Ходячая крепость

      Минцзюэ чувствует, как к лицу приливает кровь, когда снова делает выпад, в щепки разнося ударом сабли тренировочный манекен. Деревянная голова медленно катится в сторону, и хозяин крепости следит за ней до тех пор, пока та не останавливается у праздно вяжущего из травинок замысловатые узелки младшего брата — он так сосредоточен, что лишь слегка отпинывает болванку в бок и высовывает кончик языка. Старший Не лишь тяжко выдыхает, чувствуя укол совести: у него — да что ж такое?! — сосредоточиться не получается даже во время тренировки, даже когда в спину дует лёгкий ветерок, а ноги щекочет некошеная трава. В голове всплывали картины прошлого вечера, и по телу разливалось непонятное тепло, трепет, вперемешку со смятением.       Нечистая Юдоль остановилась у небольшого озера, окружённого с одной стороны негустым лесом, а с другой — полем, заросшим дикими травами. А-Сан радостно бегал и собирал пёстрые цветы и длинные стебли, связывая их в причудливые букеты и венки, а потом с гордостью в своих светлых, наивных глазах показывал свои творения старшему брату. В голове не укладывалось, почему мальчик продолжал хвастаться именно ему, и Минцзюэ, когда ему под нос пихают жёлтый цветок с чёрной сердцевиной, невольно задался вопросом, куда пропал Сичэнь, понимающий во всём, что могло называться красотой и искусством заведомо больше него. Немного стыдно, что кроме скупого «красиво» и «ты молодец» он толком ничего больше выдать-то и не мог — цветы, как цветы. Яркие, у некоторых травинок были пушистые кисточки, но… Что ещё? А А-Сан продолжает улыбаться и аккуратно раскладывать букеты в одному ему ведомом порядке. — Да-гэ, как думаешь, какой букет подойдёт учителю Ланю? — сабля застывает в воздухе, а руки у мужчины непроизвольно напрягаются. Стойка, в которой он замирает, кажется угрожающей, но в каждом жесте старшего брата Хуайсан ловит неуверенность. Вскоре Бася оказывается в ножнах, а заклинатель медленно поворачивается и смотрит прямо в глаза младшего брата так, словно стараясь пронзить насквозь и вынуть душу. Мальчик улыбается, понимая, что брат весь обратился в слух, и садится поудобнее, перебирая цветочные композиции, — Смотри, смотри, вот этот, с красненьким, точно подходит Вэй-сюну, а вот этот, с маленькими фиолетовыми колокольчиками, Цзян-сюну!       Мужчина натягивает ворот рубашки до лба, стирая с лица пот, а следом втягивает воздух так глубоко и судорожно, что мальчик непонятливо хлопает глазами: что это с ним? так устал? или разговоры о цветах ему неприятны? Прежде, чем А-Сан успевает расстроиться, мужчина падает на траву рядом с ним и утягивает в объятия, укладывая голову на маленькую макушку. Мальчик улыбается, принимая это как жест позволения, и продолжает показывать брату веночки и букетики, собранные из всего подряд, но всё же почему-то кажущиеся очень милыми и гармоничными. Хуайсан всегда знал, как сочетать цвета, что к чему подходит и как будет смотреться лучше. Не Минцзюэ никогда не мог этого понять, но честно пытался хоть как-то интересы брата поддерживать — и за это мальчик был ему очень благодарен.       Старший брат был вспыльчивым и часто раздувал пожар из маленькой искорки, но он был единственным живым родственником маленького господина крепости и любил мальчика всем сердцем. Хуайсан понимал это, хотя порой всё-таки опасался его гнева — не шуточного, как когда Минцзюэ гонялся за ним по крепости, чтобы отругать, а настоящего, такого, как когда поймал Мэн Яо за разговором с Биси, больше напоминающем обсуждение сделки, или как в тот день, когда умер отец.       