Чонгук загнанно дышит, различая в тусклом свете кабинета черты лица альфы и его поблескивающие глаза. Крепкая ладонь сжимается на плече чуть повыше локтя, вторая опирается на дверь прямо рядом с его головой. Он в миллионный раз сожалеет о случившемся и трясётся как осиновый лист. Боже, что он натворил? Куда полез? И что теперь будет…
Как он мог так необдуманно всё испортить?
Даже приложив усилия, он не может разобрать выражение лица альфы. Нахмуренный лоб, чуть сведённые брови, образующие зало́м на переносице. Глаза, чёрные и проницательные, смотрят будто в душу, потроша все его внутренности. Чонгук, глядя в них, словно в бездну падает. Он опускает взгляд вниз, только бы скрыться от этой тёмной пучины, в которой он только сильнее теряется и теряет самого себя.
— Ты долго собирался бегать?
Низкий голос Тэхёна звучит так… сухо. У Чонгука окончательно всё умирает внутри. Он несмело поднимает взгляд, но слова застревают в горле, и он не может вымолвить ни одного. Он до смерти напуган.
— Зачем ты это сделал? — задаёт Тэхён следующий вопрос, всё так же пронзительно всматриваясь в его лицо.
Пальцы на коже омеги сжимаются сильнее, будто требуя ответа, а Чонгук уже на грани того, чтобы позорно разреветься от собственной же глупости. Он снова смотрит в пол и сжимает губы, которые начинают дрожать.
— Если ты так и будешь молчать, то говорить буду я, — Тэхён тоже на секунды отводит взгляд, после чего снова возвращает на него. — Я себе с самого утра не нахожу места. Всё то время, что ты прячешься от меня и всеми силами пытаешься избегать, я ломал себе голову, пытаясь понять, какого чёрта сегодня произошло в раздевалке. Это какая-то игра, Чонгук? Розыгрыш? Или, может быть, ты таким способом пытаешься что-то понять для себя, например, свои чувства к кому-нибудь или что-то вроде того? Судя по тому, как ты сбежал и прятался весь день — это вряд ли было обдуманным поступком. И знаешь… это жестоко. Тебе прекрасно известно о том, что ты для меня значишь. Отлично знаешь,
кто ты для меня. И если то, что ты сделал — это всего лишь случайность, то ты сделал мне больно. Даже не представляешь, насколько.
К концу своего монолога альфа звучит всё тише, а в его голосе больше отчаяния, от которого Чонгук с ног до головы покрывается неприятными мурашками, холодом расползающимися по коже. Морозит так, будто январь, а не середина лета.
Чонгуку тоже больно. Вдруг приходит осознание, что он столько лет невольно топтался по чужим чувствам, ничего в них не понимая, что Тэхён даже не рассматривает вариант с взаимностью. Даже не допускает мысли, что он тоже может что-то чувствовать к нему. Он думает, что Чонгук настолько ужасен, что смог бы так отвратительно с ним поступить, подарив ничего не значащий поцелуй ради забавы. Глаза моментально наполняются слезами, которые совсем не получается сдержать, и они, горькие, текут по его щекам.
Хочется захлебнуться этими слезами, лишь бы Тэхён не смотрел так… так обречённо.
— Почему ты плачешь?
Он пальцем стирает его слезу, катившуюся прямиком к губам, которые Чонгук нервно кусает, словно от этого может стать легче, будто это сможет помочь ему пережить момент.
Зачерпнув лёгкими побольше воздуха, он выдыхает его медленно через рот и на выдохе тихо шепчет:
— Потому что люблю тебя.
Он облизывает губы, покрытые солёной влагой, и зажмуривается, из-за чего слёзы текут ещё сильнее. Наверное, это самый эмоциональный и сложный момент в его жизни. Ему так страшно всё потерять, страшно быть непонятым и непринятым, потому что признаться ещё раз он уже не сможет. Кажется, это его предел.
— Ты
что? — переспрашивает Тэхён, выделяя последнее слово таким тоном, будто не расслышал Чонгука. Но он прекрасно знает, что Тэхён услышал его очень хорошо.
Его рука сжимается ещё сильнее, придвигая Чонгука ближе к себе, словно с этого расстояния он не может его разглядеть, и омега болезненно морщится, потянув свою свободную ладонь к плечу. Тэхён тут же ослабляет хватку и извиняющимся жестом поглаживает место, на котором наверняка остались красные следы.
