Эй, Стив, Хорошие новости - я знаю, что вы этого ждали! Подкомитет по окружающей среде и изменению климата определил повестку для дня слушаний на 1 июля. Пегги хочет, чтобы хедлайнером была Зеленая Реформа, и ничего больше. Это прямо перед четвертым и августовским перерывами, поэтому мы хотим, чтобы это стало ярким зрелищем, тот самый потрясающий импульс, который мы собираемся сохранить до сентября. Мы собираемся привлечь как можно больше зрителей и создать шумиху с нашей стороны, но я знаю, что у Сэма должны быть свои собственные контакты с прессой для этого дела. У нас есть список свидетелей, которых мы собираемся пригласить для дачи показаний на слушании, но если ты и Сэм захотите собрать своих адвокатов и отправить нам список, мы их тоже пригласим. Давайте возьмемся за основу после слушания и посмотрим, хочет ли комитет продвинуть ее вперед. (Между тобой, мной и Пегги… она ваша большая поклонница. И я тоже! Мне нравится спасать единственную планету, на которой мы живем, верно?) В любом случае, дай мне знать, если у вас возникнут вопросы! С лучшими пожеланиями, Энджи Мартинелли, Законодательный директор, Представитель Палаты представителей США Маргарет Картер
– Стив? – говорит Сэм в трубке телефона и Стив выходит из задумчивости. – Спасение мира? – говорит Стив с более сдержанной улыбкой, – Мы чертовски уверены, что хотя бы попробуем.***
Есть так много способов сделать слушание интересным, даже если это слушание о законопроекте, который вызывает раздражение у каждого члена республиканской партии. Зал для слушаний переполнен, члены комитета и Сэм сидят на возвышении полукругом, в то время как представители общественности страстно свидетельствуют за и против Зеленой Реформы. Время от времени Стив смотрит с той стороны зала где он сидит на республиканцев, но их лица по-прежнему оставались багровыми, а Сэм все продолжал задавать действительно важные вопросы. Стив хмурится, когда кто-то говорит что-то глупое, и кивает, когда кто-то говорит то, с чем он согласен, но по большей части он переписывается с Америкой, которая осталась управлять офисом в их отсутствие, а также отвечает на десятки электронных писем и телефонных звонков, которые он продолжает получать от представителей прессы. – Привет, Гельмут, – тихо говорит Стив, принимая вызов и выходя из зала слушаний в коридор. – Да, думаю Сэм прокомментирует это… когда он будет не в самой гуще слушания. – Пауза. – Нет, ты можешь сам посмотреть слушание и сообщить о нем. – Еще одна пауза. – Могу я проверить и вернуться к тебе? Да, мы что-нибудь приготовим. Что? Нет, он не говорил этого о Питере Квилле... Не то, чтобы Сэм не хотел, но это уже было совершенно другое дерьмо, которое Стив не собирался раскрывать репортеру из Washington Post. Некоторое время он ходит кругами по коридору, заканчивает разговор с Земо, а затем принимает еще один звонок от другого репортера – на этот раз из Huffington Post. К тому времени, когда Стив нажимает кнопку “игнорировать” на третий звонок, слушание уже перешло в руки к третьей группе адвокатов. Эта часть слушания, наполненная крупными нефтяными и угольными лоббистами, гораздо менее довольными экологическими нормами. Он возвращается в зал слушаний и прижимается боком к стене, кивая нескольким руководителям штабов и стажерам из других офисов, которых он смутно узнает. Есть такие люди свидетельствующие от имени какой-то нефтяной корпорации, которые даже выглядят скользкими на вид, и Стив непреднамеренно делает лицо настолько явным в своём отвращении, что замечает, что Сэм смотрит на него со смешинками во взгляде, только когда тот ловит его взгляд мгновением позже. Рот Сэма дергается, и Стив, подавляя усмешку, возвращается к телефону. Наташа отправляет ему вырезку из прессы, которая уже разрывает Зелёную Реформу на части, просто тем, что неверно характеризует все разделы, которые он и Ванда просмотрели более десятка раз перед представлением, а Клинт отправляет ему видео, где гепард и собака подружились, от чего Стив начинает жалеть, что вообще открыл это видео. Он усмехается своему телефону и прислоняется к стене, время от времени поднимая взгляд, прежде чем снова начать листать Твиттер. Сэм как раз расспрашивает Big Oil о воздействии на окружающую среду их политики в отношении токсичных отходов или чего-то в этом роде, когда у Стива начинает покалывать затылок от ощущения, что кто-то смотрит на него невероятно пристально. Он поднимает взгляд, слегка нахмурившись. И ему требуется всего лишь мгновение, чтобы оглядеться, прежде чем он видит пару знакомых голубых глаз, сверлящих его. Сегодня на нем костюм тройка – что-то темно-серое со светло-зелеными полосами, переходящими в бриллиантовый перелив. Его волосы были завиты по бокам, а наверху зачёсаны назад, тем самым создавая некий вид пидорской прически. Его ноги скрещены в щиколотках. Он прислонился к колонне с другой стороны зала для слушаний, зеркально отображая позу Стива, если бы Стив был, знаете ли, богатым засранцем. Глаза Стива сужаются, и Баки приподнимает бровь. Не было ни единой причины по которой Баки Барнс должен присутствовать на слушаниях комитета Палаты представителей, даже если они столь же широко известны для широкой публики, как этот конкретный законопроект, что заставляло Стива думать, что: 1) Баки сталкерит