***
Чимин и Хосок мирятся в тот же день, как только заканчивается рабочая смена и они, наконец, могут остаться наедине и спокойно поговорить. Мирятся бурно, сладко, и Чимин снова чувствует себя самым счастливым на свете, купаясь в заботе и ласке. Выходные, проведённые раздельно, наложили свой отпечаток, и Чимин понимает, что очень скучал. Хосок, судя по всему, тоже. Думая о своей задержке, Чимин долго размышляет, что сделать первым делом: купить обычный тест, записаться к врачу или, может, рассказать сначала Хосоку? Вдвоём не так страшно. Поддержка ему бы не помешала. В итоге он решает подождать ещё немного, вдруг течка всё же начнётся. Не исключено ведь, что это всего лишь гормональный сбой. А если не начнётся, то он предупредит об этом Хосока и сделает тест. Таким образом проходит ещё пара недель. Чимин знает, что откладывать уже больше некуда, если он собирается сделать аборт. По его подсчётам, он может быть уже неделе на седьмой или восьмой. Надо поторопиться. Он мог бы, конечно, просто обратиться к Юнги, но ему, отчего-то, неловко. Тем более, в последнее время они больше сдружились из-за того, что Чимин берёт в его отделении смены и они чаще видятся. Это заставляет омегу чувствовать лёгкий стыд при мысли, что ему придётся прийти к альфе с такой проблемой. Вряд ли он сможет отключить голову и воспринимать его только как врача, а не как друга. Поэтому он собирается позвонить сегодня в консультацию во время обеденного перерыва и записаться к врачу на ближайшее время. Тем более, ночью у него начал болеть низ живота, и Хосок гладил его, пока Чимин не уснул. Похожие ощущения уже были у него, когда он носил Минки – постоянно переживал, что это может быть угрозой выкидыша, но Юнги успокаивал, что всё в порядке, а живот тянет из-за того, что матка растёт. У Чимина уже нет никаких сомнений, что он снова ждёт ребёнка. Обо всём этом он размышляет, пока утром стоит у раковины и умывается. Хосок, который ночевал вчера у них, заходит в ванную следом и довольно потягивается, разминая спину. Губы Чимина трогает улыбка, когда он разглядывает его в зеркале напротив. Хосок встаёт позади и обхватывает его за талию, целуя в макушку. — Выспался? — интересуется альфа. — Не очень, — криво усмехается Чимин. — Как насчёт?.. — Хосок подходит ближе и прижимается пахом к нему сзади. Пальцы альфы касаются резинки его пижамных шортов, под которыми ничего нет, и медленно тянут их вниз, обнажая ягодицы. — Живот ещё болит, — Чимин ставит зубную щётку на место и кладёт свои ладони поверх хосоковых, покоящихся на его голых бёдрах. — Всё ещё болит? — обеспокоенно переспрашивает альфа и перемещает одну ладонь на низ его живота. — Может быть это течка? — Нет, — качает головой Чимин. Хосок подтягивает его шорты обратно. — Может, ляжешь, и я гляну твой живот? — Ты не хирург, — Чимин поворачивается к нему лицом и с улыбкой ласково хлопает его по щеке ладошкой. — Я врач, — тут же возражает он, внимательно разглядывая лицо омеги. — Всё в порядке. Если станет хуже, то я обязательно к кому-нибудь обращусь. Но я думаю, до этого не дойдёт, не переживай, — Чимин чмокает его в губы и оставляет одного в ванной, а сам идёт в детскую, чтобы посмотреть, не проснулся ли Минки. Скоро к нему придёт няня, а Чимин и Хосок отправятся в госпиталь. На работе ему легче так и не становится. Сначала подташнивает, потом боль становится сильнее. Он уже начинает думать, может, это какой-нибудь аппендицит? Или что ещё может болеть внизу живота? Но аппендицит тоже звучит сомнительно. У него нет