St. Mary's Hospital

      Чимин чувствует боль внизу живота и неприятную сухость во рту. Хочется почистить зубы и попить. Голова тяжёлая, веки словно налиты свинцом. Он медленно приоткрывает глаза и смотрит в потолок. Кажется, до этого он уже просыпался, но почти сразу без сил отключился снова. Наверное, это было ещё в реанимации.       В палате полумрак. Он с трудом поворачивает голову к окну и видит, что за ним уже стемнело, значит, он проспал большую часть дня. Хочется привстать, но больно двигаться, и всё так же кружится перед глазами, как в прошлый раз, когда он очнулся.       Рукой, той, в которой нет мешающегося венозного катетера, он касается живота: слева, в самом низу, приклеен широкий послеоперационный пластырь, закрывающий шов. Он тихо вздыхает и снова прикрывает глаза. Наворачиваются слёзы. Он пытается их сморгнуть, зажмуривается, но они только катятся вниз и капают на подушку.       Тихонько приоткрывается дверь в палату. Чимин распахивает глаза.       — Проснулся? — гостем оказывается Юнги. Он входит в палату, прикрывает дверь за собой и двигает стул поближе к постели Чимина. — Как ты себя чувствуешь?       Альфа смотрит так обеспокоенно, что у Чимина щемит в груди.       — Лучше, наверное, — хрипит он и тихо всхлипывает, быстро убирая пальцами влагу под глазами. — Как всё прошло?       — Трубу одну тебе удалили, кровотечение остановили. Шов небольшой, посмотришь потом сам. Доктор Ли хорошо постарался. Если бы раньше всё сделали, может, обошлись бы меньшими потерями. Спасли бы трубу. Мне очень жаль.       — Сам виноват. Тянул до последнего.       — Ты знал о беременности?       — Я догадывался. Записался на завтра в консультацию. Немного ныл несколько дней живот, ночью появились боли. И вот…       — Почему не пришёл сразу? — ворчливо спрашивает альфа, смотря на Чимина с укором.       Чимин опускает глаза.       — Ладно, не переживай, — Юнги берёт его ладошку в свои руки и успокаивающе поглаживает её. — Самое плохое уже позади. Вторая труба есть, ты ещё сможешь забеременеть в будущем. Нужно только беречь себя и регулярно обследоваться. И если ты решишь потом родить второго ребёнка, то пусть он будет запланированным.       — Из-за чего это вообще произошло?       — Разные причины бывают. Даже твой сумасшедший график может быть тому виной. Ты же толком не отдыхаешь, работаешь ночами постоянно. Ночная работа очень влияет на организм, Чимин. Может, тебе больше не брать столько подработок?       — Не могу, у меня же Минки, сам понимаешь.       — Но ты сейчас не один, должно же быть полегче.       Юнги явно намекает на Хосока, но Чимин настолько привык полагаться только на себя, что не может даже представить, как бывает по-другому. Альфы сегодня есть, а завтра их нет, а Минки с каждым годом нужно всё больше. Уже и школа не за горами, а там деньги только так будут разлетаться. Не может же он повесить на кого-то обеспечение собственного ребёнка.       — Хосок заходил?       — Конечно, заходил, — кивает Мин. — Сидел у тебя перед уходом, потом поехал за Минки.       — Минки потеряет меня, наверное. Надо позвонить им. Мои вещи здесь?       — Сокджин отдал их мне, я убрал в свой сейф в кабинете.       — Принесёшь мне их?       — Конечно.       Телефон Юнги ему заносит немногим позже, когда уже собирается уходить с работы домой. Он обещает, что о Чимине хорошо позаботится ночная смена, а он навестит его завтра утром, как только придёт на работу, и посмотрит, как заживает шов.       Чимин, как только Юнги уходит, спешит набрать Хосоку. Он невероятно сильно переживает за Минки, который точно не был готов к тому, что однажды папа просто не заберёт его от няни. Вместо папы придёт человек, который хоть и знакомый, но даже вполовину не такой родной и «свой». Минки ещё не слишком привык к альфе, хоть тот и старается.       Хосок отвечает после первого же гудка, и Чимин облегчённо улыбается, когда слышит на фоне беззаботную болтовню сына. Это вселяет надежду, что он не слишком расстроен и не напуган.       — Отвлекись, эй, папа звонит, — слышится голос альфы и какое-то шебуршание. — Алло, Чимин?       — Привет, — выдыхает омега. Он так счастлив его слышать.       — Как ты? Давно проснулся? Как себя чувствуешь?       — Недавно проснулся. Чувствую себя раздавлено. Погано.       — Голос совсем слабый, — грустно замечает альфа.       — Как Минки?       — Полный порядок. Хочешь поболтать с ним?       — Очень хочу.       В трубке снова слышится возня, Хосок просит ребёнка на минуту отложить игрушки и взять телефон. Спустя секунды слышится детский голос:       — Папа?       — Привет, родной. Чем ты там занимаешься? Тебе весело?       — Угу. Хосок купил мне большую машину, филиветовую, вот такую, — Минки, видимо, начал жестикулировать руками, словно Чимин его может видеть. — И пиццу огромную! Мы такую никогда не ели, папа! Вот такая большая, и мы её всю съели!       Чимин хочет посмеяться с того, как за полдня его отсутствия уже разбаловали его ребёнка, но не может этого сделать, потому что адски больно. Остаётся только улыбаться, представляя, каким довольным выглядит его сын, ведь папа никогда не разрешает ему есть пиццу на ужин. Всегда только что-то традиционное и полезное, чтобы потом не болел живот.       — А ты когда придёшь, пап? Я тебе оставил кусочек пиццы. Хосок сказал, что ты заболел. Значит, тебе нужно хорошо кушать.       — Спасибо, малыш. Я постараюсь вернуться поскорее. Ты же побудешь немного с Хосоком?       — Угу.       — Я люблю тебя, медвежонок. Дай Хосоку телефон, пожалуйста.       Минки что-то лепечет альфе, Чимин не разбирает его слов, после чего из динамика снова слышится голос Хосока:       — Мы завтра к тебе вместе придём. У няни выходной. Я в день работаю. Придётся Минки взять с собой. Ты в игровой его обычно оставляешь же?       — По-разному. Иногда он в кабинете у Джина или Юнги сидит рисует или играет, иногда в педиатрии в игровой под присмотром нянь.       — Ладно, разберёмся. Это не проблема. Главное, ни о чём не переживай и выздоравливай. Я справлюсь с Минки.       — Ага, разбалуешь его, — с улыбкой ворчит Чимин. Что ни говори, а ему всё равно приятно, что его альфе становится небезразличен его сын.       — Честно, я ничего лучше пиццы не придумал. Я спросил у Минки, ест ли он пиццу, и он сказал, что обожает её.       — Ну, ещё бы он ответил по-другому. А вообще, в соседнем доме держит щиктан один альфа, там очень вкусно готовят. Мы часто у него берём готовую еду домой, Минки она нравится.       — Хорошо, я возьму на заметку. Ты, наверное, всё ещё хочешь спать?       — Да, глаза слипаются. Но поговорить с тобой тоже хочу.       — Тебе лучше побольше спать сейчас. Набираться сил. Наговориться ещё успеем.       Чимин зевает и решает всё же послушать альфу. Спать действительно хочется. Он делает пару глотков воды, принесённой Юнги перед уходом, и пытается удобнее устроиться на подушке, тихо шипя от боли. Он очень надеется, что уже завтра его головокружение пройдёт, а боль станет меньше, и он сможет хотя бы ходить до туалета самостоятельно, потому что пи́сать в судно просто ужасно. И хоть он прекрасно знает, что у него нет выбора и что это вовсе не унизительно, ведь он пациент, перенёсший операцию, но чувство слабости ему совершенно не нравится. Он слишком привык быть во всём сильным.       Он просыпается несколько раз ночью, то снова от жажды, то от того, что опять хочется в туалет, потом подолгу не может уснуть, смотря в потолок и размышляя о случившемся, создавая в мыслях разные варианты событий и пытаясь их прожить. Под утро, измотанный переживаниями, он засыпает крепко и не слышит, как до начала рабочего дня к нему заходит Хосок, гладит по бледной щеке и оставляет мягкий поцелуй на его губах. Не слышит, как Юнги позже приводит Минки, шёпотом отвечая на сотню его вопросов о том, чем болеет папа и почему он так долго спит, ведь уже давно наступило утро.       Когда он просыпается окончательно, то сразу чувствует, что в палате не один. Он различает тихий голосочек сына, кому-то что-то шепчущий, и торопится найти ребёнка взглядом.       — Вот этот тоже красивый, — Минки перебирает десятки различных браслетов на тоненькой руке омеги-подростка, который сидит на стуле рядом с окном, со скучающим лицом в одной руке листая телефон, а вторую протянув ребёнку. В подростке Чимин узнаёт Союна, сына Юнги, и удивляется, не понимая, что тот здесь делает.       — Возьми, если хочешь, — безразлично отвечает омега мальчишке, у которого глаза горят и разбегаются от количества и разнообразия побрякушек. Ещё бы, у папы такого не найдёшь. Чимин носит максимум серьги в ушах, иногда цепи, но почти никогда браслеты и кольца, потому что они мешают работать.       — Можно? — округляет глаза Минки и принимается считать на пальцах. — Это же… это же целых два! Один и один!       Голос Минки с каждым словом становится всё громче, и Союн шикает на него, поворачиваясь к постели Чимина и ойкая, встретившись с ним взглядом.       — Здравствуйте.       — Привет, — чуть сведя к переносице брови, здоровается в ответ Чимин. Его голос звучит всё ещё тихо, и он пытается немного прокашляться, придерживая рукой шов, чтобы сильно его не тревожить.       — Папа! Я так ждал, когда ты проснёшься! — кидается к его постели сын, позабыв про браслеты на руке своего нового знакомого. — Я сказал Юнги, что никуда не уйду!       Минки пытается залезть на больничную постель, но Союн придерживает его сзади за лямку джинсового комбинезона.       — Он не хотел уходить, и отец попросил посидеть с ним немного. Его срочно вызвали куда-то, — обьясняет Союн, неловко потупив взгляд.       — Ясно. Спасибо, что посидел. Минки бывает вредным.       — Смотри, что Союн подарил мне, смотри! — сын вытягивает руку и хватается завязанной на маленьком запястье цветастой фенечкой.       — А ты сказал спасибо?       Минки озадаченно замолкает, смотря то на браслет, то на Союна:       — Спасибо, — пристыжено выдаёт он в конце концов.       — Да не за что. Какой ты ещё хотел? — отвечает подросток.       — А можно?       — Можно, — Союн протягивает свою руку ребёнку.       Минки внимательно разглядывает, пока не находит тот браслет, который ему понравился, и показывает на него пальцем. Союн ловко его развязывает и отдаёт мальчишке.       — Союн, не стоило… — начинает Чимин.       — Я их сам плету, это несложно. Мне ничего не стоит.       В плату входит Юнги, на ходу снимая стетоскоп с шеи и засовывая его в карман халата. Он останавливается в проходе, замечая, что Чимин уже не спит, а Союн и Минки сели к нему поближе.       — Ты уже проснулся?       — Знал бы, что здесь такая компания собралась, проснулся бы раньше, — улыбается Чимин.       — Ну, я пойду? — встаёт со стула сын альфы.       — Спасибо, что посидел с Минки, — Юнги обнимает сына за плечи и целует в макушку. — Если что-то ещё нужно будет для поездки, то просто позвони, хорошо?       Союн кивает, бросает быстрое «до свидания» и выскакивает за дверь, оставляя их втроём.       — Союн уезжает куда-то? — любопытствует Чимин.       — В школьную поездку. По новым правилам требуют разрешение от обоих родителей. Союн приносил бумаги из школы, которые нужно подписать.       — Я смотрю, ваши отношения прям тёплые, — омега улыбается и вплетает пальцы в отросшую волнистую челку Минки, который пристроился у него под боком.       — После его дня рождения, да. Началось всё с подарка, как-то это сблизило нас. Так что можно считать, что это отчасти твоя заслуга. Ты классный папа, Чимин.       — Я уверен, что ты тоже отличный отец, иначе бы твой сын к тебе не тянулся.       Юнги неуверенно пожимает плечами. Он уже собирается уходить, чтобы отвести Минки к Сокджину, который скоро пойдёт на обед, как в палату заглядывает Хосок. Юнги ждёт, пока ребёнок поцелует папу в щёку, и вдвоём они уходят, оставляя Хосока и Чимина наедине.       — Мин отсюда хоть иногда уходит? Как ни приду – всегда он здесь. В акушерстве и гинекологии нет работы? — альфа прикрывает за ушедшими дверь и приближается к Чимину, чтобы наклониться и поцеловать его.       — Хосок, — предостерегающе одёргивает его омега. Ему порядком надоела уже эта тема, в которой альфа цепляется к Юнги, дай только повод. — Мне казалось, мы это обсуждали. Возможно, даже не раз.       — А Минки он куда забрал?       — К Сокджину. Минки тоже ревновать будешь?       — Я не ревную. С чего ты взял?       — А что ты делаешь?       — Просто говорю, что Юнги уделяет тебе слишком много внимания.       — Он пытается помочь.       — Но у тебя хватает помощников.       Чимин замолкает, прерывая эту перепалку. Он отворачивается к противоположной стене, показывая, что не намерен продолжать в таком ключе беседу. Меньшее, чего ему сейчас хочется, это выяснять отношения.       Хосок, немного помолчав, двигает стул ближе к его постели, берёт его ладошку и касается её губами.       — Прости, я не хотел расстроить тебя. Забудь, что я сказал.       — Давай закроем эту тему раз и навсегда?       — Хорошо. Прости, ещё раз, — Хосок наклоняется к нему и тише добавляет: — я люблю тебя.