его. 2) Бог особенно обижен на Стива, что таким образом он проявляет к нему раздражение. Стив переключает свое внимание на Комитет, на свидетелей, на свой телефон – куда угодно, только не на Баки. Однако это чувство не проходит, и в следующий раз, когда он целенаправленно проверяет свою электронную почту, вместо того чтобы смотреть на пол, он находит текстовое сообщение, ожидающее его ответа. БАРНС: Ты слишком банальный. Стив вдыхает через нос, потому что это… это именно те печальные последствия плохо продуманных ошибок, которые возникают в результате того, что вы позволяете своему члену быть кукловодом вашего мозга. Он игнорирует его, возвращаясь к просмотру почты, поэтому, конечно же, через тридцать секунд он получает еще одно сообщение. БАРНС: Серьезно? Я вижу, как ты смотришь в свой телефон. Стив намеренно смахивает сообщение снова, и на этот раз ожидание занимает пятнадцать секунд. БАРНС: А еще я вижу твой стояк Это почти заставляет Стива шипеть, и на один ужасный миг он почти думает, что у него действительно стояк, но его, конечно же, нет, потому что, во-первых, он бы почувствовал это, а во-вторых, убил бы себя на месте, если бы щеголял стояком, когда любой мог опустить глаза к полу и увидеть его. Стив не может скрыть своего румянца или то, насколько рассерженно он начинает печатать ответ. Это не твой комитет. Или твоя часть законодательного собрания, вообще-то. Есть какая-то причина, по которой ты преследуешь меня? Ответ приходит немедленно. БАРНС: Это дает мне цель в жизни Стив чувствует, как у него на виске пульсирует вена. Твоя жизненная цель – довести меня до убийства? БАРНС: Я сказал цель, а не намерение. Так или иначе, да, это было бы довольно забавно. Будь осторожен с желаниями. БАРНС: Это угроза? Я не уверен, потому что ты такой красный и выглядишь так, будто кто-то шлет тебе секс-смски. БАРНС: Честно, всё, что тебе нужно сделать – это попросить. Стив издает сдавленный звук, достаточно громкий, чтобы чей-то законодательный директор бросил на него неодобрительный взгляд. Стив предпочитает не обращать внимания на этот взгляд, но также предпочитает не обращать внимания на горячее предвкушение, которое он испытывает от этого предложения. Почему ты здесь. БАРНС: Боже, ты скучный. Я здесь из-за слушания. Неужели ты думал, что я здесь ради тебя? Ты пытаешься флиртовать со мной? Я бы лучше встречался со своим телефоном. БАРНС: Извини, но разве что-нибудь изменилось бы? Стив краснеет и меняет своё положение у стены так, чтобы быть полностью параллельным Баки. Баки смотрит на него с раздражающей улыбкой в уголках рта. Стив не знает, как ему удается выглядеть снисходительным мудаком, просто существуя, но Стив никогда не встречал кого-то, кого он ненавидел бы больше. Он воображает, как стирает эту ухмылку с лица Баки, успешно принимая прогрессивный закон, который заставляет республиканцев кипеть от ярости. За этим очень скоро следует мысль о том, чтобы поддеть большим пальцем пухлую нижнюю губу Баки и потянуть ее вниз. Есть разные способы стереть ухмылку с чьего-то лица, окей? Стив, безусловно, игнорирует различные физические реакции своего тела на определенные мысли, преобладающие над другими. БАРНС: Мне скучно Стив закатывает глаза и оглядывается назад. Баки так пристально смотрит на Стива, что кто-то меньше его мог бы испариться на месте. Стив поднимает бровь. От меня ты чего хочешь? БАРНС: Отсоси мне Ты сам написал мне, мудак Стив видит, как Баки фыркает. БАРНС: Нет, я хочу, чтобы ты взял в рот мой член и отсосал Дело в том, что кожа Стива уже была горячей и раскрасневшейся, так что она не должна была стать еще более горячей и раскрасневшейся, но вскоре он сглатывает и чувствует, будто вот-вот загорится. Это очень непрофессионально. Мы на важном слушании. БАРНС: Ага, ага. Атмосфера в огне, нефтяные компании сосут, озон пытается нас убить, мне насрать. Что за херня. Как тебе может быть насрать? БАРНС: Я сказал мне скучно. Планете насрать на то, что тебе скучно, болван. БАРНС: Может быть, если бы планета решила избавиться от меня, мне было бы не так похер. Но 1) то, чем мы сейчас занимаемся – бесполезно и 2) мы не собираемся спасать ее в эту минуту, слушая, как бабушка этого похожего на Халка Хогана свидетеля подарила ему первую нефтяную вышку, когда он был ребенком или что бы там ни было. Стив частично напуган, частично раздражен и почти полностью зол оттого, что этот человек – этот человек – тот, кто так глупо привлекает его, что даже мысль о том, чтобы дотронуться до его руки – или рта – и вообще любой части его тела, вызывает короткое замыкание в его мозгу. Но также он частично умирает, потому что дающий прямо сейчас показания крупный мужчина именно так выглядит и звучит. Это не имеет значения, думает Стив. Мы не поощряем плохое поведение. БАРНС: Давай, Стиви. Просто по-быстрому. Там есть неиспользуемая комната этажом выше… Дело вот в чем. Они находятся посреди очень важного слушания, и Сэм проделал великолепную работу, допрашивая каждого, кто пытается загрязнить планету, и это навсегда станет одним из самых ярких моментов профессиональной карьеры Стива, одним из самых гордых моментов его жизни. Но кроме того. Он не может удержаться, чтобы не проследить глазами за губами Баки, и Баки небрежно опускает руку вниз, чтобы положить ее на карман, согнув