раны

В спортивном зале душно. Скрипучие деревянные доски пола нагреты проходящими сквозь окна лучами, парящие частички пыли витиевато переливаются на солнце. Поздней весной спортзал почти не используется, все занятия проводятся на воздухе, где просторнее и дышится легче. В правом углу уже стоит парочка вёдер с швабрами, бери да пользуйся. – О как. – Насмешливо проговаривает Жилин, снимая пиджак и закатывая рукава рубашки. – Всё для нас, голубчик, будто знали, что ты сегодня учудишь. Игорь, который ношением пиджака никогда особо не озадачивается, рубашку уже снял. Стоит в одной майке поверх мятых штанов, смотрит глазищами своими тёмными виновато, и Серёжа улыбается, не в силах сердиться на него по-настоящему. Принёсший на урок биологии живых представителей пресмыкающихся Катамаранов до жути напугал сначала девчонок тем, что это змеи, а потом уже и учителя тем, что несколько из них оказались ядовитыми. В наказание змеи были помещены в коробку с дальнейшей транспортировкой обратно в лес, а Игорь – отмывать спортивный зал перед наступающим праздником. Оставить друга одного в такой момент для Жилина было сродни предательству, и он вызвался помочь. – Ну Серёг, я ж не знал. Меня то они и не кусали никогда. – Небось знали, что, если укусят, сами сдохнут быстрее. Игорь пожимает плечами в ответ и осматривается. Спортивный зал старый, но добротный, как и вся школа. Большой, с выцветшей уже синей краской на полу и самодельными воротами у противоположных стен. Работы много, и, тяжело вздохнув, Жилин принимается за дело. Говорит Игорю набрать воды, а сам лезет в подсобку за половыми тряпками. В малюсенькой каморке темно и мало воздуха, он копошится там всего полминуты, но, когда выбирается обратно, вёдра с холодной водой уже стоят у стены. Игорь стоит рядом, сиротливо обнимая древко швабры, хмурится, смотрит куда-то в пол, и Жилин подходит ближе. Обхватывает пальцами гладкое дерево рядом с тёплыми катамарановскими ладонями. – Игорь, что? – Я ж как лучше хотел, змеюшек вон принёс. А получилось плохо, как всегда. Ещё и тебя наказали вместе со мной. Жилин фыркает смешливо в ответ, наклоняется ближе, чтобы дёрнуть легонько пальцами свисающую на глаза тёмную чёлку. – Так меня и не наказывали. Я сам вызвался, балда. И змейки мне понравились. – Правда? Катамаранов оживляется, поднимает от пола взгляд, и в животе у Серёжи что-то жарко сжимается от того, как ярко блестят карие глаза, как отражаются в них солнечные блики, скачущие из окна. Списав румянец на невыносимую духоту спортзала, Жилин чуть отстраняется, чтобы не касаться своим носом чужой щеки, и скомкано немного отвечает: – Ага. Особенно которая жёлтая. – Мне сказали, это самая ядовитая. Жилин фыркает, отпуская нагретое собственной ладонью древко швабры. Рука Игоря немедленно кочует на освободившееся место. – Оттого и нравится, Игорь. Давай уже работать. Они начинают с правого угла. Орудуют швабрами, и через несколько минут пыльный воздух обновляется свежестью холодной воды. Жилин в рубашке обливается потом, время от времени останавливается, чтобы утереть лоб грязным уже рукавом, и украдкой посматривает на Игоря. На худые плечи, не скрытые под тканью, на напрягающиеся при движении мышцы рук и липнущую к телу майку. Ловит себя на том, что смотрит слишком долго и отворачивается, чувствуя, как загораются красным уши. От духоты и тяжёлой работы, разумеется. Они молчат, но молчание гнетущим не ощущается, как и всегда рядом с Игорем. В тишине спортзала раздаётся эхо шуршащих по дереву тряпок и сбитого дыхания. Серёжа думает о том, что было бы неплохо сходить как-нибудь на речку. Купаться ещё холодно, а вот посидеть у воды, слушая стрекот синиц, самое то. Помыв половину, они решают отдохнуть, и садятся на низенькие скамейки у стены. Устало облокачиваются о прохладную каменную поверхность и лениво смотрят на висящий напротив канат. Игорь, прислонившийся затылком к стене, поворачивает голову в сторону Жилина, предлагает расслабленно: – Давай на речку завтра. – Можно. – Серёжа подавляет в груди восторг от того, что Катамаранов едва ли не мысли его прочитал, опередил на пару секунд своим предложением. – Только Юрка говорил вчера, что там утопленника нашли. – Не утопленник это, а дядь Валера. Он повалялся с пару дней, да встал