Political Animals

Если ваше сердце разбивают где-то на заднем плане всей политической игры, политическому процессу настолько поебать на это, что уже спустя какое-то время вы прекращается обращать на это внимание. Зелёную Реформу принимают в Палате под громкие, поразительные аплодисменты и появляется немало саркастичных комментариев от Fox News о том, чего же хотят добиться либеральные снежинки в будущем. Вокруг ходит какой-то мем с лицом Сэма, и когда он ухмыляется Пирсу и Америке, Кейт фотографирует его в этот момент, затем распечатывает это фото и приклеивает на дверь Сэма. Сэм в таком хорошем настроении, что даже позволяет ей эту вольность. Законодательный процесс, сколь бы долгим и невыносимо утомительным он ни был, работает следующим образом: закон переходит из одной палаты в другую, за исключением тех случаев, если есть идентичный законопроект, рассматриваемый в другой палате в это же время, и если такое происходит, то другой законопроект тоже должен пройти через другую палату, и только после этого оба законопроекта отправляются в комитет конференций для согласования. Да благословит Бог бикамерализм, Отцы-Основатели действительно ушли от монархии только для того, чтобы изобрести систему правления, которая была еще более раздражающей. Вот как Америка описывает Кейт политический процесс. В ответ Кейт выглядит такой смущенной и раздраженной, что Америка улыбается дикой улыбкой незадолго до того, как поцеловать ее. – Это ведь не сексуальное домогательство? – Стив спрашивает Сэма, и это происходит в третий или четвертый раз в течение рабочего дня. – Перестань ворчать, – говорит Сэм, толкая Стива локтем. – Они молоды и влюблены. – Я не помню, чтобы ты так же говорил и обо мне. – Стив покосился на своего лучшего друга. – Это потому, что ты был старым и тупым, – говорит Сэм. – Правила другие. Стив скрещивает руки, продолжая ворчать. Учитывая эмоциональную травму, которую Стив в настоящее время переживает, говорить нечто подобное со стороны Сэма кажется довольно несправедливым, но он понимает, что вины Сэма в этом нет. Сэм слишком занят, чтобы разбираться в романтической катастрофе в жизни своего лучшего друга, а Стив не настолько эгоистичен, чтобы рассказывать ему об этом. В любом случае, это достаточно легко игнорировать, просто надев свою лучшую улыбку и делать свою работу, игнорируя тот факт, что в его голове большую часть времени беспорядок, и там царит хаос из полумыслей и полусожалений. Стив всегда был хорош в том, что умел разделять, игнорировать сложные личные проблемы и вместо этого уделять повышенное внимание своей профессиональной карьере. Это заставляет его чувствовать себя так, как будто он провалил задание «быть человеком», но зато он отлично умеет вносить вклад в капиталистические структуры, которые оценивают ценность человека по его производительности труда и многому другому. Другими словами, Стив прекрасный работник, но несчастный человек. По крайней мере, хоть к этому он привык. Как бы то ни было, законопроект к этому времени уже находится не в их руках, а у Палаты представителей, но версия законопроекта Сенатора Роудса застопорилась в Сенате. Не обязательно, что их законопроект потерпит неудачу, если законопроект Сенатора Роудса не пройдет, но, учитывая, насколько взаимосвязаны эти два пакета законов, шансы на то, что Сенат примет Зеленую Реформу Сэма, если они все же решат не принимать сенатскую версию законопроекта, очень малы. Это заставляет всех в офисе нервничать, даже Сэма. В эти дни его расписание настолько перегружено, что Стив почти не видит его в офисе, а дома – и подавно. В течение дня Сэм встречается с: другими представителями, сенаторами, адвокатами, которых он и Сенатор Роудс пытаются активизировать, чтобы оказать давление на республиканцев в Сенате. Дело