большой палец так близко к промежности и… Господи Иисусе, животный инстинкт требует немедленно ему поддаться, и он действительно обдумывает это, Боже, помоги им всем. К счастью или к несчастью, в этом ему помогает прозвище. Стив пристально смотрит на него – Стиви – и та его часть, которая не слишком польщена, абсолютно уверена в том, что Баки вымещает на нем свое дерьмо. Ну, слава богу, у Стива всего два настроения, и из них сейчас преобладает гнев. Он заглушает минутный порыв, продиктованный животным инстинктом, и его накрывает мгновенное раздражение. Пас. Стив отключает телефон и убирает его в карман. Он извиняется перед законодательным директором, сидящим в конце скамьи для персонала, и проходит мимо него, чтобы сесть в дальнем конце. Он скрещивает свои большие руки на груди и сосредоточенно смотрит на Сэма и остальных слушателей. В какой-то момент это ощущение на затылке исчезает. Когда он снова поднимает глаза, то видит, что колонна на другом конце комнаты пуста.***
Расписание Сэма, уже представлявшее из себя настоящий тетрис из политических и общественных собраний и слушаний, каким-то образом становится еще более хаотичным, чем это было до слушания. Он добавляет выступления и интервью в свой распорядок дня, что означает, что Сэм постоянно истощен, но и Стив тоже. Офисный телефон не перестает звонить, и уведомления по электронной почте начинает медленно выживать Стива и Америку из тела и ума. – Нам нужно нанять кого-нибудь еще, Сэм, – сонно говорит Стив в один из вечеров, когда они с Америкой все еще просматривают почтовый ящик Сэма ближе к восьми часам. – Здесь слишком много работы для нас двоих, и, технически, я думаю, что мы нарушаем двадцать различных законов о труде, удерживая здесь ребенка. – Я не ребенок, – говорит Америка, ущипнув Стива за руку. Стив так устал, что даже не пытается оттолкнуть ее, а просто падает головой на стол. – Это печально, – говорит Америка, глядя на макушку Стива. Потом она смотрит на Сэма. – Но он прав. Мы тут вроде как с ума сходим. Я слышала, как он вчера подбадривал свое отражение. Я недостаточно белая, чтобы справиться с этим. – Я тоже, – бормочет Сэм. Но все же он смотрит на Стива с беспокойством. Он не видит этого, но чувствует. Он неопределенно машет рукой над головой. – Порядок, – говорит он. – Я в порядке. Всё в порядке. Отражение не ответило мне, и я думаю, что мы все можем согласиться, что это самое главное. Воцаряется полунапряженная тридцатидвухсекундная пауза. – Полагаю, следует разместить объявление о вакансии на должность помощника по административным вопросам? И еще одного помощника. У нас хватит работы на двоих? – У нас хватит работы на десятерых, – говорит Америка. Она закрывает почтовый ящик Сэма и выключает компьютер. – Я тоже рассчитываю на повышение. – Как насчет того, чтобы я дал тебе выходной? – Сэм равняется с ней. – Договорились, – говорит Америка и лопает очередной пузырь. – Ну, я пошла. С ним все будет в порядке? Сэм и Америка, очевидно, все еще смотрят на Стива. – Со мной всё будет в порядке, – бормочет Стив. – Я в порядке! Мы в порядке. Всё в порядке. Стив слышит, как Америка уходит, и чувствует руку Сэма на своем плече. – Почему бы тебе не пойти домой, парень? – Спрашивает Сэм. – Ты слишком много работаешь в последнее время. Это заставляет Стива вздохнуть и устало выпрямиться. – Нет, у нас дедлайн, – говорит он, протирая глаза. – Для следующего проекта. Мы с Вандой над этим работаем. И есть другие твои запросы и те запросы, которые мы должны подать... – Стив, – говорит Сэм, и он действительно звучит и выглядит обеспокоенным. Стив смотрит на часы. Сейчас 8:15 вечера, а это значит, что у Сэма сейчас ужин, на котором он будет с горсткой сенаторов от Демократической партии. Это не обычные приятельские посиделки – Сэм собирает поддержку законопроекта у сенаторов. Сенатор Роудс спонсирует сопутствующий законопроект, и Палата представителей – это отдельный объект, но это не значит, что Сенаторы не имеют связей с представителями и что махинации не не имеют места быть, ну, по крайней мере в самом костяке американской политики. Что Лин-Мануэль Миранда написал в Гамильтоне? Что-то о комнате, где это происходит? Есть много комнат, где это происходит, так сказать, в Вашингтоне, и в комнате обычно находятся политики разных взглядов. – Иди, – говорит Стив, выпрямляясь. – Ты опоздаешь. Я закончу всё это и буду дома к десяти, честно. Сэм поднимает бровь и надевает пиджак. – Почему это звучит как самый большой пиздеж, который я когда-либо слышал? – Странно, учитывая, что вчера у тебя был долгий разговор с Тони Старком, – бормочет Стив. Сэм фыркает и поправляет галстук. – Хотя бы закажи себе ужин, – говорит он. – Обещай мне, Стив. Я знаю, каково тебе с дедлайнами и что ты не заботишься о себе. Я не хочу, чтобы Сара Роджерс выломала мою дверь и свернула мне шею, потому что я должен был убедиться, что ее сын не заработается до смерти, но не смог. – Она бы скорее мою сломала, чем твою, – снова бормочет Стив. Потом он поднимает голову и смотрит Сэму прямо в глаза. – Обещаю. Это будет просто. Он знает, что лжет, и Сэм знает, что он лжет, но политика Вашингтона никого не ждет, поэтому Сэм просто вздыхает, хлопает Стива по плечу и заставляет его пообещать написать ему, когда он отправится домой. Это обещание