***
Чонгук с Тэхёном заходят в домик, с ног до головы покрытые красками «Холи». На фестивале было ужасно весело, но теперь они выглядят буквально как два радужных поросёнка. Краска покрывает их, начиная от макушек и заканчивая обувью. И если на Чонгуке предусмотрительно надеты старые тряпичные кеды, то на Тэхёне практически новые мокасины. — Пожалуйста, только ни к чему не прикасайся! — просит омега, аккуратно оборачивая вокруг ручки чистую салфетку и толкая дверь. — Мне кажется, что это бесполезно. Мы всё равно всё уделаем, — посмеивается Тэхён, замерев на пороге и стараясь не шевелиться, пока Чонгук такими же движениями с помощью салфетки закрывает дверь и поворачивает ключ. Снять домик в провинции, где проходил фестиваль, было идеей Тэхёна. Он поразмыслил, что, испачкавшись в краске, сесть в машину и вернуться в Сеул они не смогут, поэтому куда рациональнее снять какой-нибудь уютный дом неподалёку от места проведения фестиваля, чтобы без проблем потом вернуться в него пешком, отмыться и отдохнуть. Это они и сделали. Выбранный ими домик был совсем небольшой: две спальни, одна ванная комната, кухня и маленькая веранда на задний двор. Но в целом тесно не было. Чонгуку кажется, что здесь довольно уютно. Для совместного уикенда в самый раз. — Так, — командует Чонгук, стаскивая с себя обувь. — Я сейчас пойду в ванную, открою там дверь. А ты, ничего не касаясь, снимай обувь и иди за мной. Встанем сразу под душ, прямо в одежде. Снимать её вне ванной будет опасно. — Ты переживаешь за чужие интерьеры или пытаешься меня соблазнить на совместный душ? — криво улыбается альфа. — Я пытаюсь сэкономить твои деньги, потому что в худшем случае тебе придётся платить штраф за краску по всему дому! Чонгук идёт в сторону ванной босыми ногами — единственная его чистая часть тела, потому что была в плотной обуви. Тэхён, довольно посмеиваясь, идёт следом. Омега оставляет дверь в ванной открытой и сразу встаёт под душ. — Ты идёшь? — интересуется он у вставшего на входе альфы. Тэхён пересекает в несколько шагов ванную и встаёт напротив Чонгука. — Теперь можно раздеваться? — Да, — кивает омега, включая воду и делая её тёплой. Струи льются прямо на них, и цветная краска стекает с волос на лица и одежду, смешиваясь и скрываясь в водостоке. Тэхён вместо того, чтобы раздеваться, становится на шаг ближе к Чонгуку и принимается раздевать его. Всё это — их близкие, интимные отношения — происходит уже несколько недель, а Чонгук всё ещё замирает, когда Тэхён раздевает его. Он делал это уже с десяток раз, снимая с него одежду в ванной, на кухне, в душевой госпиталя, но каждый раз Чонгуку кажется, будто это впервые. Ужасно волнительно. Оставив его совсем голым, Тэхён принимается снимать свою одежду, кидая им под ноги — всё равно потом это только выбросить можно. Краски не отстираются. Чонгук пробегается по телу альфы взглядом — краска испачкала кожу даже через одежду, потом переводит взгляд на себя — такой же разноцветный. — Краска забилась под камушек, — хмурится он, поддевая пальцами кольцо, висящее на цепочке на его шее. Он подставляет украшение под струи воды, пытаясь его промыть, но краска не спешит смываться. — Оно, наверное, выбилось из-под футболки, пока мы там прыгали. Иначе бы краска туда не попала. — Дай я посмотрю. Тэхён берёт его в руку, сначала разглядывает, потом точно так же пытается ополоснуть. Чонгук наблюдает за его действиями и отмечает, что вроде бы оно отмывается. Значит, не придётся снова сдавать мастеру, чтобы на этот раз чистить. — Мингю и Югём говорят, что это помолвочное кольцо, — негромко произносит Чонгук, смотря на зажатое между пальцев альфы украшение. Тэхён молчит несколько мгновений, потом поднимает на него взгляд. — Так и есть. — Почему ты подарил мне его? Он выпускает кольцо из рук, и то опускается обратно на грудь Чонгука, искрясь от капель воды и искусственного света. Они оба смотрят на него недолго, а потом переводят взгляды