в том, что нынешнее состояние Конгресса разрозненно намного сильнее, чем когда-либо. Законодательство то растет, то падает по партийным линиям, и из-за этого республиканцы имеют значительное преимущество в Сенате. Это означает, что для того, чтобы Зелёная Реформа или законопроект Сенатора Роудса прошел в палату, демократам придется переманить по крайней мере пять голосов. Республиканцы, как Стив напоминает себе каждый божий день, – упрямые, бесхарактерные придурки, которые ставят партию выше страны, поэтому процесс по переманиванию голосов не только сложен, но и практически невозможен. Тем не менее, есть что сказать о настойчивости и еще больше – о недостатке сна. Сэм жертвует своим сном и свободным временем, чтобы работать за закрытыми дверями, пытаясь помочь Роудсу получить голоса. Их кофемашина варит кофе на заднем плане их офиса в любое время дня, и Стиву приходится ехать в Costco, чтобы купить промышленный объём предварительно намолотых зерен. На вкус как картон, но тут ничего не поделаешь; Иногда дело за количеством, а не за качеством. Все в офисе настолько помешаны на кофе, что оно уже перестало хоть как-то на них воздействовать. – Это безумие, – однажды говорит Кейт, когда она просматривает расписание Сэма и видит, что у него только в этот день три встречи подряд, обед и еще две встречи после обеда. – Он потеряет остатки своего разума. И видимо я тоже потеряю то, что осталось от моего. Стив, который в это время пытается вежливо потревожить руководителя штатом работающим на Сенатора Борсона, чтобы тот сообщил ему ее график, чтобы Сэм мог встретиться с ней за каким-нибудь обедом, смотрит на Кейт со слегка встревоженным выражением лица. – Большая часть политики, заключается в том, – говорит он ей, – в том, что он тебе на самом деле не нужен. – Что не нужно? – Кейт смотрит на него. – Твой разум, – говорит Стив и трет свой висок. – Это все действительно обескураживает. – Как же иначе мне выполнять свою работу? – спрашивает Кейт. – С помощью силы воли и злобы? – предлагает Стив. – Если все так, то это многое объяснило бы о нашей политической системе, – комментирует Америка из-за своего компьютера. Она пьет третью чашку кофе, а на ее столе валяется пригоршня оберток от шоколада. Все это выглядит настолько неорганизованно, что совсем не похоже на Америку, и Стив понимает, что вообще не видел Америку в таком состоянии когда-либо, а это уже является реальным показателем того, насколько близки сейчас к грани все сотрудники Сэма. Второй признак – это выражение ее лица, которое как бы говорит «Меня здесь нет. Я лежу на облачках». – Ох, ебать меня в глаз. – Звучит антисанитарийно, – говорит Кейт. – И подозрительно с точки зрения логистики, – бормочет Стив и в расстройстве кладет трубку. Он прокручивает свой контактный лист, чтобы найти имя ее законодательного директора. Это некто по имени Фенрис. – Блять! – громко восклицает Америка. На этот раз Стив поднимает глаза. – Мы перегрузили его график. – Что? – Не знаю как это произошло, я всегда сто раз проверяю расписание его встреч! – Америка хмурится. На этот раз ее голос звучит напряженно. И сама она тоже выглядит напряженной. Кажется, что весь офис сейчас на последнем издыхании, но в особенности сегодня. – Сенатор Ангрбода... Флокисдоттир? – Это на самом деле имя? – Кейт моргает. – Аляска, – объясняет Стив. Если бы проводился конкурс по хмурости, то Стив определенно бы в нем выиграл. – Когда? – Пятница, – говорит Америка, лихорадочно просматривая расписание. – 13:00. Это она и... – Сэм и Роуди пытались переманить ее на нашу сторону, – говорит Стив. – Он не может пропустить этот обед, ее невозможно достать. – Ага, ну, – говорит Америка и смотрит на него снизу вверх. Похоже, она на грани паники. – Выбор между встречей с ней или со