***
— Так, в хирургии я по будням до пяти, плюс во вторник и четверг дежурю. Значит, в акушерстве я могу взять в понедельник ночь, в пятницу ночь и в воскресенье сутки. Как тебе? — Чимин отрывается от схематично нарисованного графика и поднимает голову на сидящего напротив Юнги. Он зашёл к нему с графиками их отделений после окончания рабочего дня и вот уже минут пятнадцать пытается прикинуть, как ему лучше взять дополнительные дежурства. Альфа на его манипуляции смотрит скептично. — То есть отдыхать ты будешь около полутора суток в неделю? Чимин, ты нормальный? — на выдохе спрашивает он, двигая к себе листы и забирая из пальцев омеги карандаш. — Нормальный, — ворчит почти обиженно Чимин. — Если у тебя будут дежурства в хирургии по вторникам и четвергам, то максимум, который я тебе позволю в акушерстве – это сутки в воскресенье. А лучше в субботу, чтобы ты успевал отдохнуть перед новой рабочей неделей. И я по субботам тоже дежурю. — Минки всё ещё в больнице, мне всё равно нечего делать дома одному! Ты просто не понимаешь! Каждый раз, когда я уезжаю домой на ночь, я просто весь вечер слоняюсь из угла в угол! Это невыносимо! — Если проблема только в этом, то я найду, чем тебя занять в понедельник, среду, пятницу и воскресенье. Чимин сокрушённо вздыхает, глядя на альфу. Его забота и волнение – это безумно приятно, но... За последние несколько недель, что Чимин почти безвылазно провёл в стенах больницы, они с Юнги очень сблизились. Они часто вместе ходят на обеды или просто пересекаются в свободные минуты, чтобы немного поговорить. Альфа много времени уделяет его сыну, развлекая всеми возможными способами и не давая загрустить. Всё это, безусловно, заставляет что-то теплеть в груди, но вместе с тем Чимин продолжает чувствовать себя по-странному неловко. — Не только в этом, Юнги. Я пытаюсь заработать деньги на реабилитацию Минки. Мне придётся работать меньше, когда его выпишут из госпиталя. Следовательно, и денег получать я тоже буду меньше, поэтому я пытаюсь хоть что-то заработать и отложить. — Я как раз по поводу реабилитации хотел с тобой поговорить, — словно вдруг вспомнил Юнги и встрепенулся. — У меня есть приятель, мы в университете вместе учились. Он работает в реабилитационной клинике и занимается детьми. Я говорил с ним о Минки, и он сказал, что без проблем возьмёт его к себе. — И... во сколько это обойдётся? — Чимин с сомнением хмурит лоб. — Ни во сколько. Тебе не нужно будет ничего платить. — Как это? — Вот так, бесплатно. Тебя вообще не должно это волновать сейчас, главное, что у Минки будет отличная реабилитация. Там очень хорошая программа и прекрасные специалисты. Минки у них быстро начнёт бегать. Просто соглашайся. — Юнги... — Чимин, поддавшись порыву, выходит из-за стола и идёт к альфе, чтобы благодарно его обнять. Иногда ему кажется, будто Юнги не понимает, как много он делает для них с Минки. Бескорыстно, за обычное спасибо. А Чимин не знает, как вообще может отблагодарить его за всю эту заботу, зная, что Юнги ничего от него не примет. — Единственная сложность – реабилитационная клиника находится в Тэгу. — В Тэгу? — Да. Тебе придётся всё-таки взять больничный по уходу за ребёнком, пока Минки проходит реабилитацию. Чимин вмиг грустнеет. С одной стороны, если реабилитация будет бесплатной, то на сэкономленные деньги они протянут некоторое время, но придется ехать в другой город. И тут два варианта – либо ему нужно будет мотаться до Тэгу и обратно дважды в день, что, несомненно, влетит ему в определённую сумму денег, либо придётся снять жильё там, чтобы без проблем проводить время с сыном, пока он на реабилитации. Одного он его там точно не оставит. Минки всё же ещё маленький. — Надо значит надо, — соглашается он. Телефон, оставленный Чимином на столе, начинает вибрировать, отображая имя Эвана на дисплее. Чимин даже хмурится, прежде чем ответить на звонок: что-то он зачастил. На прошлой неделе же только разговаривали. — Извини, Юнги, я отвечу. Зайду к тебе попозже, хорошо? Альфа согласно кивает, и Чимин выходит из кабинета, одновременно прижимая мобильный к уху. — Говори, Эван. — Привет. Ты ещё на работе? — Я теперь постоянно на ней. Что хотел? — Я тут в фойе, сможешь встретить? Или хотя бы