друг на друга. — Хангёль тогда собирался сделать предложение своему омеге, и мы ходили с ним в ювелирный. Мне приглянулось это кольцо. Я в то время много думал о тебе, обо всей нашей ситуации. Тогда мне казалось, что всё идёт к концу и мне не на что больше надеяться. Знаешь, иногда ты просто опускаешь руки, когда у тебя долго что-либо не ладится. Вот что-то подобное я чувствовал. И я вернулся за этим кольцом. Захотел, чтобы оно просто у тебя было. Как знак того, что я люблю тебя и твоё место никто не сможет занять, что бы нас ни ждало впереди. Потом я понял, что просто камнем его на тебя повесил, не спросив, нужно ли оно тебе. Ну, уже ничего не вернёшь. Я даже не уверен, что угадал с размером. У Чонгука колет в носу этих слов. Хорошо, что они стоят под водой. Глаза увлажняются от мысли, сколько боли он принёс Тэхёну за эти годы. Сколько времени потратил зря. Ему так бесконечно жаль, что собственноручно растаптывал чужое сердце. Он бы всё отдал, лишь бы вернуть назад время, которое они потеряли. Они могли стать счастливыми уже давно, если бы он не был таким глупым, слепым и трусливым. Он заводит руки за шею и нащупывает замочек на цепочке. Расстегнув, снимает её с шеи и берёт руку Тэхёна в свою. Кольцо, скатившись по цепочке вниз, падает на раскрытую ладонь альфы. Он хмурится, совсем не понимая, что Чонгук делает, и омега спешит тихо сказать: — Ты можешь надеть. Он протягивает свою ладонь, и Тэхён смотрит на неё, будто не веря. Его губы приоткрываются, на лбу залегает морщинка. Он смотрит то на омегу, то на его руку и не смеет даже пошевелиться. Чонгук сам не понимает, что творит, но именно в эту секунду он чувствует себя так правильно, как никогда в жизни. Словно он впервые ступил на нужную дорогу, выбрал верный путь. И от этого внутри становится так хорошо, хоть и волнительно до ужаса. Проходит по меньшей мере минута, прежде чем Тэхён переводит дыхание, нервно облизывает губы и берёт Чонгука за ладошку. Кольцо скользит по безымянному пальцу и садится как влитое. У Тэхёна даже ладони дрожат. Они оба как заворожённые смотрят на руку с надетым на палец помолвочным кольцом. Чонгук взгляда оторвать не может от колечка, будто видит его впервые и это не оно больше полугода висело на его шее, напоминая о Тэхёне. Оно выглядит так прекрасно. Кажется, будто он вот-вот расплачется от того, какие океаны сейчас бушуют у него внутри. — Ты серьёзно? — шепчет Тэхён, соприкоснувшись с ним лбом. Чонгук кивает. Слов он вымолвить не может — боится, что разревётся. Тэхён, сгребая его в охапку, прижимает к себе. Чонгук прилипает щекой к его голой груди и вздыхает. — Выйдешь за меня замуж? — будто не веря, уточняет он ещё раз. — Да, — выдавливает Чонгук и понимает, что плачет. Боже, наверное, они оба ненормальные.***
Сокджин раскладывает по своему обеденному столу папки с документами и ноутбук. Намджун должен приехать с минуты на минуту. Для омеги огромное облегчение, что альфа всё-таки согласился взять заведование на себя на то время, что сам Джин будет в декрете. Поразмыслив над словами брата, он пришел к выводу, что рациональное зерно в них есть. Да и Намджун — неплохой вариант. Он уже как-то размышлял о том, что в альфе есть подходящие для управления качества. А ещё он поймёт, наконец, Сокджина и узнает, что заведовать не так уж просто! При мысли об этом в омеге просыпается немного злорадства. Ему предстоит многое Намджуну рассказать и объяснить, как всё это работает, что и как нужно делать. На работе заниматься этим времени нет совсем — у Джина пятидневка, с которой его как младшеклассника забирают родители и отвозят домой, а у альфы дежурства. Поэтому Джин предложил заезжать к нему, когда будет время, и в спокойной обстановке, никуда не торопясь, он сможет ему всё показать. Он, конечно, мог этого и не делать, а оставить Намджуна разбираться со всем самому, но он хочет вернуться из декрета в порядок, а не в катастрофический бедлам. Ему