температуры, да и болит слева, что тоже уменьшает шансы. День, как назло, тянется слишком медленно. Он кое-как дожидается обеденного перерыва, чтобы позвонить в свою консультацию и узнать, есть ли ближайшая запись к врачу, которого он обычно посещает. Свободное окошко, к счастью, находится, и его записывают на завтрашнее утро. Несколько раз за день к нему заходит Хосок, чтобы спросить, как он себя чувствует. Чимин убеждает, что он в порядке. Про свои подозрения рассказать альфе он так и не смог, постоянно откладывая и ища более удобный момент. В его голове, почему-то, всё было гораздо проще. На деле же у него пересыхало в горле каждый раз при мысли, что нужно поговорить с ним. Во второй половине дня Чимин сидит на своём рабочем месте и заполняет журналы, которые откладывал несколько дней подряд. Работы накопилось достаточно. Ноющие боли сменились резями, начала кружиться голова. Дописав последний журнал, он поднимается, держась за низ живота, словно это сможет уменьшить нарастающий дискомфорт. Надеясь, что Джин у себя, он плетётся в его кабинет. Заведующий, к его счастью, оказывается на месте. — Не занят? — негромко спрашивает он, заглянув. — Нет, заходи, — вскидывает голову Сокджин. — Ты в порядке? Чего такой бледный? Чимин отрицательно качает головой и выдыхает. — Мне кажется, я в обморок упаду сейчас. Сокджин подскакивает со своего кресла и спешит к нему, подхватывая под руку. Он помогает ему улечься на диван, стоящий у стены, и достает тонометр из ящика стола. — Что болит, Чимин? — Низ живота болит, ещё с ночи. Но было не так... — Чимин прикрывает глаза. — Сильно. Сокджин надевает на его руку манжету и принимается накачивать, сосредоточенно смотря на то на парня, то на манометр. — Лежи, — строго наказывает Джин, когда спускает из манжеты воздух, но не спешит её снимать с руки Чимина. — Что там? — Пятьдесят на двадцать, — бросает Ким и выскакивает из кабинета. Чимин болезненно стонет и проваливается куда-то, словно в сон. Когда он открывает глаза, его уже перекладывают с дивана в кабинете заведующего на каталку, а Сокджин отдаёт распоряжения: катетер в вену, узи срочно, растворы лить в две руки. И Юнги, Юнги срочно сюда. — Всё будет хорошо, Чимин, — обещает Сокджин, погладив его по щеке. Чимин же вообще не понимает, что происходит, что за суета вокруг него образовалась. Он всего лишь немного завалил давление. Пятьдесят на двадцать – это же не ноль. В кабинет узи Сокджин отправляется вместе с ним и держит за руку, пока его обследуют. По другую сторону стоит один из медбратьев, следящий за его капельницами. — Давайте быстро его в гинекологию, — раздаётся голос Юнги, и только тогда Чимин замечает, что альфа тоже здесь. — Пусть готовят операционную. Доктор Ли им займётся. — Что на узи? — пытается приподнять голову Чимин. — Внематочная, — с сожалением говорит Юнги. — Разрыв трубы. Нужно срочно удалять. — Этого еще не хватало... — болезненно хмурит брови и закрывает глаза омега. Чимин чувствует, как у него текут слёзы, пока его на лифте поднимают в гинекологическое отделение. Ему страшно. Столько лет проработав в медицине, он до ужаса боится всего, что связано с его собственным здоровьем. Особенно, если это что-то серьёзное, как сейчас. Юнги идёт рядом с каталкой, держась за один из её бортиков. Сокджин – по другую сторону. Чимин видит, как болтаются на штативе пакеты с растворами, которые, не прекращая, льют в его руки, и мечтает, чтобы это всё поскорее закончилось. А ещё больно. Очень. — Чимин, — зовёт его Юнги. Каталку остановили у входа в