В компании теней. Книга 1. Ч2

Sala de Baile Sur мог бы с лёгкостью вместить две тысячи человек, но список гостей выставки искусств едва ли превышал четыре сотни. Похожее на пещеру пространство было доверху забито предметами искусства, а не людьми, что значительно облегчало задачу, но несколько усложняло передвижение. Выставка была пронизана одной темой — надеждой и восстановлением после ужасов войны, но большинство депрессивных произведений не вселяли в смотрящего ни грамма оптимизма. Так называемые «всемирно известные» художники вызывали лишь одно чувство — жалость; они походили на детишек, бесцельно слоняющихся по Линкольн-сквер. Син успел дважды обойти весь зал, прежде чем его взгляд привлекла одна картина. Кислотно-дождливое небо, а на нём ракеты, похожие на падающие звёзды, и одинокая фигура в центре разрушенного города — пацан в армейской форме. В одной руке он сжимал военный шлем, у его ног валялась винтовка. Он был весь в крови и саже. Но не это заставило Сина отпрянуть, а выражение на его лице, этот до жути пустой взгляд. — Нравится? Из-за одной из экспозиций появилась художница, женщина по имени Яра. Син мельком взглянул на неё и опять уставился на картину. — Возможно. — Это «Искупление». — Не похоже, чтобы он искупал вину за что бы то ни было. Яра склонила голову к плечу. — Вот значит, как вы её видите. Интересно. Могу я спросить, как бы вы интерпретировали эту картину, если бы не знали её название? Первым порывом Сина было уйти, но её невинный взгляд подкупал, и он неохотно ответил: — Иногда боевики или солдаты считают, что они обязаны искупить вину за те вещи, которые они делали на войне. Мне кажется, мальчишка искал способ искупить вину за те жизни, которые он отнял. Яра поджала губы. — Обоснованный вывод. Хотя, в моём понимании, это миру нужно искупить вину за то, что он создал целое поколение детей-убийц. Мальчиков, у которых не было шанса узнать, что значит жить, прежде чем мир дал им в руки оружие. И сейчас, когда война закончилась, они не знают, как это — жить. Между ними повисла тишина, Син хотел уйти, но что-то в её словах, в её картине пробудило в нём воспоминания о том, что ворошить не стоило. — Многие решат, что вы спятили, если верите в это, — сказал он. — Например, активисты и псевдореволюционеры, на каждом углу разглагольствующие о правительстве. По их мнению, то поколение солдат — безмозглые дроны, марионетки правительства, они убивали не задавая вопросов. Некоторые считают, что солдаты того времени — монстры. Особенно дети. — Вы правы. — Яра скрестила руки на бледном платье, скрупулёзно изучая в свою работу. — Для многих людей солдаты — не более чем убийцы, те, кто приводил в действие ракетные установки, но есть и такие, кто считают, что они тоже жертвы войны. Не добившись от Сина никакой реакции, художница улыбнулась. — Прошу прощения. Обычно я так не делаю, но когда я увидела, как вы смотрите на моего мальчика, невольно словила себя на мысли, что вы мне его чем-то напоминаете. В этот раз она добилась своего — Син отреагировал. — Я в этом не разбираюсь. Она улыбнулась, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, и Син воспринял это как намёк, что можно свалить. Бросив последний взгляд на картину, он продолжил обходить периметр. — Ещё немного, и я себя покалечу, — пробормотал он, уверенный, что Бойд слышал их разговор через микрофон. — Сделаешь это там, и гарантирую, недели не пройдёт, как ты станешь объектом дюжины произведений искусства. Син тихонько хмыкнул. Едва шевеля губами он спросил: — Как дела на твоей стороне? Последовала долгая пауза, до него доносились обрывки чужих разговоров, но слов было не разобрать. — Пока никого, — доложил Бойд. — Возможно, ещё слишком рано. Син взглянул на наручные часы на запястье. — Возможно. Они свели своё общение к минимуму, лишь изредка ставя друг друга в известность о ходе событий. Треск помех, то и дело вклинивавшийся в разговор, раздражал, но эти рации были слишком ненадёжны — слишком маленький радиус действия для того, чтобы покрыть