скажи, в какой палате Минки. Чимин аж забыл, куда шёл, встав как вкопанный посреди акушерского отделения. Что это за сюрприз такой? С каких пор Эван выполняет свои обещания? За прошедшие с момента рождения Минки годы он и вспомнить не может, когда его отец бы прилетел, если обещал это сделать. Обычно он появляется неожиданно и в девяносто девяти процентах случаев оказывается в Корее по работе. Ему периодически приходится мотаться туда-обратно из Лондона в Сеул. И никогда он не прилетает, чтобы просто побыть со своим сыном. Эвана он видит сразу, как только оказывается на цокольном этаже госпиталя. Тот стоит с подарочным пакетом, в летней рубашке с дурацким цветастым принтом и с копной таких же мягких блестящих кудряшек, как у Минки. Так и не скажешь, что взрослый серьёзный человек. Чимину иногда кажется, что он так и остался в том возрасте, в котором омега его впервые повстречал. А если учесть уровень его ответственности, то точно ничего не изменилось. — Привет ещё раз, — Эван обворожительно улыбается, из-за чего его веснушчатый нос немного морщится, а на щеках появляются ямочки. — Привет. Что принёс? — Чимин немного подаётся вперёд, надеясь заглянуть в пакет. — Там подарок для Минки, — он немного раскрывает его и из него показывается чья-то плюшевая макушка. — Да ладно? А я думал, что для меня, — хмыкает Чимин. — Язва, — вздыхает Эван. — Мы идём к сыну? — Пошли. Чимин указывает в сторону лифтов, и альфа следует за ним. Пока они поднимаются на нужный этаж, он размышляет о том, как Минки сейчас обрадуется. Как бы Чимин этого не хотел, но сын уже не маленький, он помнит своего отца, спрашивает о нём. Может быть, даже скучает немного. И он точно радуется, когда тот приезжает, ещё и с подарками из Англии. Наверное, Эван для него словно какой-то добрый дядюшка, сродни Санта Клаусу, который появляется раз в году и одаривает игрушками. Может быть, для Минки это даже хорошо – он не осознаёт, что должен нуждаться в Эване, что сам Эван должен проводить с ним куда больше времени и больше участвовать в его жизни. И только Чимин всегда печалится, когда думает о том, что всё должно быть совсем не так. А Минки просто не знает, как бывает по-другому. В палату он заглядывает первым. Минки в этот момент смотрит мультфильм на оставленном Сокджином планшете и отвлекается от него сразу же, как только видит папу. — Развлекаешься? — улыбается Чимин. — А знаешь, кто к тебе пришёл? Минки заинтересовывается и откладывает в сторону планшет, который держал одной рукой. Чимин отходит и пропускает Эвана в палату. — Отец! — у ребёнка моментально загораются глаза при виде второго родителя, который, как и всегда, возник словно чудо. — Привет, ребёнок, — Эван, улыбаясь во все свои идеально отбелённые тридцать два, садится рядом с сыном, берёт его за ладошку и целует в щёку. — Смотри-ка, я тебе кое-что привёз. Чимин усаживается подальше, подпирая подбородок рукой и наблюдая за щебетанием своего бывшего над их общим ребёнком. Минки радостно смотрит подарки, которые отец достаёт из большого подарочного пакета. Он довольно ахает на каждую игрушку, теша отцовское самолюбие, и то и дело показывает их папе, чтобы тоже заценил. Чимин на это улыбается сыну. Как бы он не злился на Эвана, в моменты, когда тот приезжает и Минки становится таким счастливым, Чимин ощущает себя спокойнее и удовлетворённее. Ему нравится наблюдать за улыбкой сына, который счастлив получить столько внимания и подарков. Жаль только, что всё это закончится слишком быстро, а сколько ждать следующего такого акта великодушия – неизвестно. Эван проводит с сыном около часа: они играют, болтают о какой-то ерунде, пока у Минки снова не начинают болеть его травмированные конечности. После укола обезболивающего его быстро начинает клонить в сон, и Чимин укрывает его, поправив подушку и убрав лишние игрушки с постели, чтобы не мешались. — Ты домой сейчас? — интересуется Эван, когда они выходят из палаты и омега тихонько прикрывает дверь. — Нет, в госпитале останусь. — Ты живешь что ли здесь? — Практически, — хмыкает. — Кофе, может, выпьем где-нибудь? Идти переодеваться у Чимина нет желания, да и уходить он сегодня не собирался, планируя лечь спать в медбратской, поэтому предлагает альфе