***
Клёнушка чихнула, смаргивая с ресниц пушистые снежинки. Она так долго рвалась наружу, из детской, но мир с самого начала принял совсем юную Клёнушку холодно. Настолько холодно, что ей оставалось лишь поджимать лапки и шмыгать носом, в очередной раз вылезая из сугроба. — Клёнушка, чего ты застыла? А вот и она. Кошка с белоснежной шерстью и цепью серых пятен под глазами и на боках. Никто не говорил Клёнушке имя этой кошки, но слово, знакомое котенку с самого рождения, стало именем белоснежной красавице. Мама. В Маме Клёнушка запомнила только глаза — голубые, пронзительные, с узким разрезом. Мама всегда смотрела на дочь с легким прищуром, будто бы хотела рассмотреть каждую шерстинку Клёнушки. И сейчас она наблюдала за котенком точно так же. — Хочешь поиграть в снежки? Снежки? Клёнушка не знала такую игру, поэтому она удивленно наклонила голову, когда Мама начала сгребать рядом с собой маленькую кучку снега, а затем уминать снег в шарик. Вскоре получился кривоватый снежный шар, чуть обвалившийся с боку. Это и есть снежок? Вдруг Мама слегка шевельнула лапой, и снежок полетел прямо в Клёнушку. Она сначала испугалась, но шар лишь мягко шлепнулся о бок котенка, рассыпаясь в снежную пыль. Мама тихо засмеялась. Клёнушка никогда не забудет этот мягкий, непринужденный смех. — А теперь ты попробуй! Клёнушка собрала под лапами кучку снега, как делала это мама, но шарик все время разваливался под большими, для возраста котенка, лапами. Клёнушка вовсе не обладала грацией, присущей Маме, которая всегда говорила, что ее малышка вся в отца. Отец… Что это такое? Это тоже какая-то игра? Клёнушка надавила лапами на снежок, который обвалился снежной кучей. Еще раз. И еще. Наконец, это вывело котенка из терпения. Клёнушка размахнулась и стукнула массивной лапкой по куче снега так, что она разлетелась, и на усы котенка налипли белые комки. — У тебя не получилось? — мягкий голос Мамы успокоил раздражение Клёнушки. Котенок ощутил тепло от дыхания белоснежной кошки. Тонкие белые лапы собрали горстку снега и смяли ее в маленький комочек. Налепив еще немножко снега, Мама протянула Клёнушке красивый искрящийся снежок. — Вот, видишь? Не надо сильно давить, так у тебя только снежок развалится, — кошка заботливо лизнула ухо дочери, — мягко нажми лапами на снег, а затем немножко покатай, так у тебя получится снежок побольше. Вот так… Молодец! Клёнушка повертела в лапках белоснежный шарик. Он был совсем маленьким, кривым и почти что разваливался в лапах. Но одобряющая улыбка матери показала котенку, что она отлично постаралась. Вдруг к ним подошел какой-то темно-серый кот. Он потерся носом о нос Мамы и потрепал Клёнушку за ухом. Кот кивнул матери котенка, и они скрылись за плетями ежевики. В этот день в лесу нашли два кошачьих тела, растерзанных лисами. А Мамы Клёнушка больше не видела.***
— Слушай, ты говорила, что мы идем к твоему давнему знакомому, — все допытывалась Мошка, заскучавшая во время долгого пути, — но кто он? Или она? Или это вообще не кот? — А теперь ты слушай: я этого тупицу терпеть не могу и иду туда только ради того, чтоб ты, дрянь мелкая, отстала от меня. — Я не дрянь! — Заткнись и… ворон считай, в конце концов. К удивлению Кленовницы, Мошка действительно замолчала. Даже не сказала, что ворон тут нет и в помине. Кленовница остановилась. Вот и пастбище. А впрочем, ничего отличающегося от пустого заснеженного поля. Летом, когда черепаховая кошка последний раз была здесь, тут было множество огромных животных, которые издавали протяжные звуки, похожие на крик чудовищ. Правда чудовища