— Это было необдуманно, но… это было искренне.
Чонгук обеими руками принимается вытирать мокрое лицо с покрасневшим от слёз кончиком носа и тихо шмыгает.
— Я просто… просто поверь мне, — снова осмеливается посмотреть на альфу, и по его лицу понимает, что тот всё ещё не может осознать, что происходит. — Мне потребовалось много времени, чтобы понять самого себя… но сейчас я знаю, что чувствую на самом деле.
Не в силах больше сдерживаться, он подаётся вперёд и впечатывается в Тэхёна, обвивая его за талию и утыкаясь лицом в грудь. Не сразу, но ладони Тэхёна ложатся на его спину, принимаясь мягко поглаживать, будто утешая. Чонгук закрывает глаза, продолжая тихо плакать. Никак не получается унять поток слёз, но теперь он плачет больше от облегчения. Он наконец-то избавился от груза. И пусть ему страшно, что будет дальше, он, по крайней мере, сказал это вслух. Наверное, вся рубашка альфы влажная от его слёз, но он продолжает обнимать Чонгука. И молчать.
В кармане вибрирует телефон. Чонгук, едва отстранившись и шмыгнув носом, вынимает его из кармана. Пишет Намджун, спрашивая, куда он испарился, и велит идти в первую операционную. Приходится отлипнуть от Тэхёна. Нужно хоть немного привести себя в порядок, прежде чем показаться коллегам.
— Намджун зовёт. Мне нужно идти. Мы можем продолжить завтра этот разговор? — отойдя на полшага, Чонгук снова ладонями смахивает слёзы.
— Ты сказал всё это серьёзно? — спрашивает Тэхён.
От его вида сердце обливается кровью — на альфе лица нет. Так растерянно и потрясённо он выглядит сейчас. Чонгук кивает. Во взгляде Тэхёна что-то едва различимо меняется, разглаживается маленькая морщинка между бровей, и он тянет омегу обратно к себе, чтобы крепко обнять. Чонгук, потеревшись носом о его щёку, нежно её целует, прежде чем снова отстраниться. Ему уже пора бежать.
— Я заеду за тобой утром.
Чонгук улыбается на прощание и бежит в оперблок, где ждут только его. Он натягивает на лицо медицинскую маску — хоть красный нос и покусанные губы скроет. Его заплаканные глаза, конечно же, всё равно все замечают, но никто ничего не говорит.
Ночная смена протекает, как и всегда, куда быстрее, чем рабочий день. Закончив с одной операцией, Намджун отправляет их отдохнуть, пока нет новых привозов. Хоть уснуть у Чонгука не получается из-за шквала эмоций и мыслей, все эти думы занимают его настолько, что он даже не замечает, как засыпает под утро. Поспать, правда, долго не удаётся: его будит Югём, говоря, что привезли кровотечение, и Чонгук с трудом продирает глаза, пока натягивает поверх хирургического костюма белый халат. Поспал он минут сорок.
Когда наступает утро и смена заканчивается, он снова начинает ощущать мандраж. Тэхён присылает сообщение, что уже ждёт его на парковке, а Чонгук всё оттягивает тот момент, когда сядет в машину и останется с ним один на один. Он пока ещё не знает, как именно, но чувствует, что всё поменялось. Теперь всё по-другому. От этой мысли в груди всё словно цунами поднимает, и его накрывает этой волной страха, неизвестности и чувства всепоглощающей любви. Кажется, будто он вообще не способен чувствовать всё это сразу, в нём просто не поместится столько эмоций.
Он мог бы принять душ дома, но тянет время, отправляясь в душевые, расположенные в раздевалке. После он так же неспешно высушивает волосы, одевается. Когда настаёт пора выходить, он понимает, что на сборы ушло всего-то минут двадцать. Тэхён ещё даже ни разу его не поторопил. Делать нечего, снова избегать альфу нет никакого смысла. Ему просто нужно набраться немного мужества и выйти из здания госпиталя. Тем более, что всё, что могло произойти, уже произошло вчера вечером. Ему остаётся только плыть по течению. Хочется закурить. Он не делал этого уже так давно: с тех пор, как всё понемногу начало налаживаться. Он практически всё время стал проводить у Тэхёна, а так как ему эта вредная привычка совсем не по душе, Чонгук и не курил. Но сейчас от сигареты он бы точно не отказался. Жаль только что у него их даже нет с собой. Да и идти к Тэхёну, пропахнув табаком, не очень хочется.