оперблок. Вокруг снова суета. Омега поворачивает к альфе голову, смотря заплаканными, покрасневшими глазами. — Тебя прооперирует доктор Ли. Ты будешь в порядке. Мы все о тебе позаботимся. — Пожалуйста, возьми меня на операцию сам, — шепчет Чимин дрожащим голосом. — Пожалуйста... — Эй, ты чего? — Юнги обхватывает его лицо ладонями и стирает со щёк слёзы. — Ты же знаешь, доктор Ли прекрасный врач, он сделает всё в лучшем виде. Проснёшься как новенький. Не бойся, Чимин. Я обещаю тебе, всё пройдёт отлично. — Я хочу, чтобы оперировал ты. Пожалуйста, Юнги, — Чимин начинает плакать отчаяннее. Сокджин мягко сжимает его руку, прося успокоиться, но у него не получается. Он боится. Он только Юнги доверяет. — Я не могу, Чимин, прости. У меня два роженика в родзале, по контракту. Я не могу их оставить. Чимин хочет поднять руку, чтобы вытереть слёзы, забыв, что всё ещё подсоединён к капельнице, и Сокджин вместе с Юнги придерживают его за руки. — Хосок идёт, Чимин, — говорит ему Джин. — Он будет с тобой. — Я зайду к тебе позже, — обещает Юнги, прежде чем вернуться в акушерство. — Ничего не бойся. Он уходит, оставляя его плачущим и разбитым, и утешения Сокджина никак не помогают. На смену ладони Юнги приходит Хосок, и Чимин видит плещущееся беспокойство в его взгляде, когда пальцы альфы сплетаются с его пальцами. Сокджин их оставляет наедине. — Малыш, — выдыхает Чон. — Я прибежал сразу, как узнал. Как ты?.. — Я хочу, чтобы оперировал Юнги, — продолжает плакать и настаивать на своём Чимин. — Он не может, Чимин, ты же понимаешь. Но я там буду с тобой, слышишь? Ни на минуту тебя не оставлю, хорошо? Чимин, всхлипывая, кивает. — Мне жаль, что так вышло, — тише говорит Хосок, наклонившись к омеге ниже и поцеловав в висок, влажный от слёз. — То, что я сказал недавно насчёт детей... я ляпнул сгоряча. Прости меня. — Минки... — внезапно вспоминает Чимин. — Я позабочусь о нём. Не волнуйся об этом. Думай сейчас только о своём здоровье. Хосок убирает со лба его волосы, гладит по щеке ладонью и касается его губ своими. Чимина его действия хоть на немного, но успокаивают. Он шепчет ему «спасибо», и его каталку завозят в оперблок.***
Сокджин стоит у окна своего кабинета со стаканом воды и запивает таблетку. Неделя выдалась насыщенная: на госпиталь нагрянула проверка, которую они, с достоинством, выдержали, но нервных клеток он потерял достаточно; экстренная операция Чимина, которая также расстроила Джина. Да и забота о Минки легла на его плечи тоже. Им с Хосоком пришлось разделить между собой опеку над ребёнком. Из отпуска вернулся Намджун, сверкая довольным, отдохнувшим лицом с красивым морским загаром. Сокджин даже на секунды почувствовал зависть – может, ему тоже взять отпуск? Хотелось бы, конечно, декретный, но недельный у моря тоже неплох. С утра у Сокджина началась течка, которой он впервые в жизни был очень не рад. Снова нахлынули грустные мысли и сожаления о том, что не сбылось то, чего он желает уже довольно продолжительное время. Вместо этого ноет живот, периодически становится влажно между ног, и настроение меняется по десять раз в час. А ещё очень хочется ласки и любви. И если от неприятных ощущений таблетки помогают отлично, то с нехваткой альфы они справиться не могут. За окном уже давным-давно ночь. Он продолжает задумчиво стоять у большого окна, сжимая в руке пустой стакан. Вечер в отделении выдался спокойным. Ни одного пациента пока ещё не поступило. Он подумывает о том, чтобы использовать время с толком и спуститься в душевые, потому что помыться и