Время и вечность

Выбравшись на поверхность, команда ненадолго замерла. — Мы все еще не знаем, где Ли Цзяле и Цзя Кэцзы, нельзя их тут бросать, — кинув взгляд на Бай, которая оглядывалась по сторонам и явно думала о том же, произнес У Се. Все остальные молчали, но явно были согласны с ним: несмотря на опасность, никто не спешил уходить из долины города Грома. Размышления прервал оклик Толстяка, привлекший внимание друзей: из зарослей выбрались две фигуры в оранжевых комбинезонах. У Се заметил, что из-под заляпанных кровью воротников белели повязки. — Ли Цзяле! Цзя Кэцзы! — Хаотян первая бросилась обнимать появившихся. У Се подошел, оглядывая ребят, но кроме ран на горле и общей слабости, вероятно от потери крови, они были целы. — Цзян Цзысюань спас нас, — в ответ на вопросительный взгляд хрипло проговорил Цзяле, а Кэцзы еле заметно качнул головой, скривившись от боли. «Значит, не зря я дал ему шанс!» — промелькнула мысль У Се, и он мысленно поблагодарил человека, столь яро пытавшегося его убить, но спасшего людей, пошедших за ним. — Поговорим позже, — Наивняшка аккуратно похлопал по плечу Ли Цзяле, пока Толстяк радовался возвращению парней, а Цилин не сводил разгорающегося чем-то темным взгляда от любимого. *** Ночевали они все в той же гостинице, где останавливались в прошлый раз. У Се закончил рассказывать о последней встрече и словах, сказанных Цзысюаню, и направился в свою комнату. Тьма завладела всеми мыслями Чжана, поглощая всё светлое. Всё, что он с большим трудом держал под контролем, вырвалось: вместо Сяогэ появился тёмный Цилин. Темнота номера У Се скрывала Цилина, облаченного в черное. Он как хищник терпеливо ждал свою жертву – нет, скорее Пару. Беспокойство о шпионе и крутящаяся вокруг его любимого девчонка, которой так и хотелось свернуть шею, будили инстинкты Цилина завладеть, пометить Пару, показать, что этот человек принадлежит ему и только ему. И вот, дверь номера скрипнула и открылась, в комнату вошёл Он, его человек, его любимый. Одним быстрым движением Цилин оказался рядом и всем телом толкнул У Се к стене. Тот от тихо вскрикнул, ударившись о закрытую дверь. Цилин зафиксировал шарящие в попытке оттолкнуть руки, захватив их ладонью. Другая рука возилась с пряжкой ремня У Се, Цилин резко вытащил ремень из шлевок, поднял его и затянул вокруг удерживаемых запястий. Ногой он раздвинул колени мужчины, полностью обездвижив его. Цилин прекрасно видел в мраке комнаты: его глаза жадно, с голодом, смотрели на любимого. Он с рыком набросился на его губы, жадно терзая их. Как только губы коснулись его, У Се понял, кто на него напал, и перестал вырываться. Хотя действия Чжана и были грубыми, но разве не этого хотел У Се, столь старательно дразня любимого ранее? От рыка по позвоночнику прошла дрожь, но это не помешало с неменьшим жаром отвечать на поцелуй, откликаясь всем телом, прижимаясь ближе. Почувствовав отклик, Цилин удовлетворённо рыкнул и перешёл с поцелуями-укусами на шею, оставляя горящие метки. Он впился в место, где плечо переходит в шею, перекатив мышцы на зубах, и сжал челюсти, чуть мотнув головой. Кожа разошлась под его зубами, и Цилин жадно глотнул крови. Оторвавшись от шеи, Цилин разорвал рубашку У Се и начал жадно вылизывать и обнажившееся тело, оставляя на нем кровавый след своих губ. Резкая боль от укуса заставила У Се вскрикнуть, и инстинктивно дернуться в сторону, вырываясь. — Сяогэ… — выдохнул У Се, не зная, что хочет сказать или спросить, скорее просто убедиться, что это и правда его обычно страстный, но осторожный любимый. Глаза привыкли к темноте, но почему-то важно было услышать голос. Цилин оторвался от любимого тела, поднял чёрный взгляд на него и рыкнул: — Мой! И вновь вернулся к прерванному. Добравшись до сосков, он сначала лизнул один из них, а затем прикусил его, накрыв второй сосок рукой, перекатывая комочек плоти пальцами, слегка оттягивая и перекручивая. Низкий голос был похож и не похож на голос Сяогэ, однако теперь У Се понял, что перед ним та самая темная часть Цилина. Любой другой мог бы испугаться, но… У Се любил риск, любил опасность и Чжана. Ничто не имело значения: темный или обычный, с памятью или без — это нисколько не меняло чувства У Се. — Твой, — тихо выдохнул он, выгнувшись и откинув голову глухо застонал, когда любимый дошел до груди.