Враги с привилегиями

      Гермиона, довольная неспешным обедом в компании Гарри, вернулась в Министерство в половине второго — немного позже положенного. Имельда подняла голову, как только начальница появилась на горизонте.       — Ой! Мисс Грейнджер, пока вас не было, тут было несколько посетителей. Мистер Малфой приходил. Дважды, вообще-то.       Гермиона удивленно приподняла бровь. Она виделась с Малфоем всего несколько часов назад. Что ему могло понадобиться так скоро? Мысли вихрем проносились в ее голове — все-таки их прошлый вечер был гораздо интимнее, чем обычно. Кроме того, он, по всей видимости, уходил из Министерства, ни разу даже не упомянув ей об этом.       Она почувствовала себя так же неуверенно, как и в те первые дни, когда только начала спать с ним, когда выискивала в толпе светлые волосы и испытывала нервозность каждый раз, когда отправляла ему записку.       А потом она вошла в свой офис, и ей открылось очень странное зрелище: две вазы на ее столе. Одна пластиковая, с полудюжиной увядших цветов и клочком бумаги, исписанным отличительным почерком Рона.       Прямо рядом с ней стояла огромная стеклянная ваза, наполненная фиолетовыми розами того же оттенка, что и ее парижское платье. Букет несомненно затмевал своего соседа, делая его, по сравнению с ним, совершенно жалким. На краю стеклянной вазы висела подписанная каллиграфическим почерком открытка.       Chère Mademoiselle Granger,       Merci pour ta compagnie et ta conversation.       Fidèlement, D. Malfoy*       Она долго смотрела на открытку. Французский был не совсем точен: хотя Гермиона не была носителем языка, она никогда не видела, чтобы французы подписывали письма Fidèlement.       Он просто перевел Искренне, — подумала она про себя.       Неужели Малфой намеренно выбрал такие высокопарные слова?       Она вздохнула и потерла виски. Все вдруг по необъяснимой причине стало слишком сложным. Рон, очевидно, хотел ее вернуть, а Драко… ну, чего хотел Драко, так и оставалось для нее загадкой. Единственное, в чем можно было не сомневаться, так это в том, что он хотел перещеголять Рона.       И ему это удалось, даже если Гермиона совершенно запуталась в его намерениях.       Она написала записку и отправила ее совой. Драко, нам нужно поговорить. Гермиона.

***

      Ответа так и не пришло до без пятнадцати четыре, когда раздался резкий стук в дверь.       — Кто? — спросила она.       — Это Драко, — ответил он. — Ты хотела меня видеть?       Вот еще один признак их близости, — подумала Гермиона. Когда он приходил к ней в офис раньше, он заявлял о себе холодным безличным «мистер Малфой». Теперь он без колебаний при всех использовал их имена, даже если это считалось довольно неформальным в волшебном мире.       — Входи. Открыто.       Дверь распахнулась, и, захлопнув ее за собой, Малфой наложил чары. Его серые глаза задержались сначала на букете Рона, потом на его собственном — вызывая высокомерную ухмылку на тонких губах, — потом на Гермионе. Она почувствовала приступ раздражения от его самонадеянности — будто цена подарка имела значение.       — Полагаю, глупо спрашивать, ты ли прислал розы, — она вздохнула. — Тебе нужно поработать над твоим французским.       — Не думаю. Я очень хорошо говорю на нем, — ответил он беспечно. — Они тебе понравились? И рядом не стоит с букетом Уизли, да?       — Так я была права. Устроили какое-то бредовое соревнование между собой, — она поджала губы. — Думаешь, меня волнует, сколько ты потратил, Драко?       — Нет, — он лениво провел пальцем по одной из роз так, что она изящно качнулась в вазе. — Моя жизнь была бы намного проще, если бы тебя это волновало.       — Так для чего… это? — она раздраженно указала на вазу. — Букет, должно быть, обошелся тебе в двадцать галлеонов! И зачем? Чтобы по сравнению с тобой Рон почувствовал себя убогим?       — Не говори ерунды, — он закатил глаза. — Уизлби даже не знает, что я их прислал, и, думаю, никогда не узнает. Но парень — аврор и герой войны, который практически гребет деньги лопатой, благодаря всем этим рекламным сделкам. И при этом он не хочет тратить больше двух галлеонов на букет. Какой джентльмен ведет себя так с дамой, за которой ухаживает?       — Но так и я не дама, как ты однажды заметил, — поняв по его лицу, что он не знает, о чем речь, она добавила: — Ты сказал однажды, что в твоих глазах я «почти» дама. Помнишь?       — Вообще-то, нет. И если я так сказал, то просто пытался вывести тебя из себя, — он пожал плечами. — Кстати, моя мать знает, что вчера вечером мы с тобой были на свидании в том ресторане.       Ей показалось на мгновение, будто ее сердце упало в пятки. Глаза расширились от ужаса, и она смогла только охнуть. Он как-то рассказывал ей о взглядах чистокровных на тех из них, кто спал с магглами. Если подобное станет известно общественности, у него не будет перспектив жениться, друзья будут относиться к нему как к прокаженному, а мать больше никогда с ним не заговорит.       Так вот зачем он здесь. Покончить с этим раз и навсегда.       Гермиона этого не ожидала и чувствовала себя подавленной, что больше никогда его не увидит. Ее сердце болело и рвалось из груди; горло сдавило, и она не могла подобрать слов. Она никогда больше не прикоснется к этой алебастровой коже, не будет дразнить его за завтраком, не выпьет с ним после работы. Это было глупо, конечно, чего она ожидала? Знала о рисках с самого начала. Вот только Грейнджер никогда не думала, что он ей понравится и окажется очаровательным, остроумным, таким чертовски сексуальным…       В ее голове так и не успела оформиться мысль, что она на самом деле хотела, чтобы это продолжалось. Что она больше не думала о нем просто как о секс-партнере. И она осознала это только сейчас.       — Она поставила мне ультиматум, чтобы я покончил с этим сегодня, — Драко засмеялся, но в ее маленьком кабинете это прозвучало неловко и глухо.       — И? — все, что девушка смогла выдавить, и ее собственный голос казался тихим, слабым и жалким.       — И что? Мне не двенадцать, Грейнджер. Я двадцатилетний мужчина, — он пожал плечами. — И я думаю, что ты потрясающая, поэтому я сказал ей нет.       Гермиона сглотнула. На мгновение ей показалось, что она получила пощечину этим странно беспечным, но в то же время таким невероятно тяжелым признанием Драко. Это не имело смысла, ведь он собирался уйти. Тем не менее она почувствовала приятное тепло, разливающееся по всему телу, от его заявления. Я думаю, что ты потрясающая.       Ее размышления были прерваны ощущением горячей ладони на груди. Его тонкие пальцы нашли ее сосок сквозь ткань и нежно теребили его, вызвав у нее весьма удовлетворенный писк.       — Ну же, Грейнджер. Наверняка тебе понравились цветы, хоть немного, — он нахмурился и потянул ее за руку, заставляя встать со стула. — Неужели тебя в самом деле разозлило то, что я пытался переплюнуть Уизли? Слава богу, я не отправил тебе драгоценности, как изначально…       Она прервала его слова поцелуем, и его глаза на мгновение расширились от удивления. Однако он быстро оправился, и пока одна рука разбиралась с ее пуговицами, другая нащупала палочку и закрыла жалюзи на окнах кабинета. Гермиона лишь мимолетно подумала, что их поцелуй мог видеть кто угодно — секретари, аналитики, — однако ее это абсолютно не заботило.       — Значит, все-таки понравились? — спросил он, скользя рукой ей под юбку и вверх по бедру.       Малфой попытался казаться равнодушным, но Гермиона увидела в его глазах проблеск яркой невинной надежды, что-то, что месяц назад она никогда бы не распознала. Осознание этого переполнило ее нежностью. Драко не был таким холодным, высокомерным и бессердечным, как показывал. И она чувствовала необычную привилегию, зная, что ее пропустили за границу этой грубой и саркастической оболочки.       — Это самые красивые цветы, что я когда-либо получала, — ответила она. — Спасибо, Драко.       Он самодовольно улыбнулся.       — Я знал, что они ничего такие.       Гермиона скользнула рукой по его брюкам, крепко обхватив его хозяйство, чем вызвала у него удивленный стон. В ответ он склонил голову к ней и прикусил ее нижнюю губу. Они стояли так несколько минут, их языки переплелись, а рты все сильнее прижимались друг к другу. Она ловко начала расстегивать его рубашку, наслаждаясь гладкостью его твердой мраморно-бледной груди под своими руками. Теряя терпение от того, как медленно она разбиралась с его пуговицами, Малфой разорвал нижнюю часть рубашки, и оставшиеся пуговицы разлетелись по комнате, а он остался только в своих темно-синих брюках.       Его руки забрались ей под юбку, стягивая бирюзовые трусики. Гермиона едва заметила, как они упали на пол. Одной рукой он скользнул вниз, между ее бедер, а другой обнял за талию, прижимая к себе.       Она уже была мокрой и почувствовала, как его пальцы легко играли между ее складками, быстро находя сверхчуствительную горошину и умело вращая вокруг нее указательным пальцем. Внезапная вспышка удовольствия заставила ее застонать и крепко прижаться к его руке. Он засмеялся этим глубоким, высокомерным, хриплым смехом, который только разжигал желание еще больше.       — Ты ведь не хочешь, чтобы это все прекратилось? — спросил он.       Грейнджер застонала, когда он ущипнул ее сосок, посылая дрожь по всему телу, заставляя почувствовать слабость в коленях. Драко воспользовался тем, что она так расслабилась, и толкнул ее на стол. Его рука не покидала ее промежность, массируя клитор, а палец скользил в нее ровно настолько, чтобы она хотела большего.       И вдруг, абсолютно не к месту, она вспомнила, как Перси сказал ей, что Малфой уходит.       — Я не понимаю, — простонала она. — Ты ведь уходишь?       Он замер и нахмурился. Его лицо потемнело, а вся прежняя шутливость улетучилась. Гермиона почувствовала приступ нервозности, но не могла отреагировать. Во время их поцелуев и ласк Малфой уложил ее на стол. Теперь он лежал на ней, прижимая к себе, и пути к отступлению не было. Одной рукой на ее груди он скорее прижимал ее к поверхности, чем дразнил ее соски. Она чувствовала его изменившееся настроение, но, как ни странно, его гнев ее не напугал. Его потемневшие глаза и нахмуренный лоб в сочетании с его пальцем, глубоко вошедшим в ее самые интимные части, только еще больше возбудили ее. Невыносимо медленно он вытащил из нее палец, скривил рот и щелкнул по клитору, посылая вспышку болезненного удовольствия по ее телу. Девушка ощутила поток влаги между ног и почувствовала себя постыдно распутной.       Гермиона застонала.       — Прошу прощения? — его голос был холодным. — Ты думаешь, что можешь так просто приказать мне уйти?       — Нет, — выдохнула она. — Я…       Он перебил ее, резко произнося каждое слово.       — Какого хера ты о себе возомнила?       И одним быстрым движением — когда он вообще достал свое достоинство? — Малфой врéзался в нее на всю длину. Ее стенки, как и при каждом их соитии, растягивались, принимая его. Глубокий гортанный стон вырвался из нее. Неожиданно он медленно вынул свой член, глядя ей в глаза, презрительно нахмурившись, и без колебаний снова вошел в нее.       — Ты пытаешься использовать меня, Грейнджер? — сквозь зубы спросил он. — Думаешь, можешь просто приказать мне уйти, когда устанешь от меня?       — Не-еет — простонала она, ее разум был переполнен желанием, слабо соображая. — Нет, Драко, никогда. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.       — Тогда что, — отрывисто произнес он, сопровождая каждое слово резким толчком, полностью заполняя ее, — за херню ты несешь?       — Перси… — она тяжело дышала, — он сказал, что ты уходишь.       — Я никуда не ухожу, Гермиона, — прошипел он. — Ты от меня не избавишься.       Я никуда не ухожу. Его слова распалили ее больше, чем его умелые прикосновения. Он не уходил. Он хотел остаться здесь и трахать ее, как шлюху, прямо на ее рабочем столе.       — Я хочу, — всхлипнула она. — Я хочу, чтобы ты никогда, никогда не переставал меня трахать. Прошу, Драко, пожалуйста.       По ее мольбе Малфой внезапно ускорил свой размеренный темп . Его гневное выражение исчезло. Его руки, прежде твердые и неподвижные на ее бедрах, теперь скользили по ее груди, бедрам, шее, гладя ее кожу. Эти тонкие надменные губы прижались в поцелуе к ее шее, а затем прильнули к груди, поймав чувствительный сосок между зубами. Она чувствовала, как знакомый огонь разгорается внизу живота от его ритма, от его пристального взгляда, от его влажного посасывания ее груди, от его заявления, что он не уходит.       Драко опустил голову к ее уху.       — Все верно. Ты моя. Не Уизли. Не Голдштейна. Ты будешь трахаться только со мной.       Вдруг она прижалась к нему, стенки плотно сжали его член, отчего и он не выдержал и, застыв в оргазме, крепко обнял ее, плюхнулся на ее вспотевшее тело и прижал к столу.       — О Боже, Гермиона! — воскликнул он, и она была уверена, что весь ее персонал его услышал.       Удивительно, но ей было плевать. Она нежно гладила по его спине, когда он наполнял ее своим теплым влажным семенем, волна за волной. Его теплое и липкое тело таяло, устроившись на ней, головой он мягко прижался к ее груди. Некоторое время они лежали так, переводя дыхание, несмотря на неудобный стол под ними.       Через какое-то время Малфой приподнялся всего на несколько дюймов, так что его член все еще был в ней.       — Жаль, что мы не в твоей квартире сейчас, — он вздохнул. — Тогда мы могли бы просто поваляться в кровати и выпить кофе или вина. К тому же было бы намного удобнее.       — Ну, мы всего в пяти минутах ходьбы… — начала Гермиона, нежно убирая его волосы с лица.       Внезапно она услышала звук приближающихся шагов и резкий голос Имельды за дверью ее кабинета.       — Извините, вам придется подождать, мисс Грейнджер на встрече.       — Мне не нужно ждать. Ты знаешь, кто я? Я Рон Уизли! Она найдет время встретиться со мной!       Гермиона никогда раньше так не ценила Имельду. Возможно, девушка была не так глупа, как показывала.       Малфой спрыгнул с нее и стал застегивать штаны, она пыталась поспешно поправить юбку.       — Я настаиваю, мистер Уизли. Мисс Грейнджер работает над очень важной политической инициативой… — пронзительно добавила Имельда.       — Боже мой, он знает мои защитные чары, я их не меняла! — в панике зашипела Гермиона. — Кладовка! Быстро!       Все еще без рубашки Малфой бросился в ее кладовку. Ручка двери кабинета Гермионы дернулась как раз в тот момент, когда Малфой закрыл за собой дверь кладовой. Его рубашка и ее бирюзовые трусики остались лежать на полу.       — Гермиона, — ухмыльнулся Рон Уизли, стоя в дверях ее кабинета. — Наконец-то я поймал тебя.