сменить бельё хочется ужасно. Отправив ноутбук в «спящий режим», Джин берёт свою сумку с запасной чистой одеждой и закрывает кабинет снаружи. В отделении тихо и пусто. У пациентов уже отбой, и только медбратья тихо шуршат из кабинета в кабинет, выполняя вечернюю работу. В приёмном покое на первом этаже тоже тишь да гладь, лишь сонный регистратор сидит на рецепции. Пройдя мимо приёмного, он попадает в крыло для персонала, попутно зажигая свет в раздевалке, где тоже никого. Пахнет чьим-то гелем для душа и чем-то знакомым. Джин, переобувшийся в шлёпанцы для душа, расстёгивает халат и вешает его на крючок, где уже висит чужой халат. Из любопытства он тянет из кармана торчащий бейдж. Вещи оказываются принадлежащими Ким Намджуну. На секунду он думает уйти и вернуться попозже, когда никого здесь не будет, но останавливается. В голове проносится ненормальная, абсолютно дикая мысль: а что, если он разденется и зайдет туда к Намджуну? В мыслях тут же рисуются картинки одна неприличнее другой. Джин уверен, это дурацкая течка так на него действует, но ничего не может с собой поделать, когда пальцы тянутся к одежде, начиная её стаскивать. В одной из душевых продолжает литься вода, а Джин остаётся в одних только хирургических штанах, в шаге от того, чтобы наделать ещё больше ошибок, о которых будет потом думать ночами напролёт, воспроизводя различные мелочи в памяти и томно вздыхая. А может, это была бы не ошибка? У Джина течка, а буквально в метре от него, за одной из дверей, молодой здоровый альфа. Может... может, в этот раз у него бы получилось? Шанс ведь по-прежнему довольно высок. Тем более, сейчас у него самый разгар течки, а не как в прошлый раз, когда она едва успела начаться. Разум, однако, всё же преобладает над его желаниями и инстинктами, и он тянется к своей хирургической рубашке, чтобы натянуть её обратно на тело, сплошь покрытое мурашками от всех этих неприличных мыслей и фантазий, а потом покинуть раздевалку. — Джин? — раздаётся позади него. Омега замирает, сжимая в руках одежду. Не успел. — Я уже ухожу, — всё же делает попытку смыться Сокджин. — Не похоже, чтобы ты уже побывал в душе. — Зайду потом. Вспомнил, что не сделал кое-какие дела. — Это какие же? — с весёлой усмешкой в голосе спрашивает альфа и поворачивает его к себе, обхватив за обнажённые плечи. — Ты голый! — округлив глаза, выдыхает Сокджин, опустив на секунду взгляд вниз, проскользив по мокрому от воды телу и уперевшись им в уже знакомый ему полувставший член. — Это душевая. Естественно, я голый. — То есть, ты выперся сюда без одежды, зная, что здесь может быть кто угодно? — Нет, сначала я выглянул, чтобы посмотреть, кто тут ходит в такое время. А это, оказывается, ты. — Ты в курсе, что это домогательство? — кивает он на него подбородком. — Что именно? Это? — мокрая ладонь Намджуна перемещается с его локтя на поясницу и прижимает его к своему мокрому телу, от чего на штанах омеги образуются темные влажные пятна. Из раздевалки слышится шум: кто-то зашёл и открывает шкафчик. Намджун заводит Джина в душевую, из которой вышел минутой ранее, пока их не застукали в таком непристойном виде. — Что ты де... — хочет возмутиться Сокджин, но альфа накрывает его рот ладонью и прижимает к закрытым дверям. В соседней душевой включают воду. — Придётся тебе мыться здесь, — улыбается альфа. Джин закатывает глаза: — Ты невозможный. — Я тебе нравлюсь. — Ты пытаешься потешить своё самолюбие, уязвлённое в юности. — О чём это ты? — приподнимает брови Намджун. — Ты был в меня влюблён, я любил