St. Mary's Hospital

      Минки не приходится как обычно с трудом поспевать за вечно бегущим папой — Чимин, в кои-то веки, сам еле плетётся, как раз на одной скорости с сыном. Прошло больше недели от момента его выписки из стационара и почти три недели со дня операции, и шов заживает вполне себе хорошо, но быстро ходить, поднимать что-то тяжелее собственной сумки он всё равно пока не может. В то же время, он считает себя уже способным выполнять свои обязанности старшего медбрата, включающие, в большинстве своём, различную бумажную волокиту, работу с документами и средним медперсоналом. Именно поэтому на приём к Юнги он идёт в приподнятом настроении, уверенный, что его, наконец, выпишут.       Чимину, безусловно, нужно было это время. Он успел отдохнуть, окружённый вниманием и заботой близких людей, провёл достаточно времени с ребёнком, который радовался этому не меньше него, и, что тоже немаловажно, сэкономил на няне. Так все эти полторы недели они и просидели дома. Однако негативные стороны в этом тоже были: страховых выплат по больничному листу было недостаточно. У него, конечно, есть небольшие сбережения, но их он не трогает ни при каких обстоятельствах. Откладывает всё на университет для Минки. Кто знает, какую профессию решит выбрать его сын. Чимин хочет быть готовым помочь.       Накануне вечером его настроение испортил бывший, которому он сдуру решил позвонить и поинтересоваться, не желает ли он помочь своему ребёнку деньгами. Разговор вышел не самым приятным — отец Минки надавал пустых обещаний, заверяя, что заедет к ним, когда будет в Корее. Одно радует: сам Минки особо не вспоминает о нём, потому как не привык к его вниманию.       Ещё один неприятный момент: свидетелем телефонного разговора стал Хосок, приехавший к ним с несколькими пакетами продуктов. Чимин знал, что будет ссора — альфа отказывается понимать его рвение к независимости, принимая это на свой счёт и начиная закипать каждый раз, когда Чимин отказывается от финансовой помощи. Неудивительно, что его злит, когда омега звонит с такой просьбой бывшему парню, пусть и отцу своего ребёнка. Что же касается самого Хосока, то деньги — это последнее, что станет брать Чимин у мужчины, с которым его не связывают никакие юридические обязательства друг перед другом в виде брака или общих детей. Да, они вместе, они встречаются, Хосок здорово помогал с Минки, пока он лежал в госпитале после операции. Но это не то же самое. Он не будет ни у кого сидеть на шее. Он не любит принимать помощь даже от родителей, которые нет-нет да впихнут ему несколько купюр «для внука», когда они приезжают к ним погостить.       Вчерашняя ссора, к счастью, быстро улеглась. Они оба слишком упрямые, но учатся брать себя в руки и сглаживать конфликты. Вечер, в целом, прошёл идеально: Чимин уложил сына спать и юркнул под бок к Хосоку, с которым процеловался потом до глубокой ночи, болтая о том о сём.       В госпитале жизнь кипит, идёт своим чередом. Здесь ничего день ото дня не меняется: в приёмном покое суетится смена, пациенты задают миллионы вопросов медперсоналу, снисходительно улыбающемуся и заверяющему, что к ним вот-вот подойдёт доктор. Туда-сюда возят каталки с больными и без; периодически раздаётся по отделению чей-нибудь голос из громкоговорителя. Чимин полной грудью вдыхает запах медикаментов, дезинфицирующих растворов, бактерицидных ламп и смеси чужих ароматов — он почти отвык от этого, сидя дома, но сейчас на его губах расцветает улыбка. Это как вернуться на родину — что ни говори, а Чимин очень любит свою работу. Да и вообще, ему очень повезло пройти конкурс именно в