— Привет, — неловко здоровается Чонгук, усевшись на переднее сиденье.
Тэхён смотрит на него так странно, как никогда раньше не смотрел, и Чонгук бы поджал свой трусливый хвост, но губы альфы вытягиваются в тёплую улыбку. Совершенно солнечную, его самую любимую улыбку. Чонгук тянется вперёд и обнимает его. И хоть в машине делать это совершенно неудобно, он всё равно сжимает альфу в крепких объятьях.
— Устал? — Тэхён, чуть отстранившись, поглаживает по его бледной щеке.
— Немного, — соглашается Чонгук, мотнув пушистыми только что вымытыми волосами.
— Куда тебя отвезти?
— К тебе домой.
— Хорошо, — снова улыбается Тэхён, будто бы мог подумать, что в такое утро Чонгук захочет в свою съёмную квартиру или куда-либо ещё. — Я купил тебе кофе.
Чонгук, усевшись ровно на своё сиденье, замечает в подстаканнике высокий прозрачный стакан с логотипом кофейни, в котором его любимый кофе со льдом, взбитыми сливками и карамельным сиропом.
— Хочешь, чтобы у меня что-нибудь слиплось с утра пораньше, — тянется он к стаканчику и тут же отпивает едва ли не половину. То, что нужно в такую жару.
Пока Тэхён снова заводит мотор, он ставит напиток обратно и пристёгивается ремнём. Всё внимание альфы переключается на дорогу, а он то и дело смотрит на него. Они оба как будто пытаются делать вид, что ничего не изменилось, и у них это прекрасно выходит. Наверное, так действительно проще. Обоим. А может и правда немногое поменялось. Они ведь были близки, всегда была нежность и забота. Только взгляды теперь дольше, и есть в них что-то, что меняет абсолютно всё.
На светофоре Чонгук протягивает стакан Тэхёну, поднеся трубочку к его рту. Он обхватывает её губами, пробуя его карамельный латте, и морщится:
— Боже, у меня сейчас поджелудочная железа откажет из-за количества сахара в твоём кофе.
— Ой, подумайте только, — издаёт смешок Чонгук. От этого дурацкого замечания становится так тепло, что Чонгук и правда понимает, что это всё ещё его Тэхён.
Всю дорогу до дома у Тэхёна умиротворённо-довольное выражение лица. Чонгук, глядя на него, тоже ощущает себя спокойно и счастливо. Они немного переговариваются о прошедшем дежурстве омеги, но большую часть времени молчат. Чонгук в этой тишине, конечно, не может не думать, и чем больше он размышляет, тем страшнее ему становится. Он начинает нервничать, страшась неизвестности, ведь он в самом деле не знает, как всё изменится теперь и изменится ли вообще. Но стоит ему посмотреть на альфу, как он вновь расслабляется.
На пороге квартиры их неизменно встречает Мик, довольный, что у людей сегодня выходной. Уж он-то успел научиться различать, когда его оставят на весь день, а когда будут дома вместе с ним. Чонгук присаживается, чтобы немного потискать пса. Он тоже успел соскучиться.
Оставив на кухне стаканчик с оставшимися на дне подтаявшими сливками, Чонгук скрывается в своей комнате, чтобы переодеться. Ему, на самом деле, не столько хочется сменить одежду на домашнюю, сколько просто дать себе пару минут. Осознание того, что вчера они не договорили, заставляет учащаться пульс и потеть ладони.
Уже переодевшись в пижаму, он тихонько выползает из своего убежища и идёт в сторону спальни альфы. К его удивлению Тэхён, тоже переодетый в пижамные штаны и футболку, расстилает постель. Чонгук застывает в дверном проёме.
— Ты будешь спать? — не удерживается он от вопроса.
— Плохо спал ночью, — альфа кивает.
— Тогда я буду спать тут.
Прошелестев босыми ступнями через всю комнату, он забирается на кровать и ныряет под одеяло, блаженно прикрывая глаза от прохлады свежего постельного белья. Секунды спустя Тэхён укладывается рядом, оказываясь на соседней подушке, нос к носу с ним. Чонгук робко придвигается ещё чуть-чуть и они соприкасаются кончиками.