Из мыслей мальчика вырывает мерный стук и шорох, и он замечает, что брат тоже переводит взгляд в сторону крепости. По каменным помостам Юдоли радостно скакало нечто на длинной тонкой палке, завёрнутое в черные одежды, и с головой-репкой. Братья Не на удивление идентично склонили головы на бок, присматриваясь к странному гостю. На том месте, где у пугала — а это было именно оно — должна была быть макушка, красовалась тяжёлая чёрная заколка, крепившаяся то ли к мякоти, то ли к торчащему хвосту из обрезанных листьев, а за спиной висел белый свёрток, тихо позвякивающий в такт стуку палки о камень. Накрест с узелком висела длинная кисть, сделанная, скорее всего, из конского волоса: хвост так сильно развевался, что казалось, будто у нечисти есть волосы.       Чучело то и дело останавливалось, крутясь из стороны в сторону, и тем самым выдавало свою разумность. Зрелище это было определённо занятное, и братья не торопились отрывать от него взгляда, пристально наблюдая за тем, как незваный гость осматривает крепость по периметру, прыгает по камням вверх-вниз, изучая все этажи. Пугало то и дело пыталось стучаться деревянными руками в двери и окна, пару раз старательно наклонялось пониже, словно выискивало внутри что-то или кого-то. Сидящих на траве господ оно заметило не сразу и, возможно, не заметило бы вообще, не окрикни его Минцзюэ: — Эй, репоголовый! Кого ищешь? — младший брат тихонько пихнул его под бок, боязливо что-то прошептав, и хозяин крепости растянулся в широкой улыбке, не позволяя мальчику встать с его колен и убежать. Репка бодро попрыгала в их сторону и даже, пусть и с явным трудом, поклонилась. — Вижу, манерами ты не обделён. Говорить можешь? — пугало покрутило своей овощной головой, а следом повернулось к Минцзюэ спиной, то ли привлекая внимание к завёрнутому в плотную, но пыльную белую ткань предмету, то ли к кисточке из конского хвоста. А-Сан подорвался с колен брата, когда тот встал, снимая со спины чучела и то, и другое. — Это твоё? — пугало кивнуло, и мужчина кивнул ему в ответ.       Младший брат скрывается внутри крепости так же быстро, как до этого собирал цветы, и Минцзюэ лишь слегка корит его про себя — такая интересная ситуация, а он как испарился! Мужчина внимательно рассматривает кисть на длинной деревянной рукояти, и запоздало припоминает, что с такими путешествовали два небезызвестных в заклинательском мире даоджана — Сун Лань и Сяо Синчэнь. Воспоминание об этом неуловимо засело в голове, а меч, оказавшийся в свёртке, лишь подтвердил догадки. Сделанный из хорошего зачарованного металла, с массивной рукоятью и высеченным на нём иероглифами — Фусюэ — он определённо принадлежал одному из бродячих заклинателей. Задумчиво сведя брови, хозяин крепости поднял взгляд на чучело и тяжело вздохнул, намереваясь разобраться в этой истории.       Когда его находит Сичэнь, держащий в руках широкую плетёную корзинку, Минцзюэ почти уверен, что перед ним не кто иной, как зачарованный, проклятый тёмным заклинателем, Сун Цзычэнь. Их попытка вести диалог больше напоминала шарады и выглядела настолько комично, что Лань Хуань не сумел сдержать улыбки. — Минцзюэ-сюн, — обращается он к другу, заходя чуть сбоку и с любопытством поглядывая на странное создание и увлечённо жестикулирующего хозяина крепости, — чем ты занят? — Пытаюсь понять, что от меня хочет Господин Репка, — фыркает, не сводя взгляда с учтиво поклонившегося пугала, заклинатель и потирает переносицу. — Снять такое заклятие я не могу и не знаю никого, кто мог бы — это тёмное искусство. Думаю, заколдовал его тот же, кто опустошил твоё золотое ядро. А что касается остального — уже трудно сказать. Пока я понял только, что он был не один, а потом… — прервав свой рассказ, Минцзюэ смотрит на молчаливое чучело, и у него дёргается глаз: — Да что значит это твоё верчение на месте?! Покажи иначе! — всплеснув руками, мужчина рычит и отворачивается, продолжая массировать точку между бровей.       