О чувствах

      Часто люди путают эмоции и чувства, принимая одно за другое. Если сравнить их в чем-то материальном, то чувства – это росток. Маленький, едва выбившийся из-под земли. А эмоции могут быть дождем, ветром, солнцем. И от них зависит, погибнет ли росток или же превратится в дерево. Оно может быть невысоким и слабым, а может – огромным и сильным. И только от человека зависит, расцветет ли это дерево или же покроется шипами.       Если заглянуть внутрь сердца Вэнь Чжао, то оно сплошь поросло колючим терновником. Сквозь густые заросли не пробьется ни один лучик солнца, и любой росток светлого чувства либо засохнет, либо исказится в свое уродливое подобие.       Вэнь Чжао рос капризным ребенком. Роскошь и вседозволенность не помогли развиться добрым чертам, доставшимся от матери, а только укоренили пороки, унаследованные от отца. Даже любовь к старшему брату со временем превратилась в зависть. Она затопила Вэнь Чжао, как огромное черное болото, порождая в его душе жадность, злобу и невежество.       Возможно, отчасти в этом было виновато осознание его слабости как заклинателя, ведь едва сформировав Золотое ядро, Вэнь Чжао отказался развивать его дальше, выбирая вольную жизнь второго молодого господина Вэнь. Второго. О, как же злило его это слово.       В чем Вэнь Чжао не был глуп, так это в понимании своих желаний. Он желал женщин, желал денег, вкусной еды, роскошной одежды, всеобщего поклонения, и, конечно, власти. В его мечтах он восседал на троне Верховного Заклинателя, окруженный сотнями тысяч людей, которые боялись его и пресмыкались перед ним. А при наличии живого отца и брата-наследника шансы на такое будущее заметно уменьшались, что еще больше злило второго молодого господина Вэнь.       Поэтому на Собрании орденов Вэнь Чжао вел себя крайне дерзко. Прикрываясь властью отца, он грубил приезжим адептам, унижал собственных подчиненных, дабы удовлетворить свое эго.       Вэй Усянь просто подвернулся ему под руку. Яркий, открытый, шумный, а главное – он совсем не обращал внимания на второго молодого господина Вэнь. И это выводило Вэнь Чжао из себя. Он сдернул ленту с волос Вэй Усяня, дабы тот хоть на миг замолчал и посмотрел на него.       Мстительная радость охватила сердце Вэнь Чжао, когда он увидел, как замер первый ученик Юньмэн Цзян. Но стоило Вэй Усяню обернуться, и для Вэнь Чжао следующие несколько секунд будто выпали из реальности: в свете полуденного солнца кожа юноши загорелась золотым сияньем, окруженная вихрем черных, как смоль, волос, высокие скулы окрасил персиковый румянец, алые пухлые губы приоткрылись в немом вопросе, а в серых глазах отразилось небо, освещая их до самых глубин.       Восхитительно.       Наверное, едва ли не впервые в жизни Вэнь Чжао был поражен чужой красотой. Его сердце непонятно встрепенулось, будто он замер на огромной высоте прямо перед тем, как рухнуть вниз.       Однако, в следующий миг лицо Вэй Усяня резко переменилось: щеки побледнели, губы сжались в линию, а глаза потемнели от гнева.       − Верни, – и голос, прежде такой звонкий и яркий, вдруг стал хриплым и грубым.       Поразительный контраст. Какой-то азарт овладел Вэнь Чжао, и он принялся язвить с удвоенной силой. Ему нравилось. Нравилось играться с этим юношей, нравилось, что все внимание Вэй Усяня сосредоточено на нем одном.       Вэнь Чжао увидел приближающихся Лань Ванцзи и Цзян Ваньиня. Те наверняка вмешаются. Что ж, тогда он заставит Вэй Усяня запомнить их маленькую игру.       − А знаешь, что? Я не верну ее!       И сжег ленту. О, как же прекрасно выражение лица Вэй Усяня.       Это было странно, но Вэнь Чжао понравилось, как Вэй Ин кричал на него и смотрел с ненавистью. От этого взгляда огонь разливался по венам, а тело обдавало жаром. Это чувство пьянило, и слова Цзян Чэна только усилили удовлетворение: ведь теперь Вэй Усянь точно не забудет его. Удар в лицо вызвал волну злобной решимости и жгучее желание, чтобы первый ученик Юньмэн Цзян однажды лежал под ним и испытывал куда более сильную боль. Чтобы метался на кровати, смотрел с таким же жаром и умолял…       Позже тем же вечером Вэнь Чжао пытался придти в себя и выбросить навязчивые мысли из головы. Все-таки, его прежде никогда не интересовали мужчины. За очередной чашей вина ему пришла в голову мысль: а вдруг он теперь не сможет возлечь с женщиной?       К счастью, рядом была служанка, подававшая вино. Кажется, она представилась Ван Линцзяо. С ее помощью Вэнь Чжао решил развеять свои сомнения. Но в постели он видел серые глаза вместо карих, слышал другой голос.       Засыпая с измотанной девушкой в своих объятиях, Вэнь Чжао представлял, как однажды будет так же держать юношу, чью ленту он сегодня сжег.       Однако, следующее утро не было столь приятным. Вэй Усянь снова смеялся, но, что еще хуже – все его внимание было сосредоточено на Лань Ванцзи. С ненавистью Вэнь Чжао смотрел на алую ленту, что снова вилась в смольных волосах. Ее вид был похож на насмешку над вчерашним происшествием, будто чувства Вэнь Чжао ничего не стоили. Словно ничего и не было.       Вэнь Чжао сжал кулаки. Во всем виноват этот Лань Ванцзи. Если бы не он, Вэй Усянь все еще думал бы именно о нем, о втором молодом господине Вэнь, Вэнь Чжао!       В сердце юноши поднялась буря. Настолько сильная, что он не мог сдвинуться с места, продолжая сверлить взглядом двух адептов в белом и пурпурном. С трудом Вэнь Чжао заставил себя выдохнуть, и из груди вырвался сиплый свист.       Лань Ванцзи… КАК ОН ПОСМЕЛ ВЗЯТЬ ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ?!