Стив может сдержать, хотя есть вероятность, что Сэм будет дома задолго до того, как Стив разблокирует свой телефон, чтобы написать ему. Он бодрствует и живет только благодаря кофе. У них в офисе есть кофемашина, которую Стив и Сэм купили вместе в Волмарте перед переездом, и она делает не лучший кофе, но она определенно делает кофе – даже целый кофейник – и два с половиной часа спустя, в 10:45 вечера, это все, о чем Стив действительно может просить. Он выпил четыре чашки кофе и съел все закуски в их офисе – включая целую коробку мини-кексов с черникой, полпакета читос, две миски мюсли и весь секретный запас Америки шоколадных конфет «поцелуи Херши». Он устал и взвинчен, что в лучшем случае создает странную комбинацию, а в худшем – вызывает у Стива галлюцинации, что его отражение разговаривает с ним. В любом случае, он находится в этом сюрреалистическом состоянии слишком сильного истощения и неспособности вздремнуть на диване Сэма, и он думает, что никогда не принимал наркотики, но он уверен, что это должно быть как он ощущает себя сейчас. Разве что еще более несчастным. Как бы то ни было, Стив переключился с кофе на чашку чая Эрл Грей и тупо моргает, глядя на экран перед собой и стопку бланков и копий, из-за которых он должен перейти улицу, чтобы предоставить их вместе с печатями к полуночному дедлайну, когда он хмурится. – Нет, – говорит он, нахмурив брови. – Это не может быть правдой. Он внимательно смотрит на экран, а затем на формы рядом с ним. Потом он оглядывается. В тот момент, когда он понимает, что формы не соответствуют друг другу, он чувствует, что сама структура его психики трескается прямо посередине. – Пиздец! – Кричит Стив, вскакивая на ноги. – Пиздец! Существует очень очевидная опечатка между двумя формами, меняющая информацию невероятно существенным образом. Стив, под влиянием четырех чашек кофе, черного чая и настоящей горы сахара, чувствует, как весь ужас происходящего обрушивается на него панической атакой – его сердце колотится в ушах, его зрение сужается до черного туннеля. – Блять, блять, блять, – ругается Стив. Он смотрит на часы... 10:50 вечера. У него есть час и десять минут, чтобы исправить формы, отнести в копи-центр, распечатать 250 копий, а затем отнести их все через улицу, чтобы проставить штампы. Если нет… Если нет… Господи Иисусе, он проебался. Копи-центр находится на пятом этаже офисного здания Конгресса. Стив исправляет ошибки примерно за десять минут, дважды проверяет, трижды проверяет и распечатывает копию на своем маленьком жалком принтере. Паника усиливается, когда он берет свое удостоверение личности и документы, торопливо сверяясь с часами. 11:00 вечера. С бешено бьющимся сердцем, едва не падая с ног, он бросается в лифт и с грохотом спускается на пятый этаж. Он вываливается из кабины лифта в коридор, который довольно пуст, если не считать редких людей тут и там. Стив ковыляет по коридору к огромных размеров ксероксу, который, насколько ему известно, находится в самой последней комнате. Его ноги проскальзывают и останавливаются у открытой двери. Внутри что-то шумит, и он видит чей-то силуэт, непринужденно стоящий у принтера. Уже довольно поздно, но на Холме всегда горят дедлайны, так что человек здесь это не самое удивительное. Но все же это самая раздражающая вещь. Будем надеяться, этот человек не окажется большим мудаком, когда поймет, что Стив в отчаянном положении. – Привет, мне жаль просить об этом, но это срочно – мне нужно сделать, как бы, 300 копий этой формы и мне нужно это, как бы, прямо сейчас, могу я… Стив прекращает свою паническую болтовню посреди предложения, когда человек у копировального аппарат замирает и медленно оборачивается. – Ебаный ты блядун, – ругается Стив, его сердце проваливается сквозь живот прямо в лоферы. – Привет, Стиви. – Баки Барнс поднимает бровь и ухмыляется. – Баки, – ровным голосом говорит Стив. Он действительно хотел бы ответить чем-нибудь язвительным, но его мозговые клетки состоят на девяносто процентов из паники в данный момент, и ничто не может преодолеть ее. – Ты сказал это срочно? – Бровь Баки еще не опустилась. Это заставляет его выглядеть, прежде всего, как самодовольный сукин сын, которым он является, но, что более важно, это заставляет его выглядеть более сексуальным, что Стив готов признать только в глубине своего панического животного инстинкта. Свидетельством преданности Стива своей карьере является то, что он раздражается раньше, чем испытывает жажду. Во всяком случае, Баки выглядит так, будто он точно знает, что значит, что он добрался до копировальной комнаты первым, и, честно говоря, у Стива нет ебаного времени. – Я должен отнести их через улицу, чтобы сдать к полуночи, – огрызается Стив. Он понимает, что, возможно, мог бы использовать более примирительный тон, чтобы попросить об одолжении. Но в данный момент в его организме так много кофеина, что его кровь в основном состоит из кофе, и он может чувствовать пульс в своих глазных яблоках. В его гребаном мозгу не осталось места для анализа тонов. – Это проблема, – задумчиво произносит Баки, переводя взгляд с лица Стива его на колени, по крайней мере он думает что он смотрит туда, а затем снова на него, гуляя взглядом по разным местам его тела. Соски Стива, предатели, прижимаются к его рубашке так, что