такое большое расстояние между его дислокацией в южном крыле и позицией Бойда в Teatro 3 в северном, как результат, очень слабый сигнал. Син старался не пользоваться рацией без необходимости. Невелика потеря, а как только они покинут центр, толку от этих «пукалок» не будет ровным счётом никакого, и всё же этот маленький фактор повышал градус его раздражения. Син не хотел возвращаться назад, в Лексингтон, а медленный темп миссии лишь подливал масла в огонь. Но теперь, когда на горизонте замаячила реальная жизнь, он был готов справиться с этим. Он даже был готов к разговору «что-станет-с-нами», когда каждый из них вернётся в свой дом. Если его квартиру можно назвать домом. Син снова взглянул на свои наручные часы, гадая, где их носит. Взрывчатка была заложена в северо-восточном крыле, его снайперская винтовка надёжно спрятана на бельэтаже над Teatro 3... Единственное, чего не хватало, так это долбаных лидеров Януса. — Добрый вечер. Голос ведущей привлёк внимание Сина к сцене. — Добро пожаловать на пятую ежегодную всемирную выставку искусств! Я хотела бы поблагодарить всех, кто пришёл сегодня на этот вечер, посвящённый двадцать первой годовщине начала войны, чтобы почтить наших павших любимых... Син абстрагировался от её голоса и выскользнул в боковую дверь, та вела в коридор прямо за залом. По обе стороны коридора было много разных дверей, за одними скрывались служебные шкафы, за другими — служебные помещения. — Не могу дождаться, когда это закончится. — Уже недолго осталось, — заверил его Бойд. Син осмотрелся, мысленно сверяясь с планом раскладки взрывчатки. Взрывать здание с кучей гражданских было делом волнительным, особенно когда ты окружён ими со всех сторон. Особенно когда это художники-благодетели. Большинство из них смогут сбежать и останутся невредимыми — в зале и примыкающих к нему помещениях было полно выходов. Если, конечно, они будут придерживаться мер безопасности, а охранники будут делать свою чёртову работу. И то, и другое не вселяло уверенности. Син как раз повернул голову, чтобы проверить коридор, ведущий в другое крыло, когда его окликнул знакомый голос. Джессика. Раздражение Сина достигло апогея, но её ослепительная улыбка немного снизила градус его враждебности. Син вздохнул, все оттенки страдания были слышны в этом вздохе. — Что ты здесь делаешь, Джессика? — Ты такой красивый в костюме, — сказала она, пропустив его вопрос мимо ушей. — Я так рада тебя видеть! — Это всего лишь шмотки. Повторяю ещё раз, что ты здесь делаешь?! — Мой дядя принимает участие в выставке, я пришла ему помочь. У одного из организаторов случилось ЧП. Ничего особенного, просто управляю персоналом из-за кулис и смотрю, чтобы все были на своих местах. Син сжал губы в тонкую линию, он никак не отреагировал, когда Джессика протянула руку, чтобы запустить пальцы в его волосы. — Вижу, они заставили тебя подстричься и избавиться от кольца в губе. Очень жаль. — Как долго ты здесь пробудешь? — оборвал её Син. — До конца шоу? Джессика кивнула. — Мой дядя сказал, всё идёт гладко, я могу быть свободна. Но здесь так много красивых вещей, не исключено, что я решу задержаться. Ты уже видел галерею скульптуры? — Да, — Син просканировал коридор, его взгляд замер на выходе. — Где ты будешь? — В каком смысле? — В смысле, где ты будешь через час или около того, мать твою?! Здесь или в помещениях для обслуги? Джессика смерила его долгим задумчивым взглядом. Улыбка тронула уголки её губ. — Не знаю, может, здесь, а может, нет. А что? Есть какие-то предложения? Дверь распахнулась. Один из охранников улизнул из зала, проходя мимо, он облизал Джессику взглядом и поднял глаза на Сина — в них читалось искреннее восхищение. Син его проигнорировал. — Теперь, когда я не твой босс и могу не бояться получить иск за сексуальные домогательства, — продолжила она, — я хотела спросить, давай встретимся, сходим куда-нибудь вместе, когда ты закончишь здесь свои дела? «Абсолютно исключено», — подумал Син, ведь он собирался взорвать чёртову выставку и сбежать из страны, но