Ходячая крепость

      Лань Хуань не уверен, что смутило его поутру больше: то, что его крепко обнимали, или то, что это увидели дети, проснувшиеся раньше и попытавшиеся разбудить старших братьев. Вот только если он и правда проснулся, то хозяин крепости лишь подгрёб сонное тело под себя, прирыкнув на брата, чтобы не трогал его, даже не открывая глаз. Хуайсан довольно хихикнул, пообещав не мешать и подпрыгнув пару раз на кровати, а Ванцзи выглядел так, словно внезапно осознал для себя что-то очень важное, и это выбило сонного учителя из колеи ещё сильнее. Когда он попытался (нехотя, если честно) выбраться из кольца рук заклинателя, тот недовольно фыркнул, в полусне хмуря лоб, и уткнулся носом куда-то в макушку, вжимая молодого человека спиной в свою грудь. Сичэнь залился краской, смотря заспанным взглядом то на ученика, то на брата так, словно просил прощения, физически ощущая, что он не в состоянии подобрать нужных слов для объяснений. Впрочем, кажется, они мальчикам и не были нужны: они резво выбегают из комнаты, и уже из коридора он слышит странный писк — уверен, что это А-Сан — и смущённый бубнёж про бесстыдство — а это точно А-Чжань.       Старательно припоминающий тексты трактатов из фамильной библиотеки, чтобы вернуть себе трезвость мысли, Сичэнь снова, медленно и незаметно, проваливается в дремоту, убаюканный мерным дыханием над ухом и длинными, но бессмысленными предложениями. Что хозяин крепости проснулся он понимает отстранённо — по ослабшим объятиям, по отстранившемуся теплу, по шевелению со спины, но не может разлепить глаз. Его щеки касаются сухие тёплые губы, и Лань Хуань непременно смутился бы, если бы мог в полной мере осознавать, что произошло, но утомлённый переживаниями разум услужливо уступил место сонливости и пустоте в голове. Молодой человек засыпает окончательно, чувствуя нежное прикосновение к волосам и слыша сонное, тёплое «не вставай».       Минцзюэ просыпается ещё тогда, когда А-Сан теребит его за бок, тихо воя на ухо, но вставать не хочет принципиально. Он очень поздно уснул, был ранен, день выдался бешеный, да и младший брат уже достаточно взрослый, чтобы суметь дойти до кухни и попросить кухарок приготовить что-нибудь на завтрак — имеет право отлежаться. К тому же, думает мужчина, не без удовольствия притягивая к себе размякшего и несопротивляющегося Лань Хуаня, дел на сегодня толком не планировалось. Крепость мерно вышагивала в сторону резиденции ордена Цзинь, за камерой Сюэ Яна пристально следили, а предателя с позором выкинули из крепости.       «Хотя следовало бы убить», — думает, мрачнея, мужчина и внезапно понимает, что сон, как рукой сняло. Он старается не потревожить задремавшего Лань Хуаня, но всё же крепче прижимает к себе, стараясь вернуть себе тёплое чувство умиротворения, но закрыв глаза он видит картину вчерашней бойни.       Вернулся Минцзюэ, когда всё уже началось. Сложно представить, какую ярость и злорадство он ощутил, обнаружив тёмного заклинателя, не без удовольствия раскидывавшегося талисманами, выписанными кровью — по всему залу витала тёмная энергия. Младшие адепты хватались за головы, явно борясь с какими-то видениями, иногда кричали так истошно, что глаза застилало от воспоминаний о поле боя, где под его саблей так же вопили враги. Если кого-то тьма пугала, то на него действовала, как на дикого зверя запах крови — хотелось убивать. Завидев главу ордена, Сюэ Ян не решился напасть, попятился, и чуть было не ворвался в зал с камином (выродок словно знал, что там! откуда бы?), но всё же передумал, бодро вскакивая на свой клинок и отправляясь в сторону тренировочного поля. Запоздало из-за застелившей глаза ярости, мужчина припоминает, что эта площадка не крытая — через неё более чем можно было сбежать! — и следует за ним, нагоняя у самых дверей. Когда они кубарем врываются в зал, а противник со сдавленным криком отлетает от удара в сторону, взгляд цепляется за фигуры на другом конце поля, верить глазам не хочется. На каменном полу на коленях стоял один из его командиров, пронзённый в грудь своей же саблей. Мэн Яо, до этого самозабвенно наблюдавший, как капли крови стекают по лезвию, дёрнулся, откинул оружие в сторону, и уставился на вошедших. — Г…глава Не, я… это не я! Я не мог! Вы ведь знаете это?.. — запинаясь и чувствуя, как дрожат руки, говорит юноша, и тут же отступает на шаг назад, запинается об ещё тёплый труп и тихо вскрикивает. Шокированный, Минцзюэ упускает из виду Сюэ Яна — заметив это, помощник резко достаёт из рукава талисман, наполняя его духовной энергией. — Сзади!       