Молчание

      Луи смотрел на медленно оседающую на пол пыль, сидя на полу полуразрушенного здания. Закатные лучи освещали помещение через сквозную дыру в крыше, а совсем лёгкий ветерок путался в огненных волосах.       — Сколько? — тихий голос заставляет Луи опустить голову, оторвав невидящий взгляд от сверкающей на солнце пыли и обратив своё внимание к лежащему на его коленях Луару.       Луи не знает. Знает Лонгинус. Молчит только, даже не думает. Всего мгновение, но это доказывает: ему тоже нелегко.       — Десять минут, — отвечает Луи тихо. Практически шёпотом, еле слышно. Словно любой лишний звук мог ускорить беспрерывно идущее время. Словно это бы как-то помогло.       Луар улыбается, прикрывая некогда ясные голубые глаза, в которых сейчас невозможно разглядеть тёплых искорок жизни. Луи смотрит куда угодно — не в его тускнеющие глаза. Не хочет видеть их такими безжизненными и пустыми.       — Десять минут… — шёпотом повторяет Луар. — Последние десять минут, которые я проведу с Вами? — инквизитор отводит взгляд от умиротворённого лица. Сил нет смотреть на это.       — Забей уже на формальности.       Со стороны парнишки слышится тихий смешок.       — Как скажешь, Луи.             Ширасагиджо невольно усмехнулся. Луар никогда не обращался к нему на «ты», и теперь это звучало до смешного странно и нелепо. Надо было, думает Луи, попросить его об этом раньше. Намного, намного раньше…       «Девять», — даёт знать Лонгинус.       Луи сдержанно вздыхает. Обычно в таких ситуациях, перед смертью близкого человека, люди говорят. Обо всём и ни о чём. Лишь бы слышать друг друга. Лишь бы как можно лучше запомнить чужой голос. Лишь бы наверстать за несправедливо короткое время то, что не успели сделать за несколько прожитых лет жизни.       Ширасагиджо не может не усмехнуться: идиоты.       Им с Луаром нечего было навёрстывать.       «Восемь».       Потому что они ничего и не упустили. Они использовали отведённое им время по-максимуму и ни о чём сейчас не жалеют. Ни Луи, ни Луар.       — Спасибо, Луи, — Луар открывает глаза, смотря на инквизитора с улыбкой. Не столь яркой, широкой и счастливой, как ранее. Больше вымученной и очень, очень усталой. Зато неизменно искренней.       Луи только на него не смотрит. Замечает лишь краем глаза детали, Лонгинус даст знать, если что-то не так.       «Что-то»?.. Кажется, сейчас всё не так.       — Балда, — Ширасагиджо лишь на мгновение напрягается оттого, как неожиданно тихо звучит его голос. — Не за что меня благодарить.       На секунду улыбка Луара становится становится такой снисходительной, что Луи хочется его треснуть.       «Семь».       Ширасагиджо на время закрывает глаза. А когда открывает их через секунду, встречается с потускневшими голубыми. Молчание затягивается, но оно вовсе не является неловким или напрягающим. Им ведь просто не о чем говорить. Попрощаться? Сказать, как хорошо было рядом? Признаться, как ему будет не хватать Луара? Черт бы побрал этот сентиментальный пафос, Луар ведь и так в курсе всего этого. И без слов знает, как бесконечно важен и как много значит. Слова ему для подтверждения этого никогда и не требовались. Разве есть смысл говорить об этом?       «Шесть».       Луи просто смотрит. Просто изучает взглядом Луара, понимая, насколько это бессмысленно: черты его лица уже отпечатаны в памяти. И большие, живые глаза, совершенно не подходящие для восставшего из мёртвых человека, и тонкие бледные губы, которые Луи любил искусывать до крови, и чудные волосы, на удивление всегда шёлковые и мягкие.       И бледная кожа. Всегда холодная, что часто вызывало недоумение. Луи казалось, что у столь живого человека не может быть температура тела такой низкой, словно у мертвеца.       «Пять».       — Луи, — инквизитор машинально наклоняется чуть вперёд. Луара почти не слышно. — Ты здесь?       Ширасагиджо внимательно вглядывается в чужие глаза, что потускнели до светло-серого цвета с едва заметным голубоватым оттенком. Луар его не видит.       «Четыре».       — Да, — Луи тут же берёт протянутую ему ладонь в свою, нехотя замечая: Луар стал холоднее. Гораздо холоднее, чем раньше. Инквизитор осознаёт запоздало: Луар его даже не чувствует.       Хотя и знает, что Луи сейчас держит его за руку. Потому ли так поразительно спокоен?       «Три».       Улыбка на бледном лице становится совсем слабой, вымученной, но тусклые глаза смотрят добро и нежно. Луар всегда смотрел на него именно так. Сначала, с их самой первой встречи, было море фанатичного восхищения. Луи искренне считал его просто ребёнком. А потом они узнали друг друга лучше. Луар стал видеть в нём не великий пример для подражания — кого-то большего. А Луи… Луи научился видеть в голубых глазах за восхищением и счастьем привязанность и такую странную для Луара любовь.       И сейчас Луи не его кумир, не жестокий инквизитор, что добился идеального слияния, что прославился своей жестокостью и беспощадностью. Луи просто человек, которого Луар полюбил всем сердцем. К сожалению ли или счастью — первый и единственный.       Луи отчего-то кажется, что Луар тоже будет единственным человеком, которым он так сильно дорожил.       «Две».       Почему-то совсем не грустно. Не больно. Даже не обидно. Луи не злится. Просто смотрит.       Гнев нахлынет позже. Гораздо позже. А сейчас не время давать эмоциям волю.       «Одна».       И минута эта тянется, словно вечность. Луи наблюдает, как медленно стекленеют некогда голубые глаза и улыбка исчезает с бледного лица. Луар стал совсем холодным.       — Эй, Луар.       Несколько очень долгих секунд он молчит. Отзывается на его зов лишь свист ветра в щелях полуразрушенных стен.       — Ты здесь?