раны

У Васи прошлое – месиво из боли, жестокости и крови. Он помнит каждое задание, каждую миссию и каждого человека, которого успел убить по приказу отца. Их немного, но Вася помнит всех. Их яростные глаза, злые крики и отчаянные попытки выиграть в поединке, из которого он сам едва возвращался, побитый и уставший. Вася помнит, что его отец был не один, что у него были последователи и целая система, основанная на больной теории сумасшедшего врача. Вася никогда не был наивным, но на какой-то момент он действительно поверил, что всё это закончилось. Что кошмары прошлого остались позади, что убийство отца освободило его, что он обрёл новый дом там, где и не ждал обрести. В конце концов, в куполе Анчара и Лизард нашлась какая-то польза – прошёл целый год. Его если и искали, то не смогли никого найти. Поэтому Вася расслабляется. Непростительно отпускает ситуацию на самотёк, слишком оглушённый произошедшим в куполе, сконцентрировавшийся на папе и Максе. Он не думает, не вспоминает особо об этом. Возвращается в университет, поощряет Макса в желании тоже поступить куда-нибудь, и просто живёт. Слишком беспечный поступок для человека с таким прошлым. Вася замечает их случайно. Просто мелькает перед глазами смутно знакомое лицо, и его озаряет. Он видел этого человека раньше, в подразделении отца. Осознание оглушает подобно выстрелу, раздавшемуся у самого уха – противный высокий писк и тупое онемение. Перед мысленным взором сразу же мелькает Штоллен, его мягкая ранимая улыбка, тёплые крепкие объятия. Взъерошенный с утра Макс со спутанными волосами и ласковыми руками. Даже сурово сдвинувший брови Костя, варящий всем кофе с утра. Вася просто не может позволить, чтобы они все пострадали из-за его прошлого. Привыкший всё и всегда делать в одиночку, Вася погружается в работу. Вычисляет следящих за ним мужчин, перестаёт постепенно общаться со всеми, стараясь, чтобы всё выглядело естественно. Он не ездит больше на дачу к Ване, не заходит после пар к профессору в лабораторию и не приходит на общий ужин в квартиру Котла. Он перестаёт звать Макса на прогулки и не идёт на них, когда его приглашают. Отдаляется плавно, обрывает контакты и снова переезжает из квартиры Штоллена в комнату общежития. Вася становится резким, немногословным и замкнутым. Увиливает от разговора с папой, не отвечает взволнованно расспрашивающему Максу и, проследив за одним из мужчин, вычисляет местоположение их базы. Она небольшая, но нужно грамотно всё продумать, чтобы суметь зачистить её в одиночку. На это уйдёт несколько дней, и за это время Васе необходимо сделать кое-что ужасное. Он не знает, вернётся ли, и не хочет, чтобы кто-то начал его искать. Ему необходимо порвать отношения со всеми. Для этого достаточно разбить лишь одного, и Васе становится плохо только от одной мысли об этом. Он ощущает себя конченной тварью, когда в последний спокойный вечер судорожно цепляется за Максима, обнимая его. Утыкается лицом в грудь, обхватив руками, дышит родным запахом и запоминает всё. И движение грудной клетки под щекой, и тихое дыхание, касающееся волос, и прикосновения нежные, гладящие спину. Макс рад, что Вася пришёл к нему сам спустя неделю безмолвной разлуки, он не задаёт вопросов, просто делится своим теплом и сворачивается вокруг, окружая любовью. Они засыпают вместе в последний раз, и утром Вася просыпается совсем рано, позволяя себе несколько минут слабости. Рассматривает мирно спящего Макса, не касаясь, чтобы случайно не разбудить, и чувствует, как ноет внутри что-то, что должно называться душой. Вася уходит, оставив на тумбочке записку с местом и временем встречи. Проводит напоследок пальцами по нагретой подушке рядом с чужим лицом, и выскальзывает из квартиры бесшумно. За этот день он вспоминает все методики отца, направленные на сокрытие эмоций. Он сидит в комнате общежития, слушая студенческие