Сичэнь смеётся, видя, как нетерпелив его спаситель, и становится ближе к репке. Он внимательно смотрит на то, как тот судорожно крутится, раскачивается из стороны в сторону и наклоняется с боку на бок, размахивает руками-парками… И внезапно понимает в этих дёрганых движениях отчаянье, страх. Судорожно, волнительно перекидывая из одной руки в другую футляр с сяо (ему правда захотелось понять, что именно ему говорят, помочь Минцзюэ), молодой человек начинает задавать вопросы, чувствуя на своей спине тяжесть взгляда тёмных глаз Не Минцзюэ. Начинает молодой человек с того, о чём уже знает: он был не один — с другом? пострадали оба, или он один? знает ли, где его товарищ? он так обеспокоен из-за него? Следом — вопросы сложнее, обращается к памяти о том, что было до заклятия, к личности преступника…       Вопросов много, но все они неуловимо связаны одной темой — Лань Хуань старается прощупать душу зачарованного человека, найти подсказку. В своё время он учился различать эмоции брата по малейшим жестам и блеску в глазах и поэтому уверен, что справится с этой задачей: да, перед ним не человек, но он был им, так что можно было смело полагаться на его жесты, выдающие беспокойство, согласие и несогласие. Любой тревоге должно быть объяснение, и если его найти — пазл сложится в целое. — Мне кажется, он потерял своего друга и не знает, что с ним стало. Очнувшись после проклятия, он был один. Пытался найти его, но не смог, — предполагает Сичэнь, и пугало прыгает ввысь на целый метр, а в глазах Минцзюэ читается удивление. — Думаю, его внимание привлекла крепость: движущаяся скала… — снова прыжок, — и он хочет, чтобы ты помог в поисках.       Пугало подпрыгивает ещё раз и склоняется почти что к самой земле в благодарности, на что Лань Хуань лишь кротко кивает, опуская голову в ответ. Вес взгляда карих глаз на плечах утроился, и по телу пробежала волна мурашек, когда Минцзюэ засмеялся: так весело и раскатисто, но словно на грани истерики. Следом, словно сам не понимая, что делает, мужчина подхватил его на руки, закружив в воздухе, и Лань Хуань давит в себе вскрик, хватаясь за широкие плечи тонкими пальцами. К ушам прилила кровь, а перед глазами всё кружилось так стремительно и пёстро, что создалось впечатление, что он снова наблюдает за сменой интерьера в Нечистой Юдоли. — Лань Сичэнь, — остановившись, хозяин крепости не спешит опускать его снова на землю и смотрит игриво и по-детски, — как ты это делаешь? Из раза в раз всё сильнее удивляешь меня! Вот, кажется, я тебя хорошо знаю, но стоит мне в это поверить, как ты выдаёшь что-нибудь… этакое.       Кажется, едва оправившись от странного наваждения, Минцзюэ опускает его на ноги и где-то на подсознательном уровне чувствует, что недостоин даже рядом с этим человеком стоять — стоило ему появиться рядом, как проблемы решались. Дивясь собственным мыслям, мужчина с трудом отрывает взгляд от смущённого лица собеседника, совершенно не подозревая, что он чувствует то же самое, и клятвенно заверяет пугало, что поможет ему найти Сяо Синчэня, где бы тот ни был. Ещё спустя пару часов, не без помощи «учителя Ланя», они с Сун Цзычэнем условились, что утром он покажет дорогу туда, откуда пришёл.