выгодно самому научить альфу делать так, как нужно в первую очередь ему. Всё утро, проведённое дома, он пытался понять, что ему не нравится в детском уголке его квартиры, и прикидывал, что и куда нужно переставить. На планировании его рвение не закончилось, и он начал двигать комод, собранный до этого Намджуном. Сначала он сдвинул его ближе к окну, потом решил, что ему будет слепить глаза солнце, когда он будет менять подгузники сыну, и передвинул комод вообще в другую сторону, к своему шкафу. На это потребовалось больше усилий, и комод остался стоять посреди квартриры, совсем немного не дотянув до своего нового места, — Джин устал. Решив, что попросит Намджуна помочь с перестановкой, он тратит время на подготовку бумаг для альфы. Им сегодня много чего нужно обсудить. Намджун приезжает после обеда. Джин как раз закончил писать в блокноте пункты, чтобы ничего не забыть рассказать ему. А то он себя знает — стал таким рассеянным, что лучше лишний раз записать. — Как дела? — спрашивает альфа, проходя в квартиру. — Да нормально, — Сокджин ведёт плечом, усаживаясь за стол перед ноутбуком и ожидая, когда Намджун займёт место рядом. — А самочувствие? — Да всё хорошо, — почти отмахивается он от вопросов, пока альфа садится слева и внимательно на него смотрит. — А комод чего стоит посреди комнаты? — взгляд Намджуна падает на мебель. — Хотел передвинуть его. Я вообще всё хотел передвинуть, но в первую очередь комод. Поставил его к окну — там не очень удобно оказалось. Теперь хочу поставить его рядом со шкафом. Поможешь? У Намджуна при взгляде на него изгибаются брови. Сокджин хмурится, не понимая его реакцию. Он вроде ничего особенного не попросил. Всего лишь помочь с передвижением мебели. Это куда проще, чем, например, её собрать. — То есть, ты сам это всё двигал? — Ну да. Что в этом такого? — всё ещё не понимает Джин. — Может то, что ты немного беременный? — Намджун звучит раздражённо, чем вызывает ещё больше непонимания омеги. — Можно попросить об этом кого угодно — меня, Тэхёна, родителей, а не изображать из себя самостоятельность. Немного не то время сейчас, чтобы быть независимым, не находишь? — Боже, да она же пустая и лёгкая. Я просто толкал её бедром. Смотри лучше сюда, — он раскрывает перед альфой первую папку, но Намджун продолжает смотреть на него, а не в документы, которые ему предлагают. — Ты давление измерял? — продолжает он. Ах, вот откуда ноги растут у этого допроса. Ну, теперь Джину хотя бы ясно, с чего его вдруг решили пытать — Намджун узнал о его проблемах с давлением. — Измерял, Намджун. У меня всё прекрасно. Я нормально себя чувствую. — Почему ты отказался ложиться в стационар? — Потому что всё нормально! Намджун, видимо не собираясь оставлять это в стороне, впивается в него взглядом. На документы, которые Джин пытается ему показывать, он и не смотрит. Джин даже не знает, что его раздражает больше: озабоченность Намджуна тем, что его не касается, или безразличие к тому, что сейчас его касается напрямую. — Юнги сказал, что на прошлой неделе у тебя давление поднялось до ста восьмидесяти. Ты считаешь, что так выглядит «всё нормально»? Ты обязан был согласиться на госпитализацию, а не скрывать это ото всех, — отчитывает его альфа, и на его лице играют желваки. — Ничего я не обязан. Это было единожды. Юнги мне помог, больше давление не повышалось. Я пью таблетки. Это было эпизодически, на фоне стресса! Намджун тяжело вздыхает, продолжает сверлить его совсем недобрым, тяжёлым взглядом. Джин же борется с огромным желанием отправить его домой, раз он не собирается разбираться с тем, за чем сюда приехал. — Мне кажется, ты забыл, чем это может тебе грозить. Ты серьёзно не понимаешь, что творишь? До эклампсии хочешь довести? — Не лезь не в своё дело, Намджун. У меня идеальное давление, я измеряю его каждый день. Хватит доставать меня с этим. Ты пришёл работать или учить меня жизни? Я тоже врач и весьма неплохой, и я способен