другого, теперь мы повзрослели, оба одиноки, и ты пытаешься закрыть гештальт. Но мне кажется, ты уже воплотил свою юношескую мечту – переспал со мной. Чего ещё ты хочешь? — Зачем ты всё усложняешь? — Намджун касается ладонью его подбородка и проводит большим пальцем по нижней губе. — Тебе давно пора признать, что между нами есть какая-то химия. — Та химия, из-за которой мы постоянно желаем поубивать друг друга? — усмехается Джин. — Нет. Та, из-за которой мы просто друг друга желаем. Руки Намджуна перемещаются на поясницу Джина, ласково её поглаживая. Он смотрит ему прямо в глаза, будто ожидая согласия. Сокджин снова опускает взгляд. Он чувствует, что хочет тоже, нужно лишь отпустить себя, совсем как в прошлый раз. Почему этот альфа снова пытается подтолкнуть его на какие-то безумства? В голове опять возникает эта дурацкая мысль, в которой у него всё получается со второго раза, и Джин чувствует себя сумасшедшим, но подаётся навстречу Намджуну. Альфа подхватывает его под бёдра, и он упирается спиной в дверь, оказываясь у него на руках. Намджун с ног до головы в каплях воды. Джин с удовольствием запускает пальцы в его влажные волосы и позволяет себя поцеловать. Глубоко, страстно, до нестерпимой дрожи в теле. — Холодно, — Джин всё ещё в одних только штанах, и хочется уже встать под горячую воду, чтобы расслабиться и согреться. Он чувствует, как весь сжался. — Тогда снимай это, — Намджун опускает его снова на пол и стаскивает его штаны вместе с бельём. Джин надеется, что Намджун не поймёт, что у него течка. Таблетка как раз должна уже подействовать, прошло достаточно времени. Живот болеть перестал, а значит и смазка выделяется куда меньше. Намджун ведёт его под душ и делает воду горячее, позволяя омеге согреться. Ладони его снова ведут по обнажённому телу, вызывая приятное чувство тепла, которое зарождается где-то в груди, а потом опускается в самый низ живота, заставляя небольшой аккуратный член дёрнуться. Джин чувствует широкие ладони на своих бёдрах, талии, после они перемещаются на ягодицы, нежно их поглаживая, а губы альфы накрывают его. Решив, что назад дороги уже нет, да и изображать невинность бессмысленно и глупо, он крепко обнимает Намджуна за шею, поднимаясь на носочки. Вода попадает в рот, пока они целуются, и это, почему-то, Джина смешит. Он хихикает, продолжая ласкать чужие губы, а Намджун на это лишь сильнее сжимает его задницу, словно намекая, что ещё немного, и ему будет не до смеха. Сокджин запрокидывает назад голову и закрывает глаза, подставляя лицо под струи тёплой воды, а альфа перемещает губы на его шею, иногда покусывая или облизывая чувствительную кожу. Пальцы проникают в него, срывая с губ нетерпеливый стон. Джин знает, что это не то, чего ему хотелось: это не нежный комфортящий секс в тёплой постели, с элементами массажа и зажёнными свечами, расставленными вокруг. Это быстрый перепих в душе на работе. Но даже это не становится препятствием для Намджуна, чтобы быть ласковым и внимательным с ним. Джин не знает, обратил ли альфа внимание в прошлый раз на то, что у него чувствительная грудь, но выглядит так, словно альфа это запомнил. Он уделяет ей достаточное количество времени: сначала невесомо целует, мажет губами, потом становится настойчивее, принимаясь прикусывать и втягивать соски в свой рот губами, чтобы потом поиграть с ними языком. У Сокджина уже полностью стоит, и он нетерпеливо подаётся навстречу пальцам, желая получить хоть немного больше. Он громко стонет, когда Намджун последний раз вводит пальцы максимально