Старком. Кейт резко вдыхает. – Старк? – немедленно говорит Стив. – Все здесь, – говорит Америка, определенно пребывая в паническом состоянии. – Я не помню, как вставила это в его график. Я не знаю, господи, тогда происходило столько дерьма, так что возможно, я вставила это и забыла, бляяя… но он никогда не бывает свободным, Стив, ты же знаешь, он никогда ни на что не соглашается… у нас ушли месяцы, чтобы заставить его согласиться... блять, если Сэм пропустит эту встречу, он... Стиву не нужно повторять дважды. – Ты можешь поговорить с ним? – с безумными глазами спрашивает Америка. – С Тони? – он спрашивает. – Нет, с Барнсом, – Америка смотрит на него, почти умоляя своими глазами. Ее глаза широко раскрыты, челюсти сжаты. Ее грудь быстро то поднимается, то опускается, и Стив почти сразу же чувствует приступ сочувствия – он знает, что такое паника, ведь он привычен к этому. – Вы оба – вы все еще поддерживаете контакт, верно? Стив пытается не побледнеть и, очевидно, терпит неудачу, потому что, к его ужасу, выражение лица Америки превращается во что-то настолько близкое к мольбе, что у него почти готовы сорваться с уст обнадеживающие слова. – Пожалуйста, – умоляет Америка. – Стив. Стив чувствует, как в нем вспыхивает какое-то чувство, которое хотело бы защитить Америку, в чем он никогда конечно же не признается, если его спросят. Все они были молоды и где-то лажали. Америка не должна чувствовать себя виноватой за что-то такого масштаба, если Стиву нужно лишь проглотить свою гордость и позвонить Баки. Это не ее вина, что они оставили все так, как было раньше. – Ага, – говорит Стив, тяжело сглатывая. – Я поговорю с ним. Почти сразу же ее лицо приобретает выражение облегчения; оно проходит по ее лицу так, что Стив почти чувствует его и на себе. – Спасибо, – шепчет Америка и он тупо кивает. Стив возвращается к своему списку контактов, чтобы добиться встречи с Хелой Борсон, когда тревожный узел формируется у него под животом. Он листает, отвлекается и не замечает, когда на самом деле уже набирает номер. Конечно, на этот раз они возьмут трубку. – Здравствуйте? – отвечает хриплый низкий голос. – Добрый день, Фенрис? – говорит Стив, пытаясь снова сосредоточиться на работе. – Это Стив Роджерс из офиса представителя Уилсона. Я пытался связаться с вашим офисом. Мы хотели бы пригласить вас на обед в Книгах (название ресторана). Их усилия окупаются. В среду Стив, находясь в середине написания ответного электронного письма Энджи Мартинелли о потенциальной стратегии Сената и комитета, услышал крики из офиса Сэма. Стив замирает, кладя руки на клавиатуру, так же замирает и Америка, телефон завис где-то между ее ухом и плечом. Кейт не замирает, но выглядит слегка обеспокоенной, когда наливает себе еще одну чашку кофе Costco. – Сэм? – Стив осторожно зовет его, и снова кричат. Он встает, стул за его спиной грохочет. – Блять! Стив готов пробить свои телом эту дверь, когда она распахивается изнутри, и внезапно на него обрушивается тело его лучшего друга. – Что за… – Америка говорит вслух, в то время как Стив говорит: – Ты в порядке? Это крик о помощи? – Мы. Переманили. Касла! – громко говорит Сэм. Он улыбается от уха до уха, его глаза широко раскрыты и почти сверкают. – Как? – Кейт громко ахает. – Закрой. Свой. Блядский. Рот. – Стив смотрит на него, и Сэм освобождается из очень платонических дружеских объятий и хватает Стива за плечи. Его лицо слишком воодушевленное, что значит, что он не шутит. – Не еби мне мозг! Не может быть – Фрэнк Касл? – говорит Америка, неуклюже вешая трубку. – Блядский черт, мы переманили Фрэнка Касла? Этот парень же не слушает никого. Серьезно, я видела, как он даже не слушал самого себя. Сколько людей вам пришлось убить, чтобы это произошло? – Никого. Ни единого! Нам не нужно хоронить