выкрики и чью-то музыку за стенкой, и старается привести в порядок собственное сознание. Упорядочить, систематизировать, довести тело до состояния автоматизма. Вдох-выдох, встать с кровати, одеться, выйти на улицу. Дойти до парка, увидеть знакомый ждущий силуэт и на мгновение приостановиться, чтобы взять себя в руки. Макс словно солнечный лучик посреди угасающего лета. Стоит в рубашке своей чёрной, улыбается приветственно подходящему Васе, и тянется вперёд, чтобы привычно коснуться пальцами чужой руки. Расслабленный и спокойный, он мигом напрягается, когда от него отстраняются. Замирает, смотрит взволнованно, и Вася для надёжности делает ещё один маленький шаг назад, чтобы глупое тело инстинктивно не бросилось успокоить. Вздыхает, собираясь, и поднимает безразлично холодный взгляд. Макс уязвимо хмурит брови, тут же чутко понимая, что что-то не так. – Нам нужно поговорить. Голос выверено пустой и безжизненный. Вася всегда так говорил с отцом. Он и представить не мог, что когда-то так будет разговаривать с любимым человеком. – Д-да, конечно. О чём? – О нас. Это больше не может продолжаться. Макс недоумённо хмурится. Губы поджимает, отрицательно мотает головой, будто слышит какую-то нелепость. – Что? Ты… ты же не имеешь ввиду… – Расставание, да. Мы расстаёмся, Макс. Вася смотрит, как шокировано замирает Макс, и заставляет себя стоять на месте. Руки засовывает в карманы, чтобы не было видно сжатых до судороги кулаков. – Но почему? Всё же было хорошо. – Для тебя? Может быть. Но мне это надоело. – Вася вздыхает деланно скучающе, оглядывается вокруг, чтобы дать себе передышку, и продолжает. – Слушай, Макс, мне особо не хочется долго говорить об этом, поэтому давай закончим. Прости, если что не так, дело не в тебе и прочая эта чушь, ладно? – Вась… Голос у Макса дрожит. Он тянется ближе, руку протягивает вперёд, и Вася видит в его глазах тревогу и беспокойство. Макс ему не верит. Вася сжимает губы, имитируя злость, и несильным шлепком отбрасывает тянущуюся к нему ладонь. Говорит жёстко и хлёстко: – Ну вот опять. Посмотри на себя, ноешь вечно как баба. Просто повзрослей и пойми, что это реальная жизнь, Максим. Жизнь, в которой люди могут встречаться и расставаться. – Но…мы же любим друг друга. Голос Макса тихий и ломкий. Он обхватывает себя руками, смотрит куда-то в сторону, и Вася даже благодарен тому, что не видит сейчас его глаз. Плечи сводит судорогой и становится невыносимо холодно. Вася фыркает скептично, проговаривая: – Любовь? Какая любовь, в самом деле? Это просто слова, а сексом можно заниматься и без этой высокопарной чуши. Я просто говорил тебе, что ты хотел услышать. – Ст-той…. Перестань, хватит. Это не ты, ты никогда бы не сказал этого… Макс лицо поднимает, наверняка чтобы сдержать слёзы, и Вася забивает последний гвоздь в крышку своего гроба, равнодушно проговаривая: – Это я, настоящий я, и ты всегда знал об этом. Я не хочу лгать тебе. Я не люблю тебя. Без обид, прощай. Он разворачивается, оставляя сгорбившегося Макса посреди аллеи, и уходит. Чеканит каждый шаг, заставляя себя переставлять ноги, и заходит за поворот, тут же прижимаясь спиной к грязной холодной стене. Колени подводят, и Вася опускается на нагретую уходящим солнцем землю. Прикрывает глаза, чувствуя, как мёрзло и пусто в груди. Невыносимо хочется подскочить, вернуться обратно, догнать, обхватить, попросить прощения, зацеловывая всё, до чего только можно дотянуться. Но он не может, ему нельзя. Теперь всё, что у него осталось – это воспоминания и холод одиночества, потому что такое не прощают, какими бы благими ни были намерения. Ничего, Макс сильный, он выдержит. В нём всегда было много жизни, в отличие от Васи. Он сможет пойти дальше. Вася сидит так ещё несколько минут, собираясь с силами, после чего поднимается. Он не кричит, не плачет, не злится. Он не ощущает ничего. Ему нужно делать дело.