скажи он «нет», и этот разговор никогда не закончится. — Там будет видно. Её лицо просияло. — Отлично. Можем сходить куда-нибудь перекусить, я живу здесь неподалёку. — Прекрасно. Посмотрим, как оно пойдёт дальше, — попятился от неё Син. — Будь осторожна. Джессика нахмурилась, но он отвернулся прежде, чем она успела ещё что-то сказать. ミミ㆔㆔⼺⼺〣NO〣ミミ㆔㆔̶̶DELETE ̶̶MEMORIESミミ㆔㆔⼺⼺〣YES〣ミミ㆔㆔ Бойд приехал в «ДКЗ» чуть раньше, чтобы познакомиться с людьми и — он этого даже не отрицал — чтобы иметь шанс прикоснуться к искусству. Это было частью его прикрытия. Но было бы глупо скрывать, что ему стало любопытно. Ему всегда хотелось научиться использовать яркие краски, но как бы он ни старался, ничего не выходило. Лу говорил, всё потому, что он слишком много времени проводит в этом мрачном доме, носит только чёрное и потому забыл, как выглядят цвета. Какова бы ни была причина, но когда он рисовал, то обычно использовал древесный уголь; оттенки чёрного и серого на белом фоне без каких-либо вкраплений других цветов. Но он всё ещё помнил, как любил закаты, и он всё ещё помнил, как взбирался на гору мусора у озера Кратер, чтобы посмотреть, как сливаются цвета в стоячей воде. Должно быть, в этом была причина, почему его вниманием завладела эта картина. Солнце ярким пятном выделялось на фоне душераздирающих сцен, это заставило его замедлить шаг и остановиться. Искорёженные разрушенные небоскрёбы, похожие на металлические горы и скалы, уродовали ровную линию горизонта зазубренными краями. Картина была написана в перспективе, перенося зрителя на один из верхних этажей полуразрушенного небоскрёба; потолок и большая часть стен в комнате на переднем плане отсутствовали. У кровати, которая выглядела так, будто на ней только что спали, лежали смятые простыни. Наполовину уничтоженное тело сломанной куклой валялось в углу, за разрушенными стенами с разбитыми закопчёнными окнами виднелись останки множества других тел. В тот момент, когда смерть их настигла, многие пытались сбежать, но некоторые — почему-то они казались Бойду особенно жуткими — просто лежали в кроватях. Они как будто спали, вот только большая часть тела у них отсутствовала, они совершенно точно были мертвы. Небо было тёмным и мрачным, как и на других картинах, но вдалеке виднелись очертания людей в чёрном. Такие крошечные и незначительные, выстроившись в ровную линию, они маршировали в неизвестном направлении, как муравьи к еде. В воздухе кружились листы бумаги, многие горели; тусклые алые языки пламени разъедали края бумаги, стирая историю и память о людях, чьи жизни были запечатлены на холсте. Большинство листов скукожились в объятиях огня, но на некоторых можно было разглядеть неровные строки, выведенные мелким почерком. Отражаясь от фрагментов зданий, насыщенно яркие золотые лучи солнца падали на людей внизу, они вырывали из лап тьмы некоторые обрывки бумаги, давая возможность прочитать оставленные на них слова. Вниманием Бойда завладел один, тот, что был к нему ближе всех. Угол, под которым он был повёрнут к зрителю, и характерный рисунок разорванного края свидетельствовали о том, что на самом деле он был вырван из журнала, валявшегося у кровати в небоскрёбе. Бойд подошёл ближе и понял, что это отрывок из письма. «Дорогой сын, — говорилось в нём. — У меня осталось меньше времени, чем я надеялся. Я не могу ничего изменить, всё, что я могу, это сидеть здесь и писать, зная, что ты никогда это не прочтёшь и не узнаешь, что здесь произошло. Зная, что я больше никогда не увижу твою улыбку и не услышу твой смех, что ты больше ни о чём меня не спросишь. Я бы хотел вернуться домой, к тебе, но я знаю, что в конечном счёте там нет...» Всё остальное съел огонь. — Как думаете, каким было последнее слово? Затерявшийся в воспоминаниях, где они с отцом были вместе, Бойд подскочил от неожиданности. — Никого, — после долгих размышлений ответил он, придя к выводу, что ответ Кадина был бы тем же. — Нет... никого? — Никого. Конец предложения, — Бойд прищурился, его взгляд был прикован к этой