***

      Сокджин возвращается после работы домой и первым делом идёт на кухню, чтобы выпить очередную таблетку. Второй день течки вдруг оказался тяжелее, чем первый, хотя Джин был уверен, что после секса его вообще отпустит, как часто бывало. Однако по пути домой снова поднялась температура и заныл живот, поэтому он мечтал поскорее добраться до квартиры. Всё, чего ему хотелось — выпить таблетку, избавляющую от симптомов течки, принять душ, съесть вкусный ужин, который он закажет сейчас из ресторана, и провести вечер в мягкой постели за просмотром какого-нибудь фильма.       Выдавив последнюю капсулу из конвалюты, он кидает опустевшую упаковку на стол и проглатывает лекарство. Скоро должно стать легче. Он касается собственного лба ладонью — горячий. Наверняка и щёки красные. Уверенный, что душ поможет почувствовать себя лучше, он решает быстро заказать доставку еды, а потом отправиться в ванную. Как раз у него будет время до приезда курьера.       Расстёгивая сорочку по пути, он направляется к дивану, захватив мобильный из кармана пальто, висящего на вешалке у входной двери. Плюхнувшись на мягкую поверхность, он ёрзает по ней ягодицами, пытаясь найти наиболее удобное положение. После вчерашнего он всё ещё чувствует себя слишком растянутым, и это дискомфортно.       Проходит всего лишь минут пять после того, как он нажимает кнопку «оформить заказ», и быть не может, что его жареную медовую курочку привезли так быстро. Он накидывает на себя сорочку, которую уже успел снять, и запахивает её на груди прежде, чем подойти к двери и посмотреть, кто пришёл. К его огромному удивлению, за дверью оказывается Намджун.       Пока Сокджин растерянно думает, зачем тот пришёл и что ему здесь понадобилось, Намджун нажимает на дверной звонок уже во второй раз. На долю секунды закатив глаза от его нетерпеливости, Джин приоткрывает дверь совсем немного, едва показываясь в проёме, планируя только узнать у альфы, что ему нужно, и быстро выпроводить.       — Привет? — улыбается Намджун, являя Джину свои ямочки.       — Привет. Что случилось?       — Ничего не случилось, с чего ты взял?       — Зачем тогда ты пришёл? Ты что, из самого госпиталя за мной ехал?       — Почти. Ещё заезжал за шоколадом, — Намджун поднимает руку, в которой держит несколько шоколадок в розовой обёртке.       — Кит-кат с сакурой? Где ты его взял в это время года? — Сокджин приподнимает бровь, делая вид, что совершенно не тронут тем, что Намджун до сих пор помнит, какой батончик он любит больше всего. И ведь его нигде не достать раньше апреля.       — Нужно знать места, — хмыкает довольно альфа. — Пустишь?       — Намджун, я собирался поужинать, помыться и лечь спать, — устало говорит Джин, всё ещё держа рукой дверь.       — Я с удовольствием с тобой поужинаю, помоюсь и лягу спать, — с хитрой улыбкой Намджун слегка склоняет голову набок и кладёт ладонь на дверь, плавно на неё нажимая.       — Слушай…       — Давай всё потом, — воспользовавшись тем, что Джин на секунды ослабил внимание, подбирая слова, альфа открывает дверь и заходит, сразу привлекая растерявшегося Джина к себе.       — Намджун, я серьёзно, — Джин кладёт ладони на его плечи, желая сдержать, но Намджун надвигается, обнимая его за талию, и омега оказывается прижатым к стене, а входная дверь за ними захлопывается. — Езжай домой.       — Тебе ещё не надоела эта игра в кошки-мышки? — Намджун не спеша проводит носом по его скуле, из-за чего Джин выдыхает и прикрывает глаза. Он приятно пахнет. Успокаивающе, защищающе, как и положено альфе рядом с омегой. — Ты то сам идёшь в мои руки, то снова отталкиваешь. Может, пора уже признаться, что мы друг другу небезразличны и между нами кое-что есть?       — Ты заблуждаешься.       — И почему же?       — Мы слишком разные.       — Глупости.       Ладони Намджуна забираются под рубашку Джина, ложась на обнажённую горячую кожу, а полы сорочки омеги распахиваются. Альфа нежно прикасается губами к щеке, делает несколько маленьких поцелуев, после чего находит его губы и, не получив сопротивления, целует.       Сокджин снова позволяет, хватаясь за лацканы классического темного пальто альфы. Намджун прижимает его к себе ближе, и омега тихо стонет, когда его пылающая кожа соприкасается с холодной тканью.       — Ты горячий, — говорит Намджун, оторвавшись от его губ. — Хорошо себя чувствуешь?       — Отлично. Просто я очень секси. Очень горячий.       Намджун тихо смеётся и снова его целует, проходясь ладонью по ягодице и перехватывая омегу поперёк поясницы, не выпуская из своих объятий. Рубашка Джина тем временем съезжает вниз по его плечам, а альфа всё ещё стоит в верхней одежде.       Их прерывает звонок в дверь, и Сокджин говорит, что это привезли ужин. Сам он отворачивается, натягивая рубашку обратно, а Намджун открывает дверь курьеру и расплачивается с ним своей кредиткой, которую достаёт из внутреннего кармана.       — Пахнет божественно, — комментирует альфа, заглядывая в пакет. — Что у нас на ужин? Курочка?       — Медовая, — бурчит Джин, сложив руки на груди.       Намджун ставит бумажный пакет на комод, туда же, куда сложил шоколадные батончики, и принимается раздеваться.       — Мы ужинаем, и ты уезжаешь к себе домой, — говорит Джин, ткнув Намджуну в грудь.       Решив, что стесняться уже нет смысла, Сокджин направляется к шкафу и начинает переодеваться в домашнюю одежду, выбрав футболку и простые короткие шорты, вроде спортивных.       Намджун, не отрывая от омеги взгляда, несёт пакет к небольшому обеденному столу, расположенному в кухне.       — Я определённо останусь, — он скользит взглядом по длинным ногам Джина, пока тот идёт прямо к нему.       — Не думаю. Ешь и вали.       Джин поворачивается к гарнитуру и открывает один из выдвижных ящиков, чтобы достать палочки. Намджун настигает его сзади, снова захватывая в кольцо рук.       — Хватит уже быть таким вредным. Скажи, тебе вчера было хорошо?       Сокджин сжимает палочки в руке, смущённо замявшись. Он не думал, что Намджун поставит вопрос так прямо, а ему придётся что-то отвечать. Сказать «нет» — значит соврать. Сказать «да» — развязать альфе руки.       — Молчишь. Я знаю, что было. Тебе понравилось, — ладонь Намджуна ложится на его живот, поглаживая его в самом низу, а губами в это время он касается затылка омеги. — Мне тоже с тобой было хорошо. Ты потрясающий.       — Садись уже, ешь, Казанова, — толкает его локтем Джин. Намджун улыбается.       Джин, конечно, знал, что и этот вечер закончится в постели, что он снова окажется в объятьях Намджуна, позволит ему делать все эти будоражащие вещи, с которыми, как оказалось, нравится экспериментировать альфе.       Всё началось прямо за столом, после того, как они доели жареную курочку и выпили по маленькой банке пива. Джин и не помнит, как оказался сидящим на столе, сжимая бёдра альфы своими ногами и отвечая на его поцелуи. В какой-то момент он думал, что глупо спалился своей течкой, когда Намджун заметил на столе знакомую синюю конволюту, которую не спутать ни с какой другой, но Джин довольно убедительно отмахнулся, что всё уже закончилось. И Намджун поверил, продолжив его ласкать прямо на кухонном столе.       После они переместились в постель, где Джин опять позволил вертеть себя, как альфе вздумается, меняя одну позу за другой. Его температура давно снизилась, но внутри всё по-прежнему горело, и он был уверен, что причина этому то, что он действительно очень хотел Намджуна, почувствовать его в себе и получить столь необходимую ласку.       