***

Зачистить базу в Катамарановске оказывается смехотворно просто. Или они совсем обленились, или перестали тренировать своих людей достаточно хорошо, но Вася уничтожает полуподвальное здание с помощью парочки составчиков, которые они изобрели вместе с профессором. Наблюдая за тянущимся в облака густым дымом, Вася лениво думает о том, что нужно идти дальше. Необходимо уничтожить всё, даже если это станет последним делом его жизни. Зато больше никто не будет сломан. Никто не будет угрожать его семье. Он не видит, что сзади в него целится уцелевший человек. Слышит только звук удара, после чего кто-то сильный разворачивает его за плечи и придавливает к стене. Рванувшийся было в захвате Вася замирает, когда видит, кто это. – Дядь Кость? – Для тебя Чёрный Котёл. Котёл рычит низким голосом, больно сдавливая плечо сильной рукой, но Вася даже не морщится. Смотрит холодно, не уступая яростному взгляду напротив. – Вы что тут делаете? – У меня к тебе точно такой же вопрос. Ты что творишь? Героем заделался? Вася фыркает, не удержавшись, и чувствует, как немного ослабляется хватка Котла. – Я замаливаю грешки прошлого. Вас это никак не касается. – О, правда? И Штоллена тоже? – Не впутывайте его сюда. Котёл снова зло пихает его к стене, отбивая лопатки. Выглядит он непривычно для своего образа разъярённым. – Он в этом дерьме подольше тебя, щенок. Думаешь, самый умный? Я следил за тобой и вычислил, кто это. Последователи Аначара и твоего папаши? Действительно, Валя здесь совсем не при чём. Вася, неожиданно разозлившись, пихает его в ответ и тут же чувствует болезненный захват на шее. Пытается вырваться, но Котёл, гораздо более опытный в подобном, только сильнее сжимает, пронзая болью всю руку. – Я хочу разобраться сам. – Самостоятельный какой. – Да отвали! – Ой, как страшно. Вася вздыхает, пытается вырваться, наплевав на боль, и Котёл замирает, склоняясь над ним. Говорит медленно и с такой расстановкой, что в каждом слове слышится едва скрытая угроза: – Значит, слушай сюда. Или ты идёшь со мной сам, или я тебя вырубаю. Выбирай. Мне уже осточертело видеть мужа разъёбанным до основания из-за всего, что ты натворил. Ну? Котёл ждёт ответа, не шевелясь, и Вася кивает коротко, дёргая руками. Его тут же отпускают, следя внимательным взглядом светлых глаз за каждым движением. Вася хищно ухмыляется, показывая чуть окровавленные от разбитой губы зубы, и бредёт вперёд, немного прихрамывая – зацепили в драке. Они идут домой окольными путями. Котёл шагает чуть позади, молчит, сверлит взглядом затылок так, что тот начинает припекать. Вася решается задать вопрос только через несколько минут: – Как Макс? – А ты как думаешь? Вася не отвечает. Не может заставить себя обернуться, чтобы посмотреть Котлу в лицо, и продолжает прихрамывать в нужном направлении. Весь его план одиночной вылазки на эту сраную секту летит коту под хвост. Он не рассчитывал, что кто-то найдёт его. Что кто-то будет даже пытаться. Не после того, что он сделал. Вася ожидает увидеть на лице профессора что угодно, но от разочарования, окрасившего худое бледное лицо, ему становится плохо. Штоллен затаскивает его в квартиру. Осматривает ссадины, раны, всё промывает и зашивает. Молча. Вася ожидает от него грубости или специально дрогнувшей над раной руки, он даже жаждет этого, потому что знает – заслужил боли, но профессор действует аккуратно и бережно. Откладывает всё в сторону, закончив, и устало сутулится на стуле, сняв с носа очки. Потирает кончиками пальцев красные уставшие веки. Вася слышит, как тактично выходит из комнаты Котёл. – Ты что наделал? – Голос профессора тихий и ровный. Говорит так, будто сдерживает себя. – Ты понимаешь, что так в семье не делается? Вася молчит, уставившись на потёртую скатерть в блеклый цветочек. Тесная кухонька квартиры Котла всегда казалась ему уютной и солнечной. Сейчас она мрачная и гнетущая. Солнечной кухня казалась, когда в ней был Макс. Штоллен рядом вздыхает глубоко, цепляет пальцами его подбородок, поднимая лицо, и смотрит. Брови изламывает болезненно, глядя в глаза разбитым взглядом. – Посмотри на себя. На кого ты похож? – Я не мог поступить иначе. – Нет, мог. Ты мог прийти ко мне. Или я не заслуживаю твоего доверия? – Я… – Ты же умный, Вася. Скажи мне, пытаться уничтожить идеологическую сеть, существующую не один десяток лет, в одиночку, это умно? Рационально? Так даже Костя не делал в свои лучшие годы. Из коридора раздаётся тихое