Ходячая крепость

      Город встречает Сичэня звонкими трелями трамвая и гудками поездов. В том, чтобы жить на окраине, были свои плюсы — тишина, например, так подходящая всему его образу, белому, сияющему, но не то чтобы примечательному, — однако, молодому мужчине всегда, ещё с детства, казалось, что в городе нет лучшего места, чем центральная площадь. Именно здесь сосредотачивалась жизнь большинства людей, гудели машины, звенели трели и лилась музыка бродячих музыкантов. При воспоминании о том, как искренне звучала их музыка, Лань Хуань невольно вспоминает, как сам играл на сяо пару часов назад, не следуя правилам, а идя на поводу у эмоций и сердца. Наверное, эти люди чувствуют нечто схожее с его облегчением всякий раз после успешного исполнения. Наверное, их свобода и праздность кроется именно в этом.       От тревожных дум отвлекали шум, гам, бесперебойные крики. Кажется, сегодня был какой-то праздник. По улице расхаживали люди в ярких костюмах на ходулях, все переулки и улицы были затянуты длинными-длинными цветочными гирляндами, а народ так весело и задорно смеялся, что Лань Хуань не мог не улыбнуться. Он, в силу занятости в магазине и по дому, не мог позволить себе часто выбираться в свет, а потому совершенно не знал, что именно празднует народ, но, судя по времени года и символике, или проходил фестиваль цветов, или семья Цзинь устроила пиршество. Возможно, в честь кого-то из своих родных или же просто так — на ровном месте. Сичэнь не был уверен, что сможет припомнить и половину тех причин, по которым Гуаньшан устраивал гуляния. В прошлый раз, кажется, это была удачная поездка его сына в Пристань Лотоса, где он открыл в себе силы заклинателя, — Цижэня пригласили вместе с семьёй. «Вздор и расточительство», — грубо отрезал тогда дядя, выкидывая приглашение. Впрочем, так происходило всякий раз, когда глава семейства получал извещения от старого знакомого; на вечерах под крышей дворца Кои семейство Лань не появлялось ни разу с тех пор, как умер отец Двух Нефритов. Тогда, кажется, прекратилось и вовсе всё веселье: дядя то и дело беззлобно, устало ворчал на то, что брат баловал сыновей, что он связался не с той женщиной, и что кашу теперь расхлёбывать ему.       Ванцзи тогда мало что понимал, но Сичэнь точно осознавал, что всё поменяется. Например, появятся те самые три тысячи правил, на которые отец в своё время закрывал глаза. Цинхэн-цзюнь был человеком моральных правил, но во многом следовал больше своим чутью и эмоциям, чем традициям семьи.       Когда Лань Хуань свернул с яркой площади в переулок, сверившись с тем клочком карты, который ему наспех нарисовал сердобольный человек, которому было не лень объяснить, как добраться до квартала с ресторанами (в одном из них, кажется, работала сестра одноклассника А-Чжаня), стало тише. Хотя музыка всё ещё сюда долетала, уже не было слышно смеха и стука каблуков — всё погрузилось в приятные полутона.       Где-то впереди послышались разговоры, и Сичэнь невольно успокоился — если что, есть у кого уточнить, куда именно ему идти. Местность ему была незнакома. Подходя ближе к тому месту, откуда звучал разговор, старший «нефрит» уже разобрался в каракулях на листочке и лучше понимал, куда ему свернуть. Слова незнакомых ему людей стали слышаться более чётко. Проходя прямо мимо двух мужчин в военной форме, Лань Хуань неожиданно даже для себя замедлил шаг, невольно прислушиваясь: — «Нечистая Юдоль»! Её видели в полях, совсем недалеко от нас! — восклицал какой-то мужчина, нервно перекидывая из руки в руку меч. — Говорят, эта ходячая крепость скрипит и рычит, когда останавливается. А её хозяин уводит с собой людей, чтобы зверски забить насмерть! А ещё крадёт красивых девушек! — Честно признаться, участь их должна быть куда менее страшной, чем у мужчин! — Да что ты говоришь?! Мужчины хотя бы отпор дать могут. Да и где гарантия, что он не избивает и тех, и других? — голос стражника запнулся, стал более разморенным. — Вот ведь жуть… Подлей ещё! — послышался звон глины.       