Джин кончил дважды, прежде чем почувствовал узел Намджуна. Снова в груди разлилось тепло вместе с мыслью о том, что его течка всё ещё продолжается, и прямо сейчас в нём альфий узел, а значит, у него ещё больше шансов зачать малыша. Разморенный сексом и этой мыслью, он гладит руку Намджуна, лежащую на его животе, и млеет от поцелуев, которые альфа оставляет на его голом плече. Иногда он шевелится, и узел трётся о чувствительные стенки. Омега тихо стонет, а член снова начинает увеличиваться, реагируя на приятные ощущения внутри. Намджун не обделяет его вниманием, спускает ладонь с живота на орган, обхватывает его ладонью и начинает двигать рукой, постоянно меняя амплитуду. К тому моменту, как спадает узел, Джин кончает снова.       — В душ пойдём? — интересуется Намджун, вытирая салфеткой ягодицы Сокджина.       — Угу, — мычит Джин.       — Ты засыпаешь что ли? — улыбается Намджун и поворачивает омегу лицом к себе.       — Я толком не спал ночью.       — Ночь ведь вроде неплохая была в отделении? — снова разведя его коленки, альфа вытирает промежность, пока ничего не засохло.       — Это вы можете прилечь и поспать. А у меня есть куча других дел, — зевает омега.       — Хочешь, я помою тебя и ты ляжешь спать?       — Хочу.       — Сейчас тогда, только наберу тебе ванну.       Намджун поднимается с постели, относит грязные салфетки в мусорное ведро и возвращается, чтобы натянуть трусы. Сокджин остаётся лениво лежать голым на грязных после секса простынях.       Он уже почти проваливается в сон, не дождавшись ванны, как в двери звонят. Джин, наполовину спящий, открывает глаза. Из ванной выходит Намджун, вытирая влажные руки полотенцем:       — Ты кого-то ждёшь?       — Вроде нет, — хмурится Джин, принимая сидячее положение и прикрываясь одеялом.       — Ладно, гляну, кто там.       Намджун направляется ко входной двери, а Джин ищет взглядом своё нижнее бельё, не помня, на каком этапе он остался без него. Может, оно осталось ещё рядом с кухонным столом?       — Это Тэхён, — говорит Намджун и тянется рукой к ключу, чтобы открыть.       — Не открывай! — шипит Джин, но слишком поздно.       Намджун распахивает дверь перед другом.       Возникает немая сцена. Тэхён с ног до головы оглядывает полуголого Намджуна, стоящего в одних только трусах, потом переводит взгляд за его спину, где в противоположном конце студии на постели сидит сконфуженный Сокджин, завёрнутый в одеяло, и снова возвращает внимание на лучшего друга:       — Даже знать не хочу, что ты тут делаешь, — ровно говорит Тэхён.       — Я тебя не ждал, — подаёт голос Джин, подтягивая ещё выше одеяло и продолжая краснеть.       — Да я к Чонгуку вообще ехал. Решил заскочить к тебе, всё равно по пути. Я думал, он в госпитале сегодня, а его нет, и на звонки не отвечает.       — Он пришёл утром с температурой и кашлем, я отправил его домой. Думал, ты знаешь.       — Я понятия не имел, — удивляется Тэхён.       — Слышал, у них там сломалось дома что-то, вода не поступает. Югём вчера жаловался.       Тэхён выглядит ещё более озадаченным.       — Думаю, Чонгук просто спит, поэтому и не отвечает. У него температура была почти тридцать девять. Я таблетками его напоил и вызвал ему такси до дома.       — Ладно, — выдыхает Тэхён. — Поеду тогда к ним домой.       — Давай, езжай, — усмехается Намджун, словно желая побыстрее выпроводить друга за дверь.       Тэхён, уже стоя в проёме, оборачивается, одаривая друга прищуренным взглядом, и только потом выходит.       — Брат у тебя та ещё курица-наседка, — говорит Намджун, закрыв за Тэхёном и возвращаясь обратно к омеге.