возмущённое фырканье, но они не обращают на него внимания. Смотрят друг другу в глаза несколько мгновений, после чего Вася губы сжимает, отводя взгляд. – Я хотел защитить вас. – Ты ранил моего второго сына. – Я не хотел… – Но сделал это. Ради чего? Вася снова не отвечает. Чувствует, как сжимается в спазме горло, и сжимает болящие после драки ладони в кулаки. Штоллен снова тихо вздыхает и поднимается со стула. Стоит, возвышаясь, несколько мгновений, после чего Вася чувствует прикосновение к своим волосам. Он напрягается, ожидая боли, но касание ласковое и нежное, проходится по голове пару раз. Раздаётся сверху тихое: – Иди в ванную отмойся, у тебя одежда в крови. После чего профессор направляется в коридор. Останавливается у стены, чтобы обернуться и проговорить продолжающему сидеть на стуле Васе: – Я надеюсь, утром ты ещё будешь здесь, сынок. Штоллен уходит, шурша мягкими шагами в сторону спальни, и у Васи замирает всё внутри от прозвучавшего обращения. Он не надеялся, думал уже, что никогда больше не услышит этого в свой адрес от профессора. В груди заседает горький ком тупой боли. Он такой идиот. Вася заставляет себя подняться и направиться в ванную. В проходе сталкивается с Котлом. Тот с нечитаемым выражением лица протягивает ему полотенце и Вася принимает его осторожно, сжимая обработанными перекисью руками. Спрашивает тихо: – Почему вы следили за мной? Котёл молчит. Смотрит внимательно пару мгновений, после чего отвечает: – Это на тебя непохоже. – В смысле? – Ты бы так не сделал. Не так жестоко. Не с ним. Значит, была необходимость. Я проверил, догадка подтвердилась. Ты идиот. Вася горько усмехается. Что правда, то правда. Он смотрит в сторону запертой комнаты и судорожно сглатывает. Котёл ловит направление его взгляда и коротко говорит: – Его там нет. – А где?.. – Уехал. Внутри что-то резко обрывается. Падает куда-то вниз, громыхая внутренностями и зачерствевшим комком сердца. Преодолев ступор, Вася спрашивает: – Куда? – Он просил не говорить тебе. – Но я… – Нет. Я обещал. – Котёл разворачивается, собираясь, уходить, но потом останавливается. Смотрит в глаза прямым взглядом. – Если действительно захочешь, найдёшь сам. И уходит в сторону спальни. Вася смотрит ему вслед, сжимая в руках чистое полотенце, после чего всё же заходит в ванную.

***

Это занимает много времени. На момент, когда всё кончено, за окном птицы уже поют весенние песни. Больше полугода планов, вылазок, операций, скооперированных с Жидиным и его знакомыми из прокуратуры. Когда Вася понимает, что всё кончено, он оглядывается назад и осознаёт, что в одиночку не добился бы ничего, разве что своей смерти. В упёртом желании делать всё самому, в уверенности, что он достаточно для этого натренирован, Вася не видел реального положения вещей. Он так благодарен профессору и Котлу. От осознания того, что они смогли сделать, даже дышится легче. Нет больше того лагеря, нет запрещённых книг, нет людей, калечивших подростков и собственных детей. Распаковав последнюю вещь в квартире папы, Вася садится на кровать и смотрит в стену. Эйфория, радость от сделанного дела быстро вытесняется ощущением пустоты, которое он успешно заполнял планами и тренировками. Сейчас её заполнить нечем, некем, и Вася потерянно сидит на мягком покрывале в звёздочках, разминая собственные пальцы до боли. Он скучает. Скучает до стиснутых в кулаки рук, до натянутой струны в груди и спёртого дыхания. Ему его не хватает. Не хватает тёплых объятий, мягких губ и ласкового взгляда. Хочется почувствовать под пальцами гладкую кожу щеки, коснуться плеч, взъерошить волосы. Хочется хотя бы посмотреть, даже если издалека. Хочется сказать, что всё было ложью, каждое слово, каждый холодный взгляд. Вася просто хочет, чтобы Макс не считал те жестокие слова правдой. Он пытается. Правда пытается между вылазками, учёбой и лабораторией найти хотя бы какие-то следы. Рыскает по квартире, пока Котла нет дома. Просматривает списки всех юридических университетов, находящихся поблизости, хотя понимает – Макс мог отправиться буквально куда угодно в этой огромной стране. Но поиск, отягощённый всеми обстоятельствами, ничего не даёт. Вася осознаёт, что просто сидит и выкручивает себе пальцы до хруста, только когда руки накрывают прохладные ладони, останавливая. Сжимают несильно, успокаивающе поглаживают, и Вася поднимает взгляд на профессора, сидящего рядом. Тот смотрит внимательно, вздыхает и проговаривает