маленькой веренице людей, что шли скорбеть или умирать, скорее всего, и то, и другое. — Он говорит своему сыну, что в конечном счёте все мы одиноки, что не имеет значения, что он чувствует и как сильно он заботится... Когда он больше всего будет в этом нуждаться, никого не будет рядом, поэтому он должен научиться защищать себя сам. В последней строке своего письма он пишет о том, что его сыну лучше бы свыкнуться с этой мыслью сейчас, а то потом будет ещё больнее. Бойд обернулся и с любопытством уставился на стоявшего у него за спиной художника. Его волосы были собраны в конский хвост, открывая карие задумчивые глаза. На лице мужчины застыла мрачная улыбка. — Что? Я не угадал? — Правильного ответа не существует, — сказал тот, покачав головой. — Я слышал много разных предположений: надежды, помощи, выхода, но ещё никогда — никого. Его пристальный взгляд задержался на Бойде, пробуждая ото сна воспоминание, что тот похоронил. Он вспомнил ту ночь, когда, следуя за вереницей людей в чёрном, он тащился по улицам к стихийному мемориалу, созданному из тысяч свечей — единственная могила, на которую мог рассчитывать его отец. Он вспомнил запах дыма поджигаемых спичек и вспышки света в темноте, когда загорались свечи. Он вспомнил, как вцепился тогда обеими ладошками в руку матери. В ту ночь она сжала его руку в ответ. В ту ночь она посмотрела вниз, словно желая убедиться, что он всё ещё там, с ней. Казалось, в ту ночь факт его существования не вызывал в ней столь острого отвращения. Это был последний раз, когда она не была с ним холодна. В какой-то момент она вложила ему в руки свечу и ушла, оставив его одного. Он осторожно сжимал свечу в озябших ладошках и смотрел, как медленно плавится воск. Дрожащее на промозглом ветру пламя согревало заледеневшую кожу. Проходившая мимо женщина остановилась и присела на корточки возле него. Она спросила, память кого он пришёл почтить, и он ответил: «Моего папы и родителей моего друга». Когда женщина спросила, где его мама, он ответил со свойственной детям простотой, что она ушла. Тогда женщина сочувственно покачала головой и легонько коснулась его плеча. Она смотрела на него с жалостью, не так, как этот художник, но от его понимающего взгляда Бойду стало не по себе. Он не хотел думать о горечи потери любимого человека и о том, что у него никогда не будет даже тела, которое можно было бы похоронить, или надгробия, к которому можно было бы прийти. Он не хотел думать о том, как быстротечна жизнь или как основательна смерть. Когда человек уходит, от него не остаётся ровным счётом ни-че-го. Бойд пожал плечами и легкомысленно улыбнулся: — Как вам удалось добиться такого яркого цвета для солнца? ミ▔▔ミ⼺▔▔⼺㆔[̲̅F][̲̅U[̲̅C][̲̅K] [̲̅Y][̲̅O][̲̅U][̲̅_̲̅][̲̅B][̲̅I][̲̅T][̲̅C][̲̅H] ㆔〣▔▔〣ミ▔▔ミ⼺▔ На конференции Януса были представители мелких повстанческих группировок со всех концов мира. Из общения с ними Бойд не почерпнул ничего нового, ничего, что он бы уже не знал из разведданных Агентства. Это были всего лишь лакеи самого низкого уровня, а из их ртов лилась привычная риторика Януса. Не лидеры. Не их цели. Бойд слушал вполуха их чахлые взгляды на устройство мира и лицемерные заявления и думал, что хуже и быть не может. До тех пор, пока не услышал в наушнике хриплый голос Джессики. Когда она начала флиртовать, раздражение переросло в откровенную ярость. В тот момент, когда она предложила Сину встретиться после смены, Бойд едва удержался от холодного: «Скажи ей, чтобы шла на хуй». И то, что Син согласился, ничуть не улучшило его настроение. Бойд знал, по логике вещей, Син не сможет пойти к ней домой, но он не отбрил её, как тысячи других, что были до неё. Это так бесило! Почему Син постоянно делал для неё исключения? Почему он позволял ей к себе прикасаться и целовать? Почему он из кожи вон лез, чтобы ей понравится, хотя знал, что больше никогда её не увидит? Факты наслаивались друг на друга, вероятность, что эта женщина что-то значила для Сина, обретала плоть и кровь, воскрешая иррациональную ненависть в Бойде. — Тебя