он, вероятно, даже не заметил бы, если бы Баки не смотрел на него так. – Однако это не моя проблема, – заключает Баки. Копировальный аппарат размеренно жужжит позади него, выплевывая листы того, что копировал Баки. Стив едва сдерживается, чтобы не закусить нижнюю губу, и смотрит на свои потрепанные часы. – К какому времени тебе нужны копии? – Они должны быть на столе Тони к завтрашнему утру. – Баки прислоняется спиной к копировальному аппарату и снова смотрит на Стива тем откровенным, оценивающим взглядом, который напоминает Стиву, что каждый раз, когда они были одни, они вытаскивали свои члены. Не то чтобы они могли сделать это сейчас; у Стива плотный график, и в любом случае, он ненавидит Баки, и если что-то досаждает его меньше, чем желание вытащить свой член, это, конечно, смесь надвигающегося дедлайна и чистой ненависти к человеку, для которого он будет вытаскивать свой член. Честно говоря, он находит это осознание очень зрелым с его стороны, и он думает, что, возможно, если только на этот раз он сможет выйти из комнаты, не отсасывая член Баки или не позволяя ему отсосать свой собственный, тогда, возможно, это будет началом новой модели поведения, когда он сможет быть рядом с Баки Барнсом, не желая вытрахать его. Или на самом деле трахая его, полагает он. Но он слишком долго обдумывал этот ход мыслей, потому что ухмылка Баки сменилась хмурым взглядом, и его брови сошлись вместе, когда он сказал: – Что? Стив хочет сказать: "Поскольку мой дедлайн ближе по времени, не мог бы я пожалуйста воспользоваться копировальным аппаратом?" но то, что вырывается из его рта, это шипение: – Перестань трахать меня глазами. Теперь обе брови Баки подпрыгивают к линии роста волос, полностью состоящей из очень мягких кудряшек, к которым хочется прикоснуться. Стив понимает, что сжимает кулаки, но не из-за настоящей агрессии, а чтобы не протянуть руку и не прикоснуться к нему, потому что это было бы плохо. Это было бы ужасно. Это тоже было бы бессмысленно и совсем не по делу – дело в копиях, которые он должен делать, и том месте, где сейчас находится его задница. Баки, должно быть, все равно это заметил, потому что уголки его губ приподнялись, и он сделал шаг вперед. – Ты много о себе возомнил, не так ли, Роджерс? Это то, что называют проекцией. Ты просто обвиняешь меня в том, что хочешь сделать сам. – Это... нелепо, – выплевывает Стив, потому что так оно и есть. Он не проецирует. Если он замечает кудряшки Баки, его дурацкий мягкий вязаный жилет и то, как его брюки всегда облепляют его задницу, это не плотоядный взгляд, которым смотрит Баки, это просто наблюдательность. Баки делает еще один шаг вперед, и вот он уже совсем близко. Стив прижимает свои бумаги к груди, как будто они могут защитить достоинство, которым он не обладал с тех пор, как был любознательным подростком. Он, конечно, не издает ни звука, но ему так кажется. Это где-то в воздухе, просто парит между ними, намек на писк, который издает Стив. – Ты думаешь, что ты лучше меня, но мы похожи гораздо больше, чем ты думаешь. – говорит Барнс Это немного помогает. Стив скалит зубы и пытается зашипеть. – Мы совсем не похожи, – он свирепо смотрит на него или по крайней мере пытается это сделать. Вместо этого он испытывает крайнее отвращение к тому, как задушенно звучат эти слова. Мысленно он произнес их так, как, по его представлениям, мог бы выразить эмоции гранит, если бы мог говорить: твердо, холодно, неподвижно. Но, очевидно, его рот тоже сделан из такой же, слишком твердой плоти, как и его член. Они оба становятся предателями, когда Баки делает еще один шаг вперед, нарушая личное пространство Стива, и поднимает руку, чтобы коснуться его лица. – Заткнись, – говорит Баки. – У меня горит дедлайн, – говорит Стив. – У меня тоже, – отвечает Баки. – Этот очень важен, – Стив пытается снова. – Все дедлайны важны, придурок, – говорит Баки. Его пальцы касаются маленьких волосков чуть ниже линии роста волос Стива. Это заставляет что-то горячее вспыхнуть в груди Стива. – Что ты делаешь? – шепчет он. Баки обхватывает Стива за шею и притягивает к себе. – А ты как думаешь? – спрашивает он и целует его. Губы Баки на вкус как жвачка и кофе, так что, по крайней мере, он прав в том, что у них есть что-то общее. Он жадно целует Стива, как будто хочет заползти ему в рот, или затолкать его в свой, или еще что-нибудь, но, если быть честным, он делает это каждый раз, когда они этим занимаются. Его рука давит на затылок Стива, не слишком сильно, но достаточно неумолимо, чтобы Стив не захотел сопротивляться. Он притягивает Стива ближе, пока они не прижимаются грудью к груди, тело Баки теплой линией прижимается к телу Стива, руки Стива двигаются, чтобы притянуть Баки ближе в ответ... ...