тихо: – Тоскливо? Вася кивает, сжимая губы, и тянется вперёд. Прячет лицо на чужом плече, осторожно обнимая, и чувствует, как зарывается в его волосы покрытая ожогами и шрамиками ладонь. Поглаживает успокаивающе, переходя на шею и спину. – Я боюсь отравить его собой. Что если вернусь, чтобы всё объяснить, то сделаю только хуже. – Хуже? Последние слова, которые он слышал от тебя, были ложью. Ты думаешь, так всё должно остаться? – Нет, не должно. Штоллен снова вздыхает, и обнимает его крепче. Голову прижимает к своей груди, и Вася, почувствовав невероятную усталость, сползает на чужие колени, обнимая его правую руку на манер плюшевой игрушки, которой у него никогда не было. Сжимается, будто ему холодно, и утыкается лбом в тёплый живот. Профессор молча поглаживает его по плечу, не отнимая руки. – Пап, я плохой человек? Штоллен замирает на мгновение, но через пару секунд ласковые прикосновения продолжаются. Слышится тихий ответ сверху: – Нет. Ты человек, с которым случилось много плохого. – Это разве не одно и тоже? – Конечно, нет. Ты помнишь… – Валя запинается на секунду, после чего продолжает. – Ты видел, что происходило со мной там, в куполе. Ужасные вещи. Но ужасен ли я? – Нет. Вася отвечает быстро, прижимая чужую руку ближе, и профессор крепко сжимает его пальцы в ответ. У него никогда такого не было. Крепких объятий, дарующих безопасность, разговоров, ласковых прикосновений. Всё, что видел Вася от отца – бесконечный поток приказов, унижений и разочарования. Вася чувствует, как ноет что-то от груди от того, что он собирался отказаться от всего ради странной и никому не нужной мести. Он ранил любимых людей ради призрачного шанса что-то доказать самому себе. От комка злости, обиды, ярости на самого себя, сдерживаемого годами, сбивается дыхание. Вася чувствует, как щемит больно сердце, как застревает воздух в горле, и жмурится крепко, сжимая свою футболку в кулак на груди. Дыхание задерживает, пытаясь остановить это, и чувствует, как Штоллен обхватывает его освободившимися руками. Склоняется ниже и тихо говорит: – Не нужно, сынок, отпусти. Отпусти, поплачь. Вася всхлипывает, тут же ненавидя себя за этот звук, и жмётся ближе. Штоллен худой, не смотря на все попытки Кости его откормить, колени его твёрдые и костлявые, но Васе на это глубоко плевать. Он обхватывает рукой чужую спину, дышит часто и бормочет невнятно в ткань домашнего растянутого свитера: – Я не… не знал. Не хотел, пап. Пап, прости, прости, я не… – Тихо-тихо. Всё хорошо. Он чувствует, как его трясёт, как заходятся в дрожи руки и как судорожно втягивается воздух через приоткрытый рот. С ним никогда такого не было, Вася не отпускал себя настолько ни разу, и от ощущения горячих слёз, текущих по щекам, становится паршиво. Ему стыдно, не хочется, чтобы кто-то видел его таким, но это Штоллен. Папа, который ласково поглаживает по дрожащей спине и шепчет какие-то успокаивающие глупости. Вася постепенно успокаивается и не замечает, как начинает дремать. Просыпается через пару часов лежащим в кровати. Профессор сидит в кресле рядом, делая какие-то пометки в блокноте. Бросает взгляд поверх листов и слабо улыбается. Вася потирает глаза, чувствуя, как раскалывается голова. Удивительно, но даже не смотря на боль, ему будто бы легче. Он садится на постели, приглаживает автоматически встрёпанные волосы и спрашивает тихо: – Ты не скажешь мне, где он? Штоллен замирает. Откладывает блокнот на колени, поджимает губы, размышляя, и почёсывает подбородок. Смотрит на напрягшегося в ожидании ответа Васю и тяжело вздыхает. – Костя меня убьёт.

***

Территория юридического факультета МГУ большая и просторная. В аккуратно огороженных клумбах уже зацветают тюльпаны, высокие красивые ели растут по всему периметру. Во дворе много студентов. Разговаривают громко, кричат, спорят, обнимаются, выходя из здания после последней пары, и Вася становится у самых ворот, вглядываясь в нескончаемый поток людей. Сердце бьётся где-то в горле, отдаётся в ушах пульс, и он сжимает руки в кулаки в карманах расстёгнутого пальто, чтобы успокоиться. Несколько молоденьких студенток, стоящих рядом, звонко хихикают, окидывая его взглядом, и зазывающе улыбаются, но Вася даже не замечает этого. Смотрит, не отрываясь, на выход, из которого продолжает валить народ, и чувствует, как вдох застревает в горле, когда взгляд цепляется за знакомую макушку. Не шибко высокий Макс теряется в толпе, и Вася, чуть приподнявшись