Чернокнижник шипит проклятия, жмуря глаза от внезапно вспыхнувшего перед глазами света. Хозяин крепости успевает отойти в сторону и прокрутить в руке саблю, выбивая клинок из его рук, а позже с размаха ударить в голову. Сюэ Ян был опасен, но лишь когда на его стороне был эффект неожиданности; в лоб с главой ордена он бы не справился, а бежать было поздно. Подоспевшие заклинатели ордена использовали на нём ещё один талисман, парализующий движение. В следующую секунду по велению едва-едва сверкнувших злостью глаз тёмного заклинателя меч с чёрной рукоятью взмывает в воздух и глава Не успевает заметить лишь мелькнувшую прямо перед ним серую тень. Мэн Яо подставился под клинок пленника, тут же падая на колени перед Минцзюэ, шепчет извинения, кается, настаивает на том, что он ни в чём не виноват… А у мужчины перед ним вот-вот сдадут нервы. Белки глаз наливаются кровью, когда он наотмашь даёт подчинённому пощёчину, приказывая немедленно исчезнуть из крепости. Хочется ударить его ещё раз, и ещё — до тех пор, пока тело не перестанет дышать, не иссохнет… Руки подрагивают, вокруг тела кружит духовная энергия, и старейшинам клана стоит большого труда обратить внимание своего предводителя на то, что он снова потерял контроль. Уходя следом за неравнодушными к его душевному равновесию лекарями, Минцзюэ замечает, что на плечо помощника ставят клеймо, прежде чем вывести его из крепости. Несколько адептов становятся на караул, и этого достаточно — глава клана с размаха пинает чернокнижника под рёбра и уходит прочь больше не оборачиваясь.       «Это было неправильным решением, надо было позволить себе убить его. Или велеть пленить и оставить в подземелье», — понимает он, уже придя в себя после кровавого наваждения, разглядывая свои — теперь снова человеческие — руки, пока лекари рассматривают оставшиеся ещё со схватки с мертвецами раны, проверяют, не заражены ли они тёмной энергией, рассматривают царапины, нанесённые Сюэ Яном, и вскоре отпускают его. От старейшин и командиров он узнаёт, что случилось, и мрачнеет на глазах и чтобы успокоиться, он решает проверить, как дела у А-Сана и Сичэня — вид любимого младшего брата и всегда улыбчивого учителя умиротворял.       Отогнав от себя плохие мысли, мужчина смотрит на сонного, словно бы резко начавшего замерзать без его объятий Сичэня, ласково, пока никто не видит, целует его в щёку и кутает в одеяло, отстраняясь насовсем и вставая в полный рост. Он старался не тешить себя надеждами (браво, почти получалось!), но думать о том, что кому-то нравится, кому-то нужно, чтобы ты был рядом, было приятно. Даже если всё это лишь твои мечты. Комнату Минцзюэ покидает тихо и быстро, лишь натянув сапоги и забрав саблю. Бася довольно вибрирует в руке, а по только что проснувшемуся телу прокатывается волна мурашек — вчерашняя бойня сказалась на духе оружия, наполнила его злостью ещё большей, чем обычно. Ему бы стоило отсидеться пару дней за бумажной работой, успокоиться, дождаться, пока жажда крови спадёт с лезвия, но времени не было. Ласково погладив урчащего демона по огненной голове, глава клана Не велел ускорить шаг, и положил саблю на край камина — Биси урчит, блестит глазами, начиная дрожать, как обычный огонь на ветру, в такт дребезжащему оружию, и мужчина ногами чувствует, как камень ускоряется, начинает двигаться быстрее.       