пока бумага не начинает потрескивать. – Блять! – Говорит Стив, возможно, чуть громче, чем нужно, если Баки стоит прямо напротив него. – Что? – Говорит Баки, отодвигаясь дюймов на шесть. Его глаза затуманены, рот горит. Это недостаточно далеко. Стив смотрит на часы и видит, что уже не одиннадцать, а 11:14. Он поднимает глаза и чувствует, как отчаяние заливает его лицо, словно волна, разбивающаяся о берег. – Дерьмо, – ругается он. – Блять! – Что? – снова недоуменно спрашивает Баки. – Мне действительно нужно сделать эти ебаные копии, – говорит Стив, и теперь в его голосе звучит паника. – У меня меньше часа, чтобы заполнить их. Ну же, Баки. Пожалуйста. Стив определенно будет умолять убить себя, но он готов это сделать. Для Сэма, он сделал бы что угодно. Удивительно, но этого не требуется. Он уже готов снова открыть рот в отчаянии, когда Баки проводит рукой по волосам и медленно отступает. Он проводит языком по слегка покрасневшим губам, выражение его лица напряженное и немного непроницаемое. Стив – идиот, потому что ему не хватает тепла его тела. Вероятно, это какой-то физический рефлекс, за который Стива нельзя винить. – Хорошо, – говорит Баки и нажимает кнопку отмены на копире. – Делай что должен. – Правда? – Выдыхает Стив. Баки машет рукой, но убирает свои бумаги с подноса и кладет их на полку. – Положи свою бумагу в аппарат, – говорит он непроницаемым голосом и отступает на шаг. Стив не узнаёт причину внезапной перемены настроения, когда она работает в его пользу. Вместо этого он загружает свои документы в бумажную ленту и вводит 300, а затем нажимает на старт. Вскоре аппарат начинает жужжать, и химический запах тонера пахнет как захват колоссального проёба от челюстей неудачи. Его сердцебиение все еще учащённое, но он чувствует себя немного лучше, не так как будто у него мог случится публичный нервный срыв. До тех пор, пока копир не заклинит, так или иначе, в этом случае он не только схватит публичный нервный срыв, но почти наверняка найдет ближайшее окно и выбросится из него. – Спасибо, – неловко говорит Стив. На лице Баки появляется выражение, которое Стив не совсем понимает, но, к счастью, это длится всего секунду, прежде чем он, наконец, снова ухмыляется. – Это займет минуту, – говорит он. – Чем мы займёмся, чтобы скоротать время? Стив намеревается сказать что-то резкое, он правда собирается, но затем Баки встаёт прямо рядом с ним, и глупому телу Стива все еще не хватает его тепла, а также он пахнет намного лучше, чем кто-либо имеет право на это в – о боже, 11:16 вечера – так что Стив просто наклоняется к нему, когда Баки наклоняется к нему, а затем они снова каким-то образом целуются. В отличие от всех остальных случаев, когда они этим занимались, никто сразу не тянется к чьему-то члену. Вместо этого они целуются, как подростки, целуются, грязно и с открытым ртом, в то время как их руки блуждают с самозабвением. Здесь есть грань, потому что Стив слышит, как работает копир, и слышит, как тикают часы у него в голове, но он достаточно отвлечен, чтобы схватить свитер Баки, мягче, чем он имеет право быть, и царапает руками твердые плоскости его тела. Прежде чем Стив осознает это, он расстегивает рубашку Баки, чтобы просунуть руки под нее и коснуться теплой, гладкой кожи Баки. – А-ах, – говорит Баки и откидывает голову назад, закрыв глаза, выражение его лица больше выглядит так, словно Стив схватил его член, чем просто погладил его бока и живот. Стив не может удержаться от поцелуев вдоль его горла, позволяя своим пальцам немного сильнее вонзиться в бедра Баки. Затем Баки задирает рубашку Стива и снова целует его, а Стив запускает пальцы в мягкие волосы Баки и тянет. Глаза Баки расширяются, и он издает тихий задыхающийся стон, все звуки, которые Баки издает во время секса, заставляют Стива делать сомнительные вещи, но это приходит из ниоткуда и бьет Стива прямо в живот. Последствия неизбежны. У Стива очень сильно встаёт, что прискорбно. Прискорбно и то, что он не должен так сильно хотеть переспать с Баки Барнсом, и потому, что цифры, тикающие в той части его мозга, где не все нервные окончания начинают мигать красным, сирены ревут и все такое. Его пульс учащается, сердце бьется быстрее. Тревога и похоть – адское сочетание. Тем не менее, реакция Баки на то, что его дергают за волосы, – интересная информация. На потом. Или никогда! Никогда было бы лучше, правда. Гораздо более разумно, по причинам, которые он не может полностью сформулировать прямо сейчас. Копировальный аппарат гудит и замирает. – Твои документы готовы, – говорит Баки ему в рот. Стив хочет, чтобы его эрекция спала, но его желания неэффективны, потому что Баки все еще прижимается к нему, и Стив очень хочет трахнуть его. Кроме того, поскольку рот Стива все еще очень плотно прижат к губам Баки, и Стив все еще очень сильно ласкает языком своего заклятого врага. Он смотрит на свои часы. 11:34. Ебаный пиздец. Он отстраняется от Баки, и если Баки выглядит так, будто не хочет отпускать его, что ж, это только потому, неоспоримо, что у них есть химия, сексуальная. Не романтическая, конечно же; для этого они не должны ненавидеть друг друга. Стив заправляет рубашку обратно в брюки и достает из копировального аппарата еще теплую стопку бумаг. – Еще раз спасибо, – неловко говорит он, пытаясь смотреть на что-нибудь еще, кроме засоса, который он оставил на шее Баки. Баки берет с полки свою стопку бумаг. – Подай документы, Роджерс. У некоторых из нас еще есть работа, – затем он бросает на Стива косой взгляд из-под преступно длинных ресниц. – Я, наверное, еще буду здесь, когда ты закончишь. – Отлично, – говорит Стив, пятясь из комнаты с охапкой копий. – Полезная информация. На Капитолийском Холме много работы, политика, типа, никого не ждет. Удачи и все такое. Он разворачивается и бежит. Тем не менее, Стив думает об этом, когда бежит через улицу с колотящимся