кричат резко, будто бы вопят «Осторожно! Берегись!». А эти существа, которых люди и домашние киски называют «коровами», «мычат» протяжно и заунывно. Конечно, интересно узнавать новое, но Кленовница уже испытала столько неприятностей, что любопытство не могло превысить инстинкт самосохранения. Поэтому кошка облегченно выдохнула, поняв, что прогулка рядом с огромными черно-белыми и, хоть и мирными, но монстрами («Как же, мирные», — с усмешкой подумала Кленовница) ей не грозит. Они с Мошкой стояли на холме. Сверху были видны огромные поля пастбищ и пашен. И где-то там вдали краснел домик с покатой крышей — амбар. Кленовница размяла лапы и двинулась в путь, Мошка засеменила рядом. Спуск с холма уже вызвал проблемы. Сквозь пушистый снег блестел опасный скользкий лед. Мошке было на это откровенно все равно: для нее и снег, и земля, и лед — все одно и тоже. А вот Кленовница… Думаю, вы уже смогли представить, какие отношения были у черепаховой кошки со льдом. А отношения эти были не самые лучшие. Поэтому Кленовница спускалась очень медленно, осторожно, тщательно сверяя каждый шаг. Как вдруг где-то рядом гавкнула собака. Кленовница вздыбила шерсть. Черный, с рыжими подпалинами, пес залаял еще громче, пристально вглядываясь в призрачную кошку. Мошка, наблюдая всю эту сцену, попятилась куда-то в сторону. Кленовница вызывающе зашипела, мол, давай, нападай, я-то сдеру с тебя шкуру! Ответный выпад не заставил себя ждать. Кошка резко развернулась и стукнула пса по морде. Тот заскулил и щелкнул зубами прямо вблизи лапы Кленовницы. Но белые, наточенные о кости зубы, прошли сквозь шерсть кошки. В глазах псины промелькнули страх и растерянность. Кленовница победно ухмыльнулась и нанесла острыми когтями удар по незащищенному плечу пса, который прижал хвост и отступил на шаг. В глазах его читалось непонимание и мольба. Кленовнице осталось ударить последний раз, чтобы пес убежал. Она сгруппировалась, готовая к скачку, а затем ее лапы, подобно пружинам, распрямились в прыжке. Вот только… Кленовница почувствовала, как задние лапы теряют опору, уходя вниз. Лед! Кошка растянулась на снегу и стала сползать вниз. Она попыталась ухватиться за землю, травинку, хоть что-нибудь. Но цепкие когти скрежетали по льду, не цепляясь за него и издавая мерзкий пронзительный звук. На миг время будто остановилось. Кленовница слышала только стук собственного сердца и звон льда, поцарапанного об уже сломанные когти. Лапа сорвалась. Она не удержится. Раз, два, три… Четвертый коготь, ломаясь о крепкий лед, отцепился от единственного пути спасения. Кленовница покатилась кубарем вниз. В глазах мелькал только белый цвет. Через секунду падения уши и нос были забиты снегом, так что кошке пришлось прерывисто глотать воздух через пасть. Вдох-выдох, вдох-выдох. Твою ж крысу, почему так больно? Каждый раз, когда плечо, ушибленное при падении, налетало на камень или ветку, из груди вышибало воздух. Наконец, склон стал не таким крутым, а неконтролируемое движение кошки потихоньку замедлилось. Вскоре Кленовница лежала на боку, широко раскрыв пасть и часто-часто вдыхая воздух. — Кленовница! Мошка затормозила около растянувшейся на земле спутницы. — Ты в порядке? — обеспокоенно произнесла черно-белая кошечка. «Нет, дрянь мелкая, не в порядке!» — хотела рыкнуть Кленовница, но смогла лишь скривиться от боли, раздиравшей плечо. — О-ох… Чертова псина… Черепаховая кошка кое-как подобрала лапы и не без усилий села. — Уф, — выдохнула она, зализывая ушиб и царапины на плече. Боль вгрызалась в шерсть, подобно назойливому клещу. Багряная