Когда из-за угла показывается хитрая мордочка младшего брата, Минцзюэ лишь тяжело выдыхает и стоически делает вид, что не заметил. Видимо мелкий задумал какой-то розыгрыш — не к чему ломать его планы до их воплощения. Ну или до того, как А-Сан сам споткнётся. Однако, к удивлению старшего брата, ребёнок вовсе не крадётся, чтобы схватить со спины и завопить что-то вроде «Да-гэ попался!» и даже не пытается запустить ему в волосы бумажную птицу, нет, напротив: он широко-широко открывает дверь и убегает, возвращаясь уже с подносом, слегка подрагивающим в маленьких ладошках, и привлекает его внимание: — Брат! Помоги! Мы приготовили для учителя Ланя сюрприз! — мальчик улыбается, когда старший брат в два шага оказывается рядом с ним и забирает из рук тяжёлую ношу. Ребёнок видит, как тяжёлый взгляд скользит с одной закрытой плошки на вторую, и тихо-тихо смеётся, подпрыгивая на месте. — Мы приготовили всё, что они с А-Чжанем ели на завтрак дома! — старший Не закатил глаза. Точно не сами, наверняка кухарки постарались, — Просто, но питательно! И… Точно! Чай! Я забыл про чай! — мальчишка снова скрылся из виду, а Минцзюэ лишь покачал головой, расставляя плошки на столе у камина. Мест было мало, всего три, и нужно было или принести ещё один стул, или кого-то выселить. Подумав немного, он в итоге направился на маленькую кухню, придирчиво осматривая устланный талисманами пол и порядком покосившуюся дверь. Помещение придётся или убирать окончательно, или полностью переделывать… Но стул тут всё-таки нашёлся.       В комнату входят на этот раз уже оба ребёнка, на двоих разделившие длинный деревянный поднос с ещё несколькими тарелками и чайным набором. Минцзюэ помогает им дотащить его до стола и придирчиво фыркает, когда места на столе почти не остаётся. Приходится тащить второй — всё с той же маленькой кухни. И Хуайсан, и Ванцзи выглядят настороженными, наблюдая за ним, но ничего не говорят. Мужчина клятвенно обещает защитить их, если мебель внезапно решит стать демоном.       Лань Хуань выходит из комнаты, когда всё уже было накрыто, и застаёт презабавнейшую картину: А-Сан висит на руке у старшего брата, забавно дуя щёчки, и то ли пытается подтянуться, то ли просто устав, в то время как его собственный брат наблюдает за этим с таким выражением лица, словно завидует. В руке Минцзюэ держит пушистую кисточку, и улыбается так странно, по-детски насмешливо, что враз кажется сам на себя непохожим. Сичэнь старается подойти как можно более незаметно, но его замечают, и он впервые раздосадован наблюдательностью Ванцзи, потому что братья Не тут же теряют весь свой игривый, хулиганский настрой. А-Сан отпускает руку Минцзюэ, громко и отнюдь не изящно приземляясь на ножки с гулким стуком — не падает только потому что брат придерживает его под спину, в итоге всё же вручая кисточку прямо в маленькие ладошки. И оба смотрят на него как-то особенно странно, словно провинились. — Доброе утро, — с улыбкой говорит молодой человек, подходя к Ванцзи, неизменившемуся в лице, но совершенно точно счастливому, чтобы заключить его в объятия, и внезапно ловит на себе два ревнивых взгляда. Не вполне понимая, что именно произошло, он смотрит на стол, потом возвращая взгляд на воспитанника и его старшего брата. — Что я пропустил? — А-Чжань рассказал, что у себя дома вы ели не то же, что у нас! — Хуайсан дует щёчки, подходя к нему вплотную, и сильно тянет за руку. Сичэнь мягко приобнимает и его, на этот раз сталкиваясь с укоризненным взглядом младшего брата. Да что же такое?.. — Поэтому мы решили на этот раз провести завтрак по всем вашим традициям! — По всем? — переспрашивает он, задумчиво наклонив голову вбок. Во взгляде Ванцзи заплескалось что-то отдалённо напоминающее мстительность, и это настроение передалось старшему Ланю, — Ну что ж, тогда начнём с зачитывания правил… — Заранее прошу прощения, если в итоге что-нибудь сломаю, — фыркает Не Минцзюэ, а А-Сан делает такое удивлённое лицо, что Лань Хуань не может сдержать тихого смеха. Утро началось мирно и тихо, даже можно сказать, что уютно, но теперь грозилось обернуться катастрофой. Впрочем, кто не рискует, тот живёт скучно, а Сичэнь слишком долго жил по правилам, чтобы отсиживаться и дальше.