контролировать своё состояние и следить за своим здоровьем! Повисает молчание. Джин, выждав немного времени и убедившись, что никто из них больше не продолжает этот спор, включает рабочую программу на ноутбуке и начинает сдержанно объяснять, что к чему. Намджун, хмурый и злой, вроде и слушает его, но то дело переводит взгляд то на стоящий посреди квартиры комод, то на него и его живот. Сокджин уж не знает, насколько альфа внимает его словам, но продолжает говорить и показывать. Остальное — не его проблема. — Я считаю, что ты должен согласиться на госпитализию. И покажи мне свои анализы, — после долгого молчания говорит альфа. — Ты опять начинаешь? Я не буду ничего тебе показывать. Ты что, мой лечащий врач? Нет. Вот и не лезь. И ложиться я никуда не собираюсь — в этом нет необходимости. И смотри уже в эти долбанные папки, если ты пришёл работать, а не обсуждать мою беременность. Либо можешь уходить. Я скажу администрации, что ты не собираешься заведовать отделением. — Знаешь что, Джин? — захлопывает он папку, ударяя по ней ладонью. — Я не собираюсь тебе больше подыгрывать. Я терпел этот грёбаный цирк с твоей независимостью и самостоятельностью, но ты начал переходить все границы. Я больше не буду спускать тебе с рук эти капризы, если это угрожает твоему здоровью и здоровью моего сына. — Ты охренел? — распахивает глаза Сокджин. — Твоего сына? Это только мой ребёнок! А ты сейчас лезешь туда, куда не просят! Ты не слишком много на себя берёшь? Ты не имеешь права вмешиваться и указывать мне! — Я, как раз-таки, имею полное право. А если ты не хотел, чтобы я участвовал в твоей жизни, то не нужно было спать со мной. Поздновато ты задумался о последствиях. И, прежде чем творить что-то подобное, в следующий раз подумай о чувствах людей, которых ты в это втягиваешь. Вопрос исчерпан? — Не исчерпан! — взрывается Джин. — Запомни раз и навсегда: ни моё здоровье, ни мой ребёнок… — Да хватит уже, — обрывает его Намджун, тянет на себя и затыкает поцелуем. Сокджин, опешив, пытается прекратить поцелуй, мыча и вырываясь из рук. Его всё ещё с психу колотит, и он бьёт Намджуна по плечам, но тот не отстраняется. Он перехватывает его запястья и продолжает целовать, насколько получается. Джин вырывается недолго. Быстро устав и осознав, что это бессмысленно, он обмякает в руках альфы. Сначала не отвечает, всё ещё поражённый такой нахальной наглостью, а потом поддаётся. Как только сопротивление ослабевает, Намджун отстраняется. Они смотрят друг другу в глаза, и ничего не происходит. Намджун молчит, Сокджин тоже. Он так сильно устал от всего этого дерьма, в которое сам себя впутал, что понимает, что нет больше сил продолжать. Ему не хочется ни спорить, ни отталкивать. Он устал, но вместе с тем в такой растерянности от происходящего, что даже не понимает, как должен реагировать. Это то, над чем нужно хорошенько подумать, но времени на это ему не дают. Снова подавшись вперёд, Намджун опять его целует. Менее напористо, чем до этого, но Джин не отстраняется. Он несмело кладёт руки на его плечи и позволяет себя целовать. Обязательно пожалеет об этом позже, разбираясь с последствиями, но сейчас не находит в себе никаких сил сопротивляться и отвечает Намджуну. Так, не успев толком понять каким образом, он снова оказывается с ним в постели. Его медленно раздевают, целуя все открывающиеся части тела, и он тихо стонет, получая ласку, которую не ощущал так давно. Намджун осторожен и нежен с ним. Это совсем не похоже на те несколько раз, что были между ними. Альфа не пытается его вертеть, как ему вздумается. Он бережно укладывает его на бок и устраивается сзади, входя так же не спеша. Он заботится о его самочувствии и удобстве, обращаясь с ним так, будто он из хрусталя. Его руки блуждают по телу омеги, особенно часто останавливаясь на животе, и любовно его оглаживают, пока он плавными толчками двигается внутри. Губы целуют шею и плечо. Сокджин кончает, даже не