— Почему ты ночью плохо спал?
— Думал о тебе.
— И… что надумал?
Чонгук, потеревшись о чужой нос, отодвигается и натягивает одеяло повыше.
— Ничего, — признаётся он. — Мне всё ещё кажется, что я не так понял тебя.
Чонгук вздыхает и снова подаётся к Тэхёну, теперь нависнув над ним. Он смотрит в ответ внимательно, ни на секунду не сводя взгляда, будто боится упустить какую-нибудь важную деталь. Омега, изучив маленькие морщинки и родинки, спускается вниз, к губам. В этот раз всё осознанно, обдуманно, и ему требуется несколько секунд, чтобы решиться: наклониться ниже, ощутить близость тепла на своих губах и накрыть ими чужие. Нежно, совсем слегка. Почувствовать мягкость губ, которые в этот раз отвечают на поцелуй. Мурашки теперь совсем другие: волнующие, трепетные, пробуждающие тех самых бабочек, что расправляют свои яркие крылья в его животе.
Чонгук целует неумело, словно в первый раз. Несмело тычется в губы альфы, забывая дышать. Тэхён улыбается в поцелуй, из-за чего омега отстраняется и смотрит на него почти обиженно.
— Всё ещё кажется, что не так понял?
— Да, объясни ещё чуть-чуть, — просит он, кладя одну руку на поясницу Чонгука, а вторую на щёку, и вновь целует.
Немного осмелев, Чонгук прижимается к нему, практически ложась сверху, и поцелуй выходит совсем не таким, как предыдущий. Ладонь Тэхёна переходит на его затылок, не давая отстраниться, когда Чонгук чувствует чужой язык. Всё это для него настолько умопомрачительно, что кажется, будто он вот-вот начнёт задыхаться от этих чувств. Так невероятно сложно поверить, что Тэхён целует его прямо сейчас. Не целомудренно в лоб, не ласково в щёку, а по-настоящему, как альфа может целовать омегу. Чонгуку хочется кричать и плакать от осознания этого факта.
— Ещё кое-что, — Тэхён отрывается от его губ, напоследок по-детски чмокнув их в самый уголок.
— Что? — выдыхает Чонгук, всё ещё забывающий дышать.
— Мы вместе?
Чонгук растягивает губы в счастливой улыбке и укладывается головой на его грудь, обнимая поперёк живота.
— Я очень этого хочу.
***
Вторую операцию на ноге Минки проводят на пятой неделе нахождения в госпитале. Врачи говорят, что она прошла идеально и маленький омега настоящий молодец — так хорошо идёт на поправку. Чимина эти слова хоть и заставляют улыбнуться, но тревога всё равно не меньше. Впереди ещё столько всего. Ребёнку только сняли гипс с руки, что его, конечно, неимоверно обрадовало, ведь теперь удобнее будет играть. Остаётся только с ногой разобраться.
Эван всё ещё в городе, и это очень облегчает Чимину жизнь. В течение дня он, как и прежде, в любую свободную минуту отправляется в палату к сыну, зато вечером может со спокойной душой оставить Минки на отца. Чего у Эвана точно не отнять, так это того, что ребёнку с ним весело. Чимин всегда мысленно смеётся, что это потому, что у них развитие на одном уровне.
Вот и сегодня, ожидая, пока сын очнётся после операции, он оставляет Эвана одного с ним в палате и идёт к автомату с напитками, чтобы купить чего-нибудь попить. Изучив кнопки на панели, он выбирает холодный ягодный чай. Кинув несколько монет в отверстие и нажав нужную кнопку, он дожидается свой напиток.
— Привет. Ну, как там Минки?
Чимин оборачивается и обнаруживает подошедшего Хосока.
— Привет, — уголком губ улыбается он в ответ. — Всё хорошо. Ещё спит после операции.
Забрав свой чай из автомата, Чимин идёт вместе с альфой к креслам, стоящим вдоль стены. Они с Хосоком давно не разговаривали. Да наверное и не о чем было. Прошедшая после расставания пара месяцев, безусловно, притупила и обиду, и многие другие чувства, поэтому сейчас Чимину видеть его гораздо проще, как и говорить с ним. Он знает, что Хосок иногда заглядывает к Минки, чтобы немного подбодрить, оставляет какие-нибудь игрушки или сладости, но с Чимином почти не пересекается. В какой-то степени он этому даже рад. Им необходимо было это время порознь, чтобы отойти от расставания, ведь что ни говори, а им было хорошо вместе, пусть дальше и не по пути. У них просто разные дороги, но это ничуть не умаляет того, что друг для друга они останутся приятными воспоминаниями. Чимин в это верит.