На самом деле, Лань Хуань старался не слушать сплетни, не обращать внимания на шепотки, но всё же невольно бросил на военных задумчивый взгляд, борясь с желанием переспросить, узнать побольше. Про зачарованную крепость ходило много легенд, много историй сочинялось буквально на ходу… Но до сих пор Лань Хуань не был уверен, что она вообще существует. Взгляд машинально метнулся вдаль — туда, где скрывались просторы полей. Интересно, тот рык, который он слышал недавно, издала Юдоль? Может ли быть, что её хозяин… в городе?       Лань Хуань теряет мысль всего на мгновение, стараясь то ли поймать за хвост воспоминание о тихом скрипе и утробном рычании вдали, услышанном на пороге магазина, то ли просто предаваясь мечтаниям — он и сам не был уверен.       И тут же чувствует жар и тяжесть — постепенно она ложится на оба его плеча, слегка давит на спину. Лань Хуань понимает, что на него облокотились почти всем весом и вздрагивает — так странно, спонтанно и… совершенно неприятно. Жар и пот мужчины вызывали отвращение даже в тактичном и терпимом выходце семьи Лань, а тело с ног до головы сковало странное чувство: не страх, нет, скорее — недоумение, опасения, что дальше последует если не удар, то точно комментарий. Резкая фраза. Незнакомец надрывно, почти до визга охриплым голосом, посмеялся, и заговорил, едва связывая слова: — Эй, пташка, откуда ты? Я заметил, как ты замер у нашего патруля. Что-то не так? — от говорившего несло почти незнакомым, но неприятным флёром алкоголя, табачным вязким дымом. — Богатенький, небось. Думаешь про нас, простых вояк, всякое… А вот, такие мы! Просто пьём и просто обсуждаем новости! — его рука скользнула чуть выше, касаясь гладкой щеки. — Хрена себе, мягкий какой…       Сичэнь не считал себя слабым — дядя, помимо музыки и этикета, уделял время и физическим навыкам племянников, привив привычку тренировать тело по вечерам после изучения новых мелодий (в сильном теле сильный дух, как он говорил). Наверное, он бы мог просто попросить мужчину отойти, пригрозив силой — только слова застряли поперёк горла. Что-то мешало, словно вместо человека за его спиной стоял кто-то мерзкий, чёрный и липкий, и вместе с ним его обнимало странное чувство негодования, рассеянности. Он ни разу не бывал в подобных ситуациях, тем более не знал, как себя в них вести.       Но когда Лань Хуань наконец сумел собраться с мыслями, тяжесть на плечах уже исчезла — о ней напомнила лишь неслабо натянувшаяся на плече одежда; пришлось развернуться, машинально, по инерции. Он оказался неосторожно, но довольно точно оттеснённым чуть вбок, а совсем рядом мелькнула фигура в расшитой тёмно-зелёной накидке.       Послышался хрюкающий звук и тихий вой. Сморгнув, словно морок, своё оцепенение, Лань Хуань сделал шаг в сторону, пытаясь поймать равновесие, и посмотрел вперёд, стараясь осознать, что произошло. Лицо пьяницы исказилось в странной гримасе, прежде чем его обладатель влетел в стенку, явно прикладываясь головой. Несобранный взгляд заметил, как засуетились мужчины из компании недавно пристававшего к нему стражника, и позволил себе проследить за их напуганными взглядами.        