***

      Узнав, что глава клана собирается искать тёмного заклинателя, Мэн Яо и ещё трое молодых заклинателей, у которых и молоко-то на губах не обсохло, бодро вызвались пойти с ним. Минцзюэ упираться даже не пробовал, убеждённый, что лучше практики учителя не найти — и вот они уже стоят на опушке леса, недоумённо пялясь на застывшего, как указатель, репку. Казалось, что проклятый человек враз утратил как разум, так и душу — стал самой обычной пугалкой для ворон, но когда заклинатели решили свернуть с указанной тропы, чучело забилось с таким усердием, что чуть не зашибло палками-руками помощника хозяина крепости, замешкавшегося лишь на секунду, но здорово подставившегося: Мэн Яо закрывает голову руками и сильно жмурится, принимая удар куда-то в район локтя, и отлетает в сторону одного из сопровождавших главу адептов. Они оба падают на землю, перекатываются пару раз кубарем, а проклятый заклинатель поворачивается к стоящим на ногах спутникам, и им кажется, что на репе проступает недовольное выражение лица.       Минцзюэ хмурится, сжимая рукоять сабли, и чучело отступает, видя этот жест. Что происходит, было неясно, но пока в голове складывалась неприятная картинка: вероятно, Цзычэнь просто не мог пройти дальше или не хотел. Значит, их цель и правда была где-то неподалёку. Нервно махнув рукой и приказав двум уцелевшим адептам идти за ним, мужчина бодрым шагом двинулся по тропинке в чащу леса. Тот ученик, что был помладше и пободрее, с помощью талисманов просвечивал местность на наличие тёмной энергии, порхая, словно бабочка, с ветки на ветку. Невысокий и худой, но с внушительной силой в руках, Циансе*, как его звали, присоединился к ордену год назад (просто прицепился к главе ордена в какой-то деревеньке и не отставал, пока ему не позволили вступить в клан), но в бою ещё не был. Ядро у младшего адепта было крепким, талисманами пользовался так, словно с кистью в руке родился, а к сабле прирос намертво — вот только чересчур хвастал этим. Минцзюэ рассчитывал сбить с пацана спесь и заодно показать, что ему есть куда расти. Второй его спутник шёл рядом, настороженно переминая в руке рукоять своего оружия, то и дело оборачиваясь на шорохи и стараясь держаться поближе к старшему товарищу. Он был старше Циансе на пару лет, выше на полголовы и шире в плечах, но при всём своём внушительном виде опасался любого постороннего звука. Аньцин** любил во всём тишину и порядок, но на поле брани себя показал хорошим бойцом; на сегодняшнюю вылазку его взяли с целью присматривать за младшими — жаль, что двоих пришлось оставить у опушки.       По дороге им встретилось несколько ходячих мертвецов, без должного упорства сложивших головы от сабель, и два молодых, но агрессивных измеряющих змея по полтора метра каждый — их Не Минцзюэ оставил на своих учеников и с гулким смехом наблюдал, как младший товарищ носится из стороны в сторону, не успевая задеть врага саблей и крича в его адрес проклятия. Следующим испытанием стали пауки, в чьи сети угодил неугомонный разведчик, и на этом приключения закончились, хотя, казалось, юноша очень упорно их искал: «Пусть побегает! Территорию осмотрит», — думает мужчина, наблюдая за Циансе, но всё же оглядываясь в поисках других врагов. Пьянящее желание снова ввязаться в бой после первых побед ему было знакомо.        Такое скудное разнообразие нечисти не то чтобы напрягало: скорее обнадёживало — скорее всего, её тут истребляют, значит недалеко есть поселение, возможно, за этой местностью даже приглядывает клан Цзинь или Вэнь (точно не Цзян — слишком далеко от них). В этих местах он никогда не был: от полян, где остановилась Нечистая Юдоль, добираться пришлось на мечах в течение часа, а потому точнее он сказать не мог. — Глава! — восклицает Циансе, падая с ветки и с трудом умудряясь приземлиться не носом в землю. Минцзюэ смотрит на приклеенный к дереву талисман и сводит брови, видя, что тот сияет насыщенным красным цветом. — Тёмная энергия! — Молчи, — одёргивает набравшего в лёгкие воздух товарища Аньцин, помогая подняться на ноги.       Его решение глава клана полностью одобряет: сейчас двигаться стоило как можно тише — кто знает, с какой стороны на них могут напасть. Жестом приказав разведчику передать ему талисманы, Минцзюэ двинулся вперёд, позволяя подчинённым следовать за ним. Спустя пару минут они вышли на просторную лесную поляну, и по ногам ударил могильный холод тумана. Все трое обнажили сабли.