***

      Про орден Не ходило много слухов: начиная с того, что это разбойники, грабящие мирный народ под видом благих намерений, и заканчивая тем, что Нечистая Юдоль и вовсе была крепостью-людоедом, и что после её появления где-то всё население исчезало. Правду знали разве что другие заклинательские фамилии: чета Цзян не придавала значения тому, о чём судачат в народе, опираясь лишь на факты и рассказы непосредственно адептов дружественного клана; орден Цзинь искренне недоумевал, как Минцзюэ (а до того и его отец, и его дед) мог допускать подобное — это же позор! — и относился настороженно; заклинатели же из Цишаня и вовсе слухи поддерживали и подогревали. Вэнь Жоханю недоверие к единственному ордену, не стеснявшемуся прямо и открыто выказывать неодобрение его действий, было только на руку. Сколько он себя помнил, заклинатели из Не всегда были бесхитростными и прямолинейными — исключением была лишь вторая жена прошлого главы, умело умевшая вести переговоры и плести интриги; оставалось надеяться, что её сын не перенял талантов матери, иначе это могло бы стать проблемой. В том, что мальчишка рано или поздно займёт место старшего брата мужчина не сомневался — Минцзюэ был несдержан и силы свои расходовал быстро и бесконтрольно, как дракон, извергающий пламя; ему было суждено перегореть.       Переставив фишку на доске, глава Ордена Солнца поднял взгляд на своего оппонента, озадаченно прикрывающего лицо расписанным золотом веером. Орден Цзинь — его предводитель в частности — доставлял ему намного больше проблем, хотя, казалось бы, игру они вели на одной стороне: один жаждал власти, второй — денег. Ничего предосудительного и противоречащего, ведь можно жить безбедно и роскошно под предводительством другого человека равно как можно править, не обладая всеми возможными богатствами. Однако, не смотря не это, Гуаньшан явно что-то задумал, о чём вслух не говорил. — Ох, я снова проиграл, — прицокнул языком господин Ланьлина, судорожно закрыв и снова распахнув веер. — Вы непревзойдённый мастер стратегии, мне вас не одолеть… — Довольно лести, — оскалился глава Вэнь, щуря и без того узкие, хищные глаза. — Перейдём к делу. — О чём конкретно хотите поговорить? — мужчина напротив был нечитаем, ловко скрывая лицо, и выглядел расслабленным. Владыку Поднебесной это бесило. — О политике? — О войне, — коротко, но ясно бросает Жохань, резким, раздражённым движением сбрасывая с игровой доски все фишки. — И о том, каким образом твой сын умудрился раскрыть себя перед адептами Не, — Глава Вэнь ухмыльнулся, видя, как Цзинь Гуаньшан сощурил глаза, прежде чем презрительно фыркнуть: — Сын у меня только один. А этот… простой бездомный щенок, шлюхин выблядок. Чего ещё от него ожидать? Удивительно, что он вообще сумел втереться в доверие Не Минцзюэ и додумался сообщить об этом нам, — подумав он быстро добавляет. — А ещё, что он ушёл живым от его гнева. Недавно пришло письмо. Думаю, стоит его разыскать и допросить.       Судя по тому, как глава Солнечного Ордена сменил позу и скривил лицо в высокомерной гримасе, этот разговор грозился стать последним перед решительными и грозными действиями. Не сказать, чтобы господину Ланьлина это пришлось по душе.