кровь собиралась каплями и падала на серебристый снег. — Пора идти, не хочу тут задерживаться, — кошка поморщилась, когда вставала, но не простонала — закалка сумрачного бойца не позволяла высказывать свою боль. — Постой, но… — Мошка уже хотела возразить, потому что ей не хотелось смотреть всю дорогу на страдания единственного…друга? Пожалуй, так и есть. Но Кленовница злобно сверкнула глазами, так что кошечка испуганно вжала голову в плечи и затихла. Следующий участок пути у них прошел в абсолютном молчании. — Кленовница? — А? Чего тебе? Мошка нерешительно потопталась на месте, уныло свесив хвост. Вдруг в Кленовницу полетела… кучка снега?! — Прости, пожалуйста, — невинно мяукнула кошечка в ответ на злобный сверлящий взгляд кошки, — но снег остудит рану, и тебе не будет так больно. Как бы ни хотелось того признавать, жгучая боль действительно чуть отступила и сменилась онемением плеча. Кленовница торопливо слизала снег с ранки, не дожидаясь обморожения. Боль болью, но если плечо слишком замерзнет, кошка может и не встать на эту лапу. И снова тишина. Лишь сопение Кленовницы раздавалось в пустом молчании. — Кленовница, — подала снова голос Мошка, — а ты… Ты скучаешь по кому-то? «Странный вопрос, » — мысленно ответила Кленовница, — «учитывая то, что я живу в каком-то болоте, и ты это знаешь». Болото, гниль, тухлятина, Сумрачный Лес — как только не называли дом Кленовницы. Дом? А дом ли это? Хотя, Кленовнице не выбирать — чем дольше она находится на поверхности, тем быстрее она начинает таять. Но кошка лишь отмахнулась от этой мысли — дескать, времени еще много, избавлюсь от этого надоедливого комка шерсти и домой. Домой… — Уоу! — вскрикнула Мошка, толкая Кленовницу в бок, — смотри! Мы почти дошли! Черепаховая кошка отвлеклась от своих мыслей и оторвала взгляд от земли. Над головою Кленовницы возвышалось огромное красное строение, напоминавшее отдаленные гнезда двуногих, которые были видны с холма, но размером казавшееся намного больше. Прикоснувшись к шероховатой ярко-красной поверхности, Кленовница без труда узнала в нем дерево. Дерево, напоминающее то, что росло в ее родном доме… Кленовница в очередной раз тряхнула головой, стараясь внушить себе, что ее дом — Сумрачный Лес, единственное место, где ее не предали. Но появление странной заблудившейся кошечки заставляло все ее мировоззрение пошатнуться, будто бы крошечный неровный шалашик, что порой делали котята от скуки, рушащийся под напором яростного ветра. «Забудь о доме, помни о том, как они убили твоих котят! Забудь о Маме, забудь о снеге, забудь о счастье, помни о ненависти!» — шипела она сквозь зубы, чувствуя, как в уголках глаз скапливается влага. Как больно! Как обидно! — Кленовница… Кленовница! Ты слышишь меня? С тобой все в порядке? — взволнованный голос Мошки доносился откуда-то издалека. Кошка отпрянула от старого здания, чуть не задев котенка лапой. Она ведь знала, что это произойдет, знала! Но не думала, что будет настолько больно. Бешеный вихрь из ярких картинок предстал перед ее глазами. Это заколдованный круг, нескончаемый цикл! Каждую секунду мелькают все одни и те же сцены. Река, месть, смерть. Река, месть, смерть. Река… Смерть. Ушибленная лапа онемела, тело будто бы превратилось в намокший тополиный пух. Кленовница направила помутневший взгляд в сторону Мошки и хриплый шепот вырвался у нее из груди: — Мне не больно… Вдруг лапы ее подкосились, и отяжелевшее тело с глухим хрустом упало на белый снег, потемневший от упавших на него капель крови. Тишину прорезал громкий вскрик Мошки: — Кленовница!