становятся слышны голоса тех, чьи души достались ему. И в сотый раз их шепот призывает слушать. — Я не умер. Эти слова разрывают мне сердце. Рука тянется к лохмотьям, похожим на клочки сизого тумана. — Отпусти меня, — умоляю я идущего ко мне по коридору Тома. — Разве ты не видишь, что я прячу за страхом?! Приблизившись, Реддл склоняется и кладет мне руку на шею. В спальне для мальчиков мои пальцы, сдаваясь воле легилимента, проваливаются в ледяную дымку груди дементора, и меня накрывает волна нестерпимого, невыносимого света. — Виктор... Мне слишком больно слышать этот спокойный голос. Голос, который каждый вечер предлагал мне увидеть Хогвартс и обещал, что я стану лучшим в мире мастером окклюменции. — Виктор... В двух чертовых слогах так отчетливо звучит понимание того, что случится, и такое смирение, что мне хочется оглохнуть. — Виктор, что бы ты ни сделал, я всегда буду тебя любить. И затем на меня обрушивается все, что знал отец. Заклятия, события, чужие судьбы, планы и тайны — все, что изредка просачивалось в мое сознание, теперь скользит передо мной сумасшедшим водопадом. Передо мной и Реддлом. Еще не придя в себя, завороженный происходящим, я почти теряюсь в этом потоке, пока внимание Тома не напоминает о его присутствии. Я еще с трудом осознаю происходящее, когда в череде воспоминаний вижу ни с чем несравнимый, завораживающий блеск в центре огромной комнаты. Там на полках стоят магические предметы, а на пьедестале в центре покоится предмет поисков мракоборцев и охотников за артефактами — диадема Кандиды Когтевран. Будучи сотрудником отдела магического хозяйства, я не раз бывал в залах, подобных этому. В залах, составляющих Хранилище Министерства Магии.