Сичэнь невольно задержал дыхание. Не так же, как когда понял, что не знает, как поступить с пьяным стражником, нет. На этот раз ему… нравилось зрелище. Перед ним стоял высокий мужчина с длинными тёмными каштановыми волосами, собранными в высокий хвост золотой заколкой, пронзительными оливковыми глазами и самодовольной ухмылкой на загорелом, мужественном лице. В его грубой, но прямой осанке и манере чеканить шаг угадывалась военная выправка, намёк на боевой опыт. Тонкие губы были растянуты в глумливой ухмылке, словно напоминающей стоящим напротив мужчины солдатам, что они ему не ровня. — Вам напомнить о солдатском долге, — голос спасителя прозвучал ниже и глубже любого контрабаса, — или сами вспомните? — Вот ведь, — прошипел один из дозорных, поднимая упавшего без сознания товарища. — Мы уже уходим. — То-то же, — в голосе «спасителя» звучало бахвальство. В следующее мгновения он обернулся на Лань Хуаня и горделивость в его лице сменилась беспокойством и невесомой пеленой благородства. — Ты в порядке?       Лань Сичэнь лишь кивает, натягивая на лицо привычную вежливую улыбку и отвечает: — Да, спасибо вам, господин… — запинка возникла внезапно. Сичэнь ловит себя на мысли, что не знает имени своего спасителя и должным образом поблагодарить не может.       «Наверняка, — усмехается он про себя, — выгляжу глупо». Но мужчина ни единым жестом не выдал чего-то презрительного или же насмехающегося, напротив, улыбнулся и звучно хмыкнул, протягивая ему руку; в его глазах плескалось дружелюбие и непонятный азарт. Лань Хуань не знает, как быть. Наверное, надо протянуть руку в ответ, сжать её и улыбнуться шире? Нужно ещё раз сказать спасибо. Представиться.       Но он лишь и может, что слабо вытянуть руку вперёд, наблюдая за блеском в оливковых глазах, любоваться живыми эмоциями собеседника и осознавать по новой те чувства, что скомкано пытался объяснить ему Ванцзи. Младший брат редко рассказывал о том, что у него на душе, но если и говорил — то только брату, по секрету, перед сном. И в последний раз их разговор был посвящён Вэй Ину — мальчику из Юньмэна, в котором Лань Чжань видел бесконечный поток жизни, которым восхищался. Тот гостил в городе не так долго, но быстро завоевал внимание маленького господина Лань.       И вот теперь Лань Хуань тоже чувствует нечто подобное. Человек перед ним — живой, эмоциональный. Он словно светится, и это свечение сбивает с безупречного образа всякое напускное спокойствие. Хочется так же вольно выражать свои эмоции, даже выругаться на самого себя за бездействие, но Сичэнь давит в себе этот порыв. — Минцзюэ, — заметив замешательство собеседника, мужчина сам взял Сичэня за руку, крепко сжимая ладонь. Тонкую, изящную, красивую ладонь, резко контрастирующую с его. Если бы это волновало Минцзюэ, он бы точно нахмурился, но ему было плевать. — Ты явно не часто гуляешь по таким закоулкам. На будущее: или пробегать, не смотря по сторонам, или демонстрировать полное равнодушие. Тогда эти псы, — его лицо скривилось, — тебя не тронут. Решат, что ты недостоин их внимания, максимум, пару слов вдогонку кинут. — Сичэнь, — отвечает на имя своим молодой человек и сжимает чужую ладонь в ответ. Тёплые пальцы собеседника согревают бледную кожу и кажется, что она вот-вот порозовеет, но розовеют кончики ушей. — Спасибо, я запомню.       Минцзюэ улыбается (хотя то и похоже больше на ухмылку) так широко и самоуверенно, что на предложение проводить Лань Хуань не смог сказать «Нет», да и не очень-то хотел. Внутри всё постепенно начинало оттаивать от того оцепенения, которое он испытал каких-то минут десять назад. В тело возвращалась жизнь, и с ней пришёл весёлый огонёк, трепещущий и тёплый, гулко клокочущий и зудящий внутри, словно в такт биению сердца — кажется, так он себя чувствовал в последний раз в детстве.