ни одного тела, – усмехаясь, говорит Сэм. Он снимает пиджак и ослабляет галстук, едва не подпрыгивая на ногах. Впервые за несколько недель мышцы его тела не напряжены. Его плечи кажутся расслабленными, все его тело почти… расслабленно? Стив только тогда понимает, сколько времени прошло с тех пор, как Сэм искренне улыбался. Если все они переутомленные, недооцененные по понятным причинам надрывали свои задницы в течение последних нескольких месяцев, то Сэм надрывал свой зад за всех них, и ни минуты себя не жалел. Стив никогда не скажет ему об этом в трудную минуту, но он начинал немного седеть на висках, как Барак Обама на втором сроке. Пора и им начать хоть иногда выигрывать. – Хорошо, если ты практикуешься в черной магии, Уилсон, – говорит Америка, поднимая обе руки. – Потому что я к этому не имею никакого блядского отношения. – Ее бабуля вселила в нее страх перед сверхъестественным, – говорит Кейт с влюбленным выражением лица. Америка крестится. – Никакой черной магии, – говорит Сэм. Он прислоняется к столу Стива, который снова медленно заполняется бумагами. Стив с опаской смотрит на стопку позади Сэма, но потом решает, что нахуй все, и если башня все же рухнет, тогда они разберутся с каскадом бумаг, когда это произойдет. – Просто кое-какая старая добрая политика. – Хорошо, тогда мы вернемся к телам, – говорит Стив. Он предлагает Сэму жевательную резинку, которую тот берет с полуулыбкой. – Говорил же тебе не избавляться от той лопаты. – Мне пришлось, это было частью последней арт-инсталляции мамы, – говорит Стив. – Ах да, она же работает над новым произведением, верно? – спрашивает Сэм, засовывая жевательную резинку в рот, сминая обертку и швыряя ее через всю комнату. Она отскакивает от головы Америки, что заставляет ее нахмуриться. – Я сказал ей, что приду на ее следующую выставку. – Что? – Стив моргает. – Даже я не обещал ей этого. – Я знаю, поэтому Сара Роджерс любит меня больше. – Ээээй! – Стив протестует, и Сэм громко лопает пузырь из жевательной резинки во ​​рту. – Привет, может тут хоть кто-нибудь ответит на мой вопрос? – говорит Америка, беря смятую обертку и бросая ее в ближайший мусорный бак. – Или, может быть, взрослый в этой комнате? – Определенно точно нет, – отвечает Кейт, и Стив бросает ей в голову смятую обертку от жевательной резинки. – Это издевательство! – фальшиво плачет Кейт, и Стив ей улыбается. – Кви про кво* или что-то в этом роде, – говорит Сэм, игнорируя их обоих и разворачиваясь к Америке. – Он все равно пытался наладить отношения по этому поводу, я же работал над тем, чтобы облегчить его оговорки в последние две недели. Также есть закон о борьбе с коррупцией, который он хочет спонсировать в Палате представителей, что звучит неплохо, поэтому я сказал ему, что поставлю свою подпись в нем, если он подпишется под нашим. Хорошо. Под законом Роуди. – Это мудрое решение? – спрашивает Стив. Он не смотрел на те документы, под которым Касл хотел увидеть подпись Сэма, и это заставляет его нервничать, хотя он доверяет Сэму. – Настолько доверять... Фрэнку Каслу? Визуализация почти так же тревожна, как и реальность. – Все будет хорошо, – говорит Сэм через мгновение. – За все приходится платить, и это была не самая... худшая цена. На мгновение они замирают, признавая сказанное и недосказанное. На самом деле политика – это не чистая игра. Это сложная часть погони за своими политическими мечтами. Они могут запустить самую чистую игру в Вашингтоне и все равно при этом выйти с руками по локоть в грязи. Это не значит, что Сэм когда-либо сделает что-то, что поставило бы под угрозу его мораль или принципы, но это не значит, что серые зоны не растягиваются. Стив доверяет Сэму больше, чем кому-либо. Его серый цвет – чужая возвышенность. Если Сэм говорит, что все будет хорошо, тогда