сердцем, думает об этом, когда подает документы, паникуя и задыхаясь, с восемью минутами в запасе. К сожалению, он думает об этом, возвращаясь в здание. Разумнее всего было бы пойти в его офис, собрать вещи, написать Сэму и отправиться домой, чтобы немного поспать. Конечно, это был бы порядок действий взрослого человека. Тем не менее, рассуждает он, он явно слишком пьян кофеином, чтобы заснуть в ближайшее время, и в любом случае, сейчас 12:02, и Баки, возможно, уже закончил и ушел домой. Посмотреть не повредит. Чтобы убедиться, что он выключил ксерокс и убрал все бумаги. Так он говорит себе. Он довольно скоро сомневается в собственном суждении, потому что, заглянув в копировальную комнату, видит взъерошенного Баки Барнса, разбирающего бумаги, его волосы все еще торчат в разные стороны от того места, где Стив провел по ним пальцами, рубашка все еще расстегнута… отметина на его горле все еще оставалась темным синяком. Это сделал с ним Стив. Мысль производит на него столь же возбуждающее, сколь и нежелательное воздействие. Баки поднимает глаза, и на какую-то долю секунды Стиву кажется, что выражение, которое он видит, прямо перед тем, как его губы скривились в обычной ухмылке, похоже на удивление. Но потом Баки говорит: – Не смог удержаться, да? – и это значительно облегчает воспоминание о том, что он на самом деле мудак. – Я просто кое-что оставил, – говорит Стив, что является враньём, за исключением того, что, возможно, он оставил свое достоинство, потому что теперь Баки смеется над ним. Не вслух, но хуже – в морщинках его глаз, в том, как его ухмылка превращается в настоящую улыбку. Так не пойдет. Стив делает единственный рациональный выбор, который ему остается, – стереть улыбку с губ Баки своим собственным ртом. Серьезно, что еще он мог сделать? Он запускает руку в помятую рубашку Баки и притягивает его к себе, жёстко целуя. Баки не из тех, кого можно застать врасплох. Он так же нетерпеливо наклоняется к Стиву и хватает его за бедра. Его рот открыт, ожидая, что Стив проскользнет внутрь, и он делает это, сжимая воротник Баки в кулаке и жадно пробуя его на вкус. Баки издает негромкий горловой звук, и нутро Стива горит от него. Если раньше он знал, что таймер отсчитывает время до полуночи, то теперь все, о чем он может думать, – это облегчение от того, что он сделал это, и от того, что теперь у него было все время в мире, чтобы быть прижатым к телу Баки. Ну, все время в мире у человека, который должен быть в офисе утром, но об этом пусть беспокоится будущий Стив. – Блядский Иисус, я рад, что ты вернулся, – бормочет Баки ему в рот что-то, что не может быть сантиментом. Вместо того чтобы попытаться выяснить, что имеет в виду Баки, Стив просто наклоняется вперед к нему. Они оба стонут, когда их бедра прижимаются друг к другу. Стив может чувствовать эрекцию Баки через штаны, и она не должна ощущаться так хорошо, прижимаясь к его эрекции, но это так. Баки толкает его, поворачивает так, что он прижимается к копиру. Он снова расстегивает рубашку Стива и кладет на него руки, скользя ими вверх по животу Стива. Это невыносимо приятно. Баки атакует его шею, как будто она оскорбила его мать, посасывая и покусывая горло Стива до угла его челюсти. Стив выдыхает то, что, конечно же, не является протестом, а на самом деле является поощрением, и крепче сжимает бедра Баки. Баки проводит руками вниз по животу Стива, пока не добирается до его ремня, и прежде чем Стив осознает это, его брюки расстегиваются и спадают до лодыжек. – Что если кто-нибудь войдет? – Стив задыхается, когда Баки падает на колени. Это, вероятно, больше кожи, чем любой из них когда-либо обнажал сразу в каждом из их... что бы это ни было. Кроме того, дверь не заперта и они прямо перед ней. – Уже за полночь, – говорит Баки, обхватывая рукой член Стива и глядя на него снизу вверх. Баки с этой точки зрения – это личная атака, которую Стив, к сожалению, слишком хорошо знал. Он несправедливо красив, а также обжигающе горяч, и это только на 45% связано с тем, что он собирается взять в рот член Стива. Остальная часть процентного соотношения не поддается определению. Так или иначе, Стив ненавидит математику. – Здесь никого, кроме нас, – добавляет Баки, и это может быть не совсем правдой, но это кажется правдой – они одни в мире офисных принадлежностей. Баки глубоко заглатывает Стива одним плавным движением, и Стив издает сдавленный звук, который может быть или не быть именем Баки. Невозможно ухмыляться с ртом, занятым членом, но Стив клянется, что Баки все равно справляется. Стив хватается за копир одной рукой, потому что у него дрожат колени и он не хочет упасть, но другой он зарывается в волосах Баки. Баки стонет вокруг его члена в ответ, и причины, по которым это плохая идея – которых много – на мгновение отступают из головы Стива. На самом деле, Стив счастливо испытывает полное отсутствие каких-либо мыслей, когда чувствует, как палец Баки прижимается к его дырке, скользкий и желанный. Стив говорит: – Господь Иисус, Баки, блять! – это набор слов, но не совсем предложение. Секунду спустя мысль кружит над взлетно-посадочной полосой его мозга, не приземляясь. Он делает несколько глубоких вдохов, затем его глаза открываются, и он говорит: – Погоди секунду... Ты... ты просто носишь с собой смазку на случай, если