этот госпиталь. В профессиональных кругах он считался на порядок престижнее любого другого среднестатистического сеульского госпиталя. К тому же, среди врачей было много обладателей значимых званий, что тоже несколько их выделяло. Чимин, едва получивший образование, в своё время тоже обучался здесь у лучших, чему очень благодарен. Теперь с его послужным списком и навыками он мог бы рассчитывать на работу где угодно, хоть в частной клинике для президента. Но свой родной госпиталь он всё равно ни за что бы не променял. Многие здесь ему стали второй семьёй.       — Мы пойдём к Джину? — Минки хватается за его руку крепче, когда мимо них в сторону лифтов пролетает пустая каталка, управляемая двумя медбратьями. Ребёнок любопытно прослеживает за ними взглядом, приоткрыв рот.       — Сейчас позвоним и узнаем, где он, — достаёт он из кармана телефон. — Ты посидишь с Джином немного, пока я схожу к Юнги, а потом погуляем в парке, хорошо?       — Да!       Джин вместе с Юнги оказываются на обеде в кафетерии. Чимин, пока идёт с сыном к ним, отправляет Хосоку сообщение с вопросом, не хочет ли он присоединиться. Альфа отвечает, что скоро закончит дела и спустится.       — Джин! — Минки, только завидев омегу за столиком, отпускает руку папы и несётся к нему, едва не сшибая по дороге Тэхёна и Тэмина, несущих свои подносы к столу для грязной посуды.       — Вот паршивец, даже не заметил меня! — ворчит с улыбкой Тэхён.       — Прости его, — Чимин издаёт смешок и качает головой, прослеживая взглядом за ребёнком.       — Как ты? Как себя чувствуешь?       — Иду на поправку!       — Мы тебя уже заждались, — улыбается Тэмин, ладонью взявшись за локоть Тэхёна. — Выздоравливай скорее.       — Скоро выйду уже, спасибо, — Чимин зеркалит благодарной улыбкой и машет им рукой, продолжая свой путь к столику, за которым Сокджин и Юнги уже начали подкармливать его сына.       Минки забрался к Юнги на колени и заливисто смеётся от того, что Джин испачкал его нос фисташковым кремом от своего любимого пирожного. Одной рукой придерживая балующегося ребёнка, другой Юнги отодвигает для Чимина стул рядом с собой, на который омега с удовольствием присаживается. Слишком долго ходить для него всё ещё дискомфортно, хотя послеоперационный бандаж, безусловно, помогает.       — Привет всем, — широко улыбается он, расстёгивая пуговицы на своём пальто.       — Смотри-ка, щёки какие отъел на больничном! — Джин щипает его за одну щеку, слегка её потрепав.       — Я вообще уже не помню, когда последний раз столько времени сидел. Это явно не идёт мне на пользу, — смеётся Чимин и хлопает себя по чуть округлившимся за последнее время бёдрам.       — Тебе, кстати, может взять что-то? — Джин кивает в сторону витрин.       — Можно попить чего-нибудь тёплого, — кивает он.       — Я схожу, — вызывается Юнги.       Он забирает у омеги пальто и детскую куртку, снятую с Минки, вешает на крючок недалеко от их столика и идёт к витрине.       Чимин устало вытягивает ноги под столом и кладёт ладонь на низ живота, где под тканью бандажа скрывается заживающий послеоперационный шов.       — Ну, как ты? — придвигается ближе Джин, отдав своё пирожное ребёнку.       — Да вроде неплохо, — жмёт плечами Чимин. — Дома хорошо. С Минки столько всего сделали за это время. Доучили буквы, начали цифры учить. Съездили к дедушкам на денёк, навели порядок в игрушках и книгах. Но на работу всё равно жуть как хочется.       — Мы с тобой всё-таки неисправимые трудоголики, — хмыкает Сокджин.       