Стив знает, что все будет хорошо. А если это не так, они будут рвать жопу, чтобы убедиться, что это так. – Осталось еще пара человек, – говорит Стив, нарушая тишину. Он хлопает и сжимает плечо Сэма. – Мы пожертвовали всем ради того, чтобы добиться этого. Давай просто преодолеем финишную черту. Когда доберемся до туда, мы пересечем и другие мосты. Сэм прерывисто выдыхает. Он тоже человек. Иногда ему просто нужно сказать, что это нормально, что идти на компромиссы – это нормально. Забавно, что эта задача выпадает на долю Стива, но для Сэма он готов ее выполнить. Для Сэма он сделает почти все. – Есть новости от Старка? – говорит Сэм, поворачиваясь к Стиву. Он выглядит настолько благодарным, что у Стива не хватает духа сказать ему, как сильно он предпочел бы умереть, вместо того, чтобы сделать этот звонок. – Ага, – говорит Стив, глотая горячий свинцовый шар, вставший комом в его горле. – Почти готово. В конце концов, он делает это, потому что он скорее съест свою собственную руку, чем даст Америке понять, что он ебанный трус, у которого не хватает решимости позвонить Баки Барнсу. К тому времени он уже покинул офис, накинув на плечи теплый бушлат. Ветер середины ноября был ледяным, холод в воздухе ощущался даже через пальто, которое было бы отправлено в мусорный бак, если бы Сара Роджерс хоть раз его заметила. Стив купил его по прихоти на каком-то веб-сайте, увидев таргетированную рекламу в Инстаграме и, в конце концов, влюбился в каждую из них. Оно не толстое и едва ли его можно было назвать теплым, но в нем он хорошо выглядит, что, по его мнению, определенно имеет значение. Он плотнее оборачивает шарф вокруг шеи и готовится к холоду, пытаясь пересечь двор как можно быстрее, чтобы добраться до поезда. Небо над ним густо-серое, такое тяжелое, что предвещает какие-то осадки, хотя непонятно какие. Это становится ясно, когда Стив идет через внутренний двор, и внезапно холодный дождь начинает хлестать его в лицо под углом. Он раздраженно смахивает капли воды с лица, как будто это хоть чем-то поможет, и в отместку, кажется, небеса открываются. Ругаясь, Стив спотыкается под ливнем, вода пропитывает его волосы и пальто и стекает по его красивым модным туфлям. Он едва ли не сталкивается лбами с двумя другими сотрудниками, пытающимися укрыться, и в конце концов оказывается под натянутым навесом. Он так близко к метро, ​​что сейчас нет смысла звонить в Lyft. Вместо этого он переводит дыхание и смотрит на темное небо, как будто, как он полагает, оно виновато в его затруднительном положении. Он ждёт пока дождь закончится, а это значит, что у него больше нет оправданий, чтобы откладывать звонок ему. Стив достает телефон и набирает номер. Дело в том, что звонок почти доходит до голосовой почты. Стив напрягается, сжимается и почти выдыхает с облегчением. Если все что он собирается сказать пойдет на голосовую почту, то он просто оставит сообщение. Ответит ли Баки или нет на голосовое в его почте, это выходило бы за рамки ответственности Стива. Потому что так он хотя бы мог спокойно покинуть это чистилище действия и бездействия. Ему не повезло. Он берет трубку прямо перед тем, как звонок перешёл бы на голосовую почту. – Стив? – Раздается осторожный голос Баки. – Все хорошо? Стив прислоняется к кирпичной стене, чувствуя как вода плещется в его ботинках, и почти смеется. Он замерз, промок и устал, и прошло всего две недели, но, боже, как же хорошо снова услышать голос Баки. У него возникает странное, нежелательное осознание того, что он каким-то образом пропустил эти чувства. Он прячет это осознание под покровы холодного дождя. – Привет, Баки, – одинаково осторожно говорит Стив. – Да, я в порядке. – Хорошо, – говорит Баки. Он дает Стиву возможность заговорить, но Стив, кажется, не может выговорить