***

      Уговорить отца отправить его в Гусу вместо брата не составило особых усилий. Вэнь Жохань даже был рад увидеть жажду второго сына к завоеваниям. Это был первый раз, когда Вэнь Чжао изъявил желание куда-либо отправиться походом.       Облачные глубины горели. Ярко, с треском, словно наружу вырвались все страсти, сдерживаемые белыми стенами. Вэнь Чжао выливал всю свою злость на адептов в белом. Но особенной ненависти удостоился Лань Ванцзи. Они разделяли один и тот же статус второго сына, но как смеет этот Лань смотреть на него свысока?       Было приятно ломать чужую ногу. Приятно слышать хруст и сдавленный вздох. Ну как, Второй Нефрит, ты уже не столь идеален? Посмотрит ли теперь Вэй Усянь на тебя, когда ты тут, в грязи, лежишь у моих ног?       Вэнь Чжао развернулся и посмотрел на взлетающие в ночное небо алые искры. Смотри, Вэй Усянь, я сожгу всю Поднебесную, если ты не будешь моим!

***

      Путь в Безночный город был как никогда долгим. Для Лань Ванцзи попутный ветер был благословением, ибо его посадили на весла, как раба. В ушах до сих пор звенели предсмертные крики адептов – кто пал от меча, а кто был заживо погребен под горящими обломками. Но громче криков были тихие слова прощания брата и дяди, и извинения отца.       Отца, которого он не видел более десятка лет. Лань Ванцзи не любил его, но чтил как родителя. И все же, тихое «прости», сорвавшееся с окровавленных губ, ранило сильнее меча. И Ванцзи понял, что скучал. Очень. Он хотел бы провести с отцом как можно больше времени, но Вэни насильно увели его из Облачных Глубин. Войдя на палубу, он обернулся и посмотрел на заполненные Вэнями улицы Цайи и на клубы дыма в вышине. Сердце Лань Ванци впервые за долгое время разрывалось от боли.