на носочки, снова находит его, немного сдвинувшись в сторону. Смотрит на отросшие тёмные волосы, чуть похудевшие щёки и неизменную чёрную одежду, немного великоватую для его плеч. В груди тут же разрастается тепло напополам с болью. Вот он – стоит в десятке метров, а ощущение, что на другой планете. Не подойти, не обнять, не зарыться в растрёпанные волосы лицом, вдыхая запах мяты и солнца. Макс останавливается, оборачиваясь на кого-то, и Вася видит, что к нему подходит какой-то парень. Высокий, худой, с чёрными вьющимися волосами и уверенной аурой раздолбая, который прямо сейчас привычно кладёт свою руку на плечо Макса и тепло ему улыбается. Говорит что-то, похлопывая по спине, и у Васи тут же возникает желание оторвать к чертям собачьим эту руку и выкинуть прямиком в зацветающие тюльпаны. Но он не имеет права, он никто, чтобы даже думать о таком. Макс расслабленно фыркает над словами парня, сбрасывая его руку с плеча, и отвечает. Свободно касается, улыбается в ответ и тоже что-то говорит, поправляя висящую на плече сумку. Вася смотрит, как они отдаляются, и не может заставить себя подойти. Что он может сказать? Вася просто следует за ними до самого общежития и смотрит, как они заходят внутрь. Узнать комнату не будет проблемой, все покупаются и продаются, и, может быть, в месте, где не так много народу, будет проще. В конце концов, Макс сможет просто закрыть дверь перед его носом, и будет прав. Вася вздыхает, сверля вход взглядом, и уходит, решая прийти, когда народу будет поменьше. Он проветривает голову, гуляя по парку, и около часа сидит на скамейке, откинув голову. Придумывает речь, что бы он мог сказать и как, но в голову не лезет ничего. В шесть вечера он не выдерживает и встаёт, направляясь в нужную сторону. Вахтёрша сменяет гнев на милость при виде достойного свёртка банкнот и вежливо сообщает номер комнаты, в которой проживает Волков М. К. Это на втором этаже, и Вася ступает по ступенькам так медленно, будто идёт на эшафот. Останавливается у нужной двери и стоит пару секунд, собираясь с мыслями. Стучит коротко и слышит, как падает что-то за дверью с грохотом и чьими-то матами. Дверь открывает тот парень, который обнимал Макса на улице. Вася тут же делает лицо непроницаемым. Парень же никакого дискомфорта не испытывает. Смотрит прямо, стоя в дверях в коротких шортах и широкой майке, и спрашивает коротко: – Чего надо? Вася проглатывает рвущуюся изо рта грубость и отвечает просто: – С Максимом поговорить. Он здесь? – Да куда ж он денется. Заходь. Максон, к тебе тут какой-то конь в пальто! – Кричит вглубь комнаты, а потом снова поворачивается к Васе. – Без обид, пальто реально стрёмное. Парень дверь шире открывает, приглашая войти, и Вася игнорирует его последнюю реплику, осторожно проходя в небольшую комнатку. Макс стоит спиной к двери, копаясь в залежах тетрадок, разбросанных на кровати, и оборачивается с улыбкой на губах, которая тут же гаснет, стоит ему только увидеть, кто пришёл. Тетрадка, зажатая в руках, с тихим шелестом падает на пол из ослабевших пальцев. – Вася?.. Сиплый шёпот раздаётся в тишине комнаты, и Вася, собирающийся было подойти ближе, замирает, когда мигом напрягшийся сосед подходит к Максиму, становясь рядом в защищающем жесте. Говорит изменившимся низким голосом: – Слушай, сладкий, как там тебя… Вася проглатывает фамильярное обращение и, не двинув ни единым мускулом, подсказывает ровным голосом: – Василий. – … мы тут немножко заняты. – Нагло продолжает парень и свободно обхватывает всё ещё молчащего Макса за талию, притискивая к себе ближе. Вася едва сдерживает порыв протянуть руки вперёд и свернуть его шею. – Учиться пытаемся, знаешь ли, и жизнь свою налаживать, а не ждать, пока нам на голову свалятся бывшие. Так что не обессудь, некогда. Вася спокойно переводит взгляд на бледное лицо Макса. Тот стоит, кажется, даже не дыша, и хмурится, не предпринимая никаких попыток обнять своего… парня в ответ. Вася заставляет себя воспринять эту новость ровно. Его не было довольно долго. Они расстались по инициативе Васи, и не ему тут испытывать горечь от того факта, что Макс смог найти себе кого-то. Кого-то хорошего, нормального. Ему не следовало даже надеяться на что-то иное. Поэтому Вася спокойно и вежливо спрашивает ровным тоном: – Не представишь мне своего молодого человека? Макс, будто очнувшись, моргает, встряхивает легонько головой и отпихивает чужие руки от себя, выглядя растерянным. – Да