Юнги возвращается с простой питьевой водой для Минки и чашкой травяного чая для Чимина, ставя её перед ним. Он как-то раньше не понимал этого вкуса, но за время нахождения в стационаре распробовал — Юнги иногда приносил ему по вечерам, когда дежурил, и они болтали в перерывах между его работой, распивая в палате Чимина чай.       К этому моменту в кафетерий подтягивается Хосок и направляется к их столику. Подойдя, он наклоняется к Чимину, оставляя на его губах быстрый поцелуй. Совершенно собственнический, а вовсе не приветственный и не ласковый. И Чимину этот поцелуй не нравится. Он с едва заметным прищуром смотрит Хосоку в глаза, когда отстраняется, но тот быстро ретируется к витрине, чтобы взять себе обед.       — Итак, — начинает Юнги, когда они снова остаются за столиком втроём, не считая Минки. — Как ты чувствуешь себя? Живот болит?       — Шов иногда побаливает, но если соблюдать все твои рекомендации, то полный порядок. И заживает вроде неплохо.       — Глянем потом, — кивает Юнги и бросает взгляд на часы. Они договаривались, что Чимин подойдёт на осмотр к двум, и время уже как раз приближается.       — Я готов выписываться. Хочу на работу.       — Нет, — категорично мотает головой Джин.       — Что «нет»? — не понимает Чимин, и они с Юнги устремляют свои взгляды на их заведующего.       — Тебе нужна реабилитация. Восстановиться после всего этого. Ты работал на износ последнее время, и всё привело к тому, что ты потерял ребёнка. Это ненормально.       — Я не терял ребёнка. Это была внематочная, — хмурится Чимин.       — Какая разница?       — Большая, Джин. Это изначально была внематочная беременность. Я в любом случае её не выносил бы.       — Да нет никакой разницы! Ты забеременел, и если бы не твой образ жизни, это могла бы быть нормальная беременность!       Чимин сжимает губы в полоску, одаривая друга тяжёлым взглядом. Ему не нравится этот разговор. Ему не нравится быть беспомощным, не нравится, когда за него решают вопросы, которые касаются его самого. Он не ребёнок, он взрослый человек. Он способен позаботиться о себе.       Рядом с ним свой поднос ставит Хосок и усаживается на соседний стул.       — О чём болтаете?       — О том, что я готов закрыть больничный лист, — отвечает ему Чимин, надеясь, что хоть Хосок его поддержит. Уж он-то прекрасно видит, что Чимин чувствует себя вполне бодро, а незначительная боль в области шва никак не помешает ему работать.       — М-м, — тянет Хосок, отправляя в рот кусочек мяса. — Не думаю, что это хорошая идея, Чимин. Ты всё ещё не можешь делать физическую работу и быстро устаёшь. Плюс долго стоять на ногах тебе тоже тяжело.       — Я говорю ему то же самое, — поддакивает Сокджин. — Он со мной спорит.       — Я выпишу его на лёгкий труд, — вставляет своё слово Юнги, и Чимин, встрепенувшись, дарит ему улыбку. — Он может работать, если хочет.       — Вот, — кивает Чимин, подтверждая каждое его слово.       Хосок, в свою очередь, бросает на Юнги прожигающий взгляд:       — Ну да, это же не твой омега перенёс внематочную беременность.       — Юнги просто трезво оценивает ситуацию, — одёргивает его Чимин. — А вы как две наседки. Я не хрустальный, ради Бога. Это нормально — выписаться через двадцать один день после операции. Мы всех наших пациентов так выписываем, если всё идёт хорошо.       — Я предлагаю эту дискуссию закончить, я всё равно ещё не смотрел Чимина. После осмотра будет ясно, может он выйти на работу или нет, — Юнги, хоть и говорит максимально вежливо и дружелюбно, но одаривает каждого серьёзным взглядом. Тема на этом закрывается.       Оставшееся обеденное время они обсуждают последние новости госпиталя, посвящая в них Чимина. Говорят, в основном, омеги, Хосок периодически бросает взгляды на Юнги, а сам Юнги развлекает заскучавшего во взрослой компании ребёнка.       