Время и вечность

Идея У Се послушать в этом месте гром не понравилось не только Цилину, но и Толстяку, который в отличие от Чжана не смолчал. — Если я умру — ты будешь виноват, — привычно ворчит Панцзы, однако спорить с Наивняшкой бесполезно, поэтому он позволяет тому эксперимент. — Ладно, включай свой гром, надеюсь ты окажешься прав! Магнитофон установили прямо под собирателем грома на крышке гроба. Вот почти неслышные звуки грома, все усиливаясь и резонируя создают невероятную какофонию, отчего всех троих оглушает. От ужасно громких звуков болят уши, а все помещение вздрагивает, как от землетрясения. Пластины звенят, слышно, как кричит Толстяк, и Цилин, переведя взгляд от кружащихся перед глазами стен на У Се, с ужасом видит, как из глаз и рта любимого струйкой стекает кровь. Это слишком напоминает навеянный фресками кошмар. — Сяогэ, Сяогэ! — пытаясь перекричать гром и грохот пластин, зовет У Се. Цилин мигом оказывается рядом с магнитофоном и с трудом удержавшись от того, чтобы рубануть по нему мечом или еще как-нибудь сломать этот прибор, нажимает на кнопку остановки проигрывания. Какофония не стихает, но становится тише. Чжан возвращается к друзьям, видя, что из цицяо Толстяка тоже идет кровь. Панцзы не сразу прекращает кричать, и размахивать руками, но когда У Се говорит ему о том, что у него идет кровь, тычет в ответ пальцем на самого. — И у Сяогэ тоже! Это уже не шутки! — возмущенно-обеспокоенный голос Толстяка прерывается, когда У Се вдруг начинает кашлять. Это так похоже на кошмар, что Цилин уже не верит. — Свеча! Зажги свечу! — он обнимает У Се, помогая ему справится с приступом кашля и достать свечу. Вспыхнувший огонек осветил пусть и не чистые лица, но и не окровавленные. Чжан медленно успокаивался, все еще не выпустив У Се из не совсем уж дружеских объятий. Как же ему хотелось прямо здесь и сейчас поцеловать любимого, чтобы убедить их обоих, что все в порядке — они живы, а со всем прочим они разберутся вместе. — Глюки что ли? — привычно не замечая прилипших друг к другу друзей, вновь начал злиться Толстяк. — Да что за фигня тут творится?! У Се, убедившись, что с Чжаном все нормально, повернулся к Толстяку, собираясь ответить, однако их всех отвлекли звуки из-за двери лаза, из которого они пришли. Дверь, припертая лопатой, сотрясалась от ударов изнутри — там явно было много бумажных солдат. Отвыкшие доверять своим глазам друзья посмотрели на свечу, которую все еще держал в руке У Се. — А это уже реально, — прокомментировал тот. — Они уже идут! — согласился с ним Толстяк, бросаясь к двери. — Сяэгэ, нужно скорее найти выход! — Чжан кивает, но даже его способность искать потайные ходы сейчас мало чем полезна — инстинкты кричат, что сначала нужно защитить У Се от врагов, а выход тот найдет сам. И он не ошибается. — А что, если здесь, как у Ян Догуана — в гробу потайной проход? На его голос Цилин не может не отреагировать, поэтому помогает любимому снять гроб и вскрыть постамент, на котором тот стоит. — Здесь и правда выход! Нашел! — радуется У Се, глядя в круглый темный провал под гробом. — Толстяк, мы нашли выход! — поворачиваясь к оставшемуся охранять дверь Панцзы зовет У Се. Вот только сразу же становится понятно, что с ним что-то не так. — Зачем свет выключили? — неуверенно шагая вперед и выставив перед собой руки, спрашивает Толстяк. — У Се! У Се! — в голосе прорезались нотки паники и Наивняшка мигом оказавшись рядом с другом останавливает его бестолковые метания, светя фонариком тому в глаза. Цилин подходит ближе и тоже видит — белесая пленка закрывает зрачки Панцзы. — Что со мной? — Что-то с твоими глазами, — У Се волнуется за друга, но не знает, чем ему помочь. — Я ничего не вижу, — Толстяк трет глаза. — Не паникуй, — У Се перехватывает его руки. — Почему я ничего не вижу? Меж тем