спуститься в кафетерий госпиталя. Чимин берёт себе горячий шоколад, иначе после кофе он спать толком не будет. Эван неизменно заказывает американо – другого он не пьёт. Они занимают один из столиков в полупустом кафе. Помимо них лишь несколько докторов-дежурантов, спустившихся поужинать. — Надолго ты прилетел? — интересуется Чимин. — Недели на две. Как разберусь с рабочими моментами. Чимин усмехается. Вот оно что. Просто удачно совпало попадание Минки в больницу с его командировкой. Целенаправленно к сыну он, конечно же, не ехал. — Ты говорил о реабилитации, — напоминает альфа. — Говорил. У Минки сложный перелом ноги, ему нужна будет хорошая реабилитация, чтобы он смог нормально ходить. — Хорошо. Я устрою. Мне как раз заплатят за командировку. Чимин молчит. Он, собственно, не против, чтобы этим занялся не кто-то, а родной отец его сына, которому как раз должно быть это небезразлично. Пусть хоть раз сделает что-то действительно важное и нужное. Заодно и не придётся обременять этим Юнги. Чимину, конечно, безумно приятно, что он позаботился об этом, но наглеть всё же не хочется. Юнги уже сделал больше, чем кто-либо.***
Чонгук с лёгкой улыбкой на губах печатает сообщение, сидя в тэхёновой машине по пути на работу. Альфа неотрывно следит за дорогой, иногда вздыхая и сетуя на утренние пробки. Хорошо, что они вышли из дома сильно заранее и пока могут даже не переживать о том, что опоздают. Рано тоже не приедут – судя по всему, у госпиталя будут прямо к началу рабочего дня. Солнце слепит глаза, из-за чего Чонгук почти не видит дисплей и ему приходится опустить козырёк. Он ещё как назло забыл нанести солнцезащитный крем на лицо. На телефон приходит очередное сообщение от Ыну, и он растягивает губы в улыбке, читая его. Накануне они с Тэхёном волонтёрили при церкви, Чонгук увиделся с Ыну, и они успели поболтать. Ему нравится, что между ними не появилось никакой неловкости и альфа ведёт себя как ни в чём не бывало, словно они всё ещё студенты одного университета, иногда пересекающиеся, чтобы весело провести время. Он, заметив Чонгука снова с Тэхёном, чего не было уже довольно долгое время, не удержался от любопытных вопросов. Чонгук, алея и запинаясь, признался, что всё налаживается. Поболтать долго не удалось, он ведь был не один, но Ыну продолжил разговор посредством сообщений и теперь всё утро вгоняет Чонгука в краску своими напутствиями и подбадриваниями. Ему хоть и неловко, но приятно. Эти разговоры о нём и Тэхёне... будоражат, на самом деле. — С кем ты всё болтаешь? Чонгук не заметил, что они стоят на красный сигнал светофора и Тэхён глядит на него изучающим взглядом. — С Ыну. Тэхён смотрит на него ещё несколько секунд, ровно до того момента, как сигнал меняется на разрешающий, и снова отворачивается, чтобы следить за дорогой. Взгляды он периодически всё равно бросает, но короткие, на которые Чонгук, увлечённый беседой, не успевает реагировать. В госпиталь они пребывают действительно за считанные минуты до начала рабочего дня и спешат в раздевалку, в которой уже пусто. Видимо, сегодня они одни такие опаздуны. Чонгук, переодеваясь, ещё успевает строчить ответы на сообщения. — Значит, Ыну? — будничным голосом спрашивает Тэхён, но есть в нём что-то такое, что привлекает внимание и заставляет отвлечься. — Что «Ыну»? — не понимает Чонгук, подняв на него глаза. Тэхён, продев голову в верх от хирургического костюма, указывает на его телефон: — Ну, сначала он пытался тебя поцеловать, потом ты его игнорировал, теперь ты флиртуешь с ним в сообщениях, — перечисляет он. Чонгук на секунду губу закусывает, когда понимает, как много Тэхён не знает, ведь у них с Ыну кое-что было. Но ему и не обязательно знать. Это всего лишь ошибка, он был немного не в себе. А вот тот факт, что он, кажется, его к Ыну ревнует, заставляет начать глупо улыбаться. Чонгук изо всех сил пытается спрятать идиотскую улыбку, опускает вниз голову и давит в себе желание кричать о том, что Тэхён, глупый, не так всё понял. — Чего ты улыбаешься? — У меня ничего нет с Ыну, мы просто общаемся. Как друзья. По лицу Тэхёна что-то проскальзывает: удивление, непонимание, неловкость. — Ты... тебе не нужно оправдываться. Ты не должен. Если Ыну тебе всё-таки