Хосока вызывают в отделение, едва он успевает доесть свой бэнто, Минки забирает с собой Сокджин, а Чимин вместе с Юнги поднимаются в гинекологическое отделение.       — Спасибо, что поддержал, — Чимин заходит в смотровой кабинет. Юнги заходит следом и прикрывает за ними дверь.       Альфа улыбается уголком губ, ничего не отвечая, и показывает ему на кресло для осмотров.       — Готовься пока, — он садится за стол к нему спиной, начиная что-то записывать в его карте на ноутбуке, открытой заранее.       Чимин снимает свою свободную футболку, расстёгивает бандаж и кладёт всё в сторону, чтобы не мешалось. В кабинете свежо, и он слегка ёжится, садясь в кресло, установленное в полусидячем положении. Юнги в это время отрывается от клавиш и поворачивается к нему.       — Готов?       Омега кивает.       Юнги усаживается на стул рядом с креслом и нажимает кнопку на боковой панели, приводя спинку в горизонтальное положение.       — Немного ниже, — альфа касается пальцами пояса его брюк.       — А, конечно, — Чимин смущённо торопится развязать шнурок на своих брюках и спустить их ниже, на тазовые косточки. Мысленно он даёт себе затрещину — мог бы и сам догадаться, что живот для осмотра нужно освободить полностью, а не частично.       Ладонь Юнги в это время ложится сверху, и этот жест кажется чем-то успокаивающим, не имеющим отношения к осмотру. Его пальцы тёплые и, к удивлению, мягкие, и по коже Чимина бегут мурашки. Он опускает взгляд, наблюдая, как ладонь альфы слегка смещается и ложится на его левый бок, в самый низ, а пальцы останавливаются как раз у чуть выпирающего гребня кости. Там же и послеоперационный шов.       — Расслабься, — просит он, и только тогда Чимин замечает, что всё это время напрягал мышцы живота так, что даже шов начал побаливать.       — Хорошо, — шепчет.       Руки Юнги удивительные. Чимин готовился к боли, к чему-то неприятному, но это оказывается совсем не так. Он касается мягко, даже ласково, и то ли от его прикосновений, то ли от прохлады в кабинете, у Чимина даже соски затвердевают, что ещё больше вгоняет его в краску.       — Мне это нравится в вас обоих, — говорит вдруг Юнги. — В тебе и Сокджине. Ваша независимость.       — Правда?       Юнги кивает, перемещая пальцы на другую сторону живота и продолжая его аккуратно ощупывать.       — Альфам такое понять непросто. Хосок, вот, не понимает. Сразу записывает всё на свой счёт.       — Да, немногие мирятся с независимыми омегами, — соглашается Юнги. — Но независимость — это прекрасно. Союн растёт таким же, и мне это нравится. Хотя иногда я думаю, что в этом есть моя вина и он просто не привык полагаться на альф.       Чимин широко улыбается. Слова Юнги невероятно греют душу, и мысль, что его понимают и поддерживают, так воодушевляет.       — Я уверен, что с Союном всё совсем не так. Есть ещё время додать ему то, что ты не дал в детстве. Я не успел хорошо с ним познакомиться, но он показался мне замечательным.       — Да, — с улыбкой кивает Юнги, после чего подтягивает штаны Чимина выше и встаёт со стула, пересаживаясь обратно за рабочий стол. — Я выпишу тебя на лёгкий труд. С работой старшего медбрата ты вполне можешь справляться. Но никаких дежурств.       — Сокджин сказал мне даже не появляться в отделении, — с грустью отмечает Чимин, натягивая на себя футболку.       — Ты всё ещё можешь работать в этом отделении. Наш старший медбрат по-прежнему в декрете, и мы по-прежнему нуждаемся в твёрдой руке.       — Я с удовольствием, — сияет Чимин.