глубоко, а потом вытаскивает их, полностью испачканные в его смазке. — Тише, — негромко смеётся Намджун, прижимаясь губами к его скуле. — Я хотел бы слушать твои стоны, если бы мы были здесь одни. Но я не хочу, чтобы мы подмочили твою репутацию. Постарайся быть как мышка. Обняв Джина за талию, он заставляет его прижаться спиной к стене и перехватывает одну его ногу под коленкой, создавая отличный угол для проникновения. — Готов? — Да, — Сокджин выдыхает, утыкается носом в его шею и чувствует, как в него входит головка. Легко, но Намджун всё равно не спешит, двигаясь плавно. Войдя наполовину, он подаётся назад и снова приближается, вводя член глубже. Сокджин дуреет от заполненности и с трудом сдерживает стоны наслаждения. Он обхватывает шею альфы крепче и кусает куда-то в сгиб, только бы не быть громким. Намджун начинает двигаться быстрее, входя не слишком глубоко, но создавая нужное трение, от которого у Джина подкосились бы ноги, если бы Намджун не держал его так хорошо. Сокджину тоже хочется трогать, и он спускает ладони на сильные плечи, с удовольствием оглаживая рельеф и наблюдая за тем, как перекатываются мышцы, поддерживающие его тело практически на весу, ведь он уже стоит на носочке одной ноги. — Глубже, — просит омега, и Намджун начинает входить медленнее, но на всю длину. После ещё нескольких минут плавных, но глубоких толчков, Намджун выскальзывает из его тела разворачивает Джина к нему спиной. — Обопрись, — Намджун кладёт ладонь на его спину и заставляет прогнуться, любовно оглаживая вмиг округлившиеся для него ягодицы. Нагладив их вдоволь, он снова берёт в руки член и, проведя им несколько раз по влажному отверстию, входит до конца. Сокджин прикусывает ребро ладони. Руки Намджуна перемещаются на грудь омеги, оглаживая её и сжимая пальцами соски, и Джин готов поклясться, что не вспомнил бы сейчас своего имени, так хорошо ему в руках альфы. Намджун начинает ускоряться спустя какое-то время, и Сокджин понимает, что тот готов кончить. Он и сам уже на пределе, а мысль о том, что ещё немного, и Намджун заполнит его до конца, доводит его до оргазма, и он не сдерживает стона, изливаясь на стену душевой. Толчки становятся ещё сильнее и размашистей, пока Намджун не замирает в нём, кончая внутрь. Джин чувствует, что он хочет выйти, но не даёт ему покинуть тело, сжав в себе и перехватив ладони, покоящиеся на его груди и животе. Намджун утыкается лбом в его влажный затылок и шумно дышит. Когда внутри начинает увеличиваться узел, Джин чувствует себя разомлевшим и счастливым. Тело словно слабеет, но Намджун его подхватывает и удерживает крепче, теперь уже сам не позволяет соскочить с его узла. Шеи Джина касаются тёплые губы, и он улыбается от того, как заботливо это ощущается. Где-то вдалеке слышится звон мобильного. Сокджин знает, что это его рабочий телефон. Он перезвонит потом, когда немного отойдёт от случившегося только что, а узел альфы не будет так давить, выплескивая в него больше и больше спермы. Как только телефон прекращает звонить, селектор издаёт шум, после чего раздаётся искажённый голос одного из медбратьев: «Доктор Ким Сокджин, подойдите, пожалуйста, в третью смотровую». Джин дёргается, словно забыв, в каком положении сейчас находится, но Намджун его снова прижимает к себе, положив одну ладонь на низ его живота: — Тише, не оторви мне член, — улыбается он. — Они подождут ещё немного. Намджун слегка проталкивается ещё, срывая с губ омеги ещё один стон. Сокджину приходится снова замереть в его руках. Он подумает о делах потом.