бумажные солдаты уже вот-вот выломают дверь… Цилин направляется к ней, ожидая нападения, готовый отразить атаку и защитить тех, кто ему дорог. Он слышит, как У Се ведет Толстяка к колодцу, когда внезапно мир теряет краски и дверь перед ним сначала становится серой, несмотря на яркий свет фонарика, а после и вовсе исчезает во мраке. Чжан понимает — его глаза сейчас закрыты той же плёнкой, что и у Панцзы. И он боится. Боится того, что у У Се тоже пропадет зрение, что такой — без зрения, он не сможет защитить их от этих тварей… Но долго заниматься самокопанием ему не дают. — Сяогэ! Сяогэ, идем! — зовет У Се и Цилин медленно поворачивает голову в сторону родного голоса. Вокруг темнота и лишь голос Панцзы отдается где-то внутри уколом сожаления. — Цилин с нами, значит все будет хорошо, — говорит Толстяк. Чжан знает, что друзья верят в него, и ему страшно сказать, что он теперь тоже пусть не беспомощен, но не так силен. Десять лет за вратами вымотали, а восстановление в уединении было прервано звонком У Се. — Сяогэ! — У Се зовет его, одновременно успокаивающим голосом объясняя Панцзы план действий. — Первым спустится Сяогэ и поможет тебе. Цилин! По голосу слышно, что У Се повернулся. Цилин подошел уже совсем близко, но он словно боится поднять голову — он все еще не привык показывать свои слабости. Толстяк слышит, как прерывается зов У Се и вновь начинает паниковать, но Цилин и У Се почти не слышат его обеспокоенных вопросов. — Твои глаза… — как-то по детски неверяще произносит У Се, и Чжан чувствует его дыхание совсем близко к своему лицу, но все еще хмуро молчит. — А что с его глазами? — кажется уже зная ответ спрашивает Панцзы. У Се отстраняется от Цилина напоследок мягко прикоснувшись губами к его щеке — ведь теперь, когда их никто не видит, он может позволить себе чуточку больше. — Он не видит, — тихо отвечает он Толстяку. — Отлично! Еще один слепой! И что нам делать? — кажется, Панцзы уже смирился и готов действовать. — Что там внизу? — задает вопрос Цилин, которому поцелуй У Се, пусть и такой короткий, придал сил и уверенности. — Я вижу только каменную балку, — понимает его с полуслова любимый. — Находится в нескольких метрах. Если не попадем на неё — точно умрем. — Нужно прыгать — решительно заявляет Толстяк. — Все равно умрём! — Нам остается только две вещи, — при этих словах Цилин чувствует, как его руку мягко поглаживают пальцы У Се. — Какие? — не ведающий, что творится рядом с ним, Толстяк серьезен. — Первое — везение, а вторая — взаимопонимание, — не менее серьезно отвечает У Се, все также не отпуская руку Чжана. — Со вторым у нас точно порядок, — усмешка в голосе Толстяка, явно намекает на отношения У Се и Цилина. — А вот первое… — Без везения так далеко мы бы точно не зашли! — отвечает повеселевший Наивняшка. — Ладно, погнали! — решительно провозглашает Панцзы, а дверь меж тем, судя по звукам уже почти открыли. Все трое невольно оборачиваются на звуки, однако лишь У Се видит, как дверь буквально крошится, грозя не сдержать напор врагов. — Скорее! — торопит друзей он. — Куда? — только и спрашивает Цилин, отпуская руку У Се из своей, чтобы ничего не мешало сосредоточится. — Слева на полтора метра, — не успевает У Се договорить, как Цилин уже прыгает в неизвестность, абсолютно доверяя любимому. Он приземляется на что-то каменное, и присев, чувствует пальцами края балки, о которой говорил У Се. — Цилин?! — голос Толстяка слышится сверху. — Получилось? — Да, он там, — Цилин слышит облегченный выдох У Се и мельком отмечает, что слух включился на полную, усиленный отсутствием зрения. Цилин слышит, как Наивняшка инструктирует Толстяка и чувствует, как сотрясается балка под ним, когда Панцзы прыгает к нему. Протянув руку, Чжан крепко вцепляется в одежду друга, с волнением ожидая, когда спустится У Се.