потом. Юра как всегда перед Таней выделывается, придумывает всякую ересь. Жилин плечами жмёт в ответ, молчит. Это да, все в школе знают, что Юра в Восьмиглазову влюблён, записочки ей пишет, глупыми глазами смотрит вслед, тяжело вздыхает. Серёжа его не осуждает, как другие, не смеётся. Ему, может быть, самому хочется письма писать и дарить ромашки с подломанными листьями, только он не может. – Я считаю, глупости всё это. – Продолжает Катамаранов, вяло ковыряя небольшую дырку на форменных брюках указательным пальцем. Сережа подавляет порыв накрыть его руку ладонью, чтоб окончательно штанину не порвал. – Если чувствуешь, говорить надо, а не выдумывать. Жилин усмехается невесело, отводит взгляд от худых пальцев, никак не оставляющих штаны в покое, и прикрывает глаза. Думает «как же всё у тебя просто, Игорь», но отвечает лишь: – И ты сам бы сказал? Прямо в лицо? – Сказал бы. Я, может, уже пытался. Невинный разговор утекает в совершенно другое русло, и Серёжа сжимает расстроенно губы. Представляет в голове, как краснеющий, но смотрящий твёрдо в глаза Игорь признаётся какой-нибудь девчонке в чувствах. Как тянется к тонким девичьим пальцам своими чуть шершавыми ладонями, как прикасается губами к чужим губам, как смотрит на кого-то тёмными влюблёнными глазами. В груди что-то расстроенно скребётся, воет, опаляет жаром шею, но Жилин берёт себя в руки. Спрашивает безразличным голосом: – И что же она? Отказала? Катамаранов отвечает тихо, и у Серёжи сердце сжимается от того, как расстроенно звучит его голос: – Нет. Просто не догадалась. – Так ты, хороший мой, говори понятнее. Чтобы сомнений не возникало. Девчонки нынче непонятливые пошли. – Не только девчонки. Тихий ответ Катамаранова отдаётся эхом в наступившей тишине, и Серёжа возвращает взгляд на чужое лицо. Смотрит недоверчиво на Игоря, не дышит почти, пытается понять, правильно ли он понял, но Катамаранов глаза свои быстро прячет. Заполошно как-то запускает руку в волосы, чёлку свою ерошит и неловко улыбается. Говорит хрипловатым голосом, и от слов его у Жилина сердце ухает куда-то вниз: – Я это пошутил, Серёг. Конечно о девчонках речь, о красивых таких, очень. Я только о них и думаю, а всё остальное это плохо и ненормально, да? – Да. – Серёжа кивает порывисто, встаёт, не глядя на Игоря. Думает, куда бы уйти, чтоб тот не заметил наливающихся горячих слёз. – Я пойду, тряпок ещё возьму. Уходит быстро, гулкие звуки шагов эхом отдаются по всему спортзалу, и буквально кидается в спасительную темноту каморки. Здесь душно, пахнет пылью и тальком. Он упирается ладонями в стену, стоя спиной к двери, и вздрагивает, когда та неожиданно открывается и снова закрывается, погружая всё в темноту. Жилин оборачивается, замирает, ощущая жар, идущий от стоящего рядом Игоря, и хочет было что-то сказать, но тут шершавые подушечки пальцев касаются шеи. Скользят вверх по лицу, к щекам, натыкаются на мокрые дорожки слёз. Поражённый выдох Катамаранова ерошит волосы у лба, его руки обхватывают плечи, прижимают Серёжу ближе, крепко и очень тепло. – Серёг… Прости, Серёга мой. Первый мягкий поцелуй приходится в висок, и Жилин резко втягивает в себя воздух, когда ощущает прикосновение тёплых губ. Неверяще распахивает глаза, хотя всё равно ничего не видно, и немного отстраняется. Тянется вверх, сам слепо тыкается губами куда придётся и попадает в щёку. Крепко сжимает руками худые бока, пока на ощупь ищет чужие губы и жмурится будто от боли, когда находит. Долгожданный поцелуй, о котором грезилось так часто и так долго, медленный и нежный. Игорь всё ещё обхватывает ладонями его лицо, и Жилин накрывает одну из его рук своей. Думает на мгновение, а не снится ли ему это, и Игорь, будто почувствовав, немного отстраняется. Продолжает прижимать к себе и говорит тихо на ухо: – Я хотел сказать прямо, но боялся. Ты такой правильный, хороший такой, и тут я… Вместо ответа Жилин прерывает его поцелуем. Забирается ладонью под майку, касаясь горячей влажной кожи, и Игорь, будто разрешение получил, сразу проделывает то же самое. Прикосновения его осторожные и несмелые. Из каморки они выходят несколько минут спустя. Молча домывают пол, развешивают мокрые тряпки сушиться и выходят из спортзала. Покрасневшие, с довольными улыбками на губах и абсолютно счастливые.