— Надо будет зайти к нему попозже, попрощаться.
— Попрощаться? — не совсем понимает Чимин.
— У меня осталось две смены в госпитале. Я уезжаю.
— Куда? — омега хмурится. Он не припомнит, чтобы Хосок куда-то собирался.
— Обратно. Предложили хорошее место. Хочу попробовать вернуться.
— Оу, — только лишь выдавливает Чимин. — Неожиданно. Твои родители, должно быть, рады, что ты возвращаешься.
— Я им ещё не сообщил, но, наверное, да. Обрадуются.
Повисает пауза, во время которой Чимин, отхлёбывающий свой чай, чувствует на себе печальный взгляд альфы.
— Не хочешь махнуть со мной?
Чимин грустно улыбается. Даже если бы хотел… Хосок теперь в прошлом, а Минки всё ещё на первом месте для него, и скоро ему идти в школу.
— Нет, но спасибо за предложение, — он улыбается альфе искренне, и Хосок отвечает ему тем же.
— Знал, что ты откажешься, но не мог не спросить.
Однажды, когда зашла речь о Хосоке, Сокджин спросил у погрустневшего Чимина, жалеет ли он о расставании. Сейчас, спустя время, он уже точно может сказать, что не жалеет. Это было прекрасное время, и, возможно, этот опыт действительно был нужен ему. Ведь ещё полгода назад он был уверен, что ему нужно это веселье, адреналин и бесконечная карусель эмоций — совсем как в его безбашенной юности. Но именно благодаря этим отношениям он понял, что ему нужно не это, а стабильность, семейный уют и надёжное плечо, рядом с которым он мог бы хоть немного выдохнуть и не взваливать на себя всё, что только можно взвалить. Когда-то он думал, что он не ищет для Минки замену отца. Но сейчас он думает по-другому. Он хочет, чтобы его альфа был не только партнёром ему, но и крепкой рукой для его сына, которая будет вести его так же, как и Чимин, только с другой стороны. Ведь Эван, родной отец Минки, совершенно не справляется с этой ролью. Да и не стремится к этому.
Из палаты сына в этот момент как раз выглядывает альфа, привлекая их внимание. Он находит Чимина взглядом и головой кивает в сторону палаты:
— Минки проснулся, — сообщает он.
— Иду, — Чимин кивает Эвану, и тот снова скрывается за дверью.
— Это отец Минки? — закономерно интересуется Хосок.
— Да, в кои-то веки проводит время с сыном, — криво усмехается омега.
Чимин поднимается с кресла, и Хосок встаёт следом за ним:
— Не уверен, что мы ещё увидимся.
Чимин понимает: Хосок хочет попрощаться. Он кивает и подходит ближе, чтобы альфу обнять. И ему становится грустно. Грустно от понимания, что теперь это действительно конец, перевёрнутая страница его жизни. Он вздыхает, умостив подбородок на плече альфы.
— Будь счастлив, Хосок. Пусть у тебя всё получится там. Ты заслуживаешь самого лучшего. Надеюсь, ты встретишь омегу, который сделает тебя счастливым.
— Вряд ли это случится, пока я продолжаю любить тебя.
От этих слов больно. Чимин поднимается на носочки и касается губами его щеки.
— Прости меня.
Он разрывает объятья, сжав напоследок ладонь альфы в своей, и уходит, оставляя Хосока одного посреди коридора. Вот и всё.
***
Двадцатая неделя беременности встречает Сокджина первым шевелением сына в животе. Он не сразу понимает, что это именно оно, но когда до него доходит, то от переизбытка чувств он не может перестать наглаживать животик целый день, ощущая себя самым счастливым на свете. Его мечта стать папой становится вдруг такой осязаемой и близкой, как никогда раньше.