какой ещё… Не молодой человек он мне. Коля, ну ты совсем? Парень вздыхает, чуть приподнимая руки в капитулирующем жесте, и ещё раз окидывает стоящего неподвижно Васю взглядом, полным угрозы и злости. Подхватывает кофту какую-то в руки, залезает в стоящие у кровати кеды и смотрит на Макса обеспокоенно. Говорит на выходе: – Если что, я у Вованчика-одуванчика. Давно его макароны слипшиеся не жрал, соскучился. Хлопает дверью, и у Васи тут же спадает с плеч какой-то невидимый груз. Он выдыхает, рассматривая стоящего напротив Макса жадно и кропотливо – мягкие серые штаны, большеватая футболка, немного сползающая с правого плеча, с пятнами какой-то краски. Стоит весь такой домашний и растрёпанный, рядом совсем, только руку протяни, и коснёшься тёплой кожи, но Вася, конечно же, не касается. Тишина затягивается, и он не придумывает ничего лучше, чем проговорить тихо: – Привет. Макс фыркает судорожно в ответ. Руку в волосы запускает, как делает всегда, когда сбит с толку или смущён, и смотрит куда-то в сторону. – Ты для этого пришёл? Сказать мне «привет»? – Нет. Я пришёл объяснить тебе. Рассказать, почему я… – Не трудись. – Макс впервые за эти минуты смотрит ему в глаза, и Вася видит, что он действительно знает. – Папа мне рассказал. Если тебя гложет совесть, можешь не переживать. Всё хорошо. Без обид. Вася судорожно дёргает плечом от прозвучавшей в родном голосе лёгкой издёвки, и кивает ровно. Он это заслужил. Каждого злого слова и взгляда. Честно говоря, он заслужил получить гораздо больше и сильнее. – Хорошо. Я просто хочу, чтобы ты знал, что… Что всё сказанное тогда было ложью. Ты не надоел мне, ты никогда бы не смог надоесть мне, и я… я не переставал любить тебя. Те слова были слишком жестокими… – Да нет, как раз в твоём стиле. Я же всегда знал, какой ты. Знал настоящего тебя. – Голос Макса повышается, наполняясь злостью и обидой, и Вася сжимает губы, принимая их. – Ты чего ждешь, Вась? Что ты придёшь сюда, весь такой холодный и отстранённый, попросишь прощения, и я брошусь к тебе в объятия? Он напирает, подходит ближе, и Вася делает аккуратный шаг назад. Смотрит, как Макс напрягается, как начинают дрожать его ладони от переизбытка эмоций, и едва сдерживает порыв поймать их своими руками, чтобы умерить эту дрожь. – Нет, я этого не жду. – Тогда чего тебе надо? Что ты хочешь? – Я... Макс неожиданно пихает его в грудь, и Вася запинается на полуслове. Отступает ещё на шаг и ловит чужие запястья, когда его снова пытаются толкнуть в плечи. Удерживает аккуратно, не сдавливая, и Макс раздражённо вздыхает, пытаясь пихнуть его локтем. – Макс, стой… – Тот не слушает даже, дёргается, пытаясь вырваться, и Вася разворачивает его легко спиной к себе, прижимая крепко к груди. – Успокойся, тише. Давай просто… Макс, ну что ты… Макс дёргается еще несколько секунд, после чего замирает. Дышит тяжело, опустив голову, и Вася косится настороженно на него сверху-вниз, медленно разжимает руки, с сожалением отстраняясь. Вряд ли Макс сейчас захочет объятий от него. Через несколько мгновений всё ещё не пошевелившийся Макс проговаривает тихо в сторону: – Я всегда знал, что это случится. Что я тебе надоем. Все эти слёзы, эмоции, их слишком много. На самом деле, я был уверен, что ты уйдёшь ещё после купола. – Макс резко оборачивается, и Вася с ноющим сердцем отмечает, что глаза у него блестят. – Что тебя тогда удержало? Чувство вины? Жалость? – Любовь. Макс смеётся. Тихо, надрывно, совсем как тогда, когда они вернулись из купола и застали его обкурившимся какой-то наркотической дряни в неубранной пустой квартире. – Любовь? Это же просто слова, Вась, сейчас тебе не нужно говорить то, что я хочу услышать. – Сейчас я говорю правду. И я ни на что не рассчитываю. Не рассчитываю, что ты можешь меня простить, что ты захочешь чего-то после всего этого. Я пришёл… Прости. Я просто не хотел, чтобы последние мои слова тебе были ложью. Вася замолкает. Выдыхает, будто бы сдувшись, и просто смотрит. Он сказал всё, что хотел, ему можно уходить. Макс стоит, закрыв глаза. Брови нахмурены словно от боли, напряжённый как струна. Наверное, ждёт, когда Вася уйдет, чтобы продолжить жить нормальной жизнью, лишённой всяких психопатов с замашками эмоционального бревна. Окинув его взглядом в последний раз и запомнив каждую чёрточку, Вася разворачивается, чтобы уйти. Чтобы через три секунды ощутить, как знакомая рука цепляет его за предплечье, разворачивая. На лицо ложатся