это тоже бесит, да? Вздрогнув, Бойд оглянулся. Рик, оперативник Януса низшего ранга, подошёл к нему и встал рядом. Они уже встречались в начале недели, когда Бойд наносил ряд визитов, пытаясь собрать дополнительную информацию от представителей Януса. Он впервые беседовал с кем-то из организации и имел возможность беспристрастно выслушать их точку зрения, и поначалу это было интригующе. Он провёл день с Риком и его коллегой Даной, за игрой в карты обсуждая состояние мира и перемены, которые может принести Янус. Нетрудно было догадаться, что эти двое приходились друг другу не только друзьями, но будучи агентом более высокого ранга, Дана избегала любых проявлений чувств на публике. Казалось, она была готова на всё, лишь бы соблюсти приличия. Они были довольно странной парой. Рик был светлокожим мужчиной и очень высоким, чей недюжинный рост уравновешивала врождённая скромность и незаметность. Дана, напротив, была миниатюрной индианкой с цепким взглядом, длинной копной чёрных волос и худощавой фигурой, состоявшей сплошь из одних мышц. Там, где Рик, как правило, был мягок, она была неумолима и строга. К сожалению, как информаторы, они не представляли никакой ценности, а необходимость проводить время с людьми, которых его послали убить, вселяла в Бойда беспокойство. Агентство свято верило в то, что Янус — это сборище доморощенных террористов, и пыталось обратить в свою веру всех своих агентов, вот только пропаганда Агентства не могла унять дискомфорт в его животе при мысли о том, как закончится эта ночь. — О чём ты? — спросил Бойд. — Флаг, — кивнул на стену Рик. — Ты только что на него смотрел. И по тому, как ты на него смотрел, я бы сказал, что... он тебя разозлил. Бойд так злился на Джессику, что даже не заметил его, а ведь он был прямо у него перед носом. Тревожный звоночек. За эти годы он в совершенстве овладел искусством оставаться невозмутимым, невзирая на то, какие катаклизмы происходили в его голове. Эта стойкость не единожды его спасала. Так почему же она ускользала от него теперь, и ни много ни мало на миссии? Неужели Син и Монтеррей так его изменили? — Хм, — пробормотал Бойд. — Это так очевидно? — Нет, вовсе нет, — сжал его плечо Рик. — Мы все на стену лезем, когда видим эти символы национализма. Это естественно. Поэтому Янус делает то, что делает. Основатели были сыты по горло пропагандой и несправедливостью. Поэтому мне нравится встречаться с такими людьми, как ты. Теми, кто видел, что происходит, и пытался что-то изменить после того, как наша страна развязала эту проклятую войну. Лично Бойд не думал, что только американское правительство было виновно в этой войне, скорее дело было в неизбежности человеческой природы, но он не собирался спорить по данному поводу. — Здорово быть здесь среди единомышленников, — вместо этого сказал он. — Не могу дождаться начала конференции. Хотя для тебя это ещё один повод для беспокойства. Готов поспорить, с точки зрения безопасности — это настоящий кошмар, когда все собираются вот так вместе. — Безусловно, — Рик просканировал взглядом толпу. — Я бы не выбрал такое публичное место, но не я здесь принимаю решения. По всей видимости, что-то связывает наших главных с тем мужиком, который здесь всем заправляет. — Я видел его имя на табличке, — сказал Бойд. — Хейл Клемонс, да? Должно быть, он очень предан революции, раз лично знаком с лидерами Януса. — Тпру! Не спеши воздавать ему почести, — скептический смех Рика заглушил все посторонние шумы в комнате. — Ноги их здесь не будет. У костяка есть дела поважнее, чем толкать приветственные речи перед кучкой новых ячеек. Бойд вперился в Рика цепким взглядом, но Дана позвала его с другого конца комнаты, и он не успел больше ничего сказать. — Мне нужно идти, — вздохнул Рик, мигом протрезвев. — Ещё увидимся, Кадин. Надеюсь, у твоей группы всё сложится, когда вы к нам присоединитесь. Запомни, солидарность — вот ключ к переменам. Бойд кивнул вслед спешащему к Дане Рику. Он отошёл в сторону, туда, где его не могли подслушать, и связался с