На волне эмоций и бесконечной любви к маленькому существу, барахтающемуся внутри него, он снова возвращается к просмотру каталогов с детской мебелью, только на этот раз всё не заканчивается лишь скидыванием понравившегося в корзину. Теперь, когда его малыш стал более, чем реален, а его появление теперь не кажется чем-то далёким, Сокджин оплачивает заказ и ждёт доставку. Он не верит ни в какие глупые приметы, поэтому хочет, чтобы к рождению сына было готово абсолютно всё.
Выбранные им кроватку, матрас и комод с пеленальным столиком сверху привозят на следующий же день. Он даже почти обрадовался, что в его квартире так быстро появится детская мебель, но его тут же разочаровали: ближайшую сборку можно оформить лишь на конец следующей недели, поэтому всё, что он заказал, будет стоять в упаковках в разобранном виде, занимая кучу места.
Тогда он решает вызвонить Тэхёна и попросить его помочь со сборкой, зная, что брат не откажет, а к мебели прилагается инструкция, поэтому он должен с лёгкостью разобраться с этим. Тэхён людей иногда по кусочкам собирает — уж с детской кроваткой точно справится. Они договариваются на завтра, и Сокджин с предвкушением ждёт, заранее прикидывая, куда и что лучше поставить.
Звонок в дверь звучит, когда он едва успевает проснуться. По выходным он стал спать долго, отсыпаясь за все рабочие дни и те ночи, когда мучается бессонницей. На часах почти одиннадцать, и он, одёрнув пижаму, плетётся ко входной двери, зевая на ходу.
Открыв, он изумлённо замирает: на пороге стоит вовсе не Тэхён, а Намджун с ящиком инструментов в руке.
— А ты чего тут? — забыв даже поздороваться, спрашивает омега.
— Тэхён сказал, что тебе нужно мебель собрать, — Намджун приподнимает повыше ящик, демонстрируя Джину.
— А сам Тэхён где?
— У него свидание. С Чонгуком.
Сокджин ещё больше удивляется. Он этих двоих не видел буквально сутки, а у них уже свидание!
— И… что, прям с самого утра? Тэхён вчера ни слова об этом не говорил.
— Сказал, будет занят весь день. Я не выспрашивал подробностей.
Сокджин вздыхает и распахивает дверь пошире, позволяя альфе войти. Нет, он безусловно рад за Тэхёна, если у них с Чонгуком действительно свидание. Да это же просто событие года, похлеще, чем его беременность! Но в то же время это подстава. Сокджин, снова повздыхав и почесав растрёпанную после сна голову, закрывает за Намджуном дверь.
— Я только проснулся, — говорит он и подтягивает шёлковые пижамные шорты, сползшие с живота.
— Я заметил, — улыбнулся Намджун.
Решив, что альфа сам разберётся, что к чему, ведь в его квартире уже не впервые, Сокджин уходит в ванную. Душ принимает медленно, никуда не спеша, наслаждается тёплой водой, размышляет о том, как мило впишется мебель в интерьер его квартиры.
Завернувшись в махровое полотенце, он вспоминает, что не взял с собой в ванную вещи, чтобы переодеться. Он живёт один, и такой проблемы обычно не возникает: так и выходит голышом или в полотенце и идёт к шкафу выбрать, что ему надеть. Сейчас, когда в квартире Намджун, выходить в таком виде ему совсем не хочется. Он его, конечно, и не в таком видел за то количество раз, что они оказывались в одной постели, но тогда Джин не был беременным. Теперь это смущает.
В итоге он решает, что не случится ничего страшного, если он весь день проходит в пижаме: у него выходной, и он у себя дома, так почему нет?
Выйдя, наконец, из ванной, он обнаруживает Намджуна за сборкой кроватки. Каркас уже почти готов, и место альфа выбрал как раз то, что Джин и хотел: рядом с его кроватью. Не придётся далеко ходить ночью, когда малыш будет просыпаться.
— Ты бортики ещё не покупал? — Намджун снимает с матраса заводскую упаковку и кладёт его в кроватку.
— Нет, — Джин качает головой. — Слышал, что это не очень безопасно. Когда ребёнок начинает переворачиваться, то может во сне уткнуться в бортик лицом и задохнуться.
— Тогда и правда лучше не надо.
Сокджин, немного полюбовавшись кроваткой, пока Намджун сверял собранную конструкцию с изображением в инструкции, идёт к холодильнику, чтобы приготовить что-нибудь на завтрак.
