I'm not a monster

             — Привет.              Она смущенно улыбается, почесывая завихрившиеся пряди на затылке. Челка отросла, и её Чисэ обрезала без сожаления, как и волосы у шеи. А вот по бокам оставила отросшие локоны — почти до плеч. Это было не суперпрактично, зато отражение в зеркале дарило очаровательную улыбку хозяйке каждое утро. Никто при этом не отменял сонного позёвывания и мешков под глазами цветом протухшей брюссельской капусты. Чисэ ушла в отрыв. Бессмертие не обещало цветущего вида с недосыпа. И отсутствия похмелья после применения сильных заклинаний. Не то чтобы побочные эффекты валили с ног как раньше. Нет. Конечно нет. Стало в разы лучше.              Но сегодня…              — Привет, — отозвался Эллиас, не поднимая головы от чтения. Он погрузился с головой — в прямом смысле — в изучение Лондонских новостей.              Когда ученица подошла к столу, он все же сложил «Ньюс Экспресс» гармошкой, придави смятые листки головой и внимательно вперился в вошедшую взгядом.              — А мне больше «Расти токен» нравится, — смущенно пробормотала она, кивнув на газету. — Там что-то интересное?              — О. Это специальный выпуск для волшебников. Ничего достойного внимания.              — Точно?              Что-то в лице благоверного настораживало.              Силки вздохнула совсем рядом. Бесшумная госпожа любила пугать незваных гостей, но сейчас и сама Чисэ опешила. И поспешила занять место за столом прежде чем поварешка приземлится в раскрытую ладонь, в розовую мякоть перчатки Серебряной, что служило показателем недовольства последней. Она была ярой сторонницей полноценного плотного завтрака и поборником здорового питания. При том сама силки не ела почти ничего. Либо старалась сделать это незаметно для остальных. Отчего так, Чисэ могла только догадываться, зная природу домашних баньши.              Она и протянула Чисэ копию «Экспресса».              — Это же…              — Фотографии с нашей помолвки. Не уверен, кто их сделал. А главное — зачем? Это было, — чародей сердился, судя по голосу, но, конечно, не на жену, — таинство.              Чашка согревала пальцы, даже обжигала. Но Чисэ не чувствовала этого — так дрожали пальцы, прикушенные ознобом:              — Это… Чем-то грозит? Нам? Мне?              Она оглянулась на Рута, сонно материализовавшегося в комнате прямо на стул.              — Нет. Не думаю. Но резонанс среди городских обитателей вызовет. На свадьбе ее не было.              По тому, как по холке прошелся холодок, будто кто-то открыл форточку, Чисэ осознала, о ком идет речь.              — Думаешь, она… обидится?              — Вряд ли богиня читает светскую прессу. Нет. Никаких условий с ее стороны на этот счет не последовало. О свадьбе и так знают слишком многие — вспомни, сколько гостей было.              — Но о ее присутствии на помолвке знали лишь единицы.              Чисэ будто нарочно избегала имени божества, одарившего невесту — тогда еще— чародея так щедро, пусть и не за даром.              — Пусть так, — согласился Эллиас. — Честно, не думаю, что ей есть дело.              — Но ты беспокоишься.              — Так же, как и ты. Давай есть.              Сладость джема косточками растворялась в чае, смешиваясь с подостывшим, но кипятком. Пусть и в прошлом. Но кипятком. А тосты с маслом смягчали обстановку. Белые густые сливки обволакивали нёбо, как в детстве при ангине, кода мама еще… не оставила Чисэ одну на растерзание всяким невидимым субстанциям. Невидимым для других.              Только сейчас, за всеми невеселыми думами, Чисэ осознала, что не слышала мнения Рута. Он один из тех, ради кого девушка смирилась со своим даром и даже более того — приняла его с благодарностью. Она не представляла, как жить в том мире, где никогда не сможет его видеть и слышать. Питомец обнаружился на другом конце стола. Он уже одолел свою порцию тостов, бекона, запеканки с рыбой и горячего шоколада с капелькой вина, и надоедал вопросами силки о том, не нужна ли его помощь в мытье посуды. Чисэ поспешила вмешаться, пока ее названный брат не получил половником по голове от зардевшейся Госпожи.              — Пойдем! Ты мне нужен на огороде, — она с улыбкой наблюдала за тем, как неохотно Рут отклеивается от столешницы с выражением лица «как же не вовремя созрели твои акониты». Но послушно — и даже без раздражении! — побрел вслед за хозяйкой.              Лишний глоток воздуха, как настойка на летних травах, раскаленный и насыщенный, пьянил и кружил голову где-то в солнечном сплетении. Во всяком случае Чисэ казалось, что желудок с черепной коробкой поменялись местами.              — Какой-то слишком ядреный лютик, — прокомментировал ситуацию фэйри. — Не обошлось без гремлинов. Обычно они в рост трав не вмешиваются. Но тут явно решили или подсобить или поднас…              — Не выражайся, а то не видать тебе силки, — Чисэ улыбалась во весь рот, наблюдая за сменой эмоций с полного безразличия до бордово-розового недоумения на лице Рута.              