тебе повезет? Баки отрывается от члена достаточно надолго, чтобы сказать: – Ну, я продолжаю сталкиваться с тобой, – а затем он снова с энтузиазмом отсасывает и двигает пальцами в дырке Стива одновременно и логистика ускользает от Стива в скрежущем шуме, который его мозг издает в ответ. Мгновение спустя Баки находит простату Стива, и Стив выгибает спину, как лосось, прыгающий через водопад, чтобы найти дорогу домой. В последовавшем движении его локоть нажимает кнопку на копировальном аппарате. Копировальный аппарат оживает и начинает выплевывать копии ничего, Баки смеется, а Стив спускает в его горло, издавая бессмысленные звуки. Он делает глубокие глотки воздуха, чтобы успокоиться, когда все схемы удовольствия в его мозгу загораются, как гребаный пинбольный автомат. Его мозг затуманен после этого, пока слабая дрожь проходит по его конечностям. Ему требуется минута, чтобы снова собраться с мыслями. Когда Стив приходит в себя достаточно, чтобы думать, Баки прижимается лицом к животу Стива, все еще тяжело дыша, и засовывает член Стива обратно в штаны. Стив поднимает его на ноги и грубо целует, одновременно расстегивая ширинку Баки и вынимая его член. Стив проводит по нему несколько раз, смакуя каждый грубый звук, который издает Баки, а затем берет в рот член Баки. Проходит немного времени, прежде чем руки Баки хватают Стива за плечи, и он тоже кончает. Стив сглатывает и встает, и Баки целует его, прежде чем он отходит слишком далеко, обнимает его за шею и втягивает нижнюю губу в рот. Они проводят восхитительные несколько секунд, просто держась друг за друга и целуясь, прежде чем звук копировального аппарата, все еще ничего не печатающего, проникает в затуманенный мозг Стива. Он отодвигается достаточно, чтобы нажать кнопку отмены на машине. Какое-то мгновение они не двигаются. Затем, всё как будто возвращается в режим онлайн, и они отстраняются. Рот Стива все еще горит, но он проглатывает это ощущение, пытаясь прийти в себя. Он пристально смотрит на Баки, стараясь не выпучивать глаза. Ебаный нахуй. – Что ж, – говорит Баки, заправляясь и застегивая молнию. Его голос обманчиво ровный, несмотря на то, как сильно дрожат его руки. – Полагаю, уже довольно поздно. Стив даже не смотрит на часы. Какая разница, какое сейчас время, когда время ужасных, блять, идей? – Лучше бы нам идти, – отвечает Стив. Он пытается не смотреть на состояние волос Баки и не думать о том, как он застонал, когда Стив потянул их. Он старается не думать о том, как у него чешутся пальцы, чтобы сделать это снова. Во всяком случае, есть время подумать, и это время было до секса у копировального аппарата, но, конечно, не сейчас. – Не забудь свой… что бы это ни было. – Баки берет свои стопки сверенной бумаги. – Ага, – говорит Стив и наугад хватает маркер. Вот что он забыл. Не его чувство приличия. – Забавно, что титульный лист на всех этих бумагах – чистая страница. Баки прижимает страницы к груди, сердито смотрит на Стива и начинает пятиться к двери. – Увидимся позже, Роджерс. Стиву потребовалось десять секунд, чтобы придумать "нет, если я увижу тебя первым", и он произнес это только про себя, а не вслух. К тому времени Баки, слава богу, уже ушел. Стив вздыхает, внезапно обессилев, все его тело обмякло от адреналина и всего остального. Он прижимает к себе маркер, надеясь, что в копировальной комнате не слишком пахнет полуночным сексом и плохими решениями, и направляется домой.***
На следующее утро Стив просыпается поздно, с жизнью, полной сожалений, и звуком копировальных аппаратов в его голове. В голове у него путаются воспоминания, которых он предпочел бы не иметь, – что-то о чистых простынях, вьющихся волосах и голубых глазах, глядящих на него сквозь длинные ресницы. Слишком рано вставать, учитывая, как мало он спал, а также слишком рано, чтобы иметь дело с утренним стояком… или как это называется, когда ты вспоминаешь о том, что произошло прошлой ночью, и твое тело реагирует соответствующим образом. Он тащится на кухню по крайней мере на два часа позже, чем когда обычно просыпается, в пижамных штанах и свободном халате, без рубашки под ним. Он знает, что его волосы торчат во все стороны. Его кожа все еще местами розовая. Его глаза затуманены. Он выглядит, чувствует и, вероятно, пахнет как полуночные ошибки. Когда Сэм, склонившийся над кухонным островком и смотрящий в свой телефон, видит его, он поднимает бровь. – Ты мне не писал, – говорит Сэм. – Как долго ты оставался в офисе? Стив любит свою маму до смерти и обратно, но он никогда, никогда не простит ее за то, что она передала ему свою ирландскую кожу. Он чувствует, как краснеет, но не может объяснить это Сэму и даже откажется объяснить, если его спросят. – Не слишком поздно, – бормочет Стив. Бровь Сэма остается поднятой, но он наливает Стиву чашку кофе и пододвигает ее. – Спасибо, – бормочет Стив. – Ага, – говорит Сэм, возвращаясь к телефону. Они погружаются в благословенную тишину. Так продолжается до тех пор, пока Сэм не собирается уходить. Только после этого он кивает Стиву и говорит с кривой улыбкой: – Может быть, тебе следует прикрыть этот синяк. Америка увидит, сколько у тебя засосов, и ты покойник. Стив громко стонет и закрывает лицо руками. Хихиканье Сэма звенит в ушах Стива еще долго после того, как за ним захлопывается дверь.