тёплые ладони, к губам прижимаются мягкие губы, и Вася с жадностью отвечает на поцелуй, обхватив талию Макса руками. Проводит пальцами по бокам, прижимая ближе, ведёт по спине, обхватывая, и, чуть отстранившись, утыкается носом в волосы, касается губами виска, лба, переносицы. Он чувствует, как прижимается Макс ближе. Дышит в шею судорожно, прячет глаза, и Вася обхватывает его лицо ладонями, приподнимая. Смотрит во влажные глаза и чувствует, как разбивается его сердце, когда Макс тихо шепчет: – Прости. Прости, опять я как баба… – Нет. Пожалуйста, нет, воробушек, не говори так. Это…я никогда так не думал. – Это правда. – Нет. Вася касается губами чужой скулы и обнимает крепче, прижимая к себе. Они стоят так пару минут, после чего Макс отстраняется, легко проводя ладонями по своему лицу, и начинает собираться. Накидывает легкую куртку поверх футболки, обувается быстро и берёт Васю за руку, ведя из комнаты. Тот безропотно следует за ним, впитывая каждое прикосновение. Запоминает, в ожидании расставания, и смотрит с лёгкой улыбкой на сосредоточенного Макса, выводящего их из общежития. Вася ожидает, что Макс выставит его за дверь и попрощается, но, когда они выходят, тот продолжает медленно брести в каком-то направлении. Выглядит он расслабленным, сжимает чужую ладонь в своей руке, чуть поглаживая большим пальцем костяшки, и Вася тихо спрашивает: – Куда мы идём? – Гулять. – Гулять? – Ну да. Знаешь, так у людей положено. Когда они мирятся. Вася останавливается как вкопанный. Тормозит так резко, что идущий впереди Макс едва не спотыкается, всё ещё держа его руку. Оборачивается с вопросительным взглядом, и Вася недоверчиво и сипло спрашивает: – Ты что… простил меня?.. – Да. Мы же поцеловались, помнишь? Вася шокировано моргает. Смотрит на Макса так, будто у того выросла третья рука на лбу. Вот так просто? Этого не может быть. – Я думал… ты это на прощание. – Целовать на прощание? Я не мазохист, Вась. Просто… я не идиот. И понимаю, почему ты это сделал. Но то, как ты это сделал… – Макс… – Хорошо, что папа рассказал мне заранее. – Макс усмехается горько, смотря в сторону, и чешет щёку кончиками пальцев. – Обругал тебя идиотом, и я в общем-то с ним согласен. Ты действительно хотел сделать это в одиночку? Вася сжимает губы, поддаваясь напору тянущей руки, и начинает медленно идти вперёд. – Я думал, у меня получится. Не хотел подвергать вас опасности и… – Никогда не думал, что назову тебя глупым. Но это было тупо. Невероятно тупо. В голосе Макса появляется дразнящая нотка, и Вася против воли улыбается. Не выдержав, приближается, чтобы снова обнять. Он так скучал. Невыносимо. – Спасибо, что посвятил меня в это. То, что я тупой, мне не сказал разве что Овсянка. – Это из вежливости. Я уверен, что он так подумал. Вася фыркает в чужие волосы, касаясь губами макушки, и отстраняется, чтобы снова взять Макса за руку. Он знает, что ничего ещё не закончилось. Чувствует это напряжение между ними, знает, что им придётся говорить ещё и ещё. Вася понимает, что тот поступок ему придётся сглаживать ещё долгие месяцы, если не годы. Но сейчас они бредут медленно вдоль тенистой аллеи в прохладе начинающейся весны, и тихо переговариваются. В какой-то момент доходят до уютной скамейки, скрытой в самом конце утоптанной дорожки у края лесопарка, и Макс тянет их на неё, устраиваясь на чужих коленях. Вася осматривается быстро в поисках людей, но в опускающейся темноте никого не видно, и он немного расслабляется. Обхватывает Макса за спину, позволяя откинуть голову на своё плечо, и поглаживает легонько по бедру. На улице холодает, и Вася распахивает пальто, немного укрывая Макса. Тот прячет лицо в его шее и неожиданно тихо спрашивает: – Вась? – Ммм? – Ты же больше так не сделаешь? – Никогда. Макс вздыхает удовлетворённо, обдавая тёплым дыханием шею, и Вася просто поражается этому уровню доверия. Как он может после всего так легко верить его словам? Вася бы не смог. – И прости за Колю, просто он… – Клоун? – Эй! – Макс фыркает, стукая пальцами по чужой груди. – Он мой друг. – Он назвал меня конём. В пальто. – Коля переживает за меня. И это он ещё ласково. Вася хмыкает, обнимая крепче, и ощущает, насколько легче ему стало дышать. Будто свалился души огромный камень. – Я рад, что у тебя есть друг. – Он хороший. – Поверю на слово. Макс целует в ответ его шею, и Вася склоняет голову, чтобы поймать его губы своими. Вместе с поцелуем в него возвращается жизнь.