Сином. — Что-то не так. Их здесь нет. Это больше похоже на «обряд посвящения». — Что ещё за «обряд посвящения»? — Вводно-ознакомительное мероприятие для новых ячеек. Никого из лидеров нет. Один из моих контактов сказал, что костяк на таких мероприятиях не присутствует. Наступило краткое мгновение тишины, а потом Син прорычал: — Неважно, продолжаем. — Ладно. — ВВ? Несколько человек, включая Рика и Дану, собрались в передней части зала. — Десять. Во время обучения в «ДКЗ» Син изучил каждую дыру в их системе безопасности. Он знал расположение каждой камеры, и знал, что в комнате наблюдения никого не было. Даже в ночь такой масштабной выставки, как эта, когда безопасность должна была бы быть организована по высшему разряду. Сомнительная и ошибочная логика, но она сыграла Сину на руку. Занудные речи ввергали рассудок в оцепенение, Син встретился взглядом со своим начальником Пьяниным и направился к одному из выходов. — Я на обед. — Это нарушение очерёдности графика отдыха. — Извини, отвлёкся на речь. Пьянин смерил его скептическим взглядом. — И то правда. Мне ещё никогда в жизни не было так скучно, но с другой стороны, я ведь и не рассчитывал, что этот вечер будет полон захватывающих событий. «Просто подожди тридцать минут и вечер перестанет быть томным», — подумал Син. — Ничего, если я отлучусь на сорок пять минут, в счёт перерыва на обед, которым я не воспользовался? Пьянин кивнул. — Чтоб через полчаса был на месте как штык. Какая жалость, ведь через полчаса комната отдыха будет полыхать в огне. — Без проблем. Син улизнул из зала и направился в южно-восточный коридор к комнате отдыха для персонала. Он сбросил с себя пиджак, ослабил галстук и оставил пиджак лежать на столе, прежде чем выйти из здания через один из задних выходов. Он вёл во внутренний двор в форме ромба, соединявший все четыре крыла конференц-центра. Оказавшись снаружи, он остановился у входной двери напротив одной из стационарных камер и устроил целое представление, пытаясь найти сначала сигарету, а потом зажигалку. Син вытащил из кармана мобильник, потыкал в него пальцем, а потом поднял его вверх, прикидываясь, что ловит сеть. Поворчав и похмурившись на камеру, Син побрёл прочь в слепую зону двора. Когда конференц-центр взлетит на воздух, ни у кого не должно возникнуть сомнений, почему Джейсон Альварес не вернулся на свой пост, а Син обеспечит себе прикрытие. Он прогулялся по периметру двора, прямо за пределами досягаемости камеры, и выбросил окурок. Син расстегнул пуговицы на белоснежной рубашке, под которой оказалась чёрная облегающая футболка. Достав из кармана брюк сложенную вдвое чёрную лыжную маску, он спрятал рубашку в кустах. Когда луна скрывалась за верхушками деревьев, облачённый во всё чёрное Син сливался с тьмой. За исключением тихого смеха невидимой парочки на другом конце двора, ничто не помешало Сину проникнуть в восточную часть конференц-центра незамеченным. Ему потребовалось не больше двух минут, чтобы просочиться между деревьями и добраться до лестницы, что вела в служебные помещения на верхних этажах восточного крыла конференц-центра, и взлетел вверх по ступенькам. Бельэтаж был сделан из камня, он обвивался вокруг Teatro 3, приподнимаясь над ним как крытый балкон. Многочисленные арки сложной архитектурной конструкции создавали множество слепых зон для камер наблюдения, чем Син не преминул воспользоваться в своих интересах. Нырнув под низкую перегородку, он лёг на живот и пополз к стене. Отодвинув расшатанные камни, он достал из полости в стене винтовку. Заняв позицию, Син посмотрел на театр через объектив снайперской винтовки. Он просканировал море лиц, но не нашёл ни одного знакомого. — Статус? — Ничего, — фыркнул Бойд. Нахмурившись, Син сосредоточился на людях на малой сцене. Их лиц даже не было в списке целей, а это значило, что, по большому счёту, они были никем. Всё было в точности так, как сказал Бойд, — это собрание было ничем иным как организационным сбором для призывников Януса. Ещё один крохотный шажок на пути к их главной цели — поглотить каждую повстанческую группировку со схожими идеалами. Чтобы создать армию. Оратор монотонно бубнил что-то о геополитике и фашистском государстве на земном шаре — типичная пропаганда Януса, ничего более. По сути, он сплачивал войска перед битвой, подстрекая их к борьбе против мировых злодеев, в который раз заявляя о том, что каждый человек в этом зале проявил мужество, приняв участие в войне за новый мировой порядок. Это мало чем отличалось от тех речей, которые толкало Агентство, посвящая агентов в свои ряды и промывая им мозги. На пятнадцатой минуте пропагандистской речи Син был в шаге от того, чтобы всадить пулю в его грёбаную башку. К счастью, оратор передал микрофон какой-то женщине, которую он представил гостям, как Дана. Ещё одно незнакомое лицо, Син не помнил, чтобы видел фото индианки в расстрельном списке. — Что за нахуй, — пробормотал он. Дана кратко рассказала о цели сегодняшнего мероприятия и заявила, что как только призывники присоединятся к Янусу, их группировки будут распущены, поскольку они станут частью единого целого. Она уделила особое внимание ценностям Януса, которые то ставило превыше всего — лояльность, уважение, преданность, и сделала акцент на том, что предателей постигнет неминуемая кара. Их смерть будет мучительной и быстрой. Её глаза просканировали комнату, по всей видимости, выискивали признаки слабости или нерешительности на лицах призывников. Син не сомневался, любого, кто озвучит свои сомнения вслух, заставят умолкнуть навсегда, прежде чем они успеют ступить за порог «ДКЗ». Но как бы ни было любопытно увидеть Янус в истинном свете, это не имело никакого отношения к зашифрованной Тьерри информации. — Это ужасно. — М-м-м, — согласился Бойд, не более чем отголосок звука в ухе Сина. — Блядь, мне даже пристрелить некого! Син никак не мог смириться с этой ситуацией. Они почти год убили на подготовку к чему-то, чему не суждено было случиться. Агентство потратило несколько месяцев на то, чтобы расшифровать информацию, которая должна была помочь им обезглавить Янус, но этому не бывать. Не сегодня. — Наводка Тьерри была пустышкой. Он ошибся, — категорично заявил Син и швырнул винтовку назад в полость в стене, им же и созданную. — Пошло оно всё к чёрту! Предлагаю перейти ко второму этапу. Бойд издал ещё один невнятный звук, по всей видимости, это значило, что он не против. — Сначала B12. — Взрыв в той части здания затронет всё северо-восточное крыло и оба связующих коридора. — Следующие — с пятисекундным интервалом, — продолжил Син, перечисляя выходы, которые они обсуждали ранее. Взрывы превратят Teatro 3 в преисподнюю, откуда нет выхода, пока тот не обрушится под собственным весом, чем нанесёт серьёзный ущерб обоим коридорам, по существу, перекрыв доступные пути выхода во всём здании. Подчищая за собой хвосты, он и Бойд взорвут свои пути отступления. — Если всё пройдёт гладко, встречаемся в указанной точке. Син вернулся тем же путём, которым пришёл — через юго-восточный коридор. Он замуровал себя в нише дверного проёма и сунул руку в карман, держа большой палец на детонаторе. — Уходи. — Окей, — сказал Бойд. Син нажал на кнопку, и взрыв сотряс весь комплекс. «ДКЗ» застонал, когда его фундамент закачался и звуки паники просочились сквозь закрытую дверь бального зала. Коридор взорвали шум, ропот, визг, вопли и стоны умирающих, топот убегающих ног выживших — всё слилось вместе в одну страшную какофонию. Никто не сохранял спокойствие, никто не руководил эвакуацией — у аварийного выхода царил хаос. Чёртовы гражданские! Син попытался отгородиться от звуков ужаса. Старался не думать о том, с какой лёгкостью всё это может перерасти в кровавую бойню... Оглушительный грохот следующего взрыва заглушил крики. Через пять секунд прогремел ещё один. К этому моменту все выходы из северного крыла и Teatro 3 были перекрыты. Последняя череда взрывов заблокирует выходы в коридоры. Выскользнув из ниши, Син развернулся на каблуках и, не снимая маски, побежал к выходу. Оставшиеся бомбы взрывались в быстрой