нравится. Это здорово. Да, это прекрасно. Чонгук немного зарумянивается. Боже, он и правда начал оправдываться? И теперь чувствует себя невообразимо глупо. Как будто его кто-то спрашивал. Стыдно становится за всё: и за свои оправдания, и за дурацкую улыбку, уже стёршуюся с лица, и за подаренные другому поцелуи. Особенно когда голос и взгляд Тэхёна становятся такими печальными. Невыносимо хочется переубедить, доказать, что он всё понял совершенно неверно. — Нет, всё не так, — качает головой. Он подходит ближе и поправляет воротник халата Тэхёна, который тот придавил надетым на шею фонендоскопом. — Это правда никакой не флирт. — Всё в порядке, тебе правда не нужно... — Да не нравится он мне! — громче, чем следовало, восклицает Чонгук. Тэхён от неожиданности приподнимает брови, видимо, совсем не ожидая, что омега так яростно будет что-то доказывать. Он слегка отстраняется, от чего ладони Чонгука соскальзывают с его плеч. Чонгук, запаниковав из-за того, что альфа отдаляется, с абсолютной пустотой в голове подаётся вперёд, впечатываясь губами в чужие губы. Он едва успевает почувствовать их, сухие и изумлённо приоткрытые, как приходит осознание того, что он только что сделал. Он отрывается от губ, которые лишь слегка захватил своими, почти невесомо, и несколько ничтожно коротких мгновений смотрит на Тэхёна своими огромными глазами, слушая пульс, бьющийся в висках. Альфа глядит на него в ответ не менее растерянно, застыв в том же положении. Чонгук нервно сглатывает, на секунду опустив взгляд на губы, которые только что поцеловал, после чего как ураган разворачивается на пятках и вылетает из раздевалки. Только бы Сокджин был у себя, только бы скрыться поскорее в его кабинете, иначе от стыда и страха он под землю провалится. Как же трясёт, господи! У него буквально дрожат руки от количества адреналина в крови. Что он вообще только что вытворил? Вот так просто взял и поцеловал Тэхёна... Как ему только в голову такое могло взбрести! А вдруг Тэхён всё ещё не отошёл от расставания с Тэмином? Вдруг больше не видит в Чонгуке омегу, который ему нравился? О чём Чонгук думал вообще... У Тэхёна на утро запланирована операция, и он радуется, когда Сокджин сразу же забирает его на обход больных. Чем больше дел, тем меньше вероятности пересечься с Тэхёном. К этому он совершенно не готов. Нет никаких моральных сил посмотреть ему в глаза и уж тем более поговорить о произошедшем. Избегать альфу целый день у него получается великолепно: сначала Чонгук на обходе с Сокджином, Тэхён в это время уходит в операционную. Когда после операции освобождается Тэхён, Чонгук уже на операции вместе с Намджуном и Югёмом. И так до самого вечера. Ближе к концу рабочего дня он усаживается в кабинете Джина и, пока тот работает со своими документами, пишет дневники больных. — Ты захлопнешь дверь, когда будешь уходить? — Сокджин, закончивший работать, встаёт из-за своего рабочего стола и принимается собирать вещи в сумку. — Да, конечно, — кивает. — Тогда до завтра. Удачно отдежурить, — Сокджин, убрав белый халат на тремпель в шкаф, улыбается ему и уходит. Чонгук оценивает взглядом проделанную работу, которую, вообще-то, уже закончил, и думает о том, что придётся выйти из укрытия. У него сегодня первое дежурство под крылом Намджуна, и не хотелось бы заставлять его искать своего ординатора по всему отделению. К сожалению, отсидеться в кабинете Джина не получится. Чонгук не знает, освободился ли Тэхён и где он сейчас находится. Возможно, он уже спустился в раздевалку и собирается уехать домой. А может, ещё сидит в ординаторской и заполняет истории. И ждёт, когда появится Чонгук, чтобы обсудить то, что произошло. Он изо всех сил надеется на первый вариант. Мысленно помолившись об этом всем существующим богам (в которых он не верит), Чонгук поднимается с кресла, задвигает его и ещё немного тянет время, наводя за собой порядок на столе. Закончив, он плетётся на выход, по пути погасив свет и погрузив кабинет в лучи закатного солнца, пробивающегося сквозь жалюзи. Рука ложится на ручку двери, чуть опуская её вниз и толкая. Он едва делает шаг вперёд, как его заталкивают обратно в кабинет, захлопывают дверь и прислоняют к ней спиной. — Ну, хоть отсюда ты не убежишь.