— Ты уже завтракал? — интересуется он у Намджуна, чтобы решить, готовить только на себя или на двоих.
— Скоро обед, — усмехается альфа, принимаясь снимать коробку с разобранного комода.
— Как хочешь, — фыркает Джин.
Приготовив еду, он усаживается за стол так, чтобы наблюдать за сбором мебели. Намджун ничего против не говорит, поэтому он без зазрения совести следит за процессом, прихлёбывая травяным чаем и жуя омлет.
Сбор комода с пеленальным столиком идёт куда медленнее. Сокджин успел поесть, помыть посуду, полистать за ноутбуком очередной каталог, на этот раз выбирая коляску и зимние комбинезоны. Ему рожать в декабре, поэтому просто необходима хорошая коляска с нескользящими колёсами и чтобы манёвренная, а также очень тёплые комбинезоны, чтобы его малютке было не холодно гулять.
Устав сидеть за столом в одном положении, он потягивается, разминая спину и плечи, из-за чего пижамная рубашка задирается, оголяя полоску круглого живота внизу. Внутри опять ощущается шевеление, и Джин с непривычки ойкает, положив на живот ладонь.
Намджун, в ту же секунду оторвавшись от сборки и выпрямившись, нахмуренно смотрит на него:
— Что такое? Тебе плохо?
— Нет, — Сокджин с его обеспокоенного лица даже тихий смешок издаёт. — Он шевелиться просто начал. Я ещё не привык.
Намджун, слегка приоткрыв рот, переводит взгляд на его живот, но тот почти полностью скрыт столом, и альфа вряд ли может его видеть.
— Можно потрогать? — неловко спрашивает он.
— Ну… потрогай, — Сокджин сомневается, что это хорошая идея, но и причин отказать не находит. Эти моменты, если честно, такие странные для него. И приближаться не хочет, и оттолкнуть не может. — Только ты вряд ли что-то почувствуешь, наверное. Оно там, внутри.
Намджун всё равно подходит. Сначала смотрит, разглядывает его. Он впервые видит живот так близко, не скрытый свободной одеждой и белым халатом. Сейчас его прикрывает только светлая шёлковая ткань пижамы, и отчётливо видно, как сильно он подрос за последние недели.
Ладонь Намджуна ложится сверху. Джин чувствует её тепло. Альфа спускает руку ниже, проходясь вдоль животика поглаживающим движением. Ничего под ней не ощущая, что ожидаемо, он просто гладит его с разных сторон. Сокджин чувствует себя странно: его ещё никто не гладил по животу с таким любопытством, будто изучая. Папа обычно касается его живота быстро, мимолётно, когда здоровается и прощается с малышом. Так же и Чимин. Тэхён и отец стесняются просить потрогать живот. А Намджун делает это с таким интересом, что Сокджин сам неотрывно следит за его действиями.
— Вот здесь сейчас, — он кладёт свою ладонь поверх намджуновой и ведёт в бок, где почувствовал шевеление сына. — Мне кажется, здесь его жопка.
— На что это похоже? — он гладит в том месте, где показал Джин, и малыш шевелится снова.
— Ну, на порхание бабочек, или как там это обычно описывают, точно не похоже, — усмехается Джин. — Это, знаешь, как нервный тик в животе. Вот на что похоже.
— Ты невозможный, — смеётся Намджун.
Он стоит так ещё некоторое время, рассматривая живот и гладя его ладонью. Сокджин уже заметил, что чем больше его гладить, тем чаще малыш двигается. Это так необычно ощущается, что он даже не думает останавливать альфу. Намджун, однако, прекращает сам, возвращаясь к сборке комода. Сокджин замечает смущённый румянец на его щеках. Удивительно! Когда он последний раз видел этого альфу смущённым? Наверное тогда, когда тому было восемнадцать! Это Джина даже забавляет.
Намджун заканчивает работу как раз к обеденному времени. Новенькая мебель для малыша выглядит изумительно, и Джин расплывается в довольной улыбке, принимаясь выдвигать каждый ящик. И, конечно же, не может не быть благодарным Намджуну за помощь и трижды говорит ему спасибо. Альфа в ответ только сдержанно и совсем не весело улыбается и начинает убирать инструменты в свой чемоданчик. Сокджин, видя это поникшее настроение, останавливает его почти у порога:
— Хочешь остаться на обед?