***

      В Безночном городе Лань Ванцзи сразу отвели в заброшенное здание, так называемые "покои для гостей". Юноша уже слышал о лагере перевоспитания, где якобы неправильно обученных адептов орден Цишань Вэнь должен был направить на путь истинный. Но Лань Ванцзи не строил иллюзий. Он – пленник, и скоро соседние комнаты заполнятся такими же, как он. Но пока юноша был один среди врагов, ранен, истощен, и обремененный мыслями об ордене, дяде, брате и отце.

***

      Дни тянулись медленно. Тепло сменилось дождями, и листья начали золотиться. Нога Лань Ванцзи зажила настолько, что он мог медленно ходить. Еда в заточении была еще более скудной, чем в Гусу Лань, но там она была регулярной и целебной, а здесь же иначе как объедками и не назовешь. Даже в уединенной медитации в цзинши Лань Ванцзи так часто не прибегал к инедии. Хорошо, что Вэнь Чжао не приходил, словно вовсе позабыл о своем пленнике.       Жизнь вошла в напряженную рутину, пока однажды утром адепты Вэнь не вывели Лань Ванцзи на общую площадь.       Юноша сразу понял, что начался тот самый лагерь перевоспитания, потому что все пространство было заполнено адептами других орденов. Отовсюду слышались перешептывания. Увы, Лань Ванцзи лучше, чем кто бы то ни был, знал, что ожидает наследников и первых учеников.       – Лань Чжань!       Звук знакомого голоса заставил юношу вздрогнуть. Сердце в один миг встрепенулось от счастья, но в следующий сжалось от страха: Вэй Ин здесь. Здесь, а значит, испытает все лишения, как и Лань Ванцзи.       С высоты помоста Вэнь Чжао оглядывал площадь, прижимая к себе девушку, служившую временной заменой объекту его желаний. В разномастной толпе Вэнь Чжао разглядел, как фигура в пурпурном подошла к фигуре в белом.       Увы, но все было намного хуже, чем предполагал Лань Ванцзи.

***

      Вэй Усянь был зол и одновременно напуган. Когда он увидел Лань Чжаня, тот был бледен, а под глазами залегли тени. И он не опирался на правую ногу. Когда Вэй Ин подошел к нему, золотой взгляд заметался, словно Ванцзи не знал, ответить на приветствие или отойти прочь. Вэй Усянь решил за него: встал рядом и принял решительный вид, одним взглядом отгоняя всех от слабой стороны друга.       Цзян Чэн тоже был недоволен, однако, тоже встал рядом. Эта молчаливая поддержка позволила юношам вынести унизительное "занятие".       Позже всех отвели в общежитие, то самое, где уже месяц обитал Лань Ванцзи. Всех селили по трое, и Вэй Усянь с Цзян Чэном решили остаться в комнате Второго Нефрита.       Здесь, за закрытой дверью, Лань Ванцзи словно осунулся, опуская плечи и тяжело садясь на кровать. Вэй Усянь посмотрел на него и обернулся к шиди:       – Цзян Чэн, можешь выйти ненадолго?       Наследник Юньмэн Цзян закатил глаза. – Я все равно собирался поздороваться с Не Хуайсаном, – ответил он и вышел.       Как только за ним закрылась дверь, Вэй Усянь подошел к Лань Ванцзи.       – Лань Чжань, – тихо начал он, – я знаю, что случилось с Гусу Лань. Я был там. Учитель Лань поправляется, но Цинхэн-цзюнь плох. Твой брат, Лань Сичэнь, еще не нашелся. Дядя Цзян не разрешил отправить отряд на его поиски. Прости.       К концу его речи пальцы Лань Ванцзи задрожали, и Вэй Ин взял его руки в свои.       – Лань Чжань, – хотел продолжить юноша, но замер, увидев сверкающую каплю на бледной щеке.       – Спасибо, – хрипло выдохнул Ванцзи. Его плечи опустились и едва различимо задрожали.       У Вэй Ина защипало в глазах, он сел рядом и обнял Лань Чжаня, пряча голову того в изгибе своей шеи. Юноша в белом ухватился за чужое ханьфу и перестал сдерживать слезы. Страх, боль, обида, тоска и облегчение смешались в каплях, которые все больше пропитывали собой черную ткань. Вэй Усяню оставалось лишь держать друга, крепко сцепить зубы и молча проклинать орден Вэнь.