***

      После течки прошло уже несколько недель, и все эти дни Сокджин крутится как белка в колесе. Без Чимина в отделении тяжело, заменить его некем, и большую часть обязанностей старшего медбрата он взвалил на себя. Плюсом к этому шёл Минки, с которым он периодически оставался, подменяя Хосока. К счастью, Чимин уже как дней десять дома, и с плеч Сокджина сняли хотя бы ребёнка, иначе он совсем бы взвыл от загруженности. Он даже начал по Минки немного скучать, и был рад провести с ним эти полчаса, что Чимин пробыл на осмотре у Юнги.       Как только мальчишку забирают и Сокджин снова остаётся один наедине со своими делами, он позволяет себе немного расслабиться и посидеть в тишине. Облокотившись о стол, он прикрывает глаза, положив на них кончики пальцев, и тихо вздыхает.       Утром его немного подташнивало. К обеду всё прошло, будто ничего и не было, но он не может перестать мысленно к этому возвращаться. Прошло не так много времени с его течки, и он не хочет повторять прошлых ошибок, именно поэтому гонит от себя все мысли о беременности и просто плывёт по течению. Если он забеременел, то узнает об этом, когда станет очевидно. Он не хочет снова строить воздушные замки и жить иллюзией, которая потом разобьётся и больно заденет его осколками. Он просто продолжает жить своей обычной жизнью, в глубине души прося вселенную подарить ему немножко счастья.       С Намджуном всё… как обычно. Тот как и всегда не даёт ему прохода при встрече, всячески о себе напоминая и мозоля глаза, пусть они и не часто сейчас видятся, а Сокджин всё так же открещивается, не желая никаких отношений. Это похоже на затянувшуюся игру, и Джин, если честно, порядком устал. Ему сейчас не до альф. Он прекрасно осознаёт, что не видит себя в отношениях. Так зачем же самого себя насиловать?       И, как говорится, вспомни… солнышко — оно тут как тут.       Как всегда без стука в кабинет заходит Намджун. Они редко пересекались в последнее время: работы было много, их смены почти не совпадали. А рабочий график Сокджин составляет сам, да. У них толком не было времени на разговоры, да и Джин не выглядел как человек, расположенный к беседам. На него всё больше наседает начальство, от этого он становится раздражительным, поэтому с щепетильными темами к нему в отделении лишний раз никто не подходит.       — Не занят? — Намджун прикрывает за собой дверь, проходит и плюхается в кресло напротив рабочего стола Сокджина.       — Как-будто это тебя остановит, — бурчит омега. — Ты всё равно уже зашёл, — потерев пальцами глаза, он открывает их и выжидающе смотрит на Намджуна.       — Как насчёт свидания сегодня вечером? — спрашивает альфа и, не дожидаясь ответа, продолжает. — У тебя нет дежурства и завтра выходной. Можно где-нибудь поужинать, а потом поехать ко мне. Или к тебе.       — Намджун, — устало склоняет голову на бок Джин. — У нас не будет свидания. У нас не будет отношений. И секса, скорее всего, больше тоже не будет.       — Скорее всего? То есть ты неуверен?       Сокджин мнётся долю секунды: не скажешь ведь, что в случае, если он не беременный, может, и будет.       — Почти уверен.       — Как это понимать? Мы проводим вместе несколько ночей, но при каждом удобном случае ты даёшь мне от ворот поворот. Но при этом ты не исключаешь вероятность того, что мы снова переспим? — брови Намджуна разгневанно взлетают вверх, образуя небольшие морщинки на лбу.       Сокджин тихо вздыхает, собирая в кулак всё своё самообладание. Он действительно не хочет ссор. Ему не нужна эта головная боль. Только не сейчас.       — Слушай, Намджун. Это правда было здорово. Мы хорошо провели время и всё такое. Но мы давно друг друга знаем. Возможно, даже слишком давно. Я не знаю, почему ты этого не видишь или не хочешь понимать, но мы совершенно не пара. У нас не выйдет отношений. Всё, что мы делаем практически с первого же дня знакомства — это всячески цепляемся друг к другу. Мы несовместимы. Это первое, — он делает небольшую паузу, вглядываясь в лицо напротив и пытаясь понять, доходит ли до альфы смысл сказанного. — И второе. Я не хочу отношений. Они мне сейчас не нужны. Мне прекрасно одному. Мне вообще не до этого.       — Но ты даже не даёшь этим отношениям шанса! — повышает голос Намджун. — Откуда ты можешь знать, что из них ничего не получится?! Ты что, грёбаный экстрасенс?! Тебе совсем плевать на то, что между нами было?!       — Ну было и было! Что теперь, в загс идти?!       Намджун замолкает, двигая нижней челюстью и прожигая Джина взглядом, а после поднимается с кресла, продолжая смотреть ему прямо в глаза:       — То есть «нет» — это твой окончательный ответ? — его голос звучит сухо и неприятно, от чего Джину хочется покрыться своими колючками ещё больше.       Джин бегло облизывает пересохшие губы и ощущает, как снова начало подташнивать.       — Окончательный.       — Прекрасно, — Намджун разворачивается и выходит из кабинета, громко хлопнув за собой дверью.       Джин невольно вздрагивает. Намджун отдалил себя от омеги ещё больше, потому что эта вспыльчивость — ещё плюс один в список его минусов, который Сокджин держит в голове. Он не видит рядом с собой кого-то столь эмоционального и нервного, как Намджун. Зачем ему эти карусели? Ведь сколько Джин помнит, тот всегда был таким. И период времени, когда Намджун, едва выйдя из подросткового возраста, пытался за Сокджином ухаживать — отличный тому показатель. А Джин, на минуточку, был в серьёзных отношениях. Но Намджуна это не слишком останавливало. Он же как ребёнок — если чего-то захотел, то обязательно должен получить. И он обязательно будет психовать в случае неудачи.       Сокджину же хочется чего-то более спокойного и постоянного. А постоянностью, насколько ему известно, Намджун тоже не отличается. О его омегах в отделении легенды ходят. И Джин не хочет становиться ещё одним пунктом в этом чудесном списке похождений. Он уже не в том возрасте. Он семью хочет. А Намджуну ещё гулять и гулять. Им не по пути.       Не проходит и нескольких секунд, как дверь открывается снова, и на пороге возникает Тэхён:       — Это что сейчас было? — удивлённо интересуется он.       — Ничего, — Сокджин отворачивается к окну, сжимая в полоску губы.       Тэхён проходит внутрь и встаёт позади Джина, кладя руки на его плечи и принимаясь их мять.       — Ну, рассказывай. Поссорились? Расстались?       — Мы не встречаемся. Не говори глупостей.       — Но вы же…       — Ты никогда не видел людей, которые просто иногда спят друг с другом?       — Ладно, хорошо, — делает паузу альфа, будто переваривая мысль в голове. — Вы просто спите. Но ты же знаешь, что Намджун… м-м… испытывал к тебе некоторые чувства? — Тэхён отпускает его плечи и занимает кресло, в котором несколькими минутами ранее сидел Намджун. Младший брат сцепляет ладони на животе и внимательно смотрит на Джина, так, что тот чувствует себя на приёме у психолога.       — Боже, когда это было, Тэхён? Он был подростком.       — Но он пытается ухаживать за тобой сейчас. Разве нет?       — Ты это называешь ухаживаниями? — выгибает брови Сокджин.       — Ну, я не знаю, что там у вас. Мне показалось, что да.       — Ухаживания и Намджун — два противоположных по значению слова, — Сокджин закатывает глаза.       — А я думаю, что ты просто заигрался в сильного и независимого.       — Извини? — немного опешил Джин.       — Ты до такой степени привык быть одиночкой, что отталкиваешь всех. Если ты спишь с Намджуном, то он как минимум тебе нравится, но ты продолжаешь изображать неприступную скалу. Зачем?       — Ты что, заделался моим психотерапевтом? Не суй свой нос в дела старших, ясно? Сейчас бы ещё с младшим братом свою личную жизнь обсуждать, с кем я сплю или не сплю!       Тэхён молчит несколько секунд. Сокджин видит, как в его глазах мелькает печаль, объяснение которой он найти не может.       — Прости.       Джин отмахивается. Ему уже порядком надоела тема его личной жизни и всего, что с этим связано. И меньше всего ему хочется обсуждать её с Тэхёном, который, какие бы взгляды не бросал на Намджуна при любом его поползновении в сторону Сокджина, всё равно будет судить предвзято — не зря же тот уже столько лет его лучший друг.       — Всё нормально. Я просто устал. Нервы ни к черту.       Тэхён кивает и подходит к нему, чтобы обнять, прежде чем уйти и оставить его снова одного. А Джин отчего-то чувствует пустоту в груди.