последовательности, и Син не слышал отдалённых звуков паники, доносившихся из северных частей центра. Представители Януса и призывники, скорее всего, были ранены, пойманы в ловушку или мертвы. Мельком взглянув на циферблат наручных часов, Син убедился, что они не вышли за временные рамки, но через несколько минут местные легавые оцепят весь периметр. Им нужно исчезнуть. Вивьен надерёт им задницы, если федералы их заметят; неизвестно, что хуже — провалить миссию или это. Шаги Сина барабанной дробью отскакивали от пола, но его сердце билось ровно. Не было ни всплеска адреналина, ни страха, только глубокое разочарование. Миссия была выполнена, вот только Син не испытывал никаких чувств по этому поводу, пока в паре футов от него не раздался тихий стон. Он резко остановился, ища глазами источник звука. Джессика. Она лежала на полу без сознания, придавленная двумя потолочными панелями, её волосы были влажными от крови. — Блядь! — прошипел Син. Из-под дверных проёмов и в других коридорах клубился дым, вяло убегавший от следовавших за ним по пятам красно-оранжевых языков пламени. Рёв огня нарастал по мере того, как обжигающе горячий воздух заполнял всё вокруг, но Джессика не реагировала. — Что стряслось? — взорвался в ухе голос Бойда, сливаясь со звуками криков и стенающего металла. — Джессика. Она ранена. Дверь была всего в нескольких шагах от него, а его палец — на детонаторе. Всего две секунды, и он свободен. От «ДКЗ», от миссии, и сможет вернуться в Лексингтон, где придётся иметь дело с последствиями ложной информации Тьерри. Всего пара секунд и несколько шагов, но он застыл на расстоянии вытянутой руки от Джессики. — Блядь, да брось ты её. Копы уже на пути сюда. Син прищурился. Где-то в недрах здания женщина умоляла о помощи, очередной взрыв в который раз сотряс здание и густые чёрные клубы дыма с ужасающей скоростью заволокли коридор. Джессика даже не пошевелилась. Син выдернул руку из куртки и в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние. Он схватил полочные панели и швырнул их в сторону. — Ты что, на хрен, делаешь? — повысил голос Бойд. — Убирайся оттуда! — Я не собираюсь взрывать последний заряд, это её убьёт! Син поднял на руки стройное тело Джессики и перекинул через плечо. Она была балластом, но он справится. Он всё ещё мог выбраться. — Я возьму её с собой. — Ты идиот?! — Я всё ещё могу выбраться, — проворчал Син, рванув к выходу. Звуки воплей Бойда на другом конце провода померкли, заглушаемые нарастающим визгом помех. Но это не помешало ему услышать отвращение, отчётливо проскользнувшее в тоне его голоса. — Ну, для тебя и для неё всё складывается просто прекрасно, вот только я не смогу вернуться назад. Проехали. Переходим к Плану Б, — Бойд выдержал паузу и холодно добавил: — Если из-за неё тебя сцапают, так тебе, сцуко, и надо. Гнев вспыхнул в груди Сина с такой силой, что мог бы соперничать по разрушительности с C-4, которую они заложили в конференц-центре. Пламя ярости разгоралось всё сильнее по мере того, как усиливались звуки помех, сигнализировавшие о том, что Бойд принял решение покинуть центр не дожидаясь его. Почему Бойд решил, что он может оставить её умирать? Она была невиновна, и ощущение пустоты в животе подсказывало ему, что она осталась только для того, чтобы найти его. Потому что он заставил её поверить в то, что они уйдут вместе. Это была его вина. Как Бойд мог этого не понимать? Почему Бойд хотел, чтобы он её убил? — Иди на хуй! — прорычал Син, вторя треску помех. Прохладный ночной воздух хлестнул его по щекам, как раз когда он взорвал последнюю бомбу. Взрыв сбил его с ног, из всех щелей северного крыла на свободу вырвались языки пламени, озаряя ночное небо оранжевым свечением, они тлеющими угольками падали на землю. Жар был удушающим, едкий чёрный дым проникал везде и всюду, лёгкое головокружение пробило брешь в выдержке Сина. Голова закружилась, равновесие покачнулось, но он не упал. Он не отпустил Джессику. Син скрылся во тьме, пока Конференц-центр имени Джоэла К. Золя пожирал огонь.