и слова. Его грудная клетка сжимается. – Ты позвонил мне случайно? – спрашивает Баки, когда Стив ничего не отвечает. Стив поднимает руку и проводит ею по мокрым волосам. Пряди цепляются за его пальцы, затем падают на лоб и прилипают. – Нет, – говорит Стив. – У меня была причина. – Хорошо, – снова говорит Баки. После очередной паузы молчания, он говорит. – Ты на улице? Почему там так шумно? Как бы в ответ дождь усиливается. Громкость этого звука звенит в ушах Стива. Он закрывает лицо рукой и пытается выбросить все из головы. – Ага, – говорит он. – Попал под дождь. – Ох, – говорит Баки. Затем с любопытством: – Тебе нужна была компания или… – Мне было интересно, – выплевывает Стив сквозь стиснутые зубы. – Не мог бы ты сделать мне одолжение. Тишина не звучит так, будто Баки хочет оказать ему услугу. Как странно. – Какую? – спрашивает Баки. – Я мог бы попробовать. Стиву приходит в голову, что все было бы проще, если бы Баки сказал «нет». Он не говорит «да», но говорит, что попробует, что почти хуже. Это достаточно сложно – достаточно неловко – и без того, чтобы Баки Барнс показал, что в нем еще осталось доброта. – Старк… – Стив начинает и останавливается. – Тони. Он обедает в книгах с Сэмом. В эту пятницу. Америка... она ошиблась. У него запланирован еще один обед, который он не может пропустить. Ты можешь поговорить с ним… с Тони? В другой день – в любой другой день. Тони может выбрать сам. Сэм даже заплатит. Только не в пятницу. Баки ничего не отвечает. В ушах Стива царит гулкая тишина, перемежаемая со звуками дождя, ударяющегося по бетону. – Пожалуйста, – говорит Стив. Он прислоняется головой к кирпичной стене. – Это действительно... много бы для меня значило. Америка еще ребенок, наш офис был очень занят. Это была просто техническая ошибка. И она будет винить себя в этом, если он пропустит встречу, а я не хочу, чтобы она чувствовала нечто подобное, она такой хороший ребенок и... – Стив, – мягко говорит Баки. – Пожалуйста, Бак, – говорит Стив. Он напоминает себе, что сделает для Сэма все, что угодно. Он, вероятно, сделает что-нибудь и для Америки. – Я буду должен тебе. Все, что ты захочешь. До тех пор, пока это будет в моих силах, чтобы отплатить тебе. Пауза заставляет Стива трястись, а затем он понимает – это не то, что потрясло его, он был потрясен. Разговор с Баки потряс его. – То, что я хочу, ты не сможешь мне дать, Стив, – тихо говорит Баки. И на мгновение это звучит так трогательно, что Стиву буквально хочется умереть. Его голова бьется о кирпичную стену. Баки вздыхает. – Я поговорю с ним. Ты не будешь мне ничего должен. – Это не… – Стив сразу же хмурится. – Здесь у всего есть своя цена. Все – корыстолюбивые. Ты сам это говорил. В этом случае ты прав. Какова твоя цена? Просто скажи это. – Прекрати, – отвечает Баки, и на этот раз он звучит сердито. Стив почти может видеть, как он проводит рукой по волосам, его брови сдвинуты вместе, а уголки рта приподняты, как бывает, когда он расстроен. – Я поговорю с ним и скажу дату, на которую он перенесет ужин. – Бак… – Стив пытается снова, но его прерывают. – Уходи из-под дождя, тупица, – говорит Баки. – Я позвоню тебе позже. Затем он вешает трубку. Забавно, насколько оглушительной может быть тишина. Даже когда мир вокруг него воет, даже когда природа бьется о тонкий навес над его головой, все равно вокруг тихо. Этот разговор все еще проникает в его кости, отягощая его до глубины души. Ему не нравится, как этот разговор заставил его чувствовать себя. – Блять, – вслух говорит Стив. Он закрывает лицо и надавливает на глаза кончиками пальцев. – Блять! Через пять минут дождь утихает. _______________________________________ Quid pro quo, Квипрокво́ или кипроко — фразеологизм, обычно используемый в английском языке в значении «услуга за услугу»