Он даже не стал отпираться, просто помотал головой и превратился. В четверолапом виде было проще выследить всякую нечисть, любящую пробраться в дом и сад с различной степени дурности намерениями.              — Будь аккуратен, ладно. После всей этой истории фанатов у меня поубавилось, — попыталась пошутить Чисэ. Она все еще нервно вздрагивала ото всяческих признаков заинтересованности ее браком. Да и от стука в дверь тоже. Раньше ее раздражали гости, без конца снующие по дому, желая познакомиться с самой невестой-слэй-беге. Потом напугал вид Гарланы. К тому же повадки двух могущественных леди мира магии вызывали подозрения. А теперь вот это вот: признаки того, что кто-то посторонний хозяйничал на грядках с весьма небезопасными насаждениями. Одна капелька сока этого растения способна свалить с лошади великого полководца и заставить корчиться в муках на земле. Одна капелька сока этого растения способна убить быстро и болезненно. Жжение во рту, боль в горле и желудке. Озноб — а значит и тремор пальцев. Головокружение.              Аконит.              Чисэ успела достать посох и применить магию перемещения прежде, чем ее голова коснулась корней старого дуба, избороздивших землю в сени листвы, будто застаревшие шрамы. Вековое дерево равнодушно качнуло кроной, наблюдая как растворяется в нефритовой вспышке тело юной девушки, только недавно обретшей бессмертие.              Что было дальше, она помнила с трудом: холодная белая ткань истекает ледяными каплями пота на лбу. Майка промокла на спине и под мышками. Ребра выворачиваются и встают на место. Оскал Рута. Он зол, но, конечно, не на нее. И страх. В первый раз — за него. Бред макает головой в видения с щедротой палача, предлагающего на выбор все кары, на которые хватило фантазии: ей то и дело мерещатся клочки пены на продолговатой черной морде. Следующей приходит силки в разодранном на животе платье, проеденном кислотой и мошками. Потом Эллиас — и вспоминать, как он с остервенением зубами рвет собственную плоть, Чисэ совершенно не хочется.              И темнота.              Темнота.              Темнота.              И холод.              В самом конце перед рассветом в гости к воспаленному сознанию заглянул Невин. И девочка, враз ставшая снова маленькой и простуженной, спрашивала мудрого дракона — как так? Почему она обречена видеть все это? А самое главное — не станет ли один из кошмаров, увиденных ночью, реальным? Не воплотится ли так же, как и «невидимые» монстры из ее прошлой жизни? Не утащит ли на дно морское из соленой до горечи пены и дегтя со вкусом крови по кусочкам тех, кого она так любит, вместе с плотью ее сердечка?              И он ответил ей.              Только к утру, когда небо подернулось молочной пенкой, разрезаемое лучами солнца на сектора пирога; когда тьма, а вместе с ней и сны, отступили, память решила отойти ко сну, утомленная долгим путешествием сквозь долину призраков с косами и мотыгами вместо зубов. Укрылась плотным шерстяным одеялом, забралась с головой в уютный мрак барокамеры. И отключилась, погребя ценные знания, подаренные тысячелетним драконом.              — Не может быть, — первое, что сказала Чисэ.              — Я так рада вас видеть! — второе, что воскликнула она.              И третьим были слезы облегчения.              Суждено или нет кошмарам сбыться, это будет известно в будущем, когда судьба может сделать тысяча и один оборот вокруг солнца, когда с советами или без них, они отвратят непреодолимое в который раз за эту пока что короткую жизнь.              Но здесь и сейчас ее обнимали — и она обнимала в ответ — теплыми руками те, кто боролся за ее жизнь.              — Бессмертной быть больно, — улыбнулась она в плечо Эйнсворта. — Не волнуйся, я же здесь. Я рядом.              Черный хвост обвивался девятью кольцами вокруг левого запястья, тонкого, как голосок силки. А сама Серебреная Госпожа легла поперек постели, топя в розовых рюшах Слэ Бэге.              — Кто знает, кто знает, что может тебе навредить… снова, — пробормотал Рут под неодобрительным взглядом чародея. Шип не хотел пугать жену. Бессмертная — не значит «неуязвимая».              — Сколько я была без сознания?              — Прошли всего сутки, — снова ответил Рут. И чуть виновато добавил: — Мы ничего так и не нашли. Даже соседки не засекли никого постороннего. А уж мимо них-то никто незамеченным не проскочит.              — Ничего, Рут. Ничего. Стоит просто быть аккуратнее…              Пол холодил босые ступни, когда девушка ступила на отполированные доски. Ковер бы постелить. Зимой будет совсем невыносимо. Вроде бы тут раньше лежал какой-то палас, но потом она его случайно подожгла во сне…              Чисэ отряхнулась от участливых взглядов и собственных невеселых мыслей, повернула кран в ванной и бросила обессиленное тело в едва начавшую набираться воду.              — Ну привет, Слэй Беге. Поговорить не хочешь?