прикоснувшись к себе. Он сжимает Намджуна внутри и сжимает его ладонь, лежащую на животе, пока протяжно стонет, запрокинув голову назад. Альфа держится ненамного дольше и кончает практически следом, после чего ладонью поворачивает к себе лицо Джина и долго целует с каким-то упоением, продолжая гладить живот. — Ты в порядке? — спрашивает он спустя минуты. Джин лежит, подложив ладонь под щёку, и смотрит в противоположную сторону. Ему совсем не хочется смотреть на Намджуна, который всё ещё позади него и чья рука продолжает находиться на круглом животе. — Да, — с трудом выдавливает Сокджин, поняв, что молчание затянулось. Они лежат уже достаточно долго. Наверное, за окном темнеть скоро начнёт, а они всё ещё в постели, и это до такой степени странно, что Джин понятия не имеет, что с этим делать. Это всё виснет на нём тяжёлой ношей. — Я его чувствую, — Намджун начинает гладить в том месте, где ощущается шевеление малыша. Джин вздыхает. Он тоже чувствует. И руки альфы на своём теле, и его поцелуи на своей коже, и движения ребёнка под чужой ладонью. — Ты теперь вообще не уйдёшь? — спрашивает омега. — А ты уже прогоняешь? У нас ещё куча невыполненной работы. И комод. Джин, конечно, имел в виду совсем не это, но встаёт с постели, чтобы привести себя немного в порядок. У них действительно ещё много дел.***
Хорошо это или плохо, но за прошедшие с поцелуя пару недель Чимин так и не поговорил об этом с Юнги. С одной стороны, это давит. Витает недосказанность. А с другой — он испытывает неимоверное облегчение, скрываясь от этих выяснений. Не то чтобы он делал это специально, но и лишних встреч не искал. На нескольких последних занятиях Минки требовалось его присутствие, поэтому Чимин с Юнги совсем не находились наедине. С ними всегда либо Минки, либо Минки и Союн. Так и продолжалось до сегодняшнего дня. Чимин отводит сына в центр и передаёт медбрату, которого они уже отлично знают и с которым сам Минки неплохо ладит. Он за сына спокоен. Не приходится переживать, что ребёнок чувствует себя брошенным или скучает по нему всё это время. Возвращаться в машину к Юнги немного страшно. Что-то ему подсказывает, что сегодня альфа не спустит всё на тормоза. Будет разговор. Он это понимает по всем тем долгим взглядам, что Юнги на него бросает. Откладывать бессмысленно, поэтому, набравшись мужества, Чимин выдыхает и идёт к машине. — Сдал? — приподнимает Юнги уголок губ. — Ага. Он уже почти вприпрыжку побежал. Хромая, конечно, но всё-таки, — и Чимин благодарно улыбается, ведь что ни говори, а во многом это заслуга Юнги. — Большая часть пути пройдена, и у Минки хорошие результаты. К концу реабилитации, думаю, он окончательно восстановится. Чимин счастливо кивает. — Куда хочешь отправиться? У нас несколько абсолютно свободных часов. — Не знаю, мне всё равно. Ты, наверное, хочешь к родителям заехать? — Не сегодня, — качает головой альфа. — Мы можем поехать к ним в пятницу вместе с Минки с Союном. Поиграют с щенками, они уже хорошо подросли. Идея замечательная, и омега соглашается. Он действительно не против ещё раз побывать в доме у его родителей. У него остались только самые тёплые впечатления от их прошлого визита. Он тогда долго размышлял об этой разнице в отношении к нему родителей Хосока и родителей Юнги и удивлялся этому контрасту. Юнги на все сто процентов их сын — такой же обходительный, приятный и добрый. И лишённый дурацких предрассудков. Они останавливаются на улочке, полной различных вывесок с кафе и магазинами. Альфа ведёт его на открытую летнюю террасу, где им предлагают свободный столик на двоих и меню. Чимин не успел особо проголодаться. По пути до Тэгу они останавливались на заправке: Юнги заправлял машину бензином, а они с Минки в это время пили прохладный фруктовый чай. Здесь он заказывает кофе и пирожное и, пока альфа общается с официантом, разглядывает симпатичную улицу, незаметно нервно пристукивая ногой под столом. Он много размышлял о том, на что будет похож этот разговор и о чём вообще пойдёт речь, и пытался прикинуть свои ответы. Ни к чему, конечно же, не пришёл. Он ведь даже не знает, что об этом думает сам Юнги. Но судя по тому, что это был уже не первый их поцелуй по инициативе альфы, речь пойдёт, скорее всего, в сторону их отношений. Чимин сомневается, что Юнги даст заднюю. Стоит парню только отойти, записав их заказ и забрав с собой одно меню, Чимину приходится повернуться к Юнги и встретиться с ним взглядом. И по нему он сразу понимает, что сейчас они поднимут ту самую тему. — Мы можем поговорить о нас? — спрашивает Юнги. Чимину становится стыдно: альфа настолько заботится о его чувствах, что не просто говорит всё, что вздумается, а сначала интересуется, готов ли Чимин поговорить. Юнги настолько чудесен, что он не уверен, подходит ли он кому-то настолько хорошему. — Да, — всё-таки соглашается он. Юнги кивает, на секунду опуская взгляд. — Мы уже давно друг друга знаем, — начинает он. — Не вижу смысла юлить. Ты мне нравишься, Чимин. Довольно долгое время. Теперь настаёт очередь омеги смущенно прятать глаза. — И мне бы хотелось, чтобы ты был моим омегой. Если ты, конечно, захочешь попробовать. Чимин волнительно сжимает губы. — Я не знаю, Юнги… — Не знаешь, потому что я тебе не нравлюсь или по какой-то другой причине? — Нравишься, — выпаливает он. Ему бы очень не хотелось, чтобы альфа думал, что дело в нём, ведь он практически идеальный. Это Чимин дурной. — Ты мне нравишься, но я не знаю, могу ли я… вернее… Боже, я не знаю, как объяснить тебе. Он сокрушенно вздыхает, прикрывая на мгновение глаза. Рука Юнги накрывает его ладонь сверху и успокаивающе сжимает. — Скажи честно, что ты думаешь об этом. Уверен, я смогу понять. — После расставания с Хосоком я зарёкся заводить отношения на работе. Ты нравишься мне, и я много думал об этом после… после поцелуя. И я просто боюсь начинать отношения. Мне страшно. В этот раз, если что-то пойдёт не так, я думаю, что больно будет именно мне. Мне кажется, я просто ещё не готов. Юнги какое-то время обдумывает его слова. Он не выглядит расстроенным, скорее, просто задумчивым. Но Чимин думает, что Юнги вряд ли был приятен его ответ. Им приносят их заказ, но Чимину теперь не хочется ни кофе, ни пирожное. Становится грустно, что он невольно обижает своими словами человека, который так много для него делает. Юнги тоже не ест. Он молчит, смотря то в сторону, разглядывая прохожих, то на Чимина, печально поджавшего губы. — А если я скажу, что не буду тебя торопить? — И что мы будем делать? — Чимин не совсем понимает, что он имеет в виду. — Проводить время как раньше. Может, чуть больше, чем раньше. Пока ты не поймёшь, что готов или что ты ничего этого не хочешь. Если в конце концов ты решишь, что мы подходим друг другу и ты хотел бы этих отношений, то я буду счастлив. Если нет, то мы просто оставим всё это и будем продолжать общаться как и всегда. И даже здесь Юнги заботится в первую очередь о его чувствах. Становится легче. На нём теперь всё это не лежит неподъёмной плитой. Буквально несколько фраз всё расставили на места, избавили их от глупой недосказанности и неопределённости. Может, Чимин и правда мог бы согласиться на это. Юнги ни к чему его не обязывает, но в то же время и не отступает. Он обозначил свои намерения, но ни к чему его не принуждает, не требует дать незамедлительный ответ, который он бы и не смог дать. Чимину стоит хорошо подумать об этом и решить, хочет ли он снова рискнуть. — Хорошо. Мы можем попробовать, — слегка кивает он. — Я хочу попробовать. Юнги в ответ широко ему улыбается. Чимин зеркалит его улыбку и чувствует себя куда счастливее, чем сегодня утром. Понемногу всё налаживается: и у Минки, чувствующего улучшение на фоне терапии, и в жизни Чимина, которая